***
Наконец, отойдя на приличное расстояние, перевожу дух, и пошевелив проржавевшими шестеренками решаю поскорее найти Лелика и Болика, как вдруг неподалеку от темной подворотни слышу чей-то зычный бас: — Где вторая девчонка? — Мы не знаем! — постойте-ка, это что, Каштанчик? Не успела я толком успокоиться, как паника снова подступила и сжала сердце в тиски. С опаской иду на звук гортанных визгов. — Щас ты мигом у меня узнаешь, — угрожает мужчина, а передо мной развернулась жуткая картина, где несколько солдат военной полиции под сдавленные стоны друзей с хрустом заламывают им руки, опуская на колени. — Вы должны были знать, что дезертирство карается смертью! — Мы… Мы вовсе не хотели, — в слезах кричит Рыжуля. — Молчать! — обрывает солдат и ужесточает хватку, на что подруга звонко пищит. — Гретта! — вырывается Кай. Не в силах больше смотреть на эту вакханалию, на всех парах несусь к ним. — Что здесь происходит?! — О, а вот и третья крыса объявилась. Что, думали свалить по-тихому в самоволку? Хитро… А я ведь вас чуть мимо не пропустил. Вы дали присягу королю, а неугодных его Величество пресекает так быстро, что вам и не снилось, шавки поганые! Двое солдат хватают меня под локти и резко сводят за спиной, аж лопатки стукают друг о друга словно недоразвитые крылышки. От неожиданности перед глазами все поплыло белой рябью, а коленки больно рухнули на неровную каменную кладку. Чертовы единороги, я и не думала сопротивляться! Два амбала на одну женщину, вот же клоуны! — Быстро в повозку их! — отдал приказ офицер. — Сначала с позором доставим в местный отдел полиции, а там уже, что высшее руководство скажет, то и будет. — Вы превышаете свои полномочия! — Неужто у одного из цыплят голос прорезался? — наглый полицай, под руководством коего, видимо, скрутили моих товарищей ранее, и чья харя оккупирована гнойными угрями плотнее, чем густонаселенные районы Китая, назовем его Прыщ, остервенело оттягивает назад волосы Каштанчика. Ах ты ж, падла гнилозубая, чтоб у тебя член на пятке вырос: как поссать, так разуваться! — Что ты там пищишь, задохлик? — Мы — кадеты, и не являемся полноправными солдатами, пока не пройдем аттестацию на профпригодность и не дадим присягу о верности королю! Это было в приложении к договору о прохождении воинской службы. Следовательно, во время увольнительных мы имеем право распоряжаться личным временем, как того пожелаем! Валерьянку мне в глотку! Кай, как же не вовремя ты решил продемонстрировать стальные яйца и бравую глупость. Моя собственная, походу, воздушно-капельным передается, вот и довела тебя до слабоумия. — Блядь, вот это парниша заливается соловушкой! Карл, иди-ка, послушай этого моралиста солнцеликого! — хрюкает от смеха Прыщ. Второй единорог с невозмутимой маскообразной рожей, названный Карлом, тем временем подгонял лошадей, тянущих за собой странную скрипучую коробку: железную клетушку для скота, застеленную соломой. Права человека? Не, не слышали. На звук своего имени он и рылом не