Нелюбовь

      В маленькую комнату с розовыми обоями и кроватью у окна проникали первые лучи солнца. Казахстан ворочалась, мычала и хныкала, кажется, ей снился кошмар. И вдруг она открыла глаза и увидела белый потолок. Чуть успокоившись — вдох и выдох, — Казахстан медленно попыталась встать, но тут же потяжелела, тело пронзило жгучей болью, а голова не лучше. Перед глазами снова появились темные круги, как вчера… Точно, она вдруг замерла, вспоминая вчерашний инцидент, если это можно так назвать. Последнее, что она помнит — это холодный и пугающий смех.       Осознав все это, ей стало ужасно больно в области сердца, из глаз потекли слёзы и падали на наволочку подушки, она отвернулась к стене, начиная всхлипывать, прижала ладошки к груди, уткнулась в стену так, что чувствовала ее холод лбом. Ей уже нужно было решать, что делать дальше с этим, как правильно поступить, она просто любит его… Неужели это грех? Неужели это никогда не кончится? А если кончится, тогда что? Тогда её заменят, и она больше не будет нужна, даже как игрушка… Чёрт, чёрт, чёрт, не хотелось думать об этом. Это невозможно, слишком больно, даже уже только об одной мысли, что она будет не нужна брату, которого сильно любит… Наверное, уж лучше принять собственную смерть, хотя бы покой обретёт. Но её мысли прервали крики с другой стороны двери, да такие громкие, что она, наверное, подпрыгнула на кровати от испуга. — Россия, блядь, сколько раз повторял не брать мой телефон? — это был голос Украины, который, кажется, был в гневе. — Стоять, сука, куда ты его понес? А ну стой! — кажется, в ванную комнату кто-то зашёл или, точнее, забежал. Сложилось так, что ванная и комната Казахстана были друг напротив друга, и если кто зайдет в ванную, она это услышит. А сейчас она слышит, что Украина угрожает России, кажется, русский заперся. — Россия, кому говорю, отдай! Если на экране появится одна царапина, я тебе хуй оторву, понятно?! — голос Украины стал куда серьезнее и угрожающее, хотя, казалось, больше некуда, — или мне папу позвать? — а теперь его тон был более спокойным. Любитель сала даже перестал кулаками долбить дверь ванны. Кажется, это подействовало на русского. Он все-таки открыл дверь, но ругань еще не закончилась, как и всегда. — Ой, на, на, чё ты там такого прячешь, порнуху что ли? — русский усмехнулся, глядя на красного брата, который вырвал из его рук устройство связи. Но красный он был не из-за стыда, как думал Россия, а из-за того, что бегал за ним, как ненормальный, орал на весь дом и, наверное, разбудил сестёр и отца. — Придурка кусок, — бросил Украина, который собирался уходить в свою комнату, но окаменел, когда увидел за спиной брата, идущего к ним. Беларусь, которая сжимала свои маленькие ручки в кулаки, а взгляд её испепелял вся и всех, кто подвернётся ей под руку в данный момент.  — Вы что, совсем умом тронулись, два дебила?! — прошептала она грозно. На её лице можно было прочитать обиду, злость и что-то ещё, что напугало её старших братьев, которые смотрели на неё сверху-вниз, потому что ростом она была ещё меньше, чем Казахстан, да и возрастом тоже, хотя это и так понятно. — Эм… Ну я начал было, а Россия… — Рот закрой, — зыркнула Беларусь, глядя на старшего из братьев. — Ладно этот, он от рождения дурак, — она указала пальцем на русского. — Но ты-то Украина, ты же знаешь, что Казахстан нездоровится, хочешь разбудить её? Орешь так, что даже я внизу услышала, а ты! — она снова перевела уничтожающий взгляд на старшего, — что ты бегаешь, как ребенок? Вон, какой вымахал, не стыдно? — цокнула она языком, — и самое главное, вы совсем с ума сошли, именно у её двери орать?! Тоже мне, братья называются. Оба стояли красные и перепуганные. Все же Беларусь, хоть и была ещё ребенком, однако иногда пугала хуже отца, когда тот был в плохом настроении. — Идите уже, завтрак готов, — скомандовала маленькая Беларусь, махнув рукой к лестнице. Кухня-то на первом этаже. Не удивительно, что она услышала, как Россия скакал из комнаты в комнату. — А ты? — Украина остановился у лестницы и добавил: — И Казахстан, разве она не будет есть, и школа… — Я её разбужу, — подал голос Россия, — а ты, белка, ступай, покушай кашу. — Он улыбнулся ей, но не тут-то было… От таких слов Беларусь вовсе взбесилась, ну не любила она, когда к ней обращались, как к пятилетке. Украина вовсе смылся, когда услышал, с каким тоном Россия обращается к сестре. — А ну пошел с глаз моих долой! — прошептала белка и пнула русского по ноге, а тот, даже не оборачиваясь, побежал к лестнице и, кажется, все-таки свалился с неё, но до середины ступенек, а потом выругался русским матом. А внизу Украина заржал на такую сцену, и опять по-новой ругань и мат. Беларусь вдохнула, приложив руку к