It's a small village, Gaston, I've met them all

      Белль приподняла Натаниэля на бедро, когда копыта застучали прямо за пределами городка.       Гастон уже как пять недель уехал на свою ежегодную охоту со старыми армейскими приятелями.       Она заметила его знакомую красную кожаную куртку, и её грудь напряглась в ожидании приветствия. Она нервно заправила прядь волос за ухо. — А вот и папа, — радостно улыбнувшись, сказала она Натаниэлю, подпрыгивая со стула. — Мы очень скучали по папе, разве мы не любим его? — Па-па, — взвизгнул восьмимесячный Натаниэль.       Белль поцеловала его в пухлую щеку. — Хороший мальчик.       Она наблюдала со своего места, скрытого в толпе. Нервы её были на пределе, и всё, чего она хотела, — это чтобы её муж спешился и направился к ней. Но она была слишком далеко в толпе — он не мог её увидеть.       Его отсутствие сильно расстроило её.       С того момента, как Гастон надел кольцо ей на палец в пустой церкви, она знала, что никогда — даже через миллион лет — не станет одной из этих жён.       Те, что постоянно смотрели в окно, чтобы увидеть, как их мужья подъезжают к дому.       Те, что плакали перед сном, потому что кровать была холодной и пустой.       Те, что плакали, когда их мужья возвращались из дальних странствий.       Те, которые говорили своим мужьям, как только они переступали порог дома, что для них нет другого мужчины на всем белом свете.       Те, что запрещали своим мужьям снова так уходить, потому что это разрывало их на части.       Нет. Белль просто знала, что никогда не будет такой, как они.       Гастон и она были такими разными! Он был дерзок и высокомерен. Она была доброй, но упорной. Они бодались чаще, нет — это были скорее отношения соседа по комнате, а не отношения мужа/жены. разве не так?       Но он сделал всё, что мог, чтобы доставить ей удовольствие… и как она поступила в ответ?       В глубине души Белль понимала, что эти пять недель были для неё самыми лучшими. Гастон показал ей то, что находилось прямо перед её носом.       Первая неделя прошла прекрасно. Она занималась своими обычными делами — заботилась о Натаниэле, занималась домашним хозяйством и готовила еду. Но когда прошла вторая неделя, она обнаружила, что её сердце начало ныть.       Обычно Гастон вставал рано в начале. Он ухаживал и за Дейзи, и за Магнификом и навещал её рано вставшего отца в нескольких домах отсюда. Потом, когда просыпались деревенские жители, он отправлялся на прогулку по рынку, брал банку любимого варенья Белль и бросал быстрый взгляд на прекрасные ткани ручной работы, но Белль настаивала, чтобы он их не покупал.       Гастон вернётся домой и сядет к Натаниэлю на полу. Он лежал на боку и позволял их сыну карабкаться на себя. Он смотрел, как борется шестимесячный Натаниэль, засунув свои маленькие ручки в рукав рубашки, и подтягивался вверх. Его рука скользнула бы по спине сына, осторожно подхватывая его, если бы он упал, но недостаточно сильно, чтобы удержать его в вертикальном положении. Белль наблюдала за ними со своей позиции на кухне, убирая посуду, делая комнату безупречно чистой для ужина. В конце концов, Натаниэль падал назад, и Гастон мягко опускал его на пол снова, гордый и сияющий смех грохотал в его груди.       На следующий день Белль проснётся одна, но она знала, что он будет на городской площади, перекачивая воду в два больших ведра. Он отвёз бы их домой, а затем принялся за работу на окраине Вильнева: рубил дрова, собирал дикие ягоды, которые она могла бы добавить в их сад, охотился на нескольких зайцев для булочника, который платил за них хорошие деньги. К тому времени, когда он входил в парадную дверь, она уже разминала еду Нати, и на его верхней губе и лбу выступали капельки пота.       