* * *
Небо за полуоткрытым окном детской комнаты хранит черноту ночи, в которой необъятной росписью сияют холодные карбункулы звёзд. Плюшевые игрушки, тёплая постель, слабый свет настольной лампы в полутемноте уютных стен – Тэквон ощущает себя совершенно спокойным, совершенно счастливым. Сидящая рядом, на полу, возле кровати, Юнин, что гладит его по лицу и лучисто улыбается, снова наводит ребёнка на мысль, что он был несправедлив по отношению к ней всё это время, что ему не стоило устраивать ей сцены, не следовало грубить, обвинять её в чём-то и одновременно требовать. Почему же он осознал всё это только в тот момент, когда чуть не свёл счёты со своей короткой жизнью, начав задыхаться? Потому что именно в такие моменты мы вспоминаем самых дорогих сердцу людей. И понимаем, насколько много они для нас значат. — Мам, — зовёт Пак Тэквон, пока та безмолвно, подставив левую руку под подбородок, водит пальцами по его лицу и не может нарадоваться тому, что её чадо, её дитятко, любовь всей её жизни, сейчас находится рядом, находится в полном здравии и безопасности. Когда же он обращается к ней по имени, из его уст оно звучит настолько сладко, что первые несколько секунд она даже не хочет откликаться. — М? — вопросительно дёргает бровями вверх спустя полминуты. — Да, солнышко? — проводит правой ладонью по кудрявым волосам на лбу мальчика и протяжно вздыхает. — Я… — неуверенно и с опаской начинает ребёнок, — хочу перед тобой извиниться, — накрывает маленькой ладошкой руку матери и прижимает её к груди. Юнин, без дальнейших слов малыша понимая, что он хочет сказать ей, виновато жмурит глаза. — Я наговорил тебе столько плохого. Во многом обвинял тебя, хотя другие и говорили мне, что ты всего лишь пытаешься меня защитить. А я отказывался слушать, — сознаётся Тэквон, после чего выпячивает, нижнюю губу, отводит от Пак провинившийся взгляд и, поворачивая голову на подушке в сторону стены, начинает плакать. — Т-ты не заслужила этого… Мне не н-нужно было так вести себя… Прости… — Маленький, котёночек ты мой… — Юнин подскакивает на коленях, переваливается через детскую кровать, находит где-то на той стороне мину своего малыша и впивается в неё целой сотней поцелуев. — Ты не должен передо мной извиняться. О чём ты говоришь? — уверяет сына она и крепко обнимает его, тотчас ощущая, как он обвивает её шею в ответ. — Это я перед тобой во всём виновата. За мои юношеские ошибки… не тебе нужно платить. — Мам, перестань, не говори так, — просит мать Тэквон, стоит им с Пак чуть отстраниться друг от друга. — Я больше не буду требовать от тебя знакомства с моим папой. Больше никогда не скажу, что ты врёшь мне. Просто… — натягивает на губы улыбку и вытирает своими крохотными пальчиками влагу с женских щёк, а заодно и заправляет выбившиеся пряди материнских волос ей за уши, — я буду ждать, пока ты сама не захочешь нас познакомить. — Утёнок… — одними губами произносит Юнин, а затем снова накидывается на мальчика с поцелуями. Вот уж чего она точно не заслужила, так это такого прекрасного сына. Сложно поверить в то, что теперь их бесконечным ссорам и перебранкам придёт конец. И всё только благодаря тому, что Тэквон, с одной стороны, наконец понял её, а с другой – до сих пор не знает, как ей непросто скрывать от него правду его происхождения – чьим сыном и частью какого общества по отцовской линии он является. Кому в этом замесе уготовленных судеб будет тяжелее всего, если всё всплывёт наружу? Оповещающий сигнал телефона привлекает внимание обладательницы янтарно-золотых глаз по истечению пяти минут после крепких объятий с сыном. Отстраняясь от ребёнка, Юнин садится обратно на колени и берёт в руку сотовый. За прошедший вечер, хотя мобильник и был постоянно у неё под рукой, она впервые открывает органайзер со всеми всплывающими уведомлениями о пропущенных звонках и сообщениях, будучи в нормальном эмоциональном состоянии. Секунда. Десять. Тридцать. Палец уже устаёт клацать по экрану, пока Пак с минуту пытается долистать до конца списка с пропущенными вызовами от Тэхёна. Надо же, а она ведь действительно не слышала, как он звонил ей. Всё меняется, в особенности выражение её лица, в тот момент, когда она решает прочитать последние пришедшие от него сообщения: Ким Тэхён: Юнин, я подъеду к вашему дому через пару минут. Ким Тэхён: Юнин, ответь мне. Я поднимусь? Ким Тэхён: Юнин, я сейчас буду. Какой номер у вашей квартиры? Ошарашено мотая головой, Пак подскакивает на ноги, проводит ладонями по волосам по направлению ото лба к макушке и, бросая взгляд на Тэквона, улыбается ему усталой, взволнованной улыбкой. От одной только мысли о том, что Тэхён в эту самую минуту может уже стоять под их дверью, её сердце больно сжимается в груди. Ей следует поторопиться. Нельзя допустить его прихода в их квартиру. — Родной, мне нужно идти. А ты скорее засыпай. Сладких снов, — снова наклоняется к мальчику и оставляет на его лбу напутственный поцелуй. В ответ Тэквон чмокает мать в щёку и как бы благодарит её за всё, что она для него делает, лучезарной улыбкой, что искрится на его лице. Затем, когда Юнин получше укрывает его одеялом и перед тем, как выйти из детской комнаты, выключает настольную лампу, мальчик довольно жмурится, поворачивается на бок и закрывает глаза – наконец-то у него на душе царит полная безмятежность, полный покой. Сразу по приходу в коридор и заведомо убедившись в том, что Чимин не пойдёт за ней следом, потому как он слишком удобно разместился на диване в гостиной, Пак отправляет Тэхёну сообщение с текстом не подниматься, так как она сама спустится к нему, затем она надевает на ноги кожаные биркенштоки*, накидывает на плечи вязаную тёмно-зелёную кофту, потом по привычке отряхивает со своей чёрной юбки, длиной до щиколоток, невесть откуда взявшуюся пыль и только после этого, попутно беря в руку ключи, выходит из квартиры и спускается по лестнице на нижний этаж, останавливаясь у главного входа в подъезд. Через узкое вертикально-прямоугольное окно железной двери она замечает на улице блестящую чёрную иномарку, стоящую ровно на том же месте, где не так давно она видела припарковавшийся Мерседес. Прямо напротив подъезда. А возле этой самой машины, точнее неподалёку, в метре от неё, туда-сюда ходит мужская фигура в капюшоне. Дежавю, ей-богу. У Юнин создаётся впечатление, будто бы Тэхён никуда и не уезжал. Только машину поменял. А так – всё как и было в день их свидания. Остальное – детали. Облизывая губы, Пак выходит на улицу, не успевая особо продумать свою предстоящую речь. Точнее – она вообще забывает, что должна с кем-то объясняться. И только когда Тэхён перестаёт расхаживать взад-вперёд и замирает на месте, фокусируя на ней свой тяжёлый взгляд, она осознаёт, что совершенно не знает, что будет ему говорить, а сразу после этого – трясёт головой, пытаясь прогнать непонятную пелену перед глазами. Чем она вызвана? Сумраком ночи? Светом уличных фонарей? Или же тяжёлым днём и бешеной моральной усталостью? А вот чёрт его знает. Держа руки на груди и перебирая ногами крайне неспешно, дабы отсрочить момент скорого разговора, Юнин едва успевает пройти половину пути, как Тэхён сам бросается к ней навстречу и, оказываясь рядом, определённо и решительно охватывает руками её сжавшееся в комок тело. Первые секунды она стоит неподвижно, глубоко размышляя над тем, есть ли у неё право обнять его в ответ, ведь то, как она без каких-либо объяснений убежала сегодня с работы, едва ли могло начислить ей дополнительные баллы за искренность и беспредельную преданность. Поэтому, судорожно прочищая горло вязкой слюной, она лишь кладёт подбородок на мужское плечо и стоит так ровно до того момента, пока Тэхён сам не отстраняется от неё и не сжимает пальцами её трясущиеся, то ли от страха, то ли от холода, руки. — Больше никогда так не делай, поняла? — он слегка встряхивает женское тело, вынуждая Пак виновато поджать губы и зажмурить глаза. Смотря на это, то есть на то, как она прячет от него провинившийся взгляд, Тэхён отпускает её плечи, проводит правой ладонью по своему лицу и устало качает головой, как бы успокаивая своё взволнованное внутреннее «я». — Так кто же попал в больницу? — спрашивает он у Юнин, когда та, наконец, снова раскрывает глаза и обнимает себя руками. Поднимая округлившиеся зенки на мужчину, Пак несколько раз прочищает горло, но так и не придумывает, что ответить. Сказать правду? Нельзя. Соврать? Нельзя. И как же быть? Видя по выражению лица Тэхёна, что её молчание вызывает у него уже открытые подозрения, она отводит голову в сторону, взглядывает на детскую площадку неподалёку, а потом снова смотрит на Тэ и, закусывая нижнюю губу, заметно только для самой себя впивается ногтями в собственные руки, наказывая таким образом себя за очередную попытку солгать. — Чимин, — кидает Юнин словно в пустоту, потому что уже через секунду Тэхён так кривит физиономию, будто бы её слова воняют дохлой кошкой, и он чувствует этот запах, запах её вранья, за несколько сотен километров. Конечно, Пак понимает, что он ей не верит, однако обратной дороги у неё уже нет. Главное теперь, это оповестить обо всём Чимина, дабы тот, в случае чего, подыграл ей, притворившись больным. — Юнин, я, конечно, не знаю, какие у вас с Чимином отношения, дай бог, конечно, что просто прекрасные, и вы друг друга обожаете, но твоё лицо, когда тебе при мне позвонили, не было похоже на выражение, как если б тебе и впрямь сообщили о попадании брата в отделение больницы, — Тэхён хмурит брови и толкается языком в щёку. — Скорее ты так побледнела из-за чего-то другого. Обычно такое поведение свойственно