Малиновые мемуары

      Мукуро впервые сбежала вон, словно не имела права тут находиться, когда в доме Кеи зазвучал требовательный шаг Реборна. Малыш явился сам, в кои-то годы, чтобы передать кольцо Вонголы кандидатке на роль Облака — большая честь, прекрасный шанс стать сильнее.       Реборн распинался минут десять, пытаясь донести до нее в красках все грани манящих перспектив. Хибари старалась не сильно морщить нос — знала она причину, по которой ее так сильно хотели окольцевать.       Потомков Алауди по миру ходило раз-два — и кончились. Потомков Алауди с пламенем — и того меньше. Потомков Алауди с пламенем и не из Триады — разве что она.       Реборн ушел так же неожиданно, как и пришел, но учитывая, с какой скоростью после его ухода с визитом нагрянул взъерошенный Дино — наверное, малышу можно было и не утруждаться, его ученик все сделал бы сам. Впрочем, у всех аркобалено в голове водились свои подвиды тараканов, слишком страшных, чтобы с ними бороться или пытаться противостоять, будучи в здравом уме и в твердой памяти.       Неудивительно, что на пути у радужной семерки потенциально агрессивных психов никто не хотел стоять — даже самые безобидные в этой компании могли бить по площадям, пробивая бреши в рядах врагов своими телами и не только.       Кея вяло отбивалась от заботы всполошенного Пони, откладывая в памяти некоторые вещи, сбалтываемые им совершенно случайно — босс другой семьи, он знал чуточку больше о таких вещах, видел, насколько резво идет подготовка к встрече с Варией. Кее не было дела до этого, не с ее уровнем на сегодняшний день. Ее больше терзал другой момент: как будет сражаться Мукуро?       Тело туманницы все еще оставалось плененным Вендичи, и Хибари никогда не спрашивала, так ли безобидно все, что там происходит. Она иногда ловила вспышки образов — колба от пола до потолка, поддерживающий раствор и длинные темные волосы, словно живой шелк, играющие в бесконечной влаге, как диковинные водоросли.       Мукуро оставалась там, всегда оставалась там, и иногда выбраться даже в качестве иллюзии было невозможно — «самую строптивую свою добычу Бермуда не гнушается пасти лично». Кея не знала, кто такой этот Бермуда, но интонации Рокудо превращали чужака в какого-то очень упорного ухажера, а не тюремщика.       Хибари ловила себя на том, что готова прикончить этого Бермуду и разнести его тюрьму до основания, лишь бы ее девушка больше не говорила о нем и была рядом с ней.       Только рядом с ней, в своем родном теле.       Все это нуждалось в том, чтобы быть обдуманным, а потом Кее пришлось сосредоточиться совсем на иных вещах: из Китая, забыв предварительно позвонить, чтобы она встретила его, наконец-то прибыл дядя. И, признаться, видя нерастущую фигурку Фонга в дверях дома, Кея чувствовала облегчение: тот ни капли не изменился и идеально почувствовал бурю в стакане задолго до того, как та минула границы хрупкого стекла. — Нам предстоит очень много работы, бао, — с порога деловито заявил дядя на глазах у забившегося в противоположный угол с выражением абсолютного ужаса на породистом лице Каваллоне. — А вас, дон Каваллоне, я попрошу покинуть наше общество — все, что я хотел с вами обсудить, я обсудил в нашем последнем разговоре, но, чувствую, теперь ограничиться этим не выйдет. Так что ждите звонка, — и одним пинком выставил загостившегося молодого мужчину за дверь — тот, как и положено к дождю, полетел низко. Кея вздохнула с ностальгией — а ей родители еще что-то говорили о поведении в отношении незваных гостей.       Нормальное у нее поведение, по канонам их фамилии — теперь она точно это знала.       Метод дяди она безусловно захотела взять на вооружение, но пока что только кивнула с признательностью в глазах и повела единственного в своей жизни достойного любви и внимания проклятого младенца к подготовленной для него комнате.       Дядя оставил там вещи, мимоходом похвалив выбор интерьера, освежился, сменил привычный красный ципао на черный посвободнее, после чего вышел на кухню — Кея снова с волнением почувствовала себя пятилеткой, наблюдая, как он играючи расправляется с завариванием себе своего специального чая — она, даже минув планку роста в полтора метра, не использовала свое тело настолько естественно и эффективно.       Маленький семейный обед плавно перетек в такую же маленькую семейную тренировку. Фонг медитировал, Кея уже привычно разминалась с тонфа, натянув свободную футболку и штаны цвета хаки, в которых очертания ее фигуры терялись. Мукуро как-то сказала, что так она похожа на уличных танцоров из «Шаг вперед». Кее нечего было возразить.       