Последняя няня

Дни пролетали очень быстро, однако каждый из них был наполнен множеством ярких эмоций, вызванными постоянным времяпровождением молодых людей друг с другом, не учитывая того, что Брамс по-прежнему напрочь отказывался выходить на улицу. Он больше не носил маску, но и предпочёл не избавляться от неё совсем, сказав Селесте, что подобное уничтожить очень непросто. Девушка и сама понимала это, а потому, разумеется, не настаивала. Несколькими неделями ранее почти беспрестанные дожди сменились снегопадами, которые мягко укрывали собой увядшие растения, словно, желая залечить раны на теле земли. — Снег похож на свадебное платье. — Селеста подошла к окну в гостиной. Снежинки, подхваченные порывистым ветром, выписывали в воздухе неповторимые пируэты, после чего смиренно опускались вниз. — На саван. — отозвался Брамс, обняв сзади девушку за плечи. — На платье! — шутливо-капризным тоном парировала она. — И за кого же земле выходить замуж? — А с чего бы ей умирать? — Так устроено. — Ладно, сдаюсь. — молодая леди повернулась к Брамсу лицом и уткнулась носом в его грудь. — Мы ведь нарядим ёлку на Рождество? Этот вопрос был так не похож на мисс Бронте, она практически не видела смысла в том, чтобы украшать дерево, даже ради праздника, но сейчас девушке очень захотелось сделать это, ведь тогда они с Брамсом будут наряжать рождественскую ёлку вместе. Как самая настоящая семья. — Как пожелаешь, милая Леста. — ответил мужчина, глядя в окно. — Пусть Малкольм привезёт всё, что для этого нужно. Молодая леди коротко кивнула, не сдержав лёгкую улыбку. За всё это время она больше ни разу не заводила с разговоров с Брамсом о кукле, стенах и связанных с этим событиях, ведь однажды он уже обещал ей поговорить об этом позже, просто это необходимое «позже», судя по всему, ещё не наступило. На всё нужно было время, на каждую мелочь, на каждую эмоцию, в том числе и на то, чтобы Хилшер стал больше разговаривать и меньше кивать. Хрупкое доверие молодых людей постепенно окрепло и на нём не осталось былых трещин, Селеста редко вспоминала о том как боялась человека, который теперь был для неё настолько дорогим. По вечерам они по очереди читали друг другу книги вслух. Это было одним из любимых занятий мужчины, его голос звучал мягко, с оттенком загадочности, не упуская ни одну из нужных в контексте прочитанного интонаций. А ещё за это время мисс Бронте напрочь отвыкла засыпать одна — то, что ранее она так лелеяла, называя уединением, сейчас девушка назвала бы одиночеством. Невольно вздрогнув, она сильнее прижалась к Брамсу, который всё так же задумчиво глядел куда-то вдаль. — Замёрзла? — он обвил руками её талию. Селеста кивнула. В особняке было холодно даже осенью, что уж говорить о зиме. — Я могу разжечь камин. — Твой отец говорил, что в этом доме камином больше не пользуются. — Самое время начать вновь. — Я предполагала, что ты… — она вдруг запнулась. — Что из-за того пожара… — Я не испытываю страха перед огнём. — ответил мужчина прежде, чем молодая леди закончила фразу. — Бояться стоит не его. — Ты о чём? В ответ послышалось лишь молчание. Селеста знала, что в таком случае лучше не повторять вопрос, тем самым настаивая на ответе. Вскоре, охваченные танцующими языками пламени, в камине затрещали поленья, создавая особый зимний уют в просторной гостиной. Большой особняк, словно, обретал краски, вдохновлённые эмоциями двоих влюблённых. — Леста. — позвал Брамс, устроившись на диване, который стоял практически напротив камина. Девушка устроилась рядом и устремила взгляд на причудливые пляски огня. Едва уловимая, мечтательная улыбка тронула её губы. — Меня раньше никто никогда не называл Лестой. Кажется, даже я сама не предполагала о возможности сокращения своего имени подобным образом. Мужчина накрыл её ладонь своей. — Это была импровизация. Он смотрел не в сторону камина, а на то как сплетались их пальцы, сжимая ладони друг друга. Пусть Брамс не испытывал страха перед огнём, но всё же относился к нему достаточно отстранённо. Раздался довольно настойчивый стук в дверь, и молодые люди переглянулись между собой. Совершенно случайно оба умудрились забыть о том, что сегодня должен был приехать Малкольм. Брамс как всегда поспешил на второй этаж, а Селеста осмотрелась, дабы убедиться в том, что ничего не намекает на присутствие в доме ещё одного человека. Стоило