***
Раздражающий звук непрерывных гудков вернул Еву к реальности. Она с неохотой вынырнула из сладкой дрёмы, смутно ощущая дискомфорт: что-то точно было не так. В подтверждение своим догадкам, она почувствовала тошноту, да и флуоресцентный больничный свет только усугубил ситуацию. Невольно глубокий вздох сорвался с губ. Простыни казались слишком горячими и неудобными. Может, ей стоит попить? — Ева? — раздался рядом низкий голос. И не нужно быть гением, чтобы узнать его обладателя. Нико играл свою привычную роль заботливого мужа, но почему-то недовольство начало покалывать затылок. Он просто делал свою работу. Ева почувствовала раздражение. «Всё не так уж и плохо, — хотелось ей сказать. — Просто дай мне ведро, куда я смогу блевать». Вместо этого, Ева сделала гораздо более разумную вещь: открыла глаза. Первое, что она увидела, — густые усы склонившегося над нею Нико. Ева снова закрыла глаза, радостно приветствуя сладкие объятия темноты. Похоже, у неё начиналась мигрень. — Я жива, — прохрипела она с тем удовольствием, которое наверняка могла испытывать только что очнувшаяся после анестезии женщина. Тут же пара сильных рук, сильно прижимая к кровати, заключила её в полуобъятие. Невыносимая боль обожгла половину тела. Ева поморщилась, проклиная мужа. Тяжесть немедленно исчезла. — Боже, прости, постоянно забываю о твоей травме. Я так рад, что ты очнулась… Игнорируя неуклюжесть Нико, Ева попыталась подняться, но тотчас обессиленно рухнула назад. Всепоглощающий страх охватил всё существо, когда она почувствовала невероятно колющую и жгучую боль в плече. Ева с опаской взглянула туда. Самые худшие подозрения подтвердились: на месте руки были лишь тёмные, пропитанные кровью бинты. Её мир разлетелся на тысячи осколков.***
— Давай же, древняя царица[1], — резкий голос нарушил гармонию строк песни «Женщина золотой пыли» группы «Fleetwood Mac». Он звучал довольно высоко, словно у подростка, не до конца прошедшего стадию пубертата. Неожиданно до Евы донёсся слабый шелест шин и резкий звук клаксона. Одно из окон опустилось, и тут же порыв ветра ворвался в машину. — Заткнись! Прежде чем вякать, научись пользоваться поворотником! — наполовину высунувшись из машины, крикнула Вилланель. Она вернулась на место и посигналила несколько раз. К счастью, ответа не последовало, и какое-то время они мирно ехали по шоссе. — «Fleetwood Mac»? — проворчала Ева. Она оторвала голову — положенную ею во время непродолжительного сна — от отвратительного бежевого сиденья грузовика, который они любезно одолжили у владельца. Ладно — угнали. Кости в её спине болезненно хрустнули. Господи, неужели она так быстро стареет? — Владелец грузовика, видимо, их большой поклонник. Готовься — впереди нас ожидает весёленькая ночка, — хихикнула Вилланель. — Знаешь, — её голос повысился, — я ищу детку погорячее... — Этим вечером,[2] — шутливо фыркая, продолжила Ева. Вилланель радостно засмеялась. Уютная тишина окутала их, и Ева умиротворённо посмотрела в окно на кажущийся бескрайним лес. Пышная зелень окружала их, как в фильме ужасов или триллере, возможно, так казалось из-за стелющегося по земле тумана. — Знаешь, это напоминает мне о «Сумерках», — беспечно заметила Вилланель. — Так же туманно и таинственно. Как и Ева, она осматривала раскинувшийся перед ними пейзаж, при этом мастерски ведя грузовик по длинной извилистой дороге. Ева заметила, что в её радужных оболочках вращались золотистые крапинки. Несомненно, увеличивая и уменьшая масштаб ландшафта, андроид анализировала и разбирала всё до малейшего атома. Интересно, сколько раз Вилланель проделывала подобный трюк и уставала ли когда-нибудь от этого процесса? Сколько ещё она сможет лицезреть одни и те же чёрные волосы и тёмные глаза, пока окончательно не возненавидит их? — Да, — согласилась Ева. — Всё из-за развилок, верно? Напоминает джунгли, конечно, если они есть в Вашингтоне. Крошечные деревушки замелькали на холмистой местности. — Сколько ещё? — тихо спросила Ева. — Пятнадцать минут форы, — пошутила Вилланель. Неловкая тишина повисла в воздухе. — Пока ты была в отключке, я внесла некоторые изменения. Ева замерла. — Себе? Я же сказала, что разберусь с этим утром! — воскликнула она. Внимательно изучая Вилланель, Ева пытаясь найти хоть малейшие метаморфозы, словно они могли проявиться физически. Сначала она посмотрела на порез в синтетической коже андроида, но там, кроме засохших капель крови, не было ничего: ни новых имплантов, ни деформаций… Что же она могла сделать? — Нет, — ответила Вилланель. — Тебе. Мир Евы рухнул.***