лбу, последний раз взглянула на дверь старшей сёстры и поспешила вниз, разнимать братьев. Казахстан выдохнула. Звуки с другой стороны двери прекратились, но головная боль давала о себе знать. Она решила ещё немного полежать, спустя десять минут мигрени и след простыл. Оказавшись в ванной, она стала разглядывать себя в зеркале, видок был тот ещё… Волосы растрепанные, под глазами ужасные темные круги, а учитывая, что она бледная, как смерть, то вообще была похожа на трупа, ну или зомби. Интересно, что же в ней такого нашёл Россия? Внешность самая обычная, глаза узкие, но уж точно в раза два больше, чем у Китая. Хотя ресницы у неё действительно были очень длинные и пушистые, наверное. Ресницы — это то, что Казахстан нравилось в себе больше всего. О боже, только не это… Она заметила на шее… Нет, нет… Это засос? Боже, только от одной мысли она краснела, а увидев свое красное лицо в зеркале, ещё раз покраснела, потом отвернулась от зеркала, вздохнула и, не глядя на свое отражение, вымыла лицо холодной водой. Стало легче и даже бодрее, потом почистила зубы, расчесала волосы и решила сегодня их распустить, чтобы скрыть на шее… Кхм, ну в общем, след от «поцелуя»… Все же, набравшись смелости, она подняла глаза на своё отражение. Что за? На губах не было никаких следов вчерашнего происшествия, хотя Казахстан была уверена, что на её устах будут хоть какие-то следы от укусов брата. Может быть, она и понимала, что никакая эта не любовь, пусть и без чувств, ей почему-то стало так радостно на душе. Что там говорят в такие момент? Бабочки в животе, да? Вот это, наверное, и было то чувство, когда ты осознаешь, что тебя целовал человек, которого ты любишь всей душой и сердцем, и ты осознаешь, что ты ему нравишься, пусть не сам ты, пусть только внешностью, но даже этого достаточно, чтобы жить и думать о нём. Думать, верить и мечтать, что когда-нибудь случится чудо, как в сказке, и будет счастливый конец, что может быть лучше, правда? Она и не заметила, как стала улыбается, как идиотка, благо зеркало было. Опять покраснев уже непонятно сколько раз за сегодня, выглянула в зеркало и дотронулась до губ кончиками пальцев, и, смутившись с самой себя, поспешила вниз по лестнице, ругая себя мысленно, почему она такая глупая и идиотка. Точно, самая настоящая идиотка. Наконец добравшись до кухни, она застыла у входа. За столом сидели почти все члены семьи. Отец что-то обсуждал с Беларусью, Украина ел пельмени и уткнулся в свой смартфон, а Россия… Он просто смотрел в окно и пил чай, видимо, закончив с пельменями, потому что тарелка его была пуста. Казахстан не знала, как вести себя сейчас, пусть такой случай уже был, и не раз. Но все равно как-то неловко смотреть в глаза им всем. В особенности, самому старшему брату. Ох, ну что же это такое, как будто в первый раз она вдохнула полной грудью и выдохнула, как это часто делала, когда волновалась, смущалась или нервничала, привычка, что сказать. — КАЗАХСТАН, — уж слишком громко крикнула белка, которая первая её заметила в проёме двери, а остальные подпрыгнули, как будто их кипятком облили, а бедный СССР, который ближе всех был к дочери, так вообще чуть не оглох. Так и до сердечного приступа не далеко. Украина выронил телефон, и тот чуть не упал в бульон с пельменями. А Россия захлебнулся чаем и закашлял. Все были в ахуе, как часто говорил сам русский. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Голова не кружится? Давай, присядь тут, — Беларусь с невероятной скоростью усадила её возле России, а Казахстан вообще офигела, кажется, только несколько секунд назад она была на другом конце кухни, а теперь сидит за столом со всеми. Перед ней поставили тарелку с вкусно пахнущим бульоном, ну и пельменями. — Так что с тобой случилось вчера? Россия нашел тебя в туалете, потому что после уроков мы с Украиной не видели тебя и стали искать, но не нашли, а когда вернулись, Россия нам сказал, что нашел тебя в туалете. Он тоже тебя искал, оказывается… — Эм… Я… Нашел меня в туалете? — Да. — Беларусь кивнула, — ты что-то помнишь? У Казахстана глаза расширились и, кажется, она открыла рот от удивления. Она, конечно, многого ожидала от брата, но чтобы тот обставил все так, чтобы он вышел таким добрым, пушистым, прелестным спасителем. А она такой дурой, которая ещё и ничего не помнила о её спасении. Конечно, она помнила, но не говорить же правду. Так что она была вынуждена солгать: — Нет, — тихо сказала она, — я ничего не помню, как что-то пытаюсь вспомнить, голова начинает болеть. — Казахстан опустила голову, чтобы её обман не раскрыли. Врать она не умела ещё с детства. А белка подумала, что её сестре снова плохо, схватилась за голову и начала тараторить без умолку: — Казахстан, Казахстан, тебе плохо? Может, таблеток? Где