Гастон проходил через кухню, целовал её в висок, хватал тряпку и вытирал вспотевшую кожу. Она поворачивалась и бранила его, говоря, чтобы он использовал другую ткань, которая не предназначалась для вытирания чистой посуды. Он фыркнул в ответ, ухмыльнулся и снова направился к двери, прихватив с собой тряпку.       Но она остановит его, как только он выйдет на улицу. Он вернется, и в его глазах всегда будет стоять один и тот же любопытный вопрос. Она протягивала ему стакан чистой и прохладной воды. И когда она лежала в постели во время его отсутствия, она поняла, что любопытный взгляд в его глазах всегда колебался, становясь обиженным на краткий миг, прежде чем осветиться мягким юмором, когда он взьмёт стакан. Затем он возвращал ей посуду, его пальцы касались её пальцев, и румянец слегка касался его щек.       Его не будет до заката, когда он присоединится к ней за ужином. Его настроение будет удовлетворенным, и разговор за ужином пройдет спокойно. Оба с любовью и любопытством наблюдали за тем, как Нэтти пробует новые продукты — некоторые из них были хитом, другие — промахом, но оба улыбались своему сыну.       После ужина он брал в руки её рисунки новых изобретений и тут же отдавал их обратно. Он шёл за ней и начинал совать нос не не в своё дело, а в объятия Натаниэля. Она свернётся калачиком в кресле в гостиной, а он займется камином. Нати начинал бормотать несколько бессвязных слов, прежде чем Гастон начинал настаивать, чтобы он сказал «мама» или «папа». Белль улыбалась, но продолжала записывать свои мысли.       Скоро Нати заснёт, и они с Гастоном отправятся спать. Эта ночь будет такой же спокойной, как и его длинный день, но он будет там.       Дни, которые шли до начала новой недели, были почти одинаковыми.       Она просыпалась, а он всё ещё лежал рядом с ней, и на его лице играла мягкая улыбка — такая же, как у мужчины, который боролся за свою долгую любовь. Иногда Натаниэль оказывался в его объятиях, свежевымытый и накормленный. Она прижималась к Гастону и смотрела, как Натаниэль наслаждается всеобщим вниманием. Затем её мысли возвращались к идее завести еще одного ребенка.       Солнце достигнет их окна, и Белль окончательно проснётся. Она отправлялась на рынок, иногда с Натаниэлем, а иногда в компании Гастона. Она, как обычно, покупала хлеб, яйца и давала Агате несколько лишних монет.       Но когда у неё не было лишних монет, она отдавала Агате половину купленного хлеба — чтобы прокормить себя самой, теперь, когда у неё был лишний рот. — Никакого варенья? — это был обычный ответ женщины.       На что язвительный ответ Гастона едва сдерживается. Но Белль всегда была быстрой, спокойной и собранной. Она без всякой суеты протягивала Агате кувшин. — Благодарю вас! — Всегда пожалуйста, — улыбалась она. Потом она дергала Гастона за руку, и они шли домой, слушая, как он бормочет о том, как неблагодарна Агата! — Она должна быть благодарна тебе за то, что ты дала ей кусок своего хлеба! Хочу варенья? Она не имеет права предъявлять такие требования! — и он продолжал пыхтеть и фыркать, пока они не входили в дом и глаза Натаниэля не начинали слипаться.       Они уложили его спать в уютной тишине. Напыщенная речь Гастона отошла на второй план, когда она позволила ему высказаться. В конце концов, это был Гастон — он был откровенен. Очень откровенен.       Работа по дому длилась в течение всего дня, а затем был ужин. А потом они уходили спать.       Гатсон уже будет под одеялом, когда Белль вернётся, в последний раз проведав Нэтти. Она лежала рядом с ним, и он притягивал её ближе. Она будет сильно сопротивляться, и он немного смягчится после легкой борьбы. Она засыпала, её лицо было в нескольких дюймах от него, но во время его отсутствия, она хотела бы провести эти ночи, прижавшись к его теплу.       