***
— Мастер Эгус! Несторис резко распахнул глаза и тут же пожалел об этом — те защипало, словно в них осыпающихся песком чешуйниц кинули. Вокруг была сплошная темень, от сравнения с крайней темнотой, темнотой неба Края, спасало только то, что сегодня было полнолуние и ясная погода. Взрослый вымученно положил руку на глаза: «Я же просил… Не. Будить. До. Рассвета». — Мастер Эгус, у нас тут черепаха! — Ингрессус уже стоял на пороге комнаты, отчего его голос звучал ещё громче. «Прекрасно. Всегда мечтал о таком». — Что, прямо в пещере? — это должно было иронизировать ситуацию и умерить пыл подростка, но вместо этого ответ, прозвучавший следом, сделал всё только более непонятным. — Э… нет… Сейчас! — бросил парень и унёсся за пределы видимости и, скорее всего, слышимости. «Что «сейчас»? Сейчас будет в пещере?» Эгус взял себя в руки и спустил ноги с кровати. На ощупь достал облокоченный на стену Нестор и подцепил за спину. Будь он любым другим Ардони, сонное тело бы не хотело слушаться, но долг и пост мастера заставляли тут же собраться и пробудиться. Глаза всё ещё щипало, но терпимо, так что Несторис направился к выходу из дома, по пути делая освежающий глоток воды из колбы на тумбе. «Что там всё же свершилось? Где он посреди ночи нашёл черепаху?». И тут же в начавшую активней соображать голову пришла закономерная мысль: «А откуда, собственно, в Нестории, самой северной провинции, взяться черепахе?» Как только Эгус переступил «порог», его встретил ещё один сюрприз. — Куора? А ты почему здесь? — наклонился он, упирая руки в колени. Девочка, стоящая прямо перед входом на тропинке, залитой лунным светом (впрочем, свет маркировки всё равно был ярче), невинно и весьма бодро моргнула, словно и не было сейчас время сна. — Черепашка? — вместо всех объяснений полувопросительно сказала она и подняла на уровень лица названную рептилию, что мастер до этого не замечал. Совсем маленькую, видимо, ещё детёныша. Черепашёнок смотрел равнодушными глазами-бусинками из-под сморщенных век и, похоже, чувствовал себя на руках малышки отлично. — Куора нашла её недалеко от побережья, прямо на главной тропе, — пролепетал Ингрессус, стоявший немного осторонь. Впрочем, взрослого волновало уже не столько животное, сколько обстоятельства, которые привели к теперешней ситуации. И в этом ничего не было ясно. — Помедлите минуту, — Эгус протёр глаза большим и указательным пальцем, чувствуя себя многодетным отцом. — Почему Куора не в кровати, как вы встретились с Ингрессусом, и зачем разбудили меня? Дети переглянулись, словно не видели в ситуации ничего необычного. — Я проснулась от плохого сна и решила выйти на улицу. Я хотела посмотреть на звёзды — они успокаивают и я забываю про всё плохое. Но возле пещеры оказалась черепашка. — А недалеко пробегал я, разминаясь, — продолжил Волтарис. — Она меня позвала, «поскольку все остальные в кроватках», я понял, что рептилию надо скорее спасти, ведь такой северный климат слишком холодный для неё. Я хотел разбудить Ахиллеана… — …но я запретила трогать братика. И родителей. Они страшно занятые. Все тут обычно заняты. — И Ингрессус решил, что самый менее занятый Ардони в Нестории — это я, так? — со снисходительной усмешкой спросил мастер. Ингрессус открыл рот, желая ответить что-то, по его мнению, логичное, но передумал и захлопнулся. — Ну, Вы нам как второй отец, — нашлась Куора, акцентировав на тот факт, что своего мастера все Несторисы очень любят. «А для кого-то так и весь первый», — взрослый внимательно посмотрел на парня. У того в глазах на единое мгновение показалась грусть, и тут же бесследно испарилась. Эгус замыслился, что у Волтариса тут и правда нет никого старшего, с жизненным опытом, кому он мог бы обратиться за советом или довериться полностью, как наставнику али* родственнику. А ему это всё ещё необходимо, пусть на него и был возложен долг мастера — от безысходности, а не от мудрости и зрелости того. И если Ингрессус так и останется (условно) без опеки, он может вырасти в кого-угодно, а с Волтарис такие шутки опасно шутить. И раз уж Несторис взял мальчика под своё крыло, к этому надо подходить с полной ответственностью, с полной заботой, моральной, а не только физической. Если сейчас Ингрессус, тот, кто рос как на войне, бросает тренировку ради спасения животного — это определённо говорит о чистоте его души. И Эгус поклялся сохранить эту чистоту, стать духовным причалом, островом надежды для Волтариса, чтобы тот никогда не угас, не замкнулся и не потерялся в глубинах собственной души без