у нас аспирин или цитрамон? Ой, точно, закончились же… Россия, — она обратилась к старшему из братьев, — сгоняй в аптеку, —быстро сказала она, потом снова вернулась к сестре и начала по-новому расспрашивать: — Может, воды хочешь или чай с лимоном, а хочешь молоко теплое? Я сейчас разогрею ил… Её перебил СССР, который положил руку на её плечо: — Доченька, успокойся, дай ты хоть слово сказать сестре. — СССР слабо улыбнулся Беларуси, а та медленно кивнула и посмотрела на сестру, ожидая ответа. А Казахстан начала рыдать, не всхлипывая и не тихо плакать, как обычно это делала. Казахстан не любила, когда кто-то видел её слёзы, не хотела, чтобы кто-то подумал, что она слабая, но сейчас как будто в ней рушилась та самая дамба, что удерживала озеро из слёз. Все, нет сил сдерживать себя. Уж слишком много эмоционального она пережила за все эти три месяца: гнев, смущение, страх, стыд, любовь, а теперь и радость от того, что она, наконец, получила хоть какую-то поддержку, заботу. Беларусь сломала эту дамбу своей заботой и искренней любовью. Казахстан набросилась на младшую сестру с объятиями, рыдая во весь голос, плакала и плакала, как маленький ребёнок. Казахстан так крепко её обнимала, будто искала в ней защиту, но как её младшая сестра сможет её защитить, как ей понять, что происходит с Казахстан, как? Как? Да и сама Казахстан не знала ответа. А Беларусь стояла офигевшая, но все равно обняла сестру в ответ, хотя остальные тоже офигели. СССР хотел спросить у Казахстан, что случилось, кто её обидел, но решил подождать, пока старшая дочь успокоится. Украина стоял то открывая, то закрывая рот и часто моргая, он никогда не видел, чтобы Казахстан ни с того не с сего начала так рыдать. Да он видел и раньше, как та плакала, но это все было из-за ерунды какой-то, например, когда она хныкала из-за какого-то сериала, вроде корейского, или когда в третьем классе Канада её обозвал узкоглазой, или когда на прошлой неделе на дороге собаку машина сбила, хотя тогда они с Беларусь вместе плакали, но сейчас совсем другое. Украина не знал, как это ему пришло в голову, но казалось, будто он слышит зов помощи в её голосе. Он хотел помочь, но не знал, как он может помочь… Украине даже самому хотелось уже всхлипнуть. Он так и стоял, как вкопанный, а Россия… Ну, а что Россия? Он вообще, наверное, больше всего офигел, хотя нет, точнее будет сказать — охуел. Русский вообще нечего не чувствовал, ни грусти, ни вины от её слёз, и даже не получил наслаждение, как это было раньше. Никаких эмоций. Пусто. И ему не нравилось ужасное чувство, как будто внутри тебя есть что-то, что засасывает все эмоции, чувства. Внутри теперь холодно и темно… — Я сегодня не пойду в школу, — тихо прошептала Казахстан, отпуская сестру из объятий. — Папа, можно сегодня я просто буду дома? — спросила она, глядя на отца усталыми глазами. — Д…да, да, конечно, доча, — еле как смог выдавить из себя СССР, который чертыхнулся, когда увидел её глаза, пустые и усталые. Без жизни, как у куклы. Боже, что произошло с его ребёнком, как он мог допустить такое? Надо будет обязательно поговорить вечером, когда он вернётся с работы, а сейчас пусть отдохнет. — Ступай, солнышко, отдохни хорошенько, — сказал он и погладил её по макушке, на это Казахстан подарила отцу мягкую улыбку и пошла в свою комнату. — Так, дети, — СССР обратился к остальным детям, то есть к Беларуси, Украине и России, — собирайтесь быстрее, а то опоздайте, и ещё… — СССР посмотрел на них грозно и строго. — Не беспокойте сестру, когда вернётесь. Ей нужен покой, чтоб были ниже травы, тише воды, ясно?! — все трое закивали, а СССР тем временем перевел взгляд на старшего сына и сказал, как отрезал: — Особенно ты, Россия, — голос отца звучал, как никогда серьезно, а Россия возмутился, мол, почему это именно я? — потому что ты всегда, всегда все делаешь наоборот, что бы я ни сказал. СССР уже стоял у двери, дожидаясь Беларусь с Украиной.  — Ладно… — сухо ответил Россия, подходя к выходу. Когда дверь наконец-то закрылась, в доме стало очень тихо. Казахстан лежа пыталась все обдумать и, наконец, принять это проклятое решение. В голову ничего не лезло — она все ещё болела — и не получалось нормально подумать. И она решила сначала отдохнуть, как сказал ей отец, может, тогда будет проще понять, что делать дальше. Да и спать, честно говоря, тоже хотелось. И, закрыв глаза, Казахстан стала потихоньку засыпать.

***

Но заснуть все-таки она не смогла, потому что за дверью слышались шорохи. Кажется, кто-то там топтался, вот только кто? Все ведь ушли. Беларусь, Украина и Россия в школе, а отец на работе. Она поняла, кто это, когда этот кто-то за её дверью подал голос и постучался. — Казахстан, ты спишь? — это был голос России.