женщинам в случае… ну, не знаю, к примеру, если что-то случается с их ребёнком или же с кем-то из родителей. Скажи, если я не прав? — помещает руки в карманы тёмно-синих спортивных штанов и окидывает девушку холодным вопросительным взглядом. — Я не хочу подозревать тебя, не хочу обвинять во вранье, но мы это уже проходили, помнишь? Так что давай отныне не врать друг другу. Не сводя с Тэхёна глаз, Пак сильнее обнимает себя руками, покуда ночной ветер становится всё сильнее, и пальцами левой руки убирает с лица колышущиеся во все стороны волосы. Затем она опускает взгляд вниз, смотрит на свои ноги, спрятанные за тканью белых носков и материей недорогих тапок-сандалей, и после этого, делая протяжный выдох, возвращает глаза к мужскому лицу и смотрит на Тэ, не находя слов и не чувствуя ничего, кроме желания прямо сейчас во всём ему признаться. Вот только она не может этого сделать. С вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процента Тэхён не поймёт её. В лучшем случае не поймёт. В худшем – снова вычеркнет её из своей жизни, поскольку не сможет простить ей столь долгого молчания. — Я люблю брата и не могу не переживать за него. На момент, когда мне позвонили, если ты помнишь, я находилась в таком… расслабленном состоянии, что, естественно, услышав от врача, что Чимин попал в больницу, моя эмоционалка сделала головокружительный кульбит. Я даже не до конца осознала, что вообще произошло, — верещит звонким голосом Юнин, не употребляя знаков препинания. — Так и как, по-твоему, я должна была отреагировать на подобные новости? — её и без того недовольное лицо принимает ещё более свирепое выражение. — Ты мне не веришь? Тэхён прищуривает глаза, затем поднимает их вверх, скользит ими по небу, отрицательно качает головой и иронично ухмыляется. Даже, скорее, не иронично, а горько. — Если я скажу, что верю, то это будет неправда. Если же скажу, что не верю, то своим неверием обижу тебя. И что же мне следует сказать? В ответ Юнин отворачивает лицо и без каких-либо эмоций, замечая на асфальте маленький камешек, пинает его ногой. Просто отлично. С каждым днём она всё больше и больше деквалифицируется в умении искусно врать. Может, это и не так плохо, конечно. Да какая разница, её злит не это. Мало того, что Тэхён идеален абсолютно во всём, в чём только можно быть идеальным, так он ещё и профессионал в своём мастерстве видеть всё подноготную. Профессионал, для которого выявить чью-то ложь, как семечки щёлкать. Её злит именно это. Злит, что она более не сможет выкручиваться из непростых ситуаций посредством всяческих небылиц, как это делала раньше. — Можешь ничего не говорить. Пожимая плечами, Юнин отступает на шаг назад, намереваясь вернуться в подъезд, потому как Тэхён своим вопросом поставил её в тупик и ответить ему что-то конкретное она не может, да и не хочет. Однако, стоит ей сдвинуться с места, как тот хватает её за плечо и силой дёргает на себя, отчего она чуть ли не спотыкается, ненароком цепляясь ногой за край своей длинной юбки. Врезаясь в мужскую грудь, Пак первые пару секунд удивлённо хлопает глазами, словно так и спрашивая саму себя «какого чёрта это сейчас было?», а затем, когда её равновесие восстанавливается, она хлопком по груди отталкивает от себя Тэхёна и сразу после отдёргивает края своей вязаной кофты. — Если в следующий раз тебе не понравится, что я скажу, и ты снова решишь сбежать от меня, я подведу тебя к своей машине, нагну к капоту и на глазах у всех твоих соседей как следует тебя отшлёпаю. Ты поняла меня? — как-то безобидно угрожает девушке Тэхён, вот только после его угроз у Юнин поднимается температура – её щёки розовеют, а глаза загораются опасным блеском. Она смотрит на Тэхёна так, словно он – какая-то головоломка, не поддающаяся решению. — Кивни, если поняла, — требует он от Пак, а та продолжает стоять неподвижно, не обращая никакого внимания на взлохмаченные от ветра волосы, что постоянно лезут ей в лицо. — Юнин, я же не шучу. Ты ведь должна понимать, что отшлёпать тебя – это не наказание с моей стороны, а прихоть, — добавляет Тэхён, решаясь таки признаться ей в том, о чём думает со дня их встречи. — Будь моя воля, я б увёз тебя к себе хоть сейчас. Но что-то мне подсказывает, что ты не согласишься, не так ли? — Тэхён… — Пак в изумлении хлопает ресницами и сильнее обнимает себя руками. Думала ли она о том, что хочет его с самого первого дня? Естественно, постоянно. Она постоянно думает об этом, думает каждую ночь. И она снова соврёт, если скажет ему, что не хочет с ним никуда ехать, в особенности к нему домой. Но проблема-то в том, что она хочет. Безумно хочет. Хочет болезненно и страстно с тех самых пор, как они расстались. Но разве она может? Разве может позволить себе опуститься до того, чтобы переспать с человеком, у которого, вроде как, есть девушка? Кажется, ответ очевиден. — Я не хочу пугать тебя и, извини, если уже напугал, но, чёрт, я не могу не думать об этом, потому что каждый раз, когда я вижу тебя, у меня срывает резьбу, — выпаливает Тэхён срывающимся голосом, в основном, чтобы освободиться от этих мыслей, а не для того, чтобы прямо сказать Пак о своих желаниях. Виновато пряча взгляд, он снова протирает ладонью лицо и после упирает руки в бока. — Не знаю, что со мной происходит, раз уж я отважился тебя в этом признаться, — отчаянно мотает головой и облизывает губы, — но это так, Юнин, — направляет на неё заторможенный взгляд и в страхе сглатывает слюну в горле. — Надеюсь, твоё отношение ко мне после этого не изменится. Просто… ты должна знать, — Тэхён скользит правой пяткой по асфальту по направлению к Лексусу, вставая к машине полу боком. — Нет же ничего ненормального в том, что я чертовски сильно хочу девушку, которую люблю, верно? Ответ застревает в горле, потому что слова прилипают к языку. Юнин пытается заговорить, но у неё получается только открыть рот. Её бедное сердце так долго хранило точно такие же желания, что уже всё изболелось и, если она прямо сейчас что-то не сделает, оно попросту разорвётся. Сил хватает только на то, чтобы слегка мотнуть подбородком и как бы этим действием сказать Тэхёну, что в его порывах нет ничего ненормального, действительно нет, на что Тэ отвечает ей короткой улыбкой, после чего делает мелкий шажок назад, дабы с минуты на минуту поехать домой, однако предвидеть того, что будет дальше, он не мог никаким образом. Как только Юнин понимает, что ещё буквально секунда, и её любимый уедет, она в прямом смысле за долю циклиды подбегает к нему, встаёт на цыпочки, обводит ладонями его лицо и с невероятной жадностью впечатывает тяжёлый, чувственный поцелуй в его губы. Тэхён не раздумывает, не думает о том, что сподвигло Пак к столь решительным действиям, он просто отвечает ей, опуская руки по её телу вниз и соединяя их у неё за спиной. Лицо обдаёт жаром от осознания, что она, кажется, только что дала ему ответ не только на его последний вопрос, но и разом ответила на многое другое. Как только Тэхён углубляет поцелуй и находит ладонями мягкую поверхность женских бёдер, Юнин снова перехватывает инициативу, лаская его язык и тут же ускользая от него, чтобы слегка укусить, втянуть в себя его губу и покорно отдаться ему во власть. Она чувствует, как мужские руки переходят, если можно так выразиться, «от слов к действиям», начиная поглаживать её ягодицы и сжимать их пальцами. Все их предыдущие поцелуи, состоявшиеся или практически состоявшие, были такими нежными и осторожными, но не этот. В этот поцелуй они вкладывают всю возможную и невозможную страсть, всю чувственность, какой только обладают, оттого он и выходит таким долгим, а потому вскоре у обоих начинает кружиться голова от волнующего падения в ночное небо. Ощущая, как Тэхён немного отрывает её тело от земли, Юнин скользит ладонями выше, вплетая дрожащие пальцы в мужские волосы. Его губы немного суховаты, горячи, они продолжают хватать её губы, обдавая невероятно приятной волной чувства защищённости и заботы. У неё действительно от счастья и предвкушения чего-то удивительного в зобу спирает дыхание, ведь она на целую минуту забывает, что живому человеку положено дышать. От одной только мысли о том, что между ними происходит, в женском животе рождаются приятные колики, выталкивающие из Пак невольные стоны. Удовольствие впрыскивает в её вены самый настоящий яд, сладкие спазмы скручивают внизу все внутренности, заставляя их зайтись в собственном крике. Мужской язык с такой требовательностью врывается в её рот, что Юнин продолжает теряться в ощущениях и окончательно забывает, кто она и где находится. Ею движет только одно желание. Желание отдаться Тэхёну прямо здесь и сейчас. И плевать на всё остальное. Волшебные минуты их бесконечно страстного поцелуя пролетают как одно мгновение. Опуская девушку обратно на землю, Тэхён отрывается от её губ, тяжело дышит и только тогда замечает, что они с Пак стоят в самом настоящем огне. Пламя как будто касается их кожи, дышит жаром, но не причиняет боли. По выражению лица Юнин он видит, что ей небезразлично случившееся. Нежная кожа на её щеках горит естественным девичьим румянцем, пленительная улыбка небольших полных губ, блеск жемчужных зубов, карамельно-медовый цвет глаз со стрелами длинных ресниц — она отличается исключительной красотой, но совершенно не осознаёт этого. — Юнин, солнце, пожалуйста, послушай меня, — начинает Тэхён, прикладывая обе ладони к женской мине и касаясь своим кончика её носа. — Если тебе, Чимину или кому-то из твоих близких понадобится помощь, пожалуйста, дай мне знать. Тебе не нужно всегда всё делать самой. И ты не должна мне