Человек с железным сердцем

— Ты уверен, что сюда точно никто не доберётся? — Недоверчиво оглядев мирный пейзаж со склонившимися над речкой вязами, спросил у идущего позади товарища молодой брюнет, одетый во всё чёрное. Его костюм совершенно не гармонировал с зелёным солнечным днём, но Рихарда — так звали парня, одетого как на похороны — больше беспокоила нарочитая уединённость этого места, которое казалось вполне безопасным для их с Паулем предприятия. — Абсолютно. Я тут все кусты облазил, место чистое.— Пауль, бывший чуть ниже друга, не удержался, чтобы не осмотреться, и только после этого плюхнулся на траву и с мягким укором добавил: — Зря мы, что ли, в такую даль пёрлись? — А ведь точно, — Рихард пристально посмотрел на чёрный экран электронных часов, куда родители вживили жучок, чтобы отслеживать все, даже самые безобидные, передвижения сына. — Здесь даже сеть не ловит. — Вообще, — подтвердил Пауль, широким щедрым жестом указывая на деревья вдалеке. — Здесь даже телеграфных столбов нет. Садись и не парься. Рихард брезгливо стряхнул с травы капли утренней росы — на этом берегу она до сих не испарилась — и, как городской житель, осторожно присел. Пауль не боялся испачкаться — он и одежду выбрал неброскую, в которой мог легко слиться с местностью, в то время как Рихард беспокойно трогал острые волоски залаченного ёжика и проверял, на месте ли все его красивые цепочки. Чокер неприятно натирал юноше шею. Он солгал родителям, что едет с другом в центр города, но на деле отправился с Паулем в такую глушь, где они точно бы не встретили знакомых и смогли побыть наедине. В их путешествии это было важнее всего. Одно только Рихарду, привыкшему к неоновому пейзажу города с его небоскрёбами из бетона и стекла, не нравилось — слишком тут уж дикая природа. «Даже странно, что здесь нет сетевых башен, — подумал он, виновато улыбаясь лучившемуся от счастья Паулю, — разве в наше время не провели Интернет по всему миру?» — Мы сейчас как эти, — продолжил его мысль Пауль, пощелкивая пальцами в попытке что-то вспомнить, — в "1984" которые. Джулия и этот, как его... — Уинстон, — подсказал Рихард, большой знаток антиутопий отживших времён, которые сейчас стали реальностью. — Да. — Пауль раскинулся на траве, и весёлые глаза его так искрились, что Рихарду тоже захотелось улечься рядом. Но в траве могло быть полно ползучек и всякой грязи, поэтому Рихард сидел как на иголках и, напряжённо выпрямившись, вслушивался в безмятежное чириканье, доносившееся из-за леса на другом берегу. Словно надеялся услышать страшное гудение трансформатора. А Пауль, абсолютно уверенный в безопасности этого места, продолжал: — Спрятались в кустах от всяких прослушивающих устройств и сейчас будем заниматься... — Он игриво подмигнул застывшему изваянием Рихарду, но тот презрительно дёрнул губой: — Тише. Я что-то слышу. — Вечно ты что-то слышишь! — В мгновение вскипел мирно настроенный Пауль. — Вода плещется, птички поют, деревья шумят! Что тебе не так? Мы сюда ехали, чтобы я слушал твои недовольства? — Нет, — пристыженный Рихард потупил большие голубые глаза, всегда отливавшие недобрым ледяным светом. — Просто здесь слишком тихо. И вода плещется как-то странно. Будто в ней кто-то есть, — нашёл он объяснение своим опасениям и передёрнулся. — Ну и забей, — отмахнулся Пауль. — Подумай лучше о том, что бы ты делал, если бы отказался от моего предложения. — Сидел бы городе и продолжал бы класть записочки в дерево, рассказывая, как моя мать тебя ненавидит, — вздохнул Рихард и решился прилечь рядом, очень обрадовав этим Пауля. — Но мы здесь. Будь теплее, мы бы искупались. — Холодновато будет. Да и вода для тебя странная, — решил подтрунить над другом Пауль, но увидев, как тот обиженно сдвинул тонкие брови над глубоко посаженными глазами, замолчал. — У нас есть несколько часов, — Рихард по привычке взглянул на бесполезные часы, — но они отрубились и я не знаю, сколько сейчас времени. Хотя один хрен, всё равно меня дома сожрут, если узнают, что я был с тобой. — Ровно тринадцать тридцать, — Пауль