Анна. Лекарство от ликвидации

После того как операция по уничтожению Юсупа завершилась успешно, Анна обзаводилась различными привычками, предпочтениями. Пока ей хотелось просто объездить разные точки США. Анна начала фотографировать для себя, а не по заданию, читала всякие сайты и блоги в помощь фотографу. Ездила в разные точки США, оставалась в случайных гостиницах, сидела во всевозможных кафе. За это время познакомилась с Риком Морти и Кеном Педроузом, и она думала о том, что явно предпочла бы Рика Морти. Рик веселый и смешной, никогда не унывающий, а Кен какой-то вечно недовольный и сварливый. Впрочем, у Рика это одна из масок, таких же, как у нее самой, не исключено, что у Кена тоже, чтобы не лезли к особо секретному. Она совершенно не знала, какой он, этот Рик Кёртис в обычной, повседневной жизни и, в частности, каким он будет с Анной вне организации после их увольнения на пенсии. Однажды Рик и Анна встретились лично, инициатором была она и для начала они согласились на поездку. За один день они объездили весь Техас, а Анна сделала более тысячи фотографий на свой цифровик, преимущественно всяких пустырей. Редкие церкви, библиотеки, частные дома и прочие одноэтажные здания. Ради таких моментов стоило жить. Совершенно не хотелось думать, кто она, как выглядит ее тело. Сколько мыслей в течение дня она должна корректировать, ведь она знает то, что никто не должен знать. Рик не стал делать ей предложений. По крайней мере, не сейчас. Они оба знали, какую ответственность это подразумевает, особенно здесь. После телефона доверия у нее не было времени на стороннюю работу, она лишь отдыхала после заданий. Неважно, как именно, доезжая на машине в какие-то неизведанные места, проезжая за несколько дней от Сан-Аджело до Даласса или Эль-Пасо, или вообще никуда не выходя, сидя дома и убивая время всякими форумами с совершенно не уважающими ее Джонами Ярдами (при том, что Ярд не был первым ее оскорбляющим: первым был аноним из телефона доверия если брать взрослые годы, не говоря уж про школу). После тех фотографий она снова встретилась с Риком Кёртисом. Он приехал к ней. Он подарил ей красную электрогитару, усилитель, пару мониторных колонок и красную внешнюю аудиокарту для ноутбука. Не считая трех медиаторов для гитары, причем цвета тоже были подобраны под женщину: бело-красный, фиолетовый и вишневый. Какое-то время поиграл, посидел, потом собирался уходить. Его последними словами были: — Если ты освоишь это, то ты никогда не будешь унывать, — сказал он, поцеловав ее. — Да, Рик, ты столько вещей подключил к моему ноутбуку. — А они теперь твои. Я дарю их. Все без исключения, включая провода и кейс от гитары. — Правда? Спасибо, это ценно. Когда вернешься? — Дам тебе перерыв, чтобы ты выучила хоть что-то и могла сыграть для меня. Пока, — он ушел и закрыл дверь. Его уход совсем не был похож на прощание. Анна сложно привыкала ко всему этому. Он дал ей несколько советов. Один из них: постоянно себя записывать, неважно, насколько плоха запись. Так, научишься себя слышать и контролировать, а это самое главное. Никаких репетиторов и учителей Анне искать не хотелось, благо в Интернете есть все. Ей хотелось попробовать разного и она начала с меньшего: с музыки 1940-х годов. Поскольку у нее не было мощного усилителя, она могла сыграть только подобные вещи. Было очень сложно привыкнуть к электрогитаре, к ее логике. Сложно синхронизировать обе руки. Сначала она сосредоточилась на правой руке. Ее волновало то, как она защипывает струны, какая у нее позиция медиатора. За неделю она привыкла к правой руке. Хотя даже первый день был уроком: во-первых, гитара лежала на коленях, она не держала ее в руке. Во-вторых, у нее зажим даже самых простых аккордов был очень слабый. На это указал сам Рик. На следующий день она начала занятия по всяким видеоурокам в Интернете. Анна и в правду подружилась с электрогитарой, проводя за ней от двух до пяти часов. Было очень трудно синхронизировать левую руку с правой. Как только она придумывала какой-нибудь перебор на левой руке, но хотела сменить аккорд на правой, ее позиция расходилась. Через полгода она не делала грубейших ошибок и играла самое простое, но смена аккордов представлялась ей трудностью. Проще всего было играть один и тот же аккорд на разных ладах, чем переходить от до минора до ми мажора. Анна была не совсем обычным