— Полиция сообщила, что во вторник вечером в Массачусетском технологическом институте совершено нападение из-за расовых предрассудков, пострадала женщина. В настоящее время она находится в больнице в критическом состоянии. Все задержанные в ходе следствия подозреваемые были освобождены под залог. Ева безучастно уставилась на крошечный телевизор в углу больничной палаты, позволяя монотонному голосу репортёра медленно проникнуть в сознание. Содержимое подноса, который медсестра принесла час назад, оставалось нетронутым, за исключением разорванной на мелкие клочки салфетки и опрокинутой в приступе экзистенциальной апатичности миниатюрной чашки с апельсиновым соком. — Поверить не могу, что они выпустили их под залог. Ты потеряла руку! Разве для них этого недостаточно? Мужской голос напомнил Еве о вынужденной компании. Нико сидел на пластиковом стуле рядом с её кроватью. Он многократно пытался уговорить Еву поесть, но после десяти минут продолжительного молчания его тщетные усилия превратились в острые, словно кинжалы, взгляды, то и дело сверлящие её висок. Кусок не лез в горло, но, честно говоря, ей было просто плевать на себя. Казалось, что все эти годы упорных трудов, изучения и анализа были просто перечёркнуты парой размытых лиц и меткой пулей из ржавого грузовика. Жизнь в цветах исчезла. После нескольких часов наркоза остались лишь чёрный, белый и серый оттенки. — Коррумпированность полиции и расовая дискриминация, — только и смогла произнести Ева. — И да. Моя жизнь и правда ничего не значит. Гнетущая тишина повисла в воздухе.***
— Антонио что-то тебе повредил, твоя рука плохо работала, — андроид немного помолчала. — Уверена, не вмешайся я, у тебя был бы жар или ещё что-нибудь похуже. В её словах читалась какая-то невысказанность, словно она сдерживала себя из последних сил, но казалось, что плотину вот-вот прорвёт. Миллион вопросов и обвинений вертелся на языке, останавливаемый лишь её особым отношением к своей создательнице, которое теперь, по всей видимости, дало трещину. Ключевой компонент их отношений всегда состоял в доверии. Некой её форме, которой удалось преодолеть барьеры кодирования и языка. И не только их, но и чувство превосходства быть человеком, которое Ева постоянно любила демонстрировать Вилланель. Что бы ни делала Вилланель, она никогда не станет человеком. Не полностью. В конце концов, она просто собранная Евой связка сетей. Её скелет — из титана и твёрдого пластика. Её кожа — искусственная. Каждая её мысль и произнесённое слово на самом деле принадлежали не ей, но Еве. Бесполезно отрицать истину: сперва появился создатель и лишь затем — творение. Вилланель всецело принадлежала Еве. — Как ты могла скрывать это от меня? От моих сканеров? — требовательно спросила Вилланель. — Я думала, мои оптические линзы работают со сбоями из-за вспышек. Ева потёрла глаза. Она не знала, зачем сделала это: не желая расплакаться в этом раскалённом и затхлом грузовике или мечтая окончательно проснуться. Руками она дотронулась до лица, одной — настоящей, а другой — искусственной. Рукой, о существовании которой она не упомянула при программировании Вилланель для собственного комфорта и чувства гордости. Именно той рукой, которая преодолела этот невидимый барьер между ней и андроидом и объединила в себе плоть и технологии. — Я не знаю, — призналась Ева. — Не знаю, Вилланель. Точнее, не понимаю почему… — сглотнув, она замолчала. — Эту часть себя я решила оставить в прошлом. Да и рука должна гармонично сливаться с телом, так что, — горько рассмеялась она. — К тому же я не думала, что ты так расстроишься. — Расстроюсь? — грузовик свернул с почти идеальной траектории, по которой следовал на протяжении многих миль. — Я