сунул ему под нос часы с двумя стрелками, какие сейчас можно было увидеть только в антикварном магазине. — Вот что значит швейцарская механика, а не электроника твоя, — назидательно заключил он, снова откидываясь на пушистое покрывало низкой травы. Рихард, доверчиво прильнувший к нему, вынужденно согласился — сколько бы они ни спорили, Пауль всегда выигрывал, стоило завязаться разговору о превосходстве прежней жизни, когда никому не вживляли под кожу чипы, когда писали бумажные письма, которые можно было бесследно уничтожить в случае опасности, когда не было роботов, превосходивших человека в интеллекте. Порой Рихарду хотелось вернуться в то время, когда не надо было заводить несколько страниц в социальных сетях, чтобы всем угодить и остаться законопослушным гражданином. Рихард радовался, что однажды случай свёл его с Паулем, который знал способы обвести вокруг пальца недреманое око слежки за людьми в их информационной вселенной. Для полноценной жизни Паулю не нужна была электроника и интернет — он спокойно обходился без них, отчего сверстникам казался ненормальным. Рихарда в нём привлекло именно это — и со временем он стал смотреть на находчивого друга как на возлюбленного, который мог спасти его от мира, пронизанного лучами беспощадной и вездесущей информации. Счастливое будущее с летающими автомобилями — мечта их родителей — оказалось едва ли не хуже, чем любимый Рихардом "1984". Но Пауль уверял его, что в этом мире ещё есть места, где время, не затронутое технологиями, поворачивало вспять. Понемногу Рихард успокаивался — то ли от Пауля исходила такая умиротворяющая аура, то ли всё вокруг действительно не предвещало дурного. Неглубокая речка казалась ему пролившимся на землю небом, а то, как из стороны в сторону шатались камыши под слабым ветерком, казалось расслабляющим колебанием маятника в руках гипнотизёра. У них было ещё несколько часов, чтобы в тишине уединения насладиться обществом друг друга и расстаться, навсегда увековечив в памяти это чудесное место. «Да, можно было бы приехать сюда ещё как-нибудь, — отметил для себя Рихард, прикрывая глаза. — Интересно, а есть ещё такие места вокруг города?» И заметил, что если смотреть на Пауля через дифракционную решётку ресниц, его рыжеватые волосы казались золотыми. До этого Рихард никогда не считал возлюбленного красивым — наоборот, ему казалось, что мелкий и невзрачный Пауль с круглым лицом и короткими взъерошенными волосами всего лишь оттенял его собственную холодную красоту. Но сейчас Рихард видел, что лежит на груди у самого прекрасного в мире существа. Чёрт дёрнул юношу вспомнить в этот нежный момент биологического робота из магазина интим-услуг. Эту куклу притащил в дом отец Рихарда, когда жена перестала его удовлетворять, и заявил, что во всём мире нет ничего совершеннее, чем секс-машина с неестественно влажными для работа глазами. Когда Рихард узнал, что таких роботов делали из свежих трупов и запчастей машин, ему хотелось блевать от взгляда на отцову игрушку. «И почему он не мог выбрать что-то тёплое и живое, если мать ему не нравилась?» — скривившись от воспоминания, вновь спросил себя Рихард и взглянул на задремавшего под солнцем Пауля, надеясь найти ответ в неправильном, но таком трогательном очертании его профиля. У бионика был точеный нос и пухлые губы, как у модели, и выглядел он отвратительно. А Пауль, успевший задремать от тёплой близости любимого, просто тихо радовался тому, что они наконец-то оказались вместе. Им никогда ещё не было так хорошо. Однако в глубине души Рихард всё ещё смотрел на это место боязливым подозрением. Привыкнув отовсюду ждать удара в спину в виде камеры, жучка, микрофона, он совершенно не умел расслабляться. В камышах снова поднялось непонятное шевеление, а плеск воды раздавался особенно отчётливо. Словно там запуталась коряга и билась о берег. — Слушай, там действительно что-то есть, — вдруг произнёс Пауль и, мигом сбрасывая с себя дрёму и Рихарда, приподнялся. — Ну вот, а ты говорил, что это только мне всё мерещится, — надулся