человеком. Слух у нее всегда был, как и знание того, что она не все делает правильно, по крайней мере, это не совпадает с ее любимой музыкой. Та или иная нота зажата, звучит слишком нечетко, у нее странный palm mute и прочее. При записи она слышала, что играет на полмилисекунды быстрее или медленнее. Она не была склонна к хвастовству, ее самооценка и амбиции полностью отсутствовали, и она ни в коем случае не считала себя королевой. Теперь она уже не помнила, сколько точно времени потребовалось, чтобы левая рука не расходилась с правой. Может год, а может полтора. Столкнувшись с мирскими увлечениями, Анна еще больше поняла, как костёл контролирует своих солдат. Например, они что-то делают с ДНК, чтобы человек не мог выполнять два разнородных действия двумя руками, или, по крайней мере, очень трудно это подавить (но Анне и Рику удалось). Они что-то делают с ДНК, чтобы солдат умел драться, сжимая кулаки, но подушечки пальцев становятся скользкими, поэтому, например, синхронизировав обе руки, запомнив карту грифа на гитаре (какой лад толще или у́же), у нее возникла другая проблема: как банально не выпасть со струн. И Анна тоже смогла преодолеть эту проблему. Вокруг нее и гитары крутилось множество мыслей, и хороших, и плохих. Хорошие заключались в том, что гитара во французском языке — женщина (с точки зрения рода слова), а, значит, она должна быть подругой Анны. У нее не было ни друзей, ни подруг, которые бы знали о ней все. Только проходящие попутчики, отличающиеся разве что количеством проведенного вместе времени (на один день или на несколько лет, если взять школу, но по закону жанра они когда-нибудь должны пропасть, обычно, так и было). Ни Нэнси Розенберг, ни Мэрил Стокс к этой категории также не относились. Анна думала, что подаренная гитара — самая любимая подруга, которая говорит ей правду. Ее приемные родители считают, что Анна крутая, ее ДНК может все. Гитара предпочитает говорить, что Анна даже не может взять ее за шею двумя руками (гриф по-английски — это и есть шея). Возможно, Анне захотелось узнать о себе другую правду, какой бы она не была. Тошнит уже от этого ДНК, которое якобы позволяет убивать плохих парней, чтобы улучшить жизнь другим людям, типа звонившего священника-неудачника, только не построить жизнь себе. Плохие или скорее нейтральные мысли заключались в том, что она теперь знает о сценарии, при помощи которого костёл контролирует своих солдат. Якобы всем дается ловкость рук. Анна не знала, зачем в ДНК они улучшают одно и ухудшают другое. Возможно, чтобы солдат не покидал организацию, возможно, чтобы он преодолевал какие-то препятствия. Суперсолдату научиться играть на гитаре было очень сложнее, чем человеку, но не было ничего невозможного. Потом проблемы остались. Чтобы драться, длинные пальцы были не нужны. Чего не скажешь о гитаре, основные преимущества предоставляются людям с пальцами, у которых диаметр в дюймах побольше. Анна считала свои пальцы очень короткими, пыталась их растягивать при помощи упражнений. Через какое-то время могла взять баррэ, полубаррэ. Но у нее был другой козырь: Рик Кёртис. Интересно, раз он освоил гитару будучи в ограниченном режиме жизни, то чего еще он знает о костёле? Так ли он похож на того шута, роль которого вечно играет? Анна бы не удивилась, узнав, что даже иллюзия обмана костёла не более, чем игра. Возможно, им так и нужно поступить, дать солдату с измененной ДНК иллюзию того, что он хоть как-то обманул систему. А потом они все равно сделают с суперсолдатом то, что хотят сделать. * * * Она начала ненавидеть примитивные песенки про любовь. В таких всегда тебе везет. Малоосмысленные они, что ли, конвейерные. Ей больше нравились песни про отношения, если их сценарий чуть сложнее. Сейчас их мало кто сочинял. В основном рок-группы. Поп-музыка больше создавалась для того, чтобы работать для фона. Тот, кто слушает музыку ради текста песни никогда не будет слушать поп за очень редким исключением. Вот так распределялись ее предпочтения в музыке. Поет одна девица про то, что мир очень прост, надо только открыться ему. Для Анны это музыка жанра «дребедень незнающего жизни человека», этот принцип никогда не будет работать в ее жизни и, судя по телефону доверия, в жизни очень многих обычных людей. И напротив, по радио в машине часто передавали рок-песню: В ночном клубе кто-то убил вышибалу, Я