расстроена, потому что… потому что всё это время существовала часть тебя, принципиально связывающая нас, Ева! И если ты до сих пор не поняла, знай: ты совершенно бессердечная, — Вилланель яростно выплюнула эти слова, стиснув побелевшие костяшки пальцев на руле. — Всё это время ты пыталась сохранить свою автономию без малейшего согласования с моей автономией. Я старалась для тебя, чтобы соответствовать тому шаблону, который ты создала для меня вместе с Кэролин, Константином и Антонио Бьянки, — потому что доверяла тебе. — С чего бы тебе доверять мне? — устало спросила Ева, словно была не в силах продолжать едва начавшийся разговор. На самом деле, она не была готова к такому исходу. Она никогда не смогла бы встретиться лицом к лицу с последствиями своих действий. — Разве у меня есть выбор? — с горечью ответила Вилланель, но затем продолжила более мягче: — Мы вместе смотрим фильмы, шутим и даже убиваем — пусть ты и сделала основную часть задания — и я думаю, это похоже на извращённое упражнение по формированию команды. Ты никогда не давала мне повода усомниться в тебе, — она вздохнула. — Я думала, ты особенная. Грузовик въехал на грунтовую дорогу в глубине леса и остановился у небольшой хижины. Внутри маленького дворика прислонённая к стене кресло-качалка слегка покачивалась на ветру. Дальше дорога уходила в сторону, скрывая хижину от любопытных глаз. Двери грузовика автоматически открылись, но никто из них не двинулся с места. С момента монолога Вилланель Ева не отрывала глаз от царапин на приборной панели. Как ни странно, но из них двоих именно андроид обладала лучшими коммуникативными навыками. Она всё время удивляла Еву. Это уже становилось привычкой. — Когда-нибудь ты поймёшь, что иногда люди делают вещи по непонятным даже для них самих причинам, — сказала Ева. Вилланель уставилась на неё: — У всего есть логика. Ты научила меня этому. — Разве? — спросила Ева. — А как же эмоции? — Тебя никогда не интересовало моё мнение об эмоциях, — медленно ответила Вилланель. — Я недостаточно компетентна в области чувств. По крайней мере, мне все так говорят. Ева. Так ей говорила Ева. «Но ты снова и снова доказываешь мою неправоту, — подумала она. — Скажи мне что-нибудь, Вилланель». Скажи хоть что-нибудь. — Думаю, эмоции являются прямым следствием чего-то. Это что-то может быть чем угодно, но я скажу прямо, это просто жизнь. Люди всегда противопоставляют друг другу эмоции и логику, но мне кажется, они всегда идут рука об руку, — Вилланель расстегнула ремень безопасности и потянулась к ремню Евы. — Всегда есть причина что-то чувствовать, отсюда логика в эмоциях. Иногда мы просто не осознаём собственных мотивов. Возможно, в этом и кроется заблуждение. Быть может, именно в этом и заключается причина твоего незнания. Она осторожно положила руку на плечо Евы, привлекая к себе внимание. Их взгляды встретились в тесной кабине грузовика, и они ещё долго смотрели в глаза друг другу. — Ты стыдишься этой части себя? — спросила Вилланель тихим, словно надвигающийся шторм над океаном, голосом. Рассыпавшись в воздухе, слова мучительно зависли между ними. — Ты стыдишься меня? Ты думаешь, я ниже твоей человеческой природы только потому, что моя кровь не алая? — Думаю, я боюсь. — Чего? Андроид всегда с интересом черпала информацию из окружающего мира, но сейчас страшилась получить это последнее, критически важное знание. Всякий раз, глядя на Еву, она видела только чёрную дыру неизвестности. Всё остальное в форме двоичного кода проникало в неё со скоростью света, но Ева была похожа на бесконечный туннель, куда не доходили цифры. — Всех возможных вариантов, — довольно замысловато ответила Ева. — Ты превзошла мои самые смелые ожидания и мечты. Всё остальное кажется второстепенным. Вилланель улыбнулась: — Зачем же ты создала меня, Ева? Ты должна была знать. Уверена, все пытались предостеречь тебя от этого. — Так и было, — продолжила Ева. — Но я не умею прислушиваться к чужим словам. Она пнула пассажирскую дверь ногой, настежь распахивая её: — Я расскажу тебе обо всём после проверки хижины, ладно? Если повезёт, из неё выпрыгнет Антонио и прикончит нас.