патрона**. Они втроём продолжали стоять в ночи, освещая округу своей жёлтой, как денное солнце, маркировкой. Черепаха смотрела на Эгуса, Эгус смотрел на черепаху. Дети следили и за тем, и за той. — Что ж, выпустить её сейчас в океан — не найдёт тёплого течения и умрёт, особенно учитывая приближающуюся зиму, — продекларировал взрослый. — Куора, придётся тебе её выходить, или до лета, или пока не подрастёт. У девочки аж заискрились глаза, Ингрессус же скептически дёрнул уголок губ, подразумевая, что, может, Куора слишком мала чтобы отвечать за живое существо. Эгус глянул на него и доверительно положил малышке руку на голову. — Не боись, наша Куора — одна из лучших хозяев. Животные сами тянутся в её надёжные руки, при чём ей даже не надо для этого особо напрягаться. — У меня есть собачка, орёл, паучок, свинка, а теперь ещё и черепашка! А когда подрасту, будет и лошадка. Мы будем путешествовать по Ардонии и спасать… как это… о-без-до-ленных животных, — провестила девочка, уже не просто держа черепашёнка, а почти обнимая. — Грандиозные планы, — присвистнул подросток, — Ну, раз долг выполнен, я с чистой совестью могу пойти тренироваться дальше, — «хотя я, по сути, и не начинал». Мастер одобрительно кивнул, и когда Ингрессус начал уходить, предложил Куоре: — Давай мы осмотрим этого детёныша при лучшем свете в моём доме, вдруг он где-то ранен.***
Огниво бросило искру на хворост в «камине» — выбитом углублении в стене пещеры недалеко от открытого входа — за отсутствием дымохода, чтобы дым сразу выходил. Оранжевые призрачные блики заплясали на каменных стенах — пусть на улице занимался рассвет, огонь всё ещё был ярче. Куора скрипнула стулом, взбираясь на него с ногами и обнимая колени. Мастер Эгус крутил зелёный панцирь у костра и пытался найти любые повреждения. — Передние ласты стёрты, как будто она долго держалась за что-то или о шершавый камень зацепилась. Проследишь, чтобы она не много ползала. Лучше подержать её в термальном пруду. И одновременно не упускать из внимания несколько дней. Справишься? — Угу, — коротко ответила она, голос был немного приглушён, так как она говорила в колени. Черепашёнок был отдан в руки узаконенной хозяйки, воцарилась тишина. Ардони просто смотрели на пламя. Эгус недвижимо стоял, Куора слегка вертелась, как любой неусидчивый ребёнок. — Так Ингрессус ушёл тренироваться драться? — разорвала тишину малышка. Мастер обернулся, чтобы встретиться с её глазами, в которых читалось недоумение и, возможно даже, неодобрение. — Ушёл. Он долго ждал, пока я скажу, что его ранения зажили, и разрешу активно двигаться. — Он был ранен? — детские брови резко ушли вверх, Куора даже непроизвольно повысила голос. — Ты, наверное, не замечала, но… несмотря на то, как сейчас тут хорошо и мирно, ему больно, — Эгус продумывал тысячи путей, как рассказать большую часть и умолчать самое важное из прошлого спасённого, пытаясь при этом объяснить всё понятными для ребёнка словами. — Он потерял родных, самых и единственных дорогих Ардони. Из-за того, что они… недостаточно хорошо сражались. И благодаря невероятному случаю, он выживает и попадает в окружение умиротворённости и теплоты. Я знаю, в Нестории живут одни из самых миролюбивых существ. И ты, как одна из них, не сильно одобряешь… драки и оружие. Но для Ингрессуса это вопрос памяти и чести. Он считает, что именно недостаток боевой подготовки погубил его семью, пусть они, как странствующие и живущие небольшими группами, всё же умели себя защитить. Он не допустит повторения истории. Именно поэтому он так стремится улучшить свои навыки, стать сильнее. А я, пусть и обычно не одобряю насилие, считаю своим долгом помочь ему. У Ингрессуса невероятно доблестное сердце, каких истинно немного среди державших оружие. Я могу, и хочу вырастить из него, колючего ростка, розу. Куора во время монолога спустила ноги на пол и поглаживала черепашку, смотря на неё. — Так Вы приютили Ингрессуса и хотите его… «вылечить» и подготовить к самостоятельному выживанию? Прямо как я раненых зверушек. Мастер рассмеялся. Иногда спонтанная детская прямота развеселяла сильнее, чем тщательно подготовленная взрослая шутка. — Ингрессус бы не одобрил такого сравнения себя с животными, но в целом, можно и так сказать. Только, ради Пустоты, при нём не скажи подобное, — у Эгуса даже почти выступили слезы, хоть он и редко смеялся и славился «мастерской» сдержанностью. — Слово женщины! — Куора положила кулак на сердце, при этом её глаза заискрились смешинками. Пещера наполнилась новым потоком хохота в унисон.