открыть входную дверь, как в помещение ворвался морозный ветер, который заставил девушку невольно поёжиться. — Здравствуйте, мисс Бронте. — Здравствуйте, Малкольм. Прежнего напряжения в этом вынужденном общении, казалось, уже не было. Кажется, бакалейщик понял, к чему приводит его излишняя навязчивость с элементами пафоса, а потому ныне держал всё это при себе. Он прошёл в кухню и поставил на стол четыре тяжёлых пакета. — Полагаю, справитесь сами? — Справлюсь. — молодая леди коротко кивнула. — А Вы не знаете, когда должны вернуться мистер и миссис Хилшер? Этот вопрос волновал Селесту, ведь скорее всего, родители Брамса не ожидали такого поворота событий, а потому их реакцию на произошедшее и происходящее представить было довольно непросто, ведь она могла быть какой угодно, причём не в самом лучшем смысле этого слова. — Хилшеры? А почему Вы спрашиваете? Надоело няньчиться с Брамси? — Малкольм вдруг сделал несколько шагов вперёд, приближаясь к Селесте едва ли не вплотную. — Устали, небось, обхаживать этого фарфорового уродца? Так вот Хилшеры тоже устали. Думаете, они отдыхать уехали? А их давно уже нет в живых! Не выдержали, покончили с собой! — Что?!.. — девушка отступила назад, но дальше пути не было: теперь она стояла у самой стены. — Я знал, что рано или поздно ты захочешь сбежать отсюда, знал, что ты проклянёшь эти стены. — теперь бакалейщик стоял так близко, что молодой леди пришлось отвернуться, дабы не чувствовать на себе его дыхания, в ответ на что он больно сжал пальцами её челюсть, заставляя вернуть голову в исходное положение. — Уберите от меня руки немедленно. — процедила Селеста сквозь зубы. О, если бы она могла дотянуться до лежащего возле мойки ножа, он бы непременно очутился у Малкольма под рёбрами. — А если не уберу, что тогда? Может, послушный мальчик Брамси встанет на защиту заботливой няни? Нет? Вот же разочарование! — он рывком прижал девушку к стене, удерживая обе её руки своей одной, а в следующее мгновение его вторая рука скользнула под чёрное платье Селесты. Она попыталась высвободиться из цепкой хватки, но грубым рывком была вновь прижата к стене. Пальцы бакалейщика уже стягивали с девичьих бёдер кружевное белье, несмотря на достаточно сильные сопротивления со стороны молодой леди. Как бы там ни было, Малкольм был физически гораздо сильнее неё. — Пусти меня! — девушка пыталась нанести озверевшему бакалейщику удар коленом, но это не представлялось возможным по причине того, что он стоял практически вплотную к ней. Селеста впилась ногтями в лицо Малкольма, в ответ на что сразу же получила сильную пощёчину наотмашь. В уголке её губ выступила кровь. «Лучше бы убил.» — М-а-а-алкольм. — вдруг раздался детский голос. Брамс переступил порог кухни. На его вновь была маска, а в руке он сжимал перочинный нож. Бакалейщик вздрогнул и резко отшатнулся от девушки. В его глазах отразился самый настоящий ужас. — Что?! Ты кто такой?! — Ты пожалеешь о том, что позволил себе прикасаться к моей няне, Малкольм. — снова произнёс детский голос. — Брамс?!.. Не может… Хилшер сделал два шага вперёд, которых хватило, чтобы так и не позволить бакалейщику договорить, всадив ему нож в живот. — Ты пожалеешь, Малкольм. — Брамс вытащил окровавленный нож из свежей раны. Малкольм тут же зажал рану ладонью и уже начал оседать на пол, как вдруг Хилшер рывком прижал его к стене — так как бакалейщик сделал с Селестой несколькими минутами назад. — Никому нельзя трогать мою няню. — продолжил тот же детский голос. В живот Малкольма вновь вонзилось лезвие ножа. Он уже начинал хрипеть. — Я ведь сказал, что ты пожалеешь. Пожалеешь! — детский голос сменился мужским. Брамс, рассудок которого был уже напрочь затуманен необузданной злостью, швырнул бакалейщика на пол и продолжил наносить ножевые, уже даже не глядя, куда. — Пожалеешь! — на керамическую маску брызнула кровь. — Пожалеешь! — и за каждым восклицанием следовал очередной удар. Малкольм уже не дышал, но Хилшер не был способен остановиться, желая как можно сильнее изуродовать мёртвое тело этого подонка. Тихое всхлипывание заставило мужчину очнуться. Селеста сидела на полу у стены и содрогалась от рыданий. Девичье тело дрожало, как осиновый лист на ветру. Перочинный нож так и остался торчать в груди бакалейщика, но Брамс вдруг подумал о том, что никогда не сможет простить себе того, что