Рихард, невольно отводя взгляд подальше от камышей, словно там мог прятаться лавкрафтовский монстр — огромный, зубастый, с холодными крепкими щупальцами. Рихард не отметал варианта, что там могло оказаться нечто похуже. — Пойдём посмотрим, — Пауль притих, пытаясь разглядеть странный предмет в камышах, который там точно был. В голосе обычно деятельного юноши не сквозило и капли привычного слуху Рихарда энтузиазма. — Если оно нас не сожрёт, — так же тихо ответил Рихард, глядя в сторону поля, откуда они пришли. Он очень пожалел, что не умеет телепортироваться. Сейчас бы он с удовольствием перенёс свою физическую оболочку куда-нибудь подальше. А лучше всего — в город, где нет таких речек. О том, что Паулю тоже могло быть страшно, Рихард не подумал, с неохотой крадясь вслед за парнем. Он всегда считал Пауля безбашенным. Ещё не подходя к берегу, Рихард услышал сорванный вздох раздвинувшего камыши Пауля. На мгновение он склонился к воде и тут же отпрянул, поворачиваясь к Рихарду. Тот впервые видел друга таким напуганным. На безмолвный вопрос Рихарда: «Это хуже, чем я думал?» Пауль смог только кивнуть, пропуская его к воде. Увиденное оказалось хуже, чем успел придумать Рихард, пока делал эти несколько решающих шагов к берегу. Это был не монстр, не русалка и не коряга. Это был труп. Обезглавленный труп без рук и ног. Иссиня-зеленый, вздутый, как дохлая лягушка, усеянный багрово-красными пятнами. Срезы на местах конечностей были того же ужасного цвета. Рихард почувствовал, как в лёгких резко кончается кислород, и мешком повалился на траву, ощущая, как все внутренности душащим комом поднимаются к горлу. Он попытался отползти, будто труп мог восстать из мёртвых и утащить его за собой в воду, но руки и ноги отказали Рихарду, и он беспомощно цеплялся за сочную траву, содрогаясь в судорожных спазмах тошноты. Пауль что-то говорил ему и от нарастающей паники говорил всё быстрее — но Рихард только в промежутке мучительной рвоты смог просипеть: — Пойдём отсюда. — Мы не можем! — закричал Пауль, в очередной раз пытаясь донести до валяющегося в истерике друга несколько истин, пришедших на ум только что: — Нам надо заявить в полицию! Если труп найдут, и кто-то узнает, что мы тут были, у нас не будет доказательств своей невиновности! Мы лучше признаемся, что нашли его! Пойдём! Вставай! — крикнул он, дёргая Рихарда за вялую руку. — Мы должны заявить прежде, чем он вновь уйдёт под воду! — Я не буду ничего заявлять, — Рихард с трудом сел, совершенно разбитый. От запаха того, что исторгнул желудок, и отпечавшегося на глазах трупа его мутило. — Просто пойдём. — Мы должны сделать это вдвоём! Иначе ты проболтаешься, и всё будет ещё хуже, — Пауль неожиданно перешёл на шёпот. В отличие от мертвенно-бледного Рихарда его физиономия отливала пунцовым. Пауль умолчал, что успел сделать несколько фотографий трупа на старый фотоаппарат, который взял с собой, надеясь сделать совместный снимок с возлюбленным. — Мы просто скажем, что в таком-то месте видели труп и ответим на вопросы следователя, — заговорил Пауль мягко и потянул Рихарда за руку. — Мой отец знает хорошего детектива, он возьмёт это дело на себя, а мы останемся ни при чём. Но молчать об этом нам нельзя. Рано или поздно кто-то узнает, что мы были здесь. — Ладно, — тяжело оперевшись на тонкие плечи Пауля, Рихард поднялся и утёр испачканные губы, больше не беспокоясь о другом. Рассеянный взгляд помутневших глаз скользнул по корням мощных вязов, вскинувших руки-ветви крон в самое небо, и остановился. Пауль увидел, что голубой кружок радужки Рихарда откатился за границы глаза, на мгновение открыв пустой белок, испещренный алыми трещинами сосудов. Пауль знал, что у возлюбленного сильно косит глаз, но таким он видел Рихарда впервые. И осипшим голосом спросил, пытаясь проследить направление его взгляда: — Что там? Из расщелины в дереве на застывших парней смотрел холодный глазок камеры. — Ты лгал мне, — прошептал Рихард, уставившись на Пауля пустым глазом. Этот взгляд был хуже удара ножом в спину, которого так боялся