ничего доказывать, ведь я и так знаю, что ты сильная. Просто – не бойся просить у меня помощи, — Тэхён в сладком забвении прикрывает глаза, чувствуя, как на губах всё ещё теплится вкус их с Пак поцелуя. — Пойми же, когда дело касается тебя, я готов абсолютно на всё. Я всё для тебя сделаю. Об одном прошу – доверяй мне. — Я доверяю, — сквозь улыбку шепчет Юнин и, поднимаясь на цыпочках, обвивает руками мужскую шею. — Иначе не стала бы целовать. Многозначительно качая головой, Тэхён притягивает лицо Пак к себе и снова касается её губ своими, но делает он это просто потому, что хочет, а не потому, что надо. Он коротко целует её, чтобы продлить столь блаженное чувство эйфории, которое уже начало отпускать его, исчезать, как предрассветная дымка. Через полминуты, когда они снова отрываются друг от друга, Тэхён обводит тело Юнин руками и крепко обнимает её, после чего снова отпускает её и делает шаг назад. — Спокойной ночи, мой ангел. У Тэхёна нет желания устраивать показательные сцены, демонстрировать всему дому, что на самом деле он совсем не хочет уезжать, что его бы вполне устроило, если б Юнин бросила всё и поехала вместе с ним, однако самое важное, то есть всё, что хотел, он узнал и сказал ей. А значит у него нет причин задерживаться. Сдавая назад, он не прерывает с Пак зрительного контакта вплоть до того, пока не запрыгивает на сиденье Лексуса и не уматывает в неизвестном направлении. Юнин какое-то время смотрит отдаляющейся машине вслед, но по истечению пяти минут сама сматывает удочки, возвращаясь обратно в подъезд и сразу же поднимаясь на лифте к себе в квартиру. Оказываясь за порогом своего дома, если эти стены, конечно, вообще можно считать домом, Пак закрывает на замок дверь и затем прислоняется к створу спиной. Один вдох-выход, потом следующий и так несколько раз, пока она не почувствует себя достаточно защищённой, достаточно спокойной. Когда же это происходит, Юнин скидывает с ног биркенштоки, кладёт ключи на комод, обнимает себя руками и шагает в гостиную в надежде застать там Чимина, который в последнее время всё чаще сидит допоздна, смотря передачу, как мужчины и женщины играют в карты за круглым столом. Так и получается – он, как и до её ухода на улицу, сидит на диване и пялится в плазменный экран, параллельно закидывая в рот чипсы со вкусом бекона. — Как поговорили? — не отводя глаз от телевизора и не переставая жевать ломтики картофеля, интересуется у сестры Чимин, подбирая под себя ноги и таким образом принимая более удобную позу. Юнин, стягивая с плеч вязаную кофту, проходит к дивану, садится возле брата по его левую руку, поджимает колени и уютно сворачивается клубочком, как в гнёздышке. Затем медленно прочищает горло и скашивает на Пака подозрительные глаза: — Откуда ты знаешь, с кем и о чём я говорила? — выжидает секундную паузу. — С чего ты вообще взял, что я вышла поговорить, а не просто подышать свежим воздухом? — Ну, во-первых, зная тебя, ты бы никогда не вышла просто подышать свежим воздухом в десять часов вечера. А во-вторых – если не к нему, то к кому ещё ты могла выйти в такóм виде? — Чимин кивает на сестру подбородком, подразумевая её непотребный для встречи с любимым мужчиной прикид: длинная домашняя юбка из грубой, ворсистой ткани, такая же домашняя майка, у которой ни вида, ни радости, взлохмаченные волосы, торчащие во все стороны. Не то чтобы лично Чимину что-то не нравилось, просто… чрезвычайно взыскательному вкусу Тэхёна крайне сложно угодить, а значит он навряд ли мог найти в неглиже Юнин хоть какую-то привлекательность. — К твоему сведению, он мне ни слова не сказал о том, что я как-то плохо выгляжу, — снабжает брата, на её взгляд, важной информацией Пак, после чего начинает невзначай осматривать себя и вскоре умозаключает, что, будь она на тот момент в другом эмоциональном состоянии, то есть – в более стабильном, то, естественно, никогда бы не вышла на встречу с Тэхёном в такой одежде, так ещё и будучи непричёсанной. Хотя – уже без разницы. Они поговорили? Поговорили. Он ей что-то сказал за её неприглядный вид? Нет, не сказал. Так есть ли смысл сейчас вообще в этом копаться, размышляя над тем, что Тэхён мог подумать о её неглиже? Да никакого. Абсолютно никакого. — Вот как? Может, он не так уж и безнадёжен, — совершенно искренне пожимает плечами Чимин, усмехаясь своим же мыслям. Как бы он ни симпатизировал Тэхёну, как бы все эти годы ни строилось и ни менялось их общение, он и по сей день продолжает видеть в предмете сестринской любви человека с завышенным чувством собственной важности. Нельзя сказать, что такая его натура – не оправдана. Как раз наоборот. И всё же, если верить тому, что пишут в научных статьях, столь чрезмерное чувство чередуется с некой жалостью к себе, постоянным желанием тешить и ублажать своё чрезвычайно раздутое эго. — И о чём болтали? — спрашивает Пак спустя минуту умственных размышлений. — О нас, в большей степени, — признаётся Юнин не без краски на лице, так как до сих пор видит перед собой чёрные глаза Тэхёна и слышит его басистый голос, который зовёт её поехать к нему и провести с ним ночь – всего одну ночь в его постели. — А ещё я наплела ему с три короба о том, что в больницу попал никто иной как мой непутёвый братец. Поэтому, — она решает взглянуть на Чимина, дабы увидеть в его глазах одобрение или хотя бы отсутствие осуждения за её длинный язык, однако видит в них только горький упрёк и холодное презрение. — Что? — не договаривает до конца ранее начатую мысль, потому как боится дальнейших слов брата, как чумы. — Сестрёнка, скажи, ты совсем двинулась? — в резкой форме отвечает ей Чимин, многозначительно указывая на свой висок и делая возле него круговое движение пальцем. Юнин же остаётся сидеть с невозмутимым лицом, хотя у самой кровь холодеет в жилах. Больше всего на свете она боится того, что Чимин не захочет и далее поддерживать её в ситуации, которую сам же для неё и создал. — Опомнись, пока есть время, — звучит почти наставнически. — Любая твоя ложь, пускай даже во имя мнимого благородства и защиты любимых людей, приведёт только к усугублению других проблем, а значит и к самому худшему сценарию, каким только может закончиться весь этот бестселлер. Все скоро захлебнуться твоим враньём, а оно будет расти и расти, пожирая тебя изнутри до тех пор, пока ты не сдашься. Так ответь мне, стоит ли оно того? — Тебе легко говорить! Это ведь не ты шесть лет убивался по человеку, который до этого вышвырнул тебя из своей жизни словно старый стоптанный башмак, а потом, когда вы снова встретились, оказалось, что он хоть и начал строить новую жизнь, всё же все эти годы и о тебе не забывал! — вопит истошным голосом Юнин, словно взывая к небесным силам, а вовсе не к брату. Она буквально подскакивает с места и принимает настолько напряжённую позу, что та начинает невольно свидетельствовать о растущей в Пак злости. — Да, я соврала Тэхёну. Соврала сейчас и совру ещё раз, если потребуется. Всё потому, что не хочу, чтобы он считал меня расчётливой стервой. С чего я это взяла? С чего я взяла, что он может так подумать? Да с того, что я бы так подумала. Иначе как ещё объяснить подобный поступок? Сначала девушка столько лет молчит о том, что родила от мужчины ребёнка, а потом, когда у этого ребёнка выявляют тяжёлое хроническое заболевания, она бежит во всём сознаваться своему ненаглядному, потому как у того есть деньги, которые так необходимы их ребёнку на лечение. — Вот только не надо из всей этой ситуации раздувать драму с комедией и элементами фэнтези вперемешку, — Чимин устало закатывает глаза, поскольку нечеловеческий вой и рёв Юнин о том, как несправедлив этот мир, не приведут ни его, ни уж тем более её ни к каким сколько-нибудь ясным результатам. Когда же Пак немного успокаивается, откидываясь на спинку дивана, переводя дух и складывая руки на груди, старший выключает телевизор и подползает к сестре поближе, дабы больно хлопнуть её по бедру ладонью и вынудить ту снова обратить на него внимание. — А теперь слушай меня, актриса погорелого театра, говорю тебе это, как один из представителей адекватной части мужского общества – если бы девушка, которую я безмерно любил, родила б от меня ребёнка и рассказала б мне об этом только спустя годы, конечно, первая моя реакция на такие новости была бы сугубо негативной, поскольку для меня б это было серьёзным моральным испытанием. Но, повторюсь, — хватает Юнин за кисть правой руки и дёргает её на себя, дабы заглянуть ей в глаза, — если бы от меня ребёнка родила любимая девушка и если бы она рассказала мне обо всём сама, я бы ни за что не стал осуждать её. Да и как можно? Не только ж на ней висит ответственность за то, что когда-то там мы не предохранялись. — Всё, что ты пытаешься донести до меня, имеет смысл. Правда имеет. Однако я понять не могу, почему ты думаешь, что такая позиция должна признаваться каждым мужчиной на планете? — Пак всё ещё старается найти лазейку в их с братом разговоре, дабы не признавать его правоты. Возможно, он говорит и правильные вещи, и всё же Юнин не была бы собой, если б сходу согласилась со всеми правдами и неправдами. Намного проще пропускать все важные вещи мимо ушей, нежели чем вслушиваться и придавать сказанному Чимином хоть какое-то значение. — А я и не говорил, что такая позиция признаётся каждым мужчиной на планете, — подозрительно ухмыляется Пак, вздёргивая плечами, и чем вызывает у Юнин перекосившееся выражение лица. — Она признаётся исключительно порядочной и благородной частью мужского общества. Об отбросах, считающих, что беременность касается только женщин, а мужчины