позволил своей милой Лесте видеть всё это. — Леста… Моя милая Леста… — он тут же снял с лица забрызганую кровью маску и подойдя к молодой леди, сел рядом. — Так будет с каждым, кто пожелает обидеть тебя. — мужчина накрыл её ладонь своей, даже не замечая, что его руки в крови. Не выдержав, Селеста отвернулась и зажмурилась, он же в свою очередь сразу отдёрнул руку. — Прости… Прости меня. Ты не должна была видеть это. Я не должен был при тебе. — сейчас Брамс впервые произнёс вслух слово «прости». Он был готов сказать и сделать всё, что угодно, лишь бы его милая Леста не плакала. Наспех вымыв руки, мужчина наполнил водой из графина первый попавшийся под руки стакан и опустился на пол рядом с девушкой. — Возьми. Она помотала головой в ответ, комкая в ладонях подол собственного платья. — Пойдём. Пойдём, милая. — без особых усилий Хилшер подхватил молодую леди на руки и покинув кухню, направился на второй этаж. Селеста обняла Брамса за шею и прижалась к его груди. Ей было очень страшно от того, что хотел сделать с ней Малкольм, но не менее страшно было от того, что сделал с Малкольмом Брамс. И тем не менее, она понимала: он сделал это ради неё. Ради неё совершил убийство. Мужчина уложил молодую леди на кровать и укрыл одеялом по плечи. Она уже не плакала навзрыд, но её губы подбородок дрожали, а по щекам скатывались слёзы. — Никто не будет причинять тебе боль. Я не допущу этого. — мягким полушёпотом произнёс он, убаюкивая Селесту в объятиях. — Ты… убил его. — дрожащим голосом произнесла девушка, едва сдерживая вновь подступающие рыдания. — Он хотел взять тебя силой. Думаешь, я мог позволить? — Брамс… — Что?.. — Твои родители… Он сказал, что… — голос молодой леди вновь предательски дрогнул.— Они покончили с собой… Мужчина молча прикрыл глаза на несколько секунд, словно пытаясь перетерпеть боль. Да, ему было больно терять мать и отца, несмотря на непростые отношения с ними. — Да упокоит Господь их души. — Ты веришь в Бога? — Нет. Но я не знаю, что ещё сказать. Тебе что-нибудь нужно? — Только душ, или ванна. — слёзы уже не затуманивали её взгляд, но щекам все ещё было мокро. Безумно хотелось смыть с себя эту липкую грязь зверской похоти. Селеста чуть отстранилась и взглянула на Брамса. Он взял её лицо в свои ладони и вытер слёзы со щёк большими пальцами. — Плакать больно. — вдруг произнёс он, вспоминая как двадцать лет назад слёзы, что катились из детских глаз, заставляли свежие на тот момент ожоги гореть ещё сильнее. Девушка вопросительно склонила голову набок, но мужчина только отрицательно помотал головой. — Пойдём? Селеста кивнула. Спустя несколько минут она уже наблюдала за тем как ванна наполняется прозрачной тёплой водой. — Ты не против, если я оставлю тебя одну? — Хорошо, Брамс. — отозвалась девушка, продолжая глядеть на воду. — И это платье… Мне стоит избавиться от него. Мужчина понимающе кивнул и расстегнул молнию платья молодой леди. — Какое тебе принести? — На твой выбор. — она виновато улыбнулась сквозь вновь подступающие слёзы. Вскоре Брамс вернулся в ванную комнату с любимым платьем мисс Бронте — чёрным с белым отложным воротником. — Это подойдёт? Селеста открыла глаза и кивнула. Она уже лежала в ванной, пытаясь хоть немного расслабиться. — А ты мог бы это…? — она кивнула на платье, которое мятой тряпкой лежало на стиральной машине. — Да, я заберу его. — Спасибо. — девушка тихо выдохнула и вновь прикрыла глаза. Брамс покинул ванную. Он зашёл в спальню и взяв первый попавшийся плед, направился на первый этаж. Тело Малкольма лежало посреди кухни в луже крови. Мужчина разложил на полу плед, не обращая внимания на то, что ткань пропитывается кровью и переместил на него труп — мешок, даже очень большой, не выдержал бы такого веса. В чём был плюс абсолютно уединённого загородного поместья, так это в том, что Хилшер мог быть практически уверен в отсутствии нежеланных свидетелей его последующих действий. В мёрзлой земле не так-то просто просто закопать труп, а значит, есть только один вариант — старый колодец в лесу, к которому давно уже никто не подходил, даже старый лесник почему-то старательно обходил это место. Наспех надев пальто, мужчина, взвалил на плечо завернутое в плед тело, покинул особняк и направился в сторону леса, прикрывая часть лица стоячим воротником. Вскоре колодец надёжно укрыл в себе события этого дня.