delicate.

      — Эй, Берлин, ты нужен ребятам внизу, — Найроби осторожно коснулась его плеча, и тот вздрогнул, проснувшись. И несмотря на то, что женщина старалась не разбудить Мартина, тот тоже открыл глаза.       — Хорошо, спасибо, — сказал Берлин. Слишком мягко для Найроби. Она никогда не видела его таким. Волосы, взъерошенные от сна и буквально просящие дотронуться до них. Обращаться нежно. Но даже эти слова не могли охарактеризовать то, что видела Найроби. Палермо буквально обвился вокруг испанца, расположившись прямо на нем. И Андрес крепко его обнимал.       Берлин встал и провел рукой по волосам. Стало чуть лучше, но они все еще выглядели так, будто бы он только что проснулся. В этот момент Найроби стала свидетелем маленького чуда. Когда Берлин вышел за дверь, его обличие полностью изменилось. Его мягкость исчезла, и он вновь вошел в привычное рабочее состояние.       Дверь закрылась за ним, и Мартин снова упал назад на диван. Найроби уселась в кресло рядом с ним и выжидающе на него посмотрела.       — Я никогда не видела его таким, — сказала она.       — Каким? — Палермо даже не удосужился открыть глаза. Он знал, что та имеет в виду. Андрес был типичным Андресом.       — Мягким. Сонным, — Найроби не была уверена в своих словах. Если бы она сказала что-то подобное Берлину, он бы наверняка ее убил. Но ей нравился Палермо. Тем не менее, она не знала, с кем имеет дело. Что, если он собирается наброситься на нее, или сделать что-то другое…       Ответы на ее вопросы были получены несколько минут спустя, когда Палермо повернулся и принял удобное положение. На его лице играла улыбка.       — Я не думаю, что ты достаточно долго с ним знакома, чтобы знать его таким, — сказал Мартин, глядя в потолок. — Я много раз падал в его глазах. Он не видел меня в самом худшем состоянии, но был рядом, когда я был совсем плох. Мы дружим уже очень долгое время. Он доверяет мне, я доверяю ему. Вроде бы, — закончил Мартин и посмотрел на Найроби. Улыбка на его лице приняла грустный оттенок, и по ней пробежала тень. Он выглядел, как люди с картин в галерее искусств. Будто бы его истязали боль и агония, но он уже привык к этому.       — Что случилось между вами? — с осторожностью спросила Найроби. Она бросила странный взгляд на аргентинца.       — Эмм, он… Я… Неважно, ничего, — Мартин прошептал последние слова и отвернулся. Улыбка сползла с его лица и её место заняла боль от воспоминаний.       — Все нормально, тебе не обязательно об этом говорить. Но о чем вы говорили раньше? — снова осторожно спросила Найроби. Она предложила ему дружбу, и относилась к этому серьезно. Женщина видела, что Палермо больно, и хотела помочь.       — Мой отец был не слишком хорошим человеком. И, когда я ударил Андреса… Эмм… Берлина, мне действительно стало страшно от того, что, в конце концов, я могу стать таким же, как он, — голос Мартина немного дрожал.       — Ну, судя по тому, что я слышала, это совсем не так, — оставшаяся часть ее предложения была оборвана громким ударом, донесшимся снизу. Они оба вскочили на ноги, схватив оружие, и побежали вниз по лестнице.       То, что они увидели, было абсолютным хаосом. Не настоящим хаосом, потому что, как всегда говорил Андрес, в действительности хаос не издает ни звука, но при этом разрушает все вокруг. Судя по всему, заложники, которые были заняты рытьем тоннеля, попытались проделать себе спасительный выход.       Найроби и Палермо поспешили на помощь остальным грабителям, которые пытались утихомирить их. Завязалась драка, и один из заложников замахнулся на Берлина, который, к счастью, увернулся, но на мгновение растерялся. Спустя некоторое время Мартин оказался в эпицентре абсолютного хаоса. Какой неудачный расклад событий…