Короче говоря, эти пять недель были настоящей пыткой. Белль не могла поверить, как страстно ей хотелось увидеть его надменную улыбку, эту ямочку на подбородке и его раздутое самолюбие. Хотя она всё ещё так ненавидела поощрять его недостатки и его долгое отсутствие.       У неё перехватило дыхание, когда он приблизился.       Белль петляла по лабиринту собравшихся и радостных жителей деревни — к фонтану.       Она добралась до его камня и подтянулась. Со своего нового положения она могла видеть Гастона и его хвастливую ухмылку, когда он пробегал мимо.       Он и все остальные направлялись на площадь, где они, конечно же, объявят, что охота прошла успешно и все будут наслаждаться добычей! Но тут лошадь Гастона сделала поворот.       Сердце Белль застучало в горле, когда она поняла, что он увидел её. Она крепче сжала Натаниэля и попыталась проглотить комок в горле. Может быть, она и изменилась за долгое время из-за того, что скучала по нему, но она не будет одной из тех жен, которые плачут во время их воссоединения.       Но видя, как его стандартная улыбка превращается в самоуверенную усмешку, которая, казалось, предназначалась только ей, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Белль знала, что все кончено — она выставила себя дурой и заплакала.       Магнифик остановился, и вот он уже здесь. Его улыбка стала мягче, а в уголках глаз появились едва заметные морщинки. Он действительно улыбался своими глазами, и она сумела выдавить слезу в ответ.       Гастон не ожидал, что она будет там — она никогда не была там раньше. Он уезжал из Вильнёва самое большее на неделю, а когда возвращался, она уже была дома и занималась хозяйственными делами. Она будет полностью погружена в свою работу, не потрудившись даже поцеловать его, когда он войдет в дверь. То, что он увидел её здесь и сейчас, было, конечно, сюрпризом. — Белль… — его голос звучал удивленно, но уверенно и гортанно одновременно.       И это сломало её.       Она всхлипнула. Её слезы уже капали. Белль протянула к нему свободную руку и обвила её вокруг его шеи, удерживая ладонь на ключице. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, но его знакомый запах тепла и леса вызвал новые слезы и пропитал его кожу.       Он был слегка ошарашен. Эти её неожиданные слёзы поразили его. Своей сильной рукой он легко поднял её на седло перед собой. Он наморщил лоб, когда её плечи непроизвольно вздрагивали при каждом всхлипывании.       Беспокойство поселилось в его животе, когда он обнял её. Гастон посмотрел на Натаниэля, обеспокоенный тем, что что-то случилось с их сыном, пока его не было, но бледность мальчика казалась здоровой… хотя он тоже был обеспокоен внезапными слезами матери.       Он попытался говорить мягким тоном, но боялся, что это прозвучит покровительственно и грубо. — В чем дело, любовь моя?       Белль отстранилась, заметив, что его рука еще сильнее прижалась к её пояснице.       Убедившись, что она не упадет назад с Магнифика, Белль отодвинула Натаниэля, чьи руки сразу же прижались к её шее — его способ убедиться, что с ней все в порядке. Она мягко провела рукой по щеке Гастона. — Я… я скучала по тебе, — тихо призналась она.       Тревожная складка, пролегшая в уголках его рта и на лбу, смягчилась, и вскоре он издал смешок. — Тогда к чему все это? — спросил Гастон сквозь смех.       Её карие глаза всё ещё были влажными. Она пожала плечами.       Его смех стих, когда её глаза не были полны веселья, которого он ожидал. — Красавица.       