Другой Гарри и доппельгёнгер

18. Что ты выберешь, дружище: уголек или алмаз?

             Он подождал, пока соседка наконец выговорится и отойдет, позволив миссис Дурсль продолжать путь между стеллажей. Изредка Петунья задерживалась то здесь, то там, оставляя корзинку на колесиках посреди прохода и тщательно разглядывая этикетки на всяких банках и упаковках. Северус чувствовал себя здесь как чужестранец, который знает местный язык, но совершенно не представляет, как понимать названия выставленных на полках продуктов. За последние десять лет в мире лишенных магии изменилось невероятно много вещей. Как будто все предшествующие столетия человечество стояло на низком старте и собиралось с духом, а в восьмидесятых кто-то пальнул в воздух из пистолета — и понеслось.       — Миссис Дурсль!       Петунья вскинула глаза, и калейдоскоп мыслей, явственно отображенных мимикой, пробежал по этому совершенному, идеально накрашенному лицу. Не нужно было включать легилименцию, чтобы понимать, о чем она думает. Во всяком случае, тому, кто знал ее до мелочей.       Она изменилась. Повзрослела — да. Но не постарела. Скорее, в ней выкристаллизовалась та стервозность, которую раньше прятало очарование юности. Разве что легкая морщинка, намек на нее под слоем пудры, в уголке кривящихся губ и две еле заметные поперечные складки на лебяжьей шее, за которую многие мальчишки-дураки в детстве обзывали ее жирафой и которой, став постарше и поумнее, завидовали все девчонки Коукворта. Сейчас эта шея красиво смотрелась в обрамлении ниспадающих платиновых локонов и чуть ослабленного алого шарфика: магазин отапливали чересчур сильно, поэтому Петунья расстегнула длинную белую дубленку, несколько верхних пуговок на белоснежной мягкой кофточке, а заодно отодвинула шарф от горла. Пахло от нее какими-то духами — не теми самыми, другими. В брендах магловского парфюма Северус был не особенно силен.       — Я прошу у вас пару минут, мэм. Не сочтите за дерзость…       Попытка вывернуться и пройти мимо, бросив напоследок лишь косой взгляд:       — Вы обознались, мистер Снейп.       «Я знала, что ты вот-вот придешь».       — Я не отниму у вас много времени, Петунья! У меня к вам всего несколько вопросов, я могу задать их вам на ходу, если вы спешите.       — Простите, я не говорю с незнакомыми людьми…       «Иди за мной!»       Он слышал их диалог как будто со стороны и с неудовольствием отметил у себя хорошо, казалось бы, забытый и вновь прорезавшийся коуквортский диалект, забавный акцент северян, над которым в свое время смеялась половина Хогвартса. Лили, очень зависевшая от чужого мнения, рассталась с этим произношением гораздо быстрее него. У Петуньи он, вероятно, тоже почти исчез после переезда в Литтл-Уингинг, но со второй фразы зазвучал вновь, навевая неожиданную ностальгию.       — Я не смог подойти к твоему дому. Похоже, там установлена магическая блокировка.       — Наверное, — прозудела она сквозь зубы, сосредоточенно толкая перед собой тележку. — Я не разбираюсь.       «Думаю, они сделали всё, что им хотелось. Они ведь нас и за людей-то не считают».       — Они могли поставить ее по заявлению домовладельца или же решением Визенгамота. Ты делала такое заяв…       — Знаете, сэр, — нарочно повышая голос, Петунья перешла на вальяжный прогулочный шаг, — я с удовольствием прочла бы предложенную вами литературу, но, боюсь, мы с мужем сможем осуществить этот благотворительный взнос лишь разово. Если вас это устроит…       «Подыграй!»       — Конечно, мэм, вы столь любезны…       Мимо них с милой улыбкой, полупоклоном в адрес Петуньи, ответившей тем же, и прицельной стрельбой взглядом в сторону черного незнакомца, прокатила седая леди. На излете улыбочка сделалась совсем кислой, а в голове с жидкими сивыми букольками промелькнула нехитрая мысль: «А, он из этих… Я-то думала… Скучная эта Дурсль, ни рыба, ни мясо, ни шерсти клок».       — Ты бы сюда еще в этой вашей шляпе приперся, — Петунья раздраженно бросила в корзину первый подвернувшийся ей под руку полуфабрикат.       — Перестань. Она приняла меня за священника.       — Твое счастье. Это же миссис Эмили Поллифакс местного разлива, да будет тебе известно.       