Несмотря на все порывы Кеи, Фонг готовил ужин. Подавая ему ингредиенты, она любовалась тем, как легко в его руках рассыпаются продукты, собираясь заново в непривычные для нее блюда китайской кухни. Быстрые движения мешали резаные овощи, взлетал и осыпался золотой рис, вкусно пахло приправами, и в целом все это рождало ароматы детства — лучшую их часть, на самом-то деле, когда вокруг нее была большая семья и дядя постоянно подхватывал ее на руки, катая на плечах — отец в ее жизни всегда был хорошо если две недели в год.       Кея не была уверена, что он помнит, когда у нее день рождения — в этот день круг лиц, от которых она хотела получить несколько теплых слов, становился невозможно узок. Мать и отец в него входили через раз — она не брала трубку, когда не хотела слушать заезженные пожелания, оправдывая звание «во все времена трудного ребенка».       Но звонки дяди она не игнорировала никогда. Слишком они были похожи друг на друга.       После ужина они разошлись, пожелав друг другу доброй ночи. Кея отправилась в душ, радуясь нытью мышц и тягучей боли в бедрах и руках, а когда вышла, одетая в великоватую черную пижаму — в кровати уже устроилась Мукуро. — Привет, — Кея расслабила неосознанно напрягшиеся плечи, увидев, как по губам туманницы при виде нее скользнула улыбка. Мукуро окинула ее долгим взглядом, от которого в груди зачастило сердце и стало печь щеки. Краснели они неохотно, но горели иногда так, что только ледяной водой остужать. — Привет, милая, — Мукуро откинула одеяло, напоминая, что лежит не просто так, и Кея, напоследок обсушив полотенцем волосы, полезла к ней. Завтра хаос на ее голове будет торчать во все стороны, но ей было на это плевать — не было еще такой проблемы с волосами, которую не могла бы решить мокрая расческа.       Фен Кея признавала оружием последнего шанса. — Ну, как оно? Чувствую, у тебя гости? — сдержанные эманации Урагана и правда атаковали внутренние радары. Учитывая, что сама Кея фонила, как кусок урана, дядя еще старался быть деликатным. — Дядя приехал, чтобы тренировать меня, — Кея хотела сказать это небрежно, но голос зазвенел от восторга, а глаза заблестели. Сегодня он только смотрел, хмурился и выпрямлял ей спину, командовал держать выше или ниже руки, группироваться и наглядно показывал, где она ошибалась. — Интересный у тебя… Дядя, — хмыкнула Мукуро, но тоже расслабилась и легла, подперев голову рукой. Кея оперативно заняла стратегически выгодное место напротив нее, засунув локоть под подушку, натянула одеяло на плечо и под его прикрытием осторожно коснулась бока Мукуро. Пальцы наткнулись на голую кожу — спать ее девушка предпочитала в свободных топах, лямки которых вечно спадали с плеча, за что Хибари их благодарила и проклинала одновременно. — Ты точно не голодна? — на всякий случай интересуется Кея, рисуя на гладкой коже хаотичные спирали и ленты бесконечности, заглядывая в гетерохромные глаза. — А кто готовил? — на лице Мукуро — непосредственность и детское любопытство. Стряпню Кеи она любила, просто потому, что та готовила ради нее. И делала это очень неплохо. — Дядя, — Кея не видела ничего особенного в этой информации. Но Мукуро со странной улыбкой покачала головой, отказываясь. — Ты даже не замечаешь, потому что ты его кровь и годами попадала под его силу, но все, что готовит Фонг, пропитано его пламенем Урагана насквозь. То, что ты съешь без труда и даже не заметив ничего странного, меня, как чужого человека, отравит не хуже отравленной кулинарии Ядовитого скорпиона Бьянки. Он не зря зовется сильнейшим Ураганом. Прости.       После они несколько минут молчали. Кея вспоминала о вещах, которые тоже связаны с Фонгом. Вещах неприятных, но знаковых. — Он казнил собственного брата за то, что тот сделал, — негромко поделилась Кея очередным воспоминанием. — Пронес мне его голову в больницу и сказал, что так он сделает с каждым, кто посмеет причинить мне боль.       Глаза Мукуро понимающе потемнели. Они не поднимали тему воспоминаний Хибари уже несколько недель. — Как ты вообще оказалась в Китае настолько надолго? — вдруг спросила Мукуро. Выбившийся волос щекотал ей лицо и плечи, и длинные тонкие пальцы начинали долгую охоту, параллельно почесывая щекотные места.       Кея с интересом понаблюдала за процессом, потом пожала плечами. Подумала немного, вспоминая. И снова пожала плечами. — Я жила там по девять месяцев в году, на лето меня отвозили к родне со стороны мамы, в Японию, — Кея незатейливо пошевелила пальцами и сморщила нос. — В Гонконге людно, шумно, местами грязно — но в целом нормально. А Намимори — просто точка на карте, куда я ткнула пальцем, когда стала сходить с ума дома. Смену места одобрили, хотя и не восхитились тем, как отсюда далеко до родных. Но это лучше, чем бежать в Канаду, например. Или сразу на Аляску. Чтобы никто и никогда больше не достал — а желание сбежать было именно таким.       