Так много нужно для того, чтобы не быть одной из этих жён… — Потому что я не в порядке. В первую неделю всё было как обычно, но на вторую неделю… я скучала по нашим ночам вместе. Я скучала по тебе, когда ты приносил домой фазана на ужин, — её голос снова начал дрожать. — Я скучала по твоему искреннему смеху и твоей… твоей улыбке. Я скучала по тем сладким поцелуям, которые ты дарил мне каждый день, хотя едва ли заслуживала их, потому что у меня есть свое настроение, и я обращалась с тобой несправедливо… — её слезы снова потекли. — Всё, что ты делал — это любил и заботился обо мне и нашем сыне. А я думала, что выйду за тебя замуж, потому что всё обдумала. Я так и думала, потому что ты был мне знаком. Я думала, что только приобрету друга… Я думала, что продолжу жить своей жизнью, но… — она положила ладонь на его щеку и провела большим пальцем по изгибу подбородка. — Я люблю тебя, Гастон.       … неужели он не ослышался?       Гастон же всё время повторял — настаивал! Эти слова она слышала с тех пор, как они поженились. Двадцать два долгих месяца он говорил ей об этом, и ни разу не получил ответа. К нему уже начали приходить мысли, что, возможно, никогда его не получит. И конечном счёте он бы смирился.       Белль была его женой, но это не означало, что она должна была влюбиться в него… Так ведь?       Она была откровенна, и он откровенен, но оба были решительны и упрямы. Она была решительно настроена не поощрять его поведение. Он был полон решимости доставлять ей удовольствие и очаровать её.       Прошло двадцать два долгих месяца, и эти слова наконец сорвались с её губ. И он чувствовал себя гордым и немного поражённым. — Скажи это ещё раз, — скорее попросил он, чем требовал. Его голос был глубоким. Она прикусила губу и выдохнула: — Я люблю тебя.       На лице Гастона появилась усмешка, и внезапно Белль поняла, как близко они стоят. Она облизнула губы в предвкушении. Так оно и было. Это уже происходило.       Натаниэль издал тихий стон и уткнулся лицом в шею Белль. Гастон напрягся и насторожился, и Белль крепче прижала сына к себе. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, от чего прячется его сын. — Капитан Алоис, — поздоровался он. — Капитан Гастон, — ответил Алоис. — Мадам, — он кивнул и приподнял шляпу, приветствуя Белль. — Ты присоединишься к нам в таверне? Жереми собирается уехать позже. Мы думали, что ты уже там будешь!       Гастон усмехнулся, его рука рассеянно присоединилась к руке Белл, лежащей на спине Натаниэля. — Я уже направлялся туда. — Он украдкой взглянул на Белль. Его губы изогнулись в еще одной хвастливой полуулыбке, а подбородок слегка приподнялся. — Пришлось сделать крюк.       Алоис рассмеялся. — Ну, прошу прощения, что напугал этого маленького парня, — он снова приподнял шляпу. — Увидимся там, Гастон. — Да, — ответил он.       Белль обернулась и посмотрела, как мужчина быстро направился к конюшне, чтобы отогнать лошадь. — Полагаю, ты хочешь присоединиться к ним и выпить перед их уходом? — сказала она, подняв бровь.       Правда. Именно это он и планировал. Но Гастон не собирался позволить её первому признанию в любви остаться незамеченным и безответным. — Может быть, позже, — проворчал он.       Она легонько рассмеялась. — И что это значит?       Он самоуверенно ухмыльнулся, показав зубы.       Гастон сел на Магнифика и подтолкнул его вперед. Белль удобно устроилась рядом с ним, крепко держа Натаниэля, пока лошадь двигалась. Вскоре она заметила, куда он направляется. Её лицо вспыхнуло.       Гастон покачивался в такт движению коня. Его губы были надменно поджаты. Его подбородок всё ещё был высоко поднят, а плечи напряжены от решимости, гордости и желания. — Морис. Это и есть его дом?       Белль подняла голову и покраснела, когда приблизился дом её отца. — Да.       Он воспользовался этим преимуществом и укусил её за мочку уха. Она вздрогнула. — Я тоже люблю тебя, моя красавица, — хрипло прошептал он.