Пауль в этом тихом лесу. Несколько дней спустя частный детектив Тилль Линдеманн и криминалист Оливер Ридель неспешно прогуливались по берегу реки в лесу на окраине города, осматривая место преступления. За это время произошло многое. Труп человека, мужчины или женщины — это осталось непонятным — отвезли в морг. Двух перепуганных подростков успокоили и наказали больше не совать носа в это место, но и похвалили за яркое проявление гражданской сознательности. На реку послали водолазов искать пропавшие конечности, и уединённое местечко в лесу перестало быть безлюдным. Камера радовалась, что можно следить за людьми, а не смотреть целыми днями на один и тот же пейзаж. Тот, кто сейчас наблюдал за её показаниями, видел, как крупный мужчина в летнем плаще-пыльнике с задумчивым видом сел у подножия дерева, а его высокий гибкий коллега ходил у самой кромки воды, щёлкая камерой, как пистолетом, который всё время даёт осечку. Никто в прессе не удивился, что расследовать это громкое дело, чьи концы бесследно растворились в воде, доверили этим людям. Линдеманн и Ридель были людьми немногословными, и к трещоткам-репортерам относились с молчаливым презрением. Как только Рихард и Пауль заявили о трупе, это стало известно всем, кто смотрел телевизор. Телевизионщики срывали слова с губ детектива, и, искорёжив их по-своему, преподносили людям, которые целыми днями просиживали у цифрового изображения мира, запертого в стенах квартиры. К счастью, служители закона никогда не смотрели телевизор — в их жизни хватало кровавых сюжетов. Куда с большим интересом они брались за расследование дел, где можно было самим применить всю фантазию и смекалку, чем отстранённо наблюдать за процессом, сидя у телевизора. Тилль же, один из лучших детективов города, неподвижно сидя на тёплой земле, изучал примятую траву на берегу сквозь квадратные стёкла очков в черепаховой оправе, изредка поднимая взгляд на коллегу, который сосредоточенно фотографировал всё вокруг, нисколько не соблазняясь пейзажем. Иногда он доставал из кармана плаща фотографии трупа, представленные Паулем — было видно, что, несмотря на шок, рука фотографа не дрогнула, и снимок получился достаточно чётким. Не испытывая ни капли отвращения к телу убитого, Тилль раз за разом впивался неподвижными глазами в эти снимки, твёрдо зная, что они многое могут рассказать ему об убитом. Природа наградила Тилля холодным, нежели творческим, складом ума, как нельзя больше подходящим для логических операций. Он, чувствуя себя героем одной чешской сказки, искал детали преступления, прятавшиеся в густой траве, как жемчужины ожерелья Златовласки. Он ясно видел множество деталей, но пока никак не мог сплести их в одну чёткую линию, которая привела бы его к месту преступления и человеку, который совершил столь зверское убийство. «Во-первых, кто был убит? — Размышлял он, глядя на неспешно текущую реку. — Мужчина или женщина? Хотя странно, что в морге об этом сразу не подумали, а привлекать судебную экспертизу пока ещё рано. Преступник отделил ту часть тела, с которой загадка решилась бы легче, но торс широкий, как у мужчины. И у этого мужчины есть грудь, явно не настоящая — когда я увидел его, то понял, что без пластического хирурга тут не обошлось». — Силикон, — вдруг тихо произнёс Оливер словно между прочим, зная, что не отвлекает застывшего коллегу от его мыслей. — На грудных имплантах есть индивидуальные номера. По ним можно вычислить клинику, где сделали эту операцию... — А через базу данных выйти на личность убитого, — глухо продолжил Тилль, молча поблагодарив коллегу за подсказку. Когда-то Оливер занимался исправлением внешности людей и знал о тонкостях этого дела больше, чем о новой работе. В сферу охраны прав он пришёл совсем недавно, но так же, как Тилль, не нашёл своего истинного призвания. Тилль, частный детектив, не мог сказать, что не любил своё дело, но относился к клиентам с подчёркнутой отстранённостью. Его гораздо больше интересовали фабулы дел, чем стоявшие за ними люди — Тилль относился к тем, кто читает книги