никаким образом не прикладывают к этому руку, и речи быть не может, — он снова хлопает сестру по ноге и искривляет губы в дьявольской улыбке. — К какой части общества ты отнесёшь Тэхёна? К благородной и порядочной, которая не боится признать и принять ответственность за рождение ребёнка по средствам отсутствия должной защиты при половом акте, или же к отбросам, которые плевать хотели на то, что присунули девушке без презика, а то, что она залетела, уже не их проблема, м? Пак делает тяжёлый вдох. Настолько тяжёлый, что Чимин отчётливо слышит, как на этом вдохе у неё внутри всё дрожит, а на выдохе спирает дыхание. — Как бы Тэхён ни относился к детям, не важно, сейчас или раньше, как бы он ни был зациклен на своей карьере – он не отброс, — утверждает Юнин надтреснутым голосом, потому как сомневается в том, что говорит, потому как видит в глазах брата такое же сомнение. — Я уверена, он бы никогда не отвернулся от девушки, если бы та рассказала ему о беременности. Он бы просто не смог, — она резко отводит голову в сторону и, поднимая колени, прижимает их к себе и обнимает их руками. — Ведь когда у меня… тогда… шесть лет назад… случился выкидыш, я тоже думала, что Тэхён отправит меня на аборт, расскажи я ему обо всём сразу, но, как оказалось, у него было совершенно иное мнение на этот счёт. И мне и вправду не следовало решать всё самой. Может, это нашего малыша и погубило, — Пак прижимает губы друг к другу и жмурит глаза. — Моё раздолбайство. Моё самовольство. Моя неприспособленность к жизни. Я одна виновата во всех своих бедах, во всех своих несчастьях. — Ладно-ладно, ты давай это, прекращай заниматься самобичеванием, — не просит, а приказывает младшей Чимин, однако видя, что у той выражение лица совсем не меняется после его слов, он одним ловким и уверенным движением обводит сестринскую спину ладонью и притягивает её тело к себе. Когда голова Юнин ударяется о его грудь, Пак несколько раз хлопает её по плечу, как бы успокаивая, а затем, когда та всё-таки перестаёт шмыгать носом, он глубоко целует её в макушку и спустя пару секунд легонько тормошит её, стараясь привести в чувство. — Я, как и ты, буду верить и надеяться на то, что Тэхён всё поймёт и не будет сердиться, когда ты соизволишь ему рассказать о Тэквоне. Парень-то он неплохой. У себя на уме, конечно, но ведь никто не идеален, верно? — Верно, — смеётся Юнин и, обхватывая пальцами кончик носа, как бы подтирает собственные сопли. Затем она снова прижимается щекой к братской груди и обвивает его талию руками. Как бы ей хотелось прямо сейчас точно также прижаться к Тэхёну. Может, не нужно было отказываться? Может, ей следовало плюнуть на все свои принципы и условности с высокой горки и поехать с ним, к нему? Да, наверное, следовало. А потом, возвратившись утром домой, должная быть счастливой и радостной, она бы стала ненавидеть себя ещё больше. Нет, всё-таки нужно признать — всё, что ни делается в нашей жизни – к лучшему. И дай бог, это был не последний раз, когда от Тэхёна поступило подобное предложение.* * *
В тренажёрном зале стоит полная духота. Воздух как бы есть, но фактически его нет. Десятки людей различных полов и возрастов слоняются по огромному помещению, бегают от одного тренажёра к другому, дабы вовремя успеть занять очередь и не ждать ещё пятнадцать минут, пока последний застолбивший место соизволит сменить «машину здоровья». Беговые дорожки, жим лёжа, блочные устройства, поднятия тяжестей, орбитреки, гребные тренажёры и масса другого оборудования, а значит и возможностей для того, чтобы обеспечить своему телу полноценную подвижность вкупе с энергией, необходимой для поддержания жизни. Девятым и предпоследним тренажёром на сегодняшней трёхчасовой тренировке Тэхёна выступает тренажёр «вертикальная тяга». Протирая полотенцем вспотевшее от напряжения лицо, он поднимает с пола бутылку с водой, отходит от спортивной скамьи, на которой только что делал гиперэкстензию сорок раз по четыре подхода, и шагает по направлению к следующему тренажёру, параллельно промакивая утиркой влажную кожу шеи и затылка и жадно глотая воду из горла литровки. Когда же нужная машина оказывается перед его глазами, Тэхён снова отставляет все лишние вещи в сторону, обходит «вертикальную тягу» с нужного бортика, присаживается на кожаную скамью лицом к тренажёру, заводит бёдра под валики и берёт в руки рукоятку блока. Делая вдох, плавно, без рывков, он уже собирается потянуть перекладину блока вниз, при этом выпячивая грудь и слегка отклоняя туловище назад, однако перед началом упражнения решает взглянуть на Хосока, который не так давно отошёл к главному входу в зал, дабы принять звонок от Чжихи. Уже порядком десяти минут они разговаривают по телефону и, судя по выражению лица Хоби и их затянувшейся беседе, по возвращению последнего к занятиям на тренажёрах, последующие полчаса Тэхён проведёт не в тишине и полной концентрации на тренировке, а за внимательным слушанием товарища и разбором его насущных проблем. В момент, когда Хосок отводит от уха мобильный и сбрасывает вызов, Тэхён переводит глаза с товарища на зеркало перед собой, что располагается за вертикальной тягой, и ухмыляется уголками губ. Ну, а как по-другому-то? Разговаривать с женщиной по телефону и при этом рассчитывать на то, что вы не поругаетесь на фоне самых глупых и безосновательных причин? Хосок словно не с этой планеты. Состоит с девушкой в отношениях уже не первый год, но при этом каждый раз удивляется, как это так получается, что после каждого нашего разговора я чувствую себя, как несчастный свитер в стиральной машинке, работающей в режиме отжима? — Что с лицом? — сразу же интересуется у друга Тэхён, как только Хосок подходит к нему и замирает на месте. — Ты словно с газонокосилкой повстречался. Или, может, приведение увидел? — остроумничает он и начинает выполнять упражнение, опуская руки вниз до тех пор, пока перекладина не коснется верхней части его груди. — Скорее, как на тебя машина падает после моей попытки чуть-чуть подвинуть домкрат, — с какой-то наигранно-неправдоподобной улыбкой отвечает товарищу Хосок и затем, ставя на пол точно такие же вещи, какие до этого были в руках у Тэ (бутылка, полотенце, телефон), делает шаг к стеллажу со всеми весовыми вариантами гантель, беря в руки две маленькие весом восемь килограмм каждая и принимаясь поднимать руки, сгибая и разгибая локтевые суставы, таким образом прорабатывая свой бицепс. — Ну, если ты ещё и шутить умудряешься, значит, всё не так уж и плохо, верно? — конечно, Тэхён изначально знал, зачем Чжихи позвонила Хосоку. А если и не знал, зачем конкретно, то был на сто процентов уверен, что позвонила именно она. Навряд ли Хоби мог так расстроиться из-за кого-то другого. — И да, и нет, — произносит Хосок на выдохе, когда опускает руки с гантелями вниз. Секунду погодя, он косит глаза на товарища и, видя, как у того напряжены все лицевые мускулы по средствам тяжёлого упражнения на вертикальной тяге, понимает, что, даже находясь в состоянии максимальной концентрации на тренажёре, выслушать друга и дать ему совет, в случае необходимости, Тэхёну не составит труда. — Она сказала, что собирается съездить с родителями в Тэгу, к предкам её мамы, и что, я, естественно, остаюсь здесь, потому что им нужно обсудить там что-то своё и меня это, мягко говоря, не касается. — Ну и что? Съездит и вернётся, — успокаивает друга Тэхён, хотя на самом деле думать более глобально ему мешает немного неподходящая для душевных разговоров обстановка. С глухим рычанием он снова приспускает рукоятку блока и сжимает от усталости и сложности выполнения упражнения зубы. Нужно было брать не пятьдесят килограмм, а сорок. Всё-таки данный тренажёр – ещё не конец тренировки. Надо, чтоб на завершающий тоже силы остались. — Или ты боишься, что неделю без неё не протянешь? А, точнее, не протянешь без кое-чего другого. — Сейчас как дам, лучше б молчал! — срывается Хосок и угрожающи показывает товарищу руку с гантелей под пальцами, словно под этим жестом подразумевает тяжёлый твёрдый кулак. — Я вообще не поэтому переживаю. Знаешь же о моём плане. А раз знаешь о плане, значит должен быть и в курсе того, чтó было запланировано на эту пятницу. Но этого не случится, потому что ей приспичило ехать в Тэгу именно сейчас! Именно на этой неделе! — Напомни-ка, что было запланировано на эту пятницу? — задаёт весьма неуместный вопрос Тэхён, поскольку когда-то он и впрямь знал о намерениях друга в отношении своей пассии, однако сейчас, в следствии массы событий в его собственной жизни, чужие проблемы и стремления ему кажутся мелочными и даже немного незначительными. — Извини, — просит прощения в тот момент, когда опускает рукоятку тренажёра и с лёгким шипением протирает ладони. — Что-то из головы вылетело. — Из головы вылетело? — плюётся ядом Хосок и, бросая гантели на пол, подскакивает к Тэхёну, присаживаясь перед ним на корточки. — Я же хотел… — замолкает, оглядываясь по сторонам, словно не хочет, чтобы их услышали лишние уши. Тэхён испытующе смотрит на друга и вскидывает левую бровь. — Я планировал сделать ей предложение. Как ты мог забыть о таком? — хлопает Тэ по бедру ладонью и снова вскакивает на ноги. — Я же тебе первому всё рассказал. — О, Господи, тысяча извинений, — великодушно просит прощения у товарища Тэхён и, поднимаясь со скамьи тренажёра, берёт с пола бутылку с водой и делает несколько жадных глотков. Затем, беря в другую руку полотенце, вытирает мокрую от пота шею, спустя минуту закидывает это самое полотенце себе на плечо и начинает разминать поочерёдно ноги, а точнее голеностопные суставы. — Женитьба, это, конечно, хорошо, но не думал ли ты, что делать предложение руки и сердца в ресторане под игру специально заказанных музыкантов – немного заезженно, и что это навряд ли сильно удивит твою суженую? Хосок, практически сразу после слов Тэхёна намеревавшийся выкинуть какой-нибудь остроумный ответ, только размыкает губы, но не издаёт ни звука. Всё потому, что умная мысль друга заставляет его самого задуматься над свежестью идеи в виде «сделать предложение любимой девушке в ресторане, как делает большинство и без чего-то оригинального». Облизывая влажные от воды губы, Тэхён порядком двух минут смотрит сначала на товарища, а после, когда мимо них с Хоби проходят две длинноногие девицы в коротких топиках и не менее коротких шортах и которые отчаянно и намерено стреляют в Тэхёна глазками, он на автопилоте провожает их любопытным взглядом, но любопытным не от того, что эти фифы в вульгарных нарядах сумели заинтересовать его, а от того, что их бегающие глазки навели его на мысль, что с ним что-то не так. Поэтому он тут же поворачивается лицом к зеркалу и принимается осматривать себя – стандартный чёрно-белый спортивный костюм от Adidas, состоящий из майки и шорт, такого же цвета кроссовки, собранные в хвостик на макушке волосы, «умные» часы на запястье левой руки, безупречно красивое лицо, да и всё остальное в полном порядке. Так в чём же тогда дело? Хотя, ничего удивительного. Ловить восхищённые взгляды обоих полов – для Тэхёна привычное дело. В тренажёрном зале так тем более. — Знаешь, а ты, пожалуй, прав, — через некоторое время, невозможное измерить секундами или минутами, говорит Хосок и, упирая руки в бока, поднимает взгляд к потолку. Тэхён от его внезапно громкого голоса даже вздрагивает и отводит глаза от зеркала. — Ресторан – это слишком банально. Может, посоветуешь чего поуникальней? Позатейливей? Сам бы ты, к примеру, как сделал девушке предложение? — снова взглядывает на друга и улыбается ему доброй улыбкой. — Как бы сделал я? — для ясности переспрашивает Тэхён и, когда Хосок кивает в знак подтверждения, он загадочно ухмыляется и затем, разворачиваясь, семенит к следующему и последнему тренажёру на сегодня. Хосок следует за ним, перед этим прихватив с пола все свои вещи. — Честно сказать, раньше я не считал себя романтиком. Ужин при свечах, разбросанные по квартире лепестки роз – мне всё это казалось каким-то уж слишком слащавым, — подходя к тренажёру для жима ногами, Тэ, как и всегда, откладывает все личные вещи в сторону и залезает на тренажёр, принимая в нём удобное положение тела. После этого берётся за боковые рукоятки и переводит внимательные глаза на стоящего рядом Хосока. — Но, что касается идеального предложения, я всегда хотел сделать это где-то за границей. Желательно там, где моя девушка хотела бы побывать. В каждом городе ведь есть такое место, с которым связана легенда об истории любви какой-нибудь пары. И вот представь, вы гуляете, во время прогулки ты рассказываешь девушке эту самую историю, а потом даришь ей коробочку с кольцом. Такой вариант мне всегда казался самым романтичным, хотя в душе я далеко не романтик. — Интересно, где Юнин всегда хотела побывать? — спрашивает скорее себя, нежели чем товарища Хосок, на что Тэхён только стеснительно прячет глаза и, улыбаясь, приступает к выполнению последнего курса упражнений. — Идея, конечно, неплохая, но пускай она останется твоей идеей, твоей мечтой. Мне же нужно придумать что-то другое, хотя направление я уловил. Больше романтики, больше энтузиазма, больше всего! Больше чего-то такого, что оценила бы каждая девушка на планете. — Не думай, что бы оценили все девушки на планете. Думай о том, чтó бы оценила твоя девушка, именно твоя, — взывает к памяти друга Тэхён, на вдохе плавно опуская платформу. — Кстати, это ведь прекрасная возможность всё переиграть. Пока Чжихи будет в Тэгу, ты можешь придумать, как сделать ей предложение по-новому. Почитай чего в интернете, вдруг до тебя снизойдёт озарение, вдруг чья-то история вдохновит тебя. Улыбаясь, Хосок присаживается на скамью соседнего тренажёра и, упираясь локтями в колени, иронично качает головой, поражаясь тому, насколько редко этот свет видит другую сторону самоуверенного, кичливого и местами эгоистичного Тэхёна. — Как бы мне хотелось, чтобы такого рода советы ты б давал мне чаще. И при этом, как и сейчас, делал бы это искренне, от души, а не на отвали. Тэхён резко останавливается, прекращая выжимать платформу, и непонимающе хмурит брови. Задавать вопрос – он не задаёт, потому как точно знает, что Хосок понимает всё, абсолютно всё, только посмотрев ему в глаза. — Не хочешь рассказать, как обстоят дела с Юнин? — с блестящим от предвкушения взглядом любопытствует у друга последний, с максимальной заинтересованностью подаваясь вперёд. Кто бы мог подумать, что разговор о сердечных привязанностях состоится в таком странном для этого месте. — А ты? Так хочешь услышать рассказ о маленькой бестии, которая не даёт мне покоя ни днём ни ночью? — причина взвинченного состояния Тэхёна вполне объяснима. Он сердито сужает веки и смотрит на Хосока до тех пор, пока тот не качает в непонимании головой. Конечно, он помнит, сколько проблем в прошлом малышка Пак принесла его доброму товарищу. Сколько боли, обид и слёз он вынес. И вынес же. Вот только, судя по всему, оно того не стоило. Вообще ни капли. — Она уже успела что-то натворить? — предполагает Хосок, чем вызывает на лице Тэхёна плохо скрываемое раздражение. Отворачиваясь от друга, Ким сильно сжимает зубы и возобновляет свою тренировку на тренажёре, берясь обеими ладонями за рукоятки и принимаясь по новой приподнимать платформу до распрямления колен. — Выходит, что успела. И что же? Хотя погоди, дай угадаю, — Чон задумчиво прикладывает указательный палец к подбородку и поднимает глаза к потолку. Тэхён косится на друга, параллельно продолжая выжимать платформу, словно ожидая высказанных товарищем предположений. — Наверное, она не договаривает тебе всего того, что ты бы хотел знать, и тебя это задевает. Ибо как так-то? Я цитирую, я столько лет ждал тебя, столько лет мучился, и, несмотря на это, ты не хочешь делиться со мной всем, что происходит в твоей жизни? Неужели тебе настолько плевать на мои чувства? Тэхён несдержанно, одним рывком опускает платформу тренировочного устройства, сгибая ноги в коленях до угла девяносто градусов, затем подскакивает с тренажёра и как по команде подлетает к Хосоку, решительно хватая того за плечи и устраивая тому небольшую встряску. — Она не просто чего-то не договаривает – она врёт мне, понимаешь? Врёт, и я знаю, что она врёт, и она знает, что я это знаю, — Тэхён легонько трясёт друга, потому что не уверен, полностью ли тот его слышит. Хосок сразу же пытается успокоить товарища, отрезвляюще кладя ладони на тыльные стороны рук Тэхёна, после чего тот немного выдыхает, плюхается на скамью рядом с Хоби и изнурённо протирает ладонями солёное от влаги лицо. — Единственное, чего я не знаю, так это с какой целью она врёт. Зачем ей вообще это нужно. Но самое страшное даже не это, не её враньё, — признаётся Тэхён и, наклоняясь немного вниз, секунду погодя переводит на Хосока крайне выразительный взгляд. — Чтó же может быть страшнее? — с красноречивой интонацией и заискивающим взглядом спрашивает у друга Хосок. — Страшно то, что, даже несмотря на её враньё и попытки водить меня за нос и разводить, как нерадивого школьника, я чертовски сильно, дико и отчаянно хочу её. Хочу настолько, что даже не могу и не считаю нужным это скрывать, — вырывается у Тэхёна сокровенное, однако, несмотря на это признание в своих потребностях вкупе с самым желанным желанием, он не испытает никакого чувства стыда за то, что признался в этом лучшему другу. В ответ Хосок лишь иронично ухмыляется и приобнимает друга за плечо, когда тот снова прячет за ладонями лицо. — И не надо мне ничего советовать. Особенно из серии «у тебя же есть Юнджи». Её у меня нет. Я у неё есть, а у меня её нет, — находясь во всё ещё скрученном положении тела, Тэхён убирает от мины руки и пусто взглядывает вперёд. — Это не то. Не та потребность, о которой ты мог подумать. Не просто желание с кем-то потрахаться. Это что-то другое, что-то сидящее намного глубже, — он прикладывает ладонь к сердцу и несколько раз хлопает себя по груди. — И Юнин единственная, кто может помочь мне разрешить эту проблему. — Да разве ж в этом дело? Всё, что ей нужно сделать, чтобы помочь тебе, так это раздвинуть ноги. И всё. Думаю, если ты расскажешь ей о такой своей проблеме, она не откажется подсобить, так сказать. — Не шути, — Тэхён посылает товарищу суровый взгляд, в котором, однако, не сквозит ни тени улыбки. — Всё не так просто. — Я что-то не пойму, чего ты из мухи дирижабль раздуваешь? — Хосок хмурит брови и всплескивает руками. — Хочешь? Возьми. Или в чём проблема? — Я не могу. — Что значит не можешь? — Без её согласия не могу. А она не согласится, пока я с Юнджи. Не согласится, потому что не сможет довериться, — Тэхён говорит на языке бессознательного чувственного опыта. — Если раньше для Юнин секс был чем-то обыденным, чем-то, о чём не нужно было много думать, то сейчас, когда она во всех смыслах повзрослела, добиться от неё личной аудиенции – сродни попытке проломить головой каменную стенку. — М-мда… иронично, однако, — выдавая сдавленный смешок, Хосок отрицательно машет головой и начинает приглушённо смеяться. — Ты вроде можешь всё, но в то же время не можешь ничего. Вот ведь как жизнь судьбами играет. — И не говори, — глумливо поддерживает друга Тэхён и тотчас встаёт на ноги, решая потянуться. После этого он подходит к тренажёру, возле которого лежат все его вещи, берёт их в руки и, обмозговывая последующие действия, решает не вытирать полотенцем лицо, а дождаться момента, когда они с Хоби попадут в раздевалку, а оттуда и прямиком в душевую. — Давай, поднимайся. У меня ещё примерно полтора часа до работы. Не хочу задерживаться. — Встаю-встаю, — с этими словами Хосок хлопает себя ладонями по липким бёдрам и поднимается со скамьи соседнего тренажёра. Потом, как и Тэхён, подбирает с линолеума своё тёмное маленькое полотенце, шейкер, телефон и шагает за товарищем по направлению к выходу из спортзала. И всё бы ничего, вот только, когда они с Тэ выходят в коридор и за ними только-только закрывается дверь, на них чуть ли не как ураган налетает женская фигура, уже переодетая в спортивную одежду и полностью готовая к тренировке. Секунду погодя, они отпрыгивают друг от друга с ужасающей скоростью, и только когда девушка оказывается от них на расстоянии, до парней доходит, кто перед ними стоит. — Юнджи, блин, ты откуда здесь? — чертыхается Хосок, отряхивая руки от воды, которая пролилась на него из-за того, что он не закрыл до конца шейкер. — Ой, ребят, извините. Почему-то я надеялась застать вас в зале, а не на выходе, — Юнджи виновато чешет затылок и кривит губы. Когда их взгляды с Тэхёном пересекаются, она поначалу удивляется, почему он так холодно встречает её, не говоря ни слова, но позже, стоит ей вспомнить о его отстранённом поведении в последние дни, вопрос отпадает сам собой. Без лишних слов Юнджи подходит к нему и собирается поцеловать его, однако Тэхён сразу же, как она оказывается рядом, делает шаг назад и разводит руки в стороны: — Я мокрый, липкий и вонючий, так что лучше не трогай, — говорит он весьма серьёзно, однако, дабы не обижать её, тут же посылает ей натянутую улыбку. Но, увы, Юнджи даже не думает обижаться. Вместо этого она лишь отвечает Тэхёну горькой усмешкой, затем в кратчайшие сроки преодолевает расстояние между ними и всё-таки целует его в щёку, одновременно с этим обнимая его за шею. — Мокрый, липкий, но не вонючий, — шепчет Тэ на ухо Юнджи и демонстративно припадает носом к его подбородку. — Всё тот же пьянящий аромат одеколона, — поднимает голову, а заодно и глаза чуть выше. — Ты сводишь меня с ума в любом виде. Ты один на меня так действуешь. Не понимаю, как я сразу в тебя не влюбилась? Ещё тогда, в нашу первую встречу на ресепшене. Что же было у меня с глазами? — Тебе виднее, мне-то откуда знать, — равнодушно отвечает на очередные восхищённые вздохи Тэхён, пренебрежительно пытаясь отодвинуть от себя Юнджи. Затем он кидает осторожный взгляд на Хосока, который стоит в метре от них со сложенными на груди руками и удручённо качает головой. — Нам уже пора. А ты иди, занимайся. Не будем друг друга задерживать. — Погоди-ка, — Юнджи довольно грубо хватает Тэхёна за руку и дёргает его на себя. Тот нехотя кривит лицо, потому как не желает оставаться и терпеть Джи и дальше. Именно терпеть. Потому что её поведение сейчас схоже с поведением по уши влюблённой школьницы, которая плевать хотела на чувства парня. Она вешается ему на шею, вешается и вешается. И никак не отцепится. — Вообще-то я надеялась, ты поможешь мне с выполнением одного упражнения. Я же всегда в начале тренировки качаю пресс, поэтому мне нужно, чтобы кто-то поддержал мне ноги. — К шведской стенке обратиться, я так понимаю, не вариант? — задаёт, на его мнение, логичный вопрос в данной ситуации Хосок, который до сей минуты стоял и не отсвечивал. Тэхён на слова друга только саркастически ухмыляется. Нет, ну правда. Зачем ей помощь Тэхёна, если в зале уже есть специальные гимнастические снаряды, предназначенные именно для того, чтобы человек мог сам спокойно заниматься и при этом не напрягал других? — Нет, не вариант, — злобно отрезает Юнджи и, прижимаясь к Тэхёну всем телом, смотрит на него щенячьим взглядом, от которого тому тотчас становится противно. Жалостливые глаза некогда дорогого ему человека вызывают в нём только отвращение. — Милый, пожалуйста. Я без тебя не справлюсь. — Юнджи, да прекрати ты этот цирк, — возмущается Хосок, будучи не в состоянии терпеть, когда девушки ведут себя подобным образом. — Мы уходим. Тебе же сказ… — Хорошо-хорошо. На полчаса я твой. Пошли уже. Раньше начнём – раньше закончим, — Тэхён, неожиданно для всех, соглашается и всё-таки поддаётся на женские уговоры. Переплетая их с Юнджи пальцы, он тянет её за собой и снова заходит в спортивный зал, с максимальной неприязнью и раздражением шагая к участку, на котором лежит огромное количество матов для занятий на полу. Радостная и счастливая Юнджи поправляет свой чёрный топ и чёрные облегающие леггинсы перед тем, как упасть на мат спиной и потуже завязать на макушке длинные, собранные в хвост волосы. — Кстати, у меня для тебя есть хорошие новости, — она думает, что обрадует Тэхёна своими словами. Когда тот присаживается перед её ногами на корточки и прижимает коленями её лодыжки, дабы ей было легче качать пресс, она заводит руки за голову и, смотря на Тэ снизу вверх, улыбается ему кипенно-белыми зубами. — Точнее, не у меня, а у отца. У отца для тебя есть хорошие новости. Касательно BCHO и развития твоего бизнеса за границей. — Не понял, — Тэхён в недоумении супит брови. Ему же не послышалось? Юнджи начинает скручивать тело, приподнимаясь и после опускаясь, при этом не разрывая с мужчиной зрительного контакта. — Скажи, что ты пошутила, — просит он Джи, ибо не понимает, как реагировать на полученную информацию, какие эмоции он должен испытывать? Положительные или негативные? — Отец собирался сегодня заехать к тебе в офис, — произносит Юнджи на выдохе, когда её спина снова касается мата. Затем, стоит ей в очередной раз скрутить корпус, как их с Тэхёном лица оказываются примерно на одном уровне и на таком коротком расстоянии друг от друга, что она не сдерживается и чувственно чмокает его в губы, после чего продолжает качать пресс. Тот растеряно моргает от внезапного поцелуя и уже хочет сказать ей, чтобы она так больше не делала, однако её последующие слова заставляют его сменить гнев на милость: — Твоя мечта, милый, совсем скоро исполнится. Главное, что тебе нужно сделать, так это ответить на вопрос – готов ли ты сам к её осуществлению? Улыбка на лице Тэхёна перестаёт быть напряжённой, превращаясь из презрительной в благодарную. Он начинает с большим энтузиазмом помогать Юнджи выполнять упражнение и даже возобновляет их диалог, но уже в ином русле. Смех и весёлый говор, всяческие другие эмоции – им снова хорошо вдвоём, они снова находят, о чём поговорить, хотя столько дней сторонились друг друга. И всё же не все довольны этим их воспроизведением старой формы общения. Хосок, что зашёл в зал за другом ещё пять минут назад, стоит неподалёку и с горечью наблюдает за ним и Юнджи, как смотрят на рыбок в аквариуме. Он понятия не имеет, о чём они говорят. Лишь надеется, что Тэхён не совершит ничего дурного, не совершит глупейшей на свете ошибки, не поставит крест на Юнин из желания строить карьеру на западе.* * *
— А есть вообще хоть какая-то разница – выпьем мы кофе здесь или в любом другом месте? — чисто из любопытства интересуется у Пака Ыну, когда они, наконец, находят кафе под названием «Cafe Mamas». Вот, нужно им было кружить по округе сначала для того, чтобы припарковать машину, потому как в центре сделать это не так-то просто, а затем чтобы понять, с какой же всё-таки стороны располагается этот кафетерий. — Есть, и очень существенная, — спокойно отвечает товарищу по работе Чимин и, становясь напротив стеклянной двери, ведущей внутрь кафе, ещё раз осматривает своё отражение, вертя головой из стороны в сторону. После этого, замечая за стеклом знакомый женский силуэт, а заодно и убеждаясь в собственной неотразимости, он довольно улыбается и махает Ыну пальцами, подразумевая, что они могут заходить. — Это здесь-то подают самый лучший в мире кофе? — с какой-то пренебрежительной интонацией в голосе произносит Ыну, осматривая полупустой кафетерий недовольным взглядом. Да, заведение – не пять звёзд, едва тянет на три. Столы, стулья, деревянный паркет, белые стены, нарисованные картины, напольные вазы с растениями – обстановка здесь самая обыкновенная. Хотя, почему и, главное, чему он удивляется? Наверное тому, насколько Чимин отличается в плане вкусовых предпочтений от спесивого Ким Тэхёна, потому как, когда Ыну ходит на перерыве выпить кофе с Тэхёном, их выбор редко когда падает на уличные харчевни. — А ещё самые лучшие в мире лимонные пирожные, — на выдохе проговаривает Чимин, и Ыну только спустя несколько секунд замечает, как неотрывно его попутчик смотрит вперёд. Решая проследить за глазами Пака, Ыну моментально находит, куда же тот всё-таки пялится. Девушка в рабочей форме, с розовым чепчиком на голове, разговаривает о чём-то с клиентами кафетерия и, видимо, не считает нужным приветствовать очередных гостей хоть каким-то словом. Когда же она заканчивает лялякать с пожилой парой, кланяясь им, и поворачивается лицом ко входной двери, её тело замирает в напряжении, а взгляд упирается в такой же прямой взгляд чистых блестящих глаз, направленных точно на неё. — Может, мы присядем? — предлагает коллеге Ыну, видя как эти двое таращатся друг на друга. Тот молчит. Ыну продолжает: — Чего стоим-то на проходе? Вон – столик у окна свободный. Пошли, Донжуан, — хватает Пака за локоть и ведёт его к окну. Оказываясь на месте, Чимин вроде как приходит в чувства. Они с Ыну снимают с плеч верхнюю одежду, вешают её на вешалку и садятся друг напротив друга. Тогда Ыну складывает руки на поверхности стола и подаётся вперёд. — Давай-ка проясним один момент, мы тащились сюда с другого конца города, полчаса кружили по улицам, чтобы припарковать машину, и всё из-за девчонки? Чимин не отвечает. Поначалу он смотрит куда-то в сторону, но уже спустя несколько секунд переводит спокойный взгляд на Ыну. — Не из-за, а ради, — поправляет последнего Пак, после чего снова скашивает глаза внутрь зала, начиная зрительно искать куда-то запропастившуюся работницу кафетерия. Обычно в таких заведениях персонал не подходит к столам и не принимает заказ от клиентов, как это делается в ресторанах. Гости должны сами подходить к кассе, дабы сделать заказ, и Чимину это известно. Но позубоскалить-то надо. Поэтому он живым манером взмахивает рукой, обращаясь к ещё одной сотруднице кафе, что стоит за кассовым аппаратом: — Девушка, я прошу прощения, но не мог бы кто-то из вашего персонала обслужить меня и моего немногословного товарища? — Э-э… Д-да, конечно. Одну секундочку, — Шигён, поначалу растерявшаяся от столь неожиданной просьбы, уже через мгновение кивает посетителям и принимается искать глазами Хоа. Конечно, она удивилась. В её понимании любой, приходящий в их заведение, знает, что работающие здесь не обязаны бегать от столика к столику, дабы принять у клиента заказ. Однако, что поделать. Препираться с гостями, объясняя им здешние порядки, сродни отстранению от работы. — Разве мы не должны сами подойти на кассу? — выведывает у Чимина Ыну, подставляя ладонь под подбородок и устремляя взор на Пака. Тот же, в свою очередь, на мгновение перестаёт смотреть вглубь зала и обращает внимания на своего сопровождающего, насколько его можно считать таковым. — Должны. — Тогда зачем ты попросил ту девчонку подойти к нам сюда? — Сейчас узнаешь, — произносит Чимин хитрым тоном и, замечая приближающуюся к их столику работницу кафетерия в розовом чепчике, деланно закидывает ногу на ногу и чутка вздёргивает подбородок. Хоа с максимальной неприязнью останавливается возле занятого стола и скрещивает руки на груди, хотя по факту не имеет на это права, поскольку такой жест – явная демонстрация клиентам своего раздражения и неуважения. — Я вас слушаю, — равнодушно, с очевидным пренебрежением говорит она не то Ыну, не то Чимину, даже не смотря на последнего. Пака это не то, чтобы злит, но и нельзя сказать, что такое её поведение ему приятно. Хоа создаёт видимость того, что жуёт жвачку, что ещё раз свидетельствует о её непочтительности по отношению к гостям. Тогда Ыну решает первым как-то разрядить обстановку, потому как понимает, что что-то здесь не чисто, и что кто-то перед кем-то явно провинился. Но стоит ему открыть рот, как внезапно проснувшийся затейник всей этой сцены его опережает: — Честно говоря, я рассчитывал на более тёплый приём, — Чимин подаётся всем телом к Хоа, улыбаясь ей во все тридцать два зуба. — Мы так хорошо погуляли в прошлый раз. Я звонил, писал. Надеялся, что ты ответишь. Думал назначить тебе ещё одну встречу. А ты куда-то запропастилась. Вот я и здесь. Ыну от ропота закатывает глаза и отводит их к окну, выглядывая на улицу. Тёплый солнечный день, небо, какое бывает только весной, глубокое и голубое, почти синее, куда-то вечно торопящиеся граждане столицы. — Ну, погуляли один раз и я теперь что, обязана отвечать тебе на каждое твоё сообщение? — огрызается Хоа, даже не думая расслабить положение рук. Раньше, когда она была маленькой и когда смотрела вечно крутящиеся по телевизору дорамы, ей и в голову прийти не могло, что на парня, который тебя однажды обидел, можно так долго обижаться. В день их прогулки Чимин искренне попросил у неё прощения за своё поведение, объясняя тогдашний поступок банальной неопытностью в сфере серьёзных отношений. Для него, как для парня конкретно в то время, который не знал, что с девушками можно не только спать, но ещё и встречаться, общение с Хоа стало новым, исключительным опытом. И, увы, то, как оно на него повлияла, он осознал только спустя годы. — А почему нет? Всё же хорошо было. Мы поговорили, сказали друг другу всё, что хотели сказать. И несмотря на это у тебя что, остался повод дуться? — Чимин довольно сильно меняется в лице, а вместе с этим меняется и интонация его голоса. Сколько раз он должен перед Хоа извиниться, дабы она простила ему его прошлые ошибки? — Я не хочу это обсуждать, — холодно отрезает она, делая глубокий вдох. — И вообще, заказ делать будете? У меня много работы. Не хочу тратить время на бесполезные разговоры. Если будете что-то заказывать – говорите, я запишу. Если не будете, то моё нахождение здесь априори не имеет смысла. И на будущее – работники данного кафе не обязаны подходить к каждому гостю персонально. Есть ноги? Будьте любезны подойти на кассу и оформить свой заказ там. Как это здесь принято делать. Ыну кидает на девушку озадаченный, но от этого не менее восхищённый взгляд. Какова вероятность того, что Хоа бы не осмелилась говорить таким тоном, будь на их с Паком месте кто-то другой? Может, это, конечно, и хорошо, что таким незатейливым образом она решила поставить потенциального кавалера на место, однако в следующий раз ей следует хорошенько подумать, а может ли она в принципе хамить клиентам, пускай эти клиенты и являются знакомыми. — Ладно, — делает ей одолжение Чимин и, не сводя с Хоа глаз, произносит вслух, точно по слогам, свой заказ: — Я буду чёрный кофе. С мороженым. А ты? — взглядывает на Ыну, который толком и меню-то не знает. Он быстро воспроизводит в памяти всё, что ему нравится и что может быть в меню этого кафе и после минуты размышлений говорит: — Кофе с молоком и каким-нибудь пирожным. Можете выбрать сами каким. Доверюсь вашему вкусу. Ах, да, добавьте, пожалуйста, в кофе немного корицы. Обожаю её. — Принято, — одно слово, и Хоа словно ветром сдувает с территории зала. Вот и поминай, как звали. Чимин ещё какое-то время глядит ей вслед, благодаря чему замечает, как её напарница, до этого стоявшая за кассовым аппаратом, начинает что-то шептать ей на ухо с очень разозлённым видом. Судя по всему, решила отчитать свою подопечную за недостойное и непростительное поведение по отношению к гостям. Хоа, вроде бы, не сильно расстраивается, хотя не увидеть на её мине выражения злости труда не составляет. Она бесится, очень бесится. Непонятно только, из-за чего. По причине того, что Чимин пришёл к ней работу, или потому, что её напарница не знает всей ситуации изнутри, а потому не считает неправильным отчитывать её на глазах у посетителей. — Твоя экс-подружка? — решает для ясности уточнить у товарища Ыну, дабы прояснить некоторые моменты, да и просто чтобы поддержать разговор. Пак тяжело выдыхает, словно таким образом показывая, что не горит желанием обсуждать это. Однако это не совсем правда. Он, что касается сердечных терзаний, никогда и никому не жаловался, не ныл. Да и кому? Юнин, у которой у самой проблем выше крыши? Или Тэквону, который вообще ничего не смыслит в жизни? А, может, друзьям, которых у него нет по причине вечных разъездов по стране и трудовой занятости? — Общались когда-то. Можно даже сказать, встречались. Я уехал в Пусан, мы расстались. В субботу случайно зашёл сюда и всё, пропал. Увидел её глаза, и… сгинул в них, — откидываясь на спинку дивана, Чимин один раз моргает и сглатывает ком в горле. — Как думаешь, она сможет простить меня? — задерживает взгляд на Ыну, который в скором времени становится пустым, как после долгого рассматривания себя в зеркале. — Неужели любовь так сильно влияет на человека, что ломает его, заставляя бояться будущего? — с загадочной ухмылкой Ыну ставит локоть правой руки на поверхность стола и подпирает подбородок ладонью. — Да какая любовь? — протестует Чимин против такого вот выстрела прямо в цель, хотя его голос звучит очень неуверенно. — Какая-какая. Мощная, неподдельная, чистая. — Не мели ерунды, — возмущается Пак и в прямом смысле отмахивается от слов товарища рукой. А затем, стоит Чимину заметить, как Ыну отводит глаза к окну и начинает издевательски улыбаться, ему приходит в голову мысль перевести разговор в иное русло. Обсудить то, что его товарищ, наверное, никогда бы не подумал обсуждать. — У тебя к моей сестре тоже любовь? — с порога кидает он, и Ыну тут же приковывает к Чимину испуганный взгляд. — Такая… настоящая, да? Тоже мощная, неподдельная и искренняя? Как в кино? Сердцебиение парня учащается настолько, что его, скорее всего, становится слышно на весь кафетерий. Ыну понимает, что причина столь сильной частоты вызваны отнюдь не страхом. Сбившееся в секунду дыхание объясняется тем, что он просто-напросто даже подумать не мог, что эти чувства, разом вспыхнувшие в его сердце огнём и снегом в масштабах стихийного бедствия, могут быть замечены кем-то кроме него, кем-то со стороны. Эти чувства – не любовь, нет, даже не симпатия. Что-то другое. Что-то, что нахлынуло на него, как по мановению волшебной палочки, и словно кипятком начало обжигать всё внутри. — К твоей сестре у меня любви нет, — признаётся Паку Ыну в том, что до сего момента планировал никому не рассказывать. В его расширенных зрачках дрожат блики разноцветных огней, а на губах играет едва заметная, полная лукавства улыбка. Чимина, вроде как, устраивает такой ответ, вот только на этих словах Ыну не останавливается: — Пока нет. Но всё может измениться. И измениться в кратчайшие сроки. — Даже так? — в шутливой манере любопытствует у товарища по работе Чимин и скрещивает руки на груди. Он заметил вспыхнувший в глазах Ыну по отношению к Юнин интерес ещё в тот день, когда они только-только приехали