Записки офицера племенной полиции Матаиса

Когда отец и дед еще думали, что меня можно сломать, они дважды пытались провести со мной обряд поиска видений. Первый раз я три дня сидел в яме, кутаясь в вонючее одеяло. «Ты отправляешься в путешествие, которое по силам только героям» — двуличные сволочи, они серьезно полагали, что я такой же безмозглый, как их клиентура. «Я не хочу быть героем. я хочу быть полицейским!» Дед никогда не поднимал ни на кого руку, отец и вовсе был добрейшим существом, но тут они оба орали на меня так, что я даже опасался, что все кончится дракой. В конце концов, сломались они. Я выдержал потельню с бесконечными сиплыми песнопениями и омерзительной вонью от старых одеял и мокрых тел, я просидел три дня в «яме видений»... — Ты не должен лгать. Никогда. Духи не простят тебе лжи. — Я не вижу духов. Они не знали, что со мной делать и отпустили меня в Шайенн в школу полиции. И с тех пор никаких разговоров о покровителях и потельне не велось. Они только ныли про дар, но я решил позволить им это. Все же я никогда не был злым человеком. И вот теперь... Десять лет как нет отца, двенадцать — деда, я сижу у костра с трубкой, пускаю вонючий дым в льдистый сентябрьский ночной воздух и жду видений. «Ради белого, которого ты презирал больше других?» Я вдруг вспомнил сухое, словно пергаментное лицо деда, как он смотрел на меня, масляно-черными, цепкими глазами и ухмылялся: — Твоя мать была такая же. Ей хотелось быть другой. Не такой, как мы. Она хотела читать книги, учится в университете, она была самой дерзкой девчонкой из Людей Юты. Ее предком был сам Генри Римский Нос! Мы спрашивали, зачем она дала первому сыну такое странное имя, но она только совала нам какую-то книжку. «Вот, мол, читайте, неучи». Никто кроме нее в семье не знал французского. Мы шайенны, а не полиглоты. Но она назвала тебя в честь какого-то венгра из книжки. И никто не мог с ней справиться. Ты как она. Мне до слез было обидно, что я совсем не помнил свою мать. Только две черные косы, красную футболку с лицом Че и песню, которую она включала на портативном магнитофоне фирмы «Sony» когда мои сестры не могли заснуть. «...Трубач выведет нас к смыслу. И новый день начнется Для тех, кто этого дождется, И лес откликнется смехом.» Что я должен увидеть в темноте за покосившейся оградой? Кто-то должен был мне помочь. Духи, призраки, зомби. Кто угодно. Я не должен был лгать, и я сказал правду. Я озвучил, то, что не хотел говорить никогда... — ...и мне обязательно надо что-то сделать, — сказал я черному лесу, — если я не сделаю, никто не сделает. И тут я снова увидел собаку. Черно-белая морда все еще казалась сердитой, яркие, как драгоценные аквамарины, глаза сияли в темноте. — Она все-таки подсыпала мне наркоты, — проворчал я и встал, — ну пойдем, ты хороший спутник, в прошлый раз ты здорово сработал... Молодец. Я был благодарен псу, за то, что он не стал мне отвечать. Это было бы слишком. И мы пошли в глубину леса. Я почти ничего не видел, шел буквально вслепую, а когда споткнулся о корягу, и чуть не упал в яму полную воды и старых, прелых листьев, почувствовал под рукой крепкую спину, густую, жесткую, немного влажную в глубине шерсть собаки. Он шел у правой ноги, не пытаясь вести меня. Мы просто вместе продирались сквозь темный лес. В моей голове было пусто и гулко, я очень хотел увидеть духа, хотел сделать хоть что-то, что вывело меня к пониманию, зачем все это. И я хотел достать с того света Бранча. Мне было плевать, что происходящее — чистый наркоманский бред. Все средства хороши! Когда друг моего детства Джонатан Нетти Маленький лис впервые заболел и его мать пришла к моему деду, чтобы он помог изгнать из его тела злых духов, мы смеялись в кулачки. Я предложил надавать ему по шее, магически конечно, чтоб духи свалили побыстрей, но Нетти был очень серьезен. -Ты мог бы мне помочь, — сказал он, перестав страшно, сухо