Опомнившись, женщина сунула упаковку с полуфабрикатом обратно в морозильную камеру. Снейп хотел сказать ей, чтобы на этот счет она не волновалась и что любой, на кого она укажет пальцем, тотчас благополучно забудет о том, что видел их вместе. Но не стал говорить. Петунья сочла бы это похвальбой и демонстрацией превосходства: в отличие от сюжета его «снов» настоящая сестрица Лили терпеть не могла магию и всё, что с нею связано. И всех.       — Как Гарри? — спросила она, опережая его вопросы.       Зельевар почувствовал, что брови его готовы взмыть до середины лба. С чего бы это ей интересоваться судьбой племянника после того, что он просмотрел у мальчишки в воспоминаниях? Да и почему она вообще решила, что Снейп должен иметь отношение к Поттеру? Может, это какое-то искаженное представление маглы о мире волшебников? Что ж, до поступления в Хогвартс и он думал, что там все друг друга знают. Зачем далеко ходить — когда на шестом курсе Северус ездил в Хорватию на конгресс лучших студентов-алхимиков Европы, первым, кто спросил, знаком ли он лично с Шоном Коннери, был Игорь Каркаров, стоило лишь дурмстранжцу узнать, из какой страны прибыл Снейп. Но как бы там ни было, с ним и Поттером Петунья угадала.       — Немного поправился при нормальном питании, — не удержавшись от соблазна поддеть ее, ответил Северус.       Бывшая Эванс пропустила неосторожную колкость мимо ушей.       — Петунья, пожалуйста, ответь — откуда взялись эти духи? — они задержались у холодильных секций молочного отдела; здесь стоял едва уловимый запах творога и веяло неприятной искусственной прохладой, сильно отличавшейся от предновогоднего морозца на улице и сырой промозглости хогвартсовских подземелий.       — Ты о чем это?       «Ага, их-то ты вспомнил, маг и чародей!»       — Безусловно, вспомнил. Но до твоего письма я считал, что это только выдумка…       — До моего письма? Он что, делится с тобой письмами? Фу, ну в чем дело? У этого йогурта завтра истекает срок годности, а они выставляют его на самое видное место… Зазеваются, мол, и купят! Предыдущий хозяин никогда не позволил бы себе такого безобразия! — негодуя, она нырнула в глубину холодильника, вытащила пластиковый контейнер. Буквально обнюхав его со всех сторон и норовя при этом залезть носом под запечатанную крышку, удовлетворилась исследованием — поставила банку поверх упаковок с молоком и кефиром. Одного взгляда хватило, чтобы понять: Петунья ни капли не изменилась. Даже в магазинной корзинке все ее покупки занимали места, строго отведенные им по наименованиям и видам. Если бы она рявкнула на них «Равняйсь! Смир-р-рна!», они бы как пить дать подпрыгнули, выровнялись и еще взяли бы под козырек.       — Ну, можно сказать, что да, делится, — не желая вдаваться в излишние подробности, ответил Снейп. — Эти духи были на самом деле? — (Ну что за глупости он спрашивает? Как будто всё не вопиет о том, что да, были. И все-таки ему хотелось услышать окончательный вердикт из этих строгих, идеально подкрашенных алой помадой губ.)       Петунья тоже бросила мимолетный взгляд на его губы — странный взгляд, как и тогда, в его памяти. У зельевара появилось ощущение, что это она читает его мысли, а не он тщетно пытается пробиться через необъяснимый барьер. Он увидел их отражения в витринных зеркалах. Как символично: привлекательная блондинка во всем белом — и неприятный брюнет во всем черном, абсолютные противоположности.       — Да, вы дарили их мне на совершеннолетие. На нормальное совершеннолетие, — подчеркнула она, имея в виду восемнадцать лет, а не семнадцать, по исполнении которых взрослым считался маг. — А что тебя так смущает, Снейп?       Еще несколько продуктов заняли место в корзине тележки.       «Возьми тоже что-нибудь для вида!»       Он, не глядя, подбросил в руке какую-то бутылку и понес дальше. Петунья лишь ухмыльнулась, да и то на мгновение. Зельевар посмотрел на этикетку — оказывается, уксус.       — Меня смущает текст письма.       — Какой текст? — она притворилась удивленной. — Наше с Верноном и Дадли поздравление племянника? Почему?       — Нет. Другой. Что случилось с мистером и миссис Эванс?       «Значит, я правильно сделала»…       — Они оба умерли, об этом же так несложно догадаться, если ты сумел прочесть «другой» текст. Миссис Эванс скончалась у меня на руках — ведь ее любимая дочка в это время уже вляпалась в какую-то вашу разборку и должна была прятаться, а нелюбимая, она такая, всё стерпит, всё переживет. Все так жалели бедняжку Лили! Хотя, между прочим, я тоже была тогда в положении, почти на сносях, и ничего!       Гнев, притупившийся за много лет, вновь разгорался в ней с прежней силой. И возмущалась она так, как будто в том была и его вина — что ей одной пришлось ухаживать за раковой больной, а потом хоронить обоих ушедших друг за другом родителей. Ярость вырвалась с сокрушительностью Авады, и Снейпу даже пришлось слегка попятиться, чтобы его не смело незримой волной.       — Мама и сама не хотела, чтобы вы… чтобы знала Лили и этот ее… — чуть смягчившись, наконец призналась Петунья сдавленным голосом: ей не хотелось, чтобы потек макияж, и она тщательно сглатывала слезы. — Я сама узнала причину болезни только из ее дневников, когда разбирала вещи перед отъездом из Коукворта. Это был не просто рак. Я знаю, что Лили жалела, когда ей стало известно об их смерти, злилась, что ей не сообщили раньше. Но такова была воля мамы. Она сказала — раз уж им приходится так скрываться, значит, дело серьезное. Мы же тоже ни сном, ни духом о вас, о вашем мире и ваших проблемах! А потом я прочла, что это была жизнь взамен… если, конечно, верить во всё это. Но я почему-то верю. И теперь ясно, почему мама не хотела говорить Лили: тогда эта чертова ведьма обязательно вылечила бы ее, и сделка бы не состоялась, все усилия напрасны.       Выходит, Поттер-младший жив благодаря аж трем жертвам? Любопытная арифметика у магловских божеств. И аппетиты у них поднебесные. Куда уж там убогой темной магии…       «Это я, дура, недоглядела!»       А Петунья, похоже, проклинает себя за то, что не отыскала сестру вовремя и не заставила сделать так, чтобы мама поправилась. Это читалось в ее глазах. Она предпочла бы смерть сестры и еще не рожденного племянника вместо смерти мамы и отца, это вполне в духе старшей сестрицы Эванс. Или… тут кроется что-то еще?       Снейп всё-таки решился применить легилименцию. Кто их там знает, в Аврорате, какие заклинания они наложили на дом опекунов мальчика-знаменитости, и какие — непосредственно на Дурслей, но выпытать сведения просто на словах у него не получается. Петунья всегда была сильнее него этой ее непонятной, не женской и не мужской, не магической и не магловской, а какой-то сверхъестественной волей. Не зря Лили шутила, что сестру им в семью подбросили на Тунгусском метеорите.       Он сосредоточился и… ничего. Молочно-белая густота отсутствия всяких мыслей, лимб между бытием и небытием. Ни фона, ни отдельных проявлений мозговой активности. Прочитывалось только то, что Петунья показывала мимикой, взглядом, жестами — и не более. Ее голова осталась для него терра инкогнита. Магия мракоборцев? Как еще объяснить этот феномен: заурядная магла — и не пускает в свое сознание псионика уровня «эксперт», притом что редко кто устоит и против «неофита»? У нее даже глаза не туманятся, когда он предпринимает попытку взлома! Надо будет как-то подобраться к Джоффри Макмиллану, чтобы узнать о разновидности этой магии, потому что сам Снейп и слыхом не слыхивал о подобном искусстве.       Еще одно слабо шевельнувшееся подозрение необходимо было подтвердить или опровергнуть тут же, на месте. Зельевар вытащил из потайного кармана мантии две колдографии — сразу найти нужную при помощи одной руки было сложно из-за дурацкой бутылки с кислотой, которую он все еще зачем-то тащил с собой. Ребусный, так и не разгаданный снимок от Пандоры Лавгуд убрал обратно. Другой (его бы он тоже без необходимости не показал больше никому) протянул старшей сестре той, что была изображена по центру кадра на фоне Хогвартса.       — Что ты здесь видишь? — спросил он.       Петунья склонилась над изображением, чуть сощурила голубые глаза и поджала блестящие алые губы. Он пристально следил за каждым ее движением, не упуская ничего, и весь мир сейчас сконцентрировался на ухоженном лице этой молодой леди.       — Лили кривляется, всё как обычно. И что?       «Чертова выпендрежница, ей всегда без труда доставалось всё самое лучшее, а она этого даже не ценила! И зачем я только вправляла ей мозги, когда могла бы и…»       Четырнадцатилетняя Лили там и в самом деле дурачилась так и эдак, прицеливаясь в смотрящего палочкой, будто хотела вызвать на дуэль. Только для маглы, по идее, это должно быть статичной картинкой, как простые фотографии.       — А что у нее за спиной?       — Ну уж не крылья!       «Хотя все готовы были увидеть у нее нимб Святой Девы!»       — Я говорю о фоне.       — Фон как фон. Какие-то «графские развалины» и…       — Благодарю, не смею больше отвлекать, — Северус перевел дух и упрятал снимок назад в потайной карман.       Значит, всё-таки магия авроров. Да и какой, к драным ламиям, может быть сквиб в многопоколенной магловской семье? У них и ведьма-то проявилась по чистой случайности, как это всегда происходит с маглорожденными — велением небесной рулетки.       «Конечно, только за этим вы и обращаетесь к таким, как я. За нужной информацией. А потом — отработанный материал. Мы же для вас люди второго сорта, если вообще люди».       — Нет, Петунья, ты мне правда очень помогла, — предупреждая готовые сорваться с ее накрашенных губ слова скепсиса и не желая при этом каяться в грехах ранней юности, перебил он. Ради этого пришлось настроить голос на самый миролюбивый тон, который только был ему доступен. Кажется, прозвучало это достаточно глубоко и спокойно, чтобы приготовившейся к отпору собеседнице расхотелось огрызаться.       — Спасибо за уксус, Снейп, это было очень мило с твоей стороны. В хозяйстве пригодится. Надеюсь, мы больше не увидимся, ваше преподобие, — сообщила миссис Дурсль, трогаясь в сторону кассы и попутно вынимая у него из рук бутылку; и снова на какие-то пару мгновений — прыткий и странный взгляд, провожавший его пальцы, покуда те не скрылись под складками черной мантии. Взгляд, от которого сразу же неуместным вожделением свело в паху, перехватило горло, смутило мысли, ведь так же смотрела и ее сестра в недавнем полусне-полубреде. И сейчас эти две совершенно разные женщины были пугающе похожи. Северус даже не вздрогнул, когда Петунья случайно задела его горячей ладонью, забирая уксус, хотя любое чужое прикосновение всегда заставляло его встрепенуться. А здесь — точно всё так и надо. Наоборот, захотелось сделать несколько шагов вперед. Догнать. Скользнуть сзади руками под ее руки, за отвороты мягкой дубленки. Обвить тонкий, как в девичестве, стан. Будто невзначай, слегка коснуться скрытой алым шарфом груди с этими проклятыми расстегнутыми пуговицами на кофте, которые, как назло, не идут из памяти. И тесно прижать спиной к себе. А там будь что будет.       Да нет, нет. Конечно, нет. Просто шепнуть ей не то в надушенную неизвестным ароматом шею, не то в аккуратное ухо со слезинкой сережки в розовой мочке: «Всего доброго, миссис Дурсль, спасибо за содержательную беседу».       И не так. Просто сказать это. Стоя на расстоянии вытянутой руки лицом к лицу. Нормальным голосом.       Но Снейп поступил как Снейп. Он, наоборот, отпрянул на пару шагов, чтобы не утомлять себя и Петунью условностями прощания. Она отчетливо дала понять, что не готова дальше рисковать своим спокойствием и жизнью родных ради судьбы нелюбимого племянника и памяти сестры, с которой рассорилась однажды и навсегда. Да и с какой стати ей доверять старому знакомцу, если он и раньше не вызывал у нее не то что расположения, но и вообще каких-то положительных чувств? Это ведь не его глупые фантазии, это реальность.       Отведя глаза проходящим мимо маглам, Снейп трансгрессировал прямо из магазинчика Литтл-Уингинга в Лондон. Убрался подальше, так и не узнав, что по возвращении домой миссис Дурсль бросит покупки у порога, а сама на целых десять минут запрется в ванной, чтобы стоять у зеркала, плакать, брызгать в лицо холодной водой из-под крана и, отвешивая себе пощечины с остервенением наказанного эльфа, шептать: «Дура! Идиотка! Куда ты лезешь? Так рисковать — и всё ради кого?! Умалишенная извращенка! Если что-то случится с Дадли, ты, ты одна будешь в этом виновата, поняла?! Ты и твой длинный язык, который ты не умеешь держать за зубами!».