не знаю кто, я знаю очень мало; Так что с копами встречаться не надо, Но вышибала давно всех достал, правда. Она относила такие песни к жанру «юмор», и они казались ей очень смешными и забавными. Она всегда делала погромче, если ее передавали, начинала улыбаться, а то и подпевала. Из фильмов и сериалов она не особо любила картины про подростков (90% таких фильмов рассказывали о какой-нибудь школьной паре, чем о самом обучении или поиске какого-либо увлечения в жизни). Казалось бы, про такое лучше читать в книгах, чем смотреть сериалы и аниме. Но и в книгах дело обстояло не лучше, мелодрам про школьников и там было больше и написаны они были чаще всего для того, чтобы увлечь подростков, дать им то, чего у них пока нет в реальной жизни. Про саму учебу и процесс получения знаний мало кто повествует. К мелодрамам про взрослых людей она относилась примерно также, ведь они сильно основаны на обычных людях и обычных парах, а она быстрее встретит какого-нибудь очередного Хосе Фернандеса, которого придется снова убить. Но вскоре ее любимыми фильмами стали те, где хоть кто-нибудь пострадал. Катастрофы, мелодрамы и триллеры о неразделенной любви без хэппи-энда или относительным хэппи-эндом: в конечном итоге все закончилось хорошо, но убит и тот, кто виноват, и невинный (получше, чем у Дяди Сэма; в кино она видела нечто среднее между Сэмом и Анной). Из подростковых фильмов она явно предпочитала триллеры и детективы: скорее уж кто-то убивает/похищает школьников, чем очередной фильм про парочки, но без самой учебы. Но если бы это относилось только к фильмам и сериалам, это была бы история не про Анну Гамильтон. Анна обнаружила, что тема «лучших подруг» тоже является «интересной для нее», разумеется, в кавычках. У нее не было ни одной лучшей подруги. Да, была когда-то Миранда, было то откровение. Но ей куда чаще везло на мужчин. На двадцать пять мужчин в костёле приходилась примерно одна женщина, и все они были где угодно, только не участвовали в операциях с ней; вторую женщину никогда не ставили в группу. А такой скользкой как Мэрил Стокс и вовсе нельзя было доверять. Она приступила к изучению женских форумов, ресурсов и прочих мест преимущественно девушек и женщин. Сообщества любовного фэнтези, поклонницы каких-нибудь мелодрам, актеров; быстро выявляла единомышленниц, подруг и даже слишком близких подруг. Нашла парочку подруг, американку с англоговорящей азиаткой, изучала их сообщения. Оказалась, что одна из условных подруг имеет больную сестру с СДВГ: синдромом двигательной активности, а другая ее поддерживает и утешает на словах уже в течение трех лет. Анна была женщиной, но прежде суперсолдатом. Иногда она чувствовала себя глухой относительно эмоций чужих, по крайней мере в молодые годы. Она не понимала сначала, а что, утешения подругой один подруги два помогут ее сестре выздороветь? Она быстро поняла, что подруги больше нужны обычным женщинам, чем суперсолдатам. Видимо, их эмоции похожи на качели: вверх-вниз, и могут меняться сами по себе без видимой причины. Вот и не ухудшается ничего в их жизни, и не улучшается. Обычные женщины просто прошиты кому-то принадлежать, нуждаться в подругах, других женщинах, одобрении и утешении. А прошит ли суперсолдат или это Анне просто не нужно? В начале Анна хотела найти новую Миранду, чтобы в жизни появилась другая женщина, чтобы не чувствовать себя одинокой. Она начала изучать, а так ли счастливы женщины с подругами или они ничем не отличаются от женщин без подруг? Видимо, не более счастливы. Какая разница, одна ты плачешь или вдвоем. Кроме того, Анна понимала, что подруги формируются в основном вокруг школ, университетов, работ; мест, где какие-то люди проводят несколько лет своей жизни. Подруги, в конце концов, просто проходящее. Вот сегодня она твоя подруга, а завтра она вышла замуж, и скажет, что теперь живет ради парня, а не ради тебя, или уедет в другой город. Анна чувствовала бы себя обманутой, если бы впустила в свою жизнь какую-то женщину, которая будет много знать, и это не на всю жизнь. А через год она пропадет. Ты скажешь ей что-нибудь личное и понятия не будешь иметь; может она сплетничать о тебе начнет в другом городе, если что-то не понравится из твоей жизни. А поскольку все люди разные, ей не понравится. Подруга не обладает ни ресурсами, ни возможностями, ни какой-либо властью, чтобы улучшить ее