Кея в очередной раз выговорилась и опять почувствовала, как от этого становится лучше. Мукуро стоит пойти на психолога или сразу на психиатра, потому что их жизнь будет связана с оравой ненормальных парней, каждому из которых его атрибут корежит мозг — Кея и сама не исключение ни разу. — Хватит думать, — решительно объявила Мукуро, облизывая губы, и подалась вперед, нависая над Хибари долю секунды, прежде чем начать целовать, как это делала только она — глубоко, тягуче, изучающе. Кея отвечала, едва успев вдохнуть, закидывая руки на чужие плечи, притягивая к себе. Коленка Мукуро вклинилась между ее ног, они прижимались друг к другу так, словно остались двумя предметами в вакууме, зависли в небытие.       Мукуро впервые потеряла контроль настолько, чтобы зайти дальше — она запустила руку под рубашку пижамы, сжимая округлую грудь — и Хибари терлась о ее пальцы возбужденным соском, стонала, когда подушечки оттягивали и растирали возбужденную плоть. Грудь слегка заныла; Кея не давала продавливать ее ладонью, но туманнице и не надо было ничего говорить — она сама чувствовала напряжение желез под тонкой кожей и не увлекалась.       Пока что.       А в остальном Кее было очень хорошо. Она оглаживала чужую спину кончиками пальцев, щекотно, легко, вызывая мурашки, влезала под топ, перемещая ладони под тканью, и тоже сжимала чужую грудь. Прикосновение волновало и возбуждало, ей хотелось облизывать белую кожу и розовые бутоны тугих сосков. Грудь у Мукуро была маленькая, соответствующая ее недобору веса — это только в аниме над осиной талией мог колыхаться пятый размер. Мукуро в подходящей одежде сошла бы за мальчика. Очень патлатого мальчика — но мало ли, какие бывают эти самые мальчики? — Кея, у тебя все?.. — под звук отъехавшего фусуми и очередной гортанный, голодный стон, который Кея не потрудилась заглушить, время остановилось — а потом понеслось вскачь. Мукуро рывком вытащила руки из-под рубашки Кеи, словно их ошпарили, и зашипела от злости, приподнимаясь на локте. Хибари, краснея, и сама неохотно убрала руки от чужого тела, а потом одеяло съехало. Стало стыдно, даже если прятать им особо уже было нечего.       Фонг остался стоять в дверях, словно ревизор в последней сцене пьесы, а они сели на постели, и по их взъерошенным головам, красным лицам и опухшим губам и так было понятно, чем они тут были заняты.       К чести Фонга, надо сказать, что он никак не прокомментировал увиденное. Только прищурился цепко, глядя очень внимательно, от слова «опасно»: — Сильнейший иллюзионист столетия, сумевший сбежать из Вендикаре, Рокудо Мукуро. Претендент на должность хранителя Тумана десятого поколения Вонголы, — констатировал проклятый младенец, и в нем оставалось все меньше дяди Хибари и все больше — аркобалено. — Сильнейший мира сего, аркобалено Урагана Фонг, какая неожиданная встреча, — в голосе Мукуро звучало мало приятных нот, расслабленное выражение лица не давало усомниться — Мукуро готова к бою, даже если она всего лишь изящными тонкими пальцами заправляла за ухо свои растрепанные волосы.       От напряжения воздух едва не наполнился маленькими молниями.       Фонг одарил туманницу далеким от приязни взглядом черных глаз, но и неприязни от него не ощущалось, после чего перевел взгляд на Кею. — Признаться, я удивлен, Кея, — сказал он. — Родители знают о твоем выборе партнеров? Вернее, партнерш? — Она у меня одна, — тихо ответила Кея, ощущая себя котенком, который нагадил мимо горшка. — А они не восприняли всерьез то, что я пыталась им сказать.       Фонг понимающе кивнул, окинул их композицию еще одним взглядом. — Я был уверен, что мне придется провести серьезную беседу с молодым доном Каваллоне, уж больно тот распушил хвост, но, кажется, все не так, как я думал, и не только в отношении него. Надеюсь, все добровольно, взаимно и по любви, — совершенно серьезно заметил он, после чего отвернулся, направляясь к выходу их комнаты. — И надеюсь утром вовремя увидеть вас обеих за столом.       Фусуми задвинулась на место, в коридоре погас свет. Мукуро плавно опустилась обратно на Кею, уткнулась ей в плечо и зафыркала, давясь нервным смехом.       Они совершенно бездарно спалились, это можно было сказать совершенно точно, но… Кея гладила Мукуро по голове, а та сползла лицом ниже, утыкаясь лицом между мягких холмов грудей, которые она накрыла ладонями, лениво тиская и слушая чужие вздохи.       Мукуро думала, что ради возможности санкционированно целовать Хибари, не страшась реакции окружающих на подобное, она подобный камин-аут сможет повторить на бис еще не раз.       А Каваллоне может засунуть свои планы на Кею в подхвостье. Благо, оно у него и вправду есть.