ради сюжета. Порой ему бывало трудно, порой он запутывал гордиев узел из того, что удавалось найти — но почему-то оставался работать в бюро. На то были свои причины. Когда-то у Тилля была сестра. Была — потому что когда он ещё юношей устроился на завод по производству плетёной мебели, она исчезла. Растворилась, как соль в горячей воде. В то время общество ещё не было информационным, и спецслужбы не могли откопать девушку из-под земли, зная только её имя. Её звали Матильдой. Перед тем, как навсегда исчезнуть из жизни родителей и брата, она привела Тилля на эту реку, и несколько часов брат и сестра, обнявшись, молча смотрели на воду. А несколько дней спустя Матильда ушла из дома и никогда больше не возвращалась. Свой телефон, полностью вычищенный, она оставила родителям, а следы замела — никто не помнил, как она оделась, ведь Матильда ушла, когда никого не осталось дома. Лишившись сестры, с которой его связывали нежные почтительные отношения, Тилль больше не смог возвращаться с работы и смотреть на пустую кровать, где спала сестра. Он поступил в юридическую академию, не испытывая к этой профессии ни малейшей наклонности, но почему-то без труда выучился и смог работать детективом. Работу на заводе он бросил и тщательно поддерживал образ охранника права. Сдержанный, респектабельный, не бросающийся словами и жестами — весь его облик заставлял людей, особенно женщин, признавать, что он выглядит как настоящий юрист. Выглядит, но не чувствует. Как сирота из индийской драмы, он хотел найти сестру и положил на это всю жизнь. Рассматривая любое дело, Тилль пытался найти зацепки, которые вывели бы его на след Матильды, но за все эти годы он так ничего и не узнал о сестре. И когда он, отчаявшись, решил похоронить память о ней, случай привёл его к этой дикой реке. Ещё давно по просьбе Тилля спецслужбы установили здесь глазок, и хотя ничего, что могло бы помочь, камера не засняла, Тилль чувствовал себя на шаг ближе к разгадке своей тайны. Вполне вероятно было, что смерть мужчины с накладной грудью могла бы связана с Матильдой. Но Тилль подавил в себе ликование и спросил у замершего на берегу Оливера: — Клинику? Я думал подняться вверх по реке и догадаться, откуда труп был сброшен в воду. Заодно есть вероятность найти отрезанные конечности и обнаружить истинное место преступления. Я сомневаюсь, что преступник тащил тело сюда, в глушь. — Вы плохо разбираетесь в медицине, герр Линдеманн, — деликатно упрекнул его Оливер. — Этот несчастный труп выглядит так, как будто отмокал в воде несколько месяцев. Возможно, в начале зимы, когда его убили и сбросили в реку, труп ушёл на дно, а бурное весеннее течение вынесло его сюда, где ни одна живая душа не смогла бы его найти. — Вы думаете, преступник на это рассчитывал? — Тилль в очередной раз обрадовался, что в пару ему поставили бывшего врача, который смотрел на дело без чувств, как настоящий циник. — Я предполагаю, — холодно остановил его Оливер. — Надеюсь помочь вам найти более лёгкий путь. — Значит, вы думаете, что преступник хорошо знал город, если так точно всё рассчитал, — задумчиво произнёс Тилль, понижая голос. Издалека доносился отчётливый плеск воды, немного напугавший его, и такой ритмичный, будто по воде ударяли вёсла в руках умелого гребца. — Но немного просчитался, — Оливер вдруг вытянулся, разглядывая что-то, появившееся между деревьями на повороте реки, и прошептал: — Видите? Из-за поворота показалась лодка с гребцом в странном костюме небесно-голубого цвета. Мужчина с длинными волосами неспешно правил лодкой, но не выглядел так, будто любуется пейзажем. Вся его настороженная худощавая фигура заставляла думать, что незнакомец скорее проверяет и высматривает, всё ли здесь в порядке. — Послушайте, — произнёс Тилль, поднимаясь, и подошёл к Оливеру. — Я спрошу у него. — Если вы будете расспрашивать каждого встречного, мы никогда не поймаем преступника! — Оливер хотел остановить его, но Тилль уже бежал к лодке, надеясь остановить гребца, и думал: «Мне кажется, он точно что-то знает об этом деле».