жизнь, кроме эмоциональной подушки. За день до того, как Рик пришел с гитарой, она попросила его утешения, он утешил ее. Но Анне лучше не стало, она, конечно, не проплакала весь вечер, но ощущала какое-то волнение в течение дня. Было несколько других таких случаев. Утешения плохо влияют на самооценку Анны; она в первую очередь суперсолдат, и то, о чем говорят на женских форумах, имеет минимальное, если вообще какое-то отношение к ней. Даже если бы подруга Анны была психологом и она смогла бы рассказать часть своих секретов, подруга-психолог все равно бы не определила, где Анна совпадает, а где отличается от средних женщин. Тем более Анна отвечает не то, что думает, а в соответствии со своей программой мышления, пытаясь предвидеть правильный ответ на вопрос для собеседника. Вполне возможно, что Анна просто зеркало имеющихся в обществе разных людей и их качеств, а сама она просто ни о чем не думает и не имеет никакой самостоятельной точки зрения. Не исключено, что одна из особенностей суперсолдат — сделать так, чтобы они не выдавали важную информацию. Обычный солдат скажет — чтобы прекратить боль. Анну пытать будут, но она не скажет, поскольку почти ничто не вызывает ее эмоций. Она отрицательно отреагировала на эмоциональную подушку Рика: видимо, ДНК сделали так, что оно распознает лесть врага, если не получается путем угроз, а лесть и неожиданные комплименты в твой адрес — это отрицательное событие на войне. Выходит, что электрогитара расскажет Анне больше неизвестных особенностей ее ДНК, чем подруга-психолог. Она была бы полезна для обычной женщины, но не для суперсолдата, у которой вообще все по-другому. Так что раньше Анна хотела завести очередную Миранду, чтобы общаться с ней, приглашать ее в гости. Но в ее положении проще было вскрыть и взломать те эмоции, которые вообще мотивируют женщин заводить подруг. И взломав эти эмоции, став словно психологическим хакером, она не завидовала этим азиаткам с больными сестрами, зависящими от чьих-то эмоциональных подушек. Если завтра эта подруга не ответит ей в Интернете, ее качество жизни сильно пострадает? Анне это было не нужно. Даже когда она встретилась с Ангелой Кауфман, прикрываясь подставной легендой, она поняла Ангелу, но у Анны не возникло ни малейшего желания продолжать с ней общение, а ведь на форумах говорят иначе. Видимо, она слишком другая женщина, чтобы быть женщиной. Некоторое время назад Анна общалась с одной подругой, сделала ей признание, но она заявила, что Анна должна вступить в ее организацию американских феминисток, ибо если она не вступит — проиграет. Анна поняла: эффективно вербуются обычные женщины, которые от чего-то пострадали в реальной жизни. Но на нее эти угрозы не действовали: эта подруга не приемная семья Розенбергов, не руководство техасского филиала в Сан-Анджело и не главное руководство в Нью-Йорк-Сити, то есть нет ни одной причины считать это приказом. От сотрудничества с ней в сфере около феминизма, жизнь Анны и не улучшится, и не ухудшится — ей просто все равно; объединение с себе подобными, особенно в ее секретном положении, Анну не интересовало. Чаще всего люди рекламировали либо религию, политику, общественные организации или дурацкие психологические тренинги и встречи. У Анны не было слушателя, который мог просто так взять, послушать и даже банально поддержать на словах (без всяких концепций): каждый начинал рекламировать что-то свое как какую-то панацею. Анне никакая панацея была не нужна; она с несвойственной своему возрасту эрудицией удивлялась наивности этих людей. От того, что завтра десять жертв сексуального насилия или гермафродитов встретятся друг с другом, ничего не поменяется в их жизни, даже не факт, что они найдут подругу или друга на всю жизнь, которым смогут доверять. Все от того, что организаторы прежде всего брали деньги за билеты; результативность встреч и выводы после бесед их не интересуют. Она бы не взламывала эмоции, и не искала, кому больше или меньше нужна эмоциональная подушка, если бы хоть кого-то нашла сама. Но поскольку никто, кроме рекламщиков, ей не попадался (а бывает и так), она вообще задумалась о целесообразности поиска каких-либо подруг. Тем более, что подруги, хорошие они или нет, здесь все равно ничего бы не поменяли. Учитывая суперсолдатизм, все их мнения и суждения были бы фальшивыми и ничего бы не сказали самой Анне.