Ты делаешь огромную ошибку, когда доверяешь некоторым людям. Не доверяй много тем, кто этого не заслуживает.
После того как за мной увязался этот странный парень Филио, я наконец могу расслабиться. Вечно лезущая со всех сторон нежить уже начинала надоедать и хотелось хотя бы минутку побыть в тишине и обдумать планы. Благодаря невесть откуда появившемуся монаху, у меня появилась эта возможность. Хоть я и испытывал к нему недоверие, он заставлял чувствовать себя в безопасности. Его присутствие грело душу, и я уже забыл какого это быть тем, о ком просто так заботятся, не прося ничего взамен. Впервые за долгое время у меня появилась возможность всё обдумать. Этот странный старик, вечно сопровождающий двух девчонок, точно не так прост как кажется. В прошлый раз я даже не услышал как он ко мне приблизился, прицелившись в мою голову своим дробовиком. Именно из-за него я тогда не смог убить ни одну из них. Боже, такой шанс упустил. Но, мне кажется, что я уже его где-то видел и, что он — определённо враг. Каждую ночь мне снится один и тот же сон, который терзает меня целыми днями. На утро я просыпаюсь с вопросом: «Почему я медлил? Почему не стрелял? Я же мог легко его убить.»Я стою посреди поляны, местами покрытой красными пятнами и телами мёртвых. Ветер играет с моими волосами, и я, используя момент, полностью сосредотачиваюсь на своём противнике. Мужчина средних лет держит меня на прицеле, вот-вот собираясь выстрелить, его лица совершенно не видно из-за сгущающейся тьмы и больших облаков, скрывающих последний источник света. В полумраке он исследует меня глазами, но не стреляет. Мне надоедает эта ситуация, и я делаю шаг вперёд, направляя дуло пистолета в голову этому человеку. Мой пистолет не хуже, чем его дробовик. В каком-то смысле, мой пистолет даже превосходил оружие противника, но, почему-то, мои руки дрожат. Со мной никогда такого не происходило и от страха я даю слабину, которую, так кстати, замечает он. Отточенным движением он стреляет, и я, пытаясь увернуться, отправляю ему ответный удар. Потом, потемнение в глазах и я ничего не чувствую.
Каждый день просыпаюсь в холодном поту и желаю мести. Мести тому человеку, который заставил меня сомневаться. За то время, что я здесь прибываю, я ещё ни разу не сомневался в своих действиях, и это пятно, даже если и во сне, оно чертовски портило мой идеал перфекциониста. Даже если убивать, мне хотелось со вкусом и красиво. Размышляя о своём сне, я плёлся за Филио, который, кажется, вёл меня в церковь. Всё ближе и ближе мы подходили к большому зданию, огороженному высокими чугунными воротами, которое, собственно, и оказалось самой церковью. Она имела форму равноконечного креста с одинаковыми фасадами. Увенчивало церковь мощное пятиглавие, центральная глава была значительно больше остальных, а малые главы служили колокольнями. Четыре мощных столба-пилона поддерживал центральный барабан. На уровне цокольного этажа здание опоясывал коридор. Вся церковь была богато украшена полихромными изразцами. Довольно красиво, но как только заходишь на огороженную территорию, органы как будто начинает скручивать, а сердцебиение учащается. Мучительное волнение преследует до самого входа в Божий Дом. Здесь, я чувствую себя не в своей тарелке и хочется поскорее покинуть это место. Уж лучше ночевать на улице с нежитью, чем чувствовать на себе презрительные взгляды безгрешных душ. — Тебя терзает изнутри? Это нормально. Ты много грешил в жизни, и судьба преподносит тебе шанс на искупление. Поведай о своих грехах и молись о прощении. Тебе станет легче, если замолишь все свои грехи. — Филио говорил так непринуждённо, будто знает эти слова ещё с младенчества. Я стою в ступоре и не знаю, как на это реагировать. Первый раз я слышу подобное. Раньше мне никто и слова не говорил ни об одном убитом мною человеке. — Покинем же притвор и пройдём чуть дальше, в среднюю часть. Я покажу тебе как всё устроенно. — я последовал за ним, содрагаясь то ли от вида икон, то ли от запаха церковных свечей. — Здесь мы стоим на богослужении, молимся перед иконами, и здесь же, в специально отведённом месте, проводится исповедь. Прежде, чем лечь спать, помолись перед иконой дня, а я пока поставлю свечи за здравие и упокоение усопших. Как закончишь, я буду у кануна*. — с этими словами он удалился. И что, мне теперь нужно этой хернёй страдать что ли? Мне заняться нечем больше? Мне старика убить надо, а не грехи замаливать. До этого же с грехами жил и нормально, чего сейчас метаться. Всё, поезд ушёл. В итоге я так ничего и не сделал, почти сразу же подойдя к четырёхугольному подсвечнику, где меня уже ждал Филио. Филио в первый вечер определил меня на ночлег внутри монастырской ограды, в нынешнем храме преподобной Марии Египетской, где я прямо на полу на матрасе и переночевал. На удивление, сильного дискомфорта я не чувствовал, а даже наоборот—выспался так, как за всю жизнь не высыпался. Уже с первой зарёй ко мне заявился Филио и отвёл меня в один из приделов к иноностасу, что меня конечно не порадовало. Он насильно усадил меня перед алтарём, выпытывая из меня всю информацию о совершённых мною грехах. Вот и зачем я согласился принять помощь этого безумца? Теперь я и обязан ему чем-то. Рассказывать всё должен. Просто сижу и смотрю монаху в глаза, думая, использовать ли мне эту ситуацию во благо себе. Я давно не смеялся: не над кем было прикольнуться. И вот такая возможность. — Чего же ты молчишь? Или же твои грехи так ужасны? Исповедуйся же нам.— ледяным тоном произнёс он, от чего по всему телу забегали мурашки. Было очень странно, когда человек в пустом здании говорит о себе как «о нас». Это действительно напрягало. И всё же моя натура давала о себе знать. — Ты грешил? — спрашивает меня Филио, пронзая взглядом. — Да, грешил. — решаю развлечь себя. — Так поведай же Богу о своих деяньях. Кайся! — Каюсь в том, что оставил своих родителей, каюсь в том, что учился у киллера, каюсь, что убивал людей и был наёмным убийцей. — ненадолго запнувшись, я посмотрел на лицо Филио, и, кажется, его это совсем не удивляло, поэтому я решил добавить новенького. — Каюсь, Отец мой, в том, что люблю мужчин. Худых, молодых парней люблю ублажать. Каюсь, что не чувствую я вины своей в том, что такой я человек. Его лицо, будто одолела судорога. Такого признания он точно не ожидал. Посмотрим как он выкрутится.