в Сеул. То, как он постоянно смотрит на неё, когда думает, что она этого не замечает, с таким выражением во взгляде, с такой обречённой нежностью – всё это не оставляет сомнений – с ним случилась самая настоящая беда, в простонародье называемая влюблённостью. Сглатывая пересохшим горлом слюну, Ыну стыдливо отводит глаза. Он пытается ввести в поиск новые слова для возобновления беседы на другую тему, потому как не хочет бередить душу, не хочет слышать от Чимина о том, что его чувства никогда не станут взаимными по причине сердечной привязанности Юнин к другому человеку. Ыну ведь тоже не дурак. И прекрасно понимает, к кому она неровно дышит. Другой вопрос – готов ли он мириться с этим, или же ему стоит попытать счастье добиться её расположения сравнительно честным путём? Красивые ухаживания, подарки, комплименты. Женщины же такое любят, ценят, не так ли? За своими громкими мыслями ни Ыну, ни Чимин не замечают, как на их столик приземляется поднос с чашками кофе, мороженым и тарелкой с пирожным. Хоа довольно звонко ставит заказанный молодыми людьми кофе прямо перед их носами, затем взглядывает на Чимина, посылает ему натянуто-презрительную улыбку и после ретируется на своё место на сервисе, где ей и положено быть. Пак вскидывает от сложности ситуации брови и берёт в руку чашку. Ыну поступает также и, уже поднося свой кофе к губам, говорит: — Ты же, я так понимаю, уже перед ней извинялся? — риторический вопрос, на который Чимин только коротко кивает. Тогда Ыну делает небольшой глоток напитка из кофейных зёрен и произносит вслух вполне себе неплохую, как кажется Паку, идею: — Ну, если извинялся, и это не сработало, значит нужно извиниться как-то по-другому. И желательно сделать это так, чтобы после твоих извинений у неё и в мыслях не было снова на тебя обижаться.* * *
Находясь в своём кабинете, Тэхён от волнения и благоговейного трепета наматывает круги вокруг одного и того же места, от окна к двери, каждый раз возвращаясь в исходную точку. Когда Юнджи сказала ему о том, что господин Гюнгсун собирается приехать к нему в офис за надобностью обсудить вопросы касательно его бизнеса, он и подумать не мог, что будет так переживать. С одной стороны – помощь господина Мина, это не что-то, что Тэхёну необходимо как воздух, а с другой – этот человек занимается коммерческой деятельностью более тридцати лет, и его знания и опыт могут помочь Тэхёну с осуществлением его мечт, покуда сам он, ввиду достаточно юного возраста на фоне Мин Гюнгсуна, не сможет продвинуть BCHO на западные рынки. Секундная пауза, и в дверь кабинета раздаётся осторожный стук. Тэхён вздрагивает и взглядывает на массивный чёрный створ. Вскоре на пороге возникает администраторша-секретарша с ресепшена. Она глубоко кланяется и встаёт по стойке смирно. — Господин, к вам пришли, — произносит девушка и, чуть подвигаясь в сторону, пропускает вперёд статного мужчину в сером смокинге. У Тэхёна на лице появляется непривычно-напряжённая улыбка. Каждый раз, когда он видит господина Мина, его невольно одолевает жуткое волнение. Скорее всего, это связано с тем, что люди подобного ранга вызывают в нём трепетный страх на пару с восхищением. Всё-таки Мин Гюнгсун, как и многие его коллеги, важные и большие люди. И встречу с такими людьми может заслужить только не менее влиятельный человек. — Добрый день, господин Мин, — приветствует в своих имениях мужчину Тэхён и делает шаг к нему навстречу. Гюнгсун ответно улыбается, как он думает, своему будущему зятю, поправляет свой галстук, и подходя к Тэ ближе, пожимает ему руку. — Здравствуй-здравствуй, Тэхён. Давно не виделись, — говорит господин Мин. Его широкое лицо, покрытое сеткой мелких морщин, как всегда спокойно, не замутнено никакими заботами или тревогами. — Как ты? Как работа? — Н-неплохо, — слегка запнувшись на первой букве, отвечает Тэхён, после чего взмахивает пальцами, привлекая внимание всё ещё находящейся в кабинете секретарши. — Егён, будь так добра, приготовь нам чаю, — просит он администраторшу, на что та почтительно кланяется и без лишних слов покидает владения её господина, дабы сразу же помчаться готовить чай с печеньем. — Вы проходите, не стесняйтесь, — шутя, произносит Тэхён, призывая своего почтенного гостя присесть на диван. Когда Мин Гюнгсун всё-таки проходит к кожаной софе, и они с Тэ садятся друг напротив друга, последний по привычке расстёгивает пуговицы своего чёрного пиджака и, прочищая горло, подаётся вперёд, упираясь локтями в колени. — Юнджи говорила мне, что вы приедете. И вкратце сказала, зачем. — Я на это рассчитывал, — говорит господин Гюнгсун и точно также наклоняется вперёд. Взгляд чёрной радужки выжидающе вперивается в Тэхёна, отчего тому становится не по себе. — Но прежде, чем мы начнём говорить о работе, я хочу обсудить кое-что другое, — заранее оповещает Тэхёна, дабы запланированный разговор не стал для того неожиданностью. — Юнджи. Она приезжала к нам с матерью недавно. Была очень расстроена. И нельзя сказать, что мне было приятно её такой видеть, — его голос становится грубее, тембр значительно снижается. — Что между вами происходит? Тэхён внутренне напрягается. Он понимает, что сейчас ему нужно максимально тщательно подбирать слова, ибо сейчас перед ним сидит не только отец девушки, с которой долгое время его связывали тёплые отношения, но и его деловой партнёр, а точнее говоря человек, который в своё время помог ему построить успешную карьеру, независимую от бизнеса отца. И что-то Тэхёну подсказывает, что признаться господину Мину в том, что он не любит его дочь, будет не самым правильным решением. — Всё сложно, — выдаёт Тэхён и, складывая руки в замке перед собой, опускает взгляд к полу. — Господин Мин, я благодарен Юнджи за всё, что она для меня сделала. И вам я благодарен не меньше. Но, как мне кажется, моя карьера и наше с вами сотрудничество более не должно зависеть от наших с Юнджи отношений, — снова поднимает глаза на Гюнгсуна и совершенно не понимает, что в них видит. — А то у меня создаётся впечатление, будто бы я обязан быть с ней, лишь бы не нарваться на неприятности. Это… мягко говоря, напрягает, — брови Тэхёна сдвигаются, а глаза вспыхивают недобрым огоньком. — Поэтому впредь я попрошу вас не валить всё в одну кучу, не нужно личное смешивать со служебным. А то, что происходит между нами с Юнджи, мы как-нибудь решим сами. — Хорошо, Тэхён, — без промедления идёт на компромисс господин Мин и, откидываясь на спинку софы, закидывает ногу на ногу. — Я тебя услышал, однако хочу, чтобы и ты услышал меня. Юнджи у меня одна. О чём бы она меня ни попросила, я не откажу ей, всегда помогу. А потому пообещай мне, что не обидишь её? — тон мужской речи твердеет, а глаза перестают смеяться. — Не обижу, — обещает Гюнгсуну Тэхён и копирует его позу, садясь ровно точно также, то есть опрокидывает спину назад и забрасывает ногу на ногу. — Теперь давайте перейдём к делу, — предлагает Тэ и в этот же момент в кабинет возвращается секретарша с ресепшена. Она проходит вглубь комнаты, ставит на стеклянный столик две чашки чая с печеньем и аллюром убегает обратно. — Я так понимаю, речь пойдёт о BCHO и о его расширении на территории запада, верно? — Верно, — господин Мин лукаво ухмыляется и, наклоняясь вперёд, берёт в руку чашку с чаем. — Около двух лет назад, когда твой бизнес начал стремительно набирать обороты, я стал задумываться над тем, чтобы через пару лет предложить тебе двигаться дальше. Не останавливаться на Корее, но и заняться покорением американских рынков, а ещё лучше – европейских, — Гюнгсун говорит это с таким энтузиазмом, что Тэхён даже не может заставить себя сказать ему, что в ближайшее время вообще не планировал решать подобного рода вопросы. — Всё, что тебе нужно сделать, так это решить, готов ли ты посвятить этому делу достаточное количество времени? Хочешь ли ты отправиться в Америку, дабы продвинуть BCHO до нереальных высот, оставив всех своих конкурентов далеко позади? Наверное, Тэхён бы никогда не признался, если б кто-то спросил его лично, но от такого предложения, от такой новости у него загораются глаза. Да и как от чего-то подобного можно отказаться? Это же такая возможность. И дело не только в его давних желаниях. Америка всегда привлекала его. Если не в плане постоянного места жительства, то в плане бизнеса и командировок так точно. Одна проблема. Ключевая и крайне существенная. Пак Юнин. Вот, как она называется. Уехать покорять запад без неё? Жить там без неё? Без её запаха, голоса, рук? Жизнь без Юнин что там, что здесь – пуста и бессмысленна. Жизнь без неё не будет иметь никакого значения. Он ведь уже проходил через это. И больше проходить не желает. — Ну так что? — продолжает наседать на Тэхёна господин Мин, покуда надеется, что тот примет верное решение. Для него, как для члена акционерного общества корпорации BCHO, безусловно, «добро» Тэхёна тоже будет большим событием. Это ж сразу другой уровень. И совершенно другие деньги. В целом, долго думать Тэхёну не нужно. При большом желании он мог бы дать ответ господину Мину прямо сейчас. В его горле стоит комок нервов размером с баскетбольный мяч. Ответить Гюнгсуну однозначное «да»? Или однозначное «нет»? Тэхён боится сделать неправильный выбор. Боится, что своим решением может потерять любимого человека. Как же порой сложно. Как же сложно принимать правильные решения из желания угодить всем. А, быть может, в этом заключается другая, не менее значимая проблема? Может, не нужно пытаться угодить всем? Может, в этот раз ему следует принять независимое от других людей и их мнений решение? Да, так он и поступит.