кашлять,- все говорят, что у тебя дар. У меня был дар, но от него не пахло смертью, иначе я плюнул бы на все свои мечты. На все свои убеждения, на презрение к шарлатанским уловкам моей родни, и хоть неделю сидел бы в потельне и торчал в яме видений. Ради него я похоронил бы свою гордыню Но он не собирался помирать, а раз так, я покачал головой: — Никакого дара, Нетти, ты что, веришь в эту хрень? Он верил в эту хрень. А я так любил его, что прощал ему слабоумие. Когда он сказал мне, что женится, я заметил, что он боится. На его узком, всегда немного изможденном лице отражалась усталость и потаенный страх. — Ты простишь меня, Матаис? Я слышал его голос так отчетливо, словно он шел рядом и шептал мне прямо в левое ухо. — Ты простишь меня за это? — За то, что ты полюбил женщину? — я чистил картошку на ужин, меня ждали мои первые отчеты. Малакай Стренд свалил на меня всю писанину мира, я должен был, как гребаная Золушка, пересчитать горох, посадить розы и смотаться на бал, так что я не хотел выяснения отношений. По чести сказать, у меня не хватало сил. — Ты не проклянешь меня? — осторожно спросил Нетти. И я вдруг понял, что он никогда не слышал меня. Возможно, даже не замечал, иначе не спросил бы такого и не боялся бы меня. — Я не хочу делать тебе больно, но я не хочу быть с тобой всю жизнь. — Да, я знаю, — сказал я, отложив картофелину. Я был совершенно раздавлен, мне хотелось отомстить ему за то, что моя жизнь разваливалась на куски, я собирался смотреть на него страшно и говорить какую-нибудь идиотскую чушь из набора моего деда. Чтобы Нетти, мать его, Маленький лис обосрался от страха перед моей жуткой магией. Но вместо этого я покачал головой и сказал: — Я не чертов колдун, придурок! Я офицер полиции. Проваливай уже, мне нужно готовить еду. И он ушел. А потом я почувствовал от него запах смерти. Но он так прятался от меня, что было уже поздно. Что именно поздно? Возможно... идти сквозь черноту с призрачной псиной у правой ноги. Неизвестно куда и зачем. Он сидел на скамейке прямо перед госпиталем Майки. Светало, я не сразу разглядел, что за мужик в одеяле прислонился виском к старой иве. — Привет, — сказал, я, когда узнал его, — какого дьявола ты здесь делаешь? Ты должен лежать и умирать, Бранч Коннали. Он поднял голову, посмотрел на меня и улыбнулся, как всегда это делал последнее время. Хорошо улыбнулся, словно рад меня видеть и теперь все точно будет нормально. — Там душно, Матаис, пахнет хлоркой. — У тебя дыра в животе, идиот. Пойдем в койку, быстро! Я оглянулся, чтобы поискать собаку, но она опять куда-то пропала. Ненавязчивая тварь. Я помог ему подняться, и повел внутрь. — Мне было очень страшно, Матаис. Я лежал в темноте и думал, что вот-вот придет кто-то и выстрелит мне в лицо. Как мне надоело, что в меня все время стреляют какие-то ублюдки. — Да, пора с этим завязывать, Конналли, а то скоро на тебе живого места не останется. Кто в тебя стрелял на сей раз? Только не говори, что это опять был Дейв Риджес. Он начал мне надоедать, хренов зомби. — Нет, хуже. Самое страшное, что это был... Это был... Он поморщился болезненно и лег на белую, чистую постель. Я заметил, что система ИВЛ отключена, и вообще все машинки Майки черны и тихи. — Не помню! — Ничего. Здесь он тебя не достанет, Конналли. — Я знаю, здесь ты. Где ты, там... Смерти нет. Я хотел было фыркнуть что-то презрительное. Про индейскую магию, про пафосных белых недоумков, которым только дай волю, они из всего сделают воскресную проповедь, но внезапно почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. — Эй, эй... ты загулялся, Матаис... Возвращайся! Подъем! Твой чертов телефон звонит, не прекращая, уже 10 минут! Уйми его! Я и так плохо сплю, еще и это! Голос тетки Ингрид был раздраженным и слишком звонким для моих ушей. Первое что я увидел — был давно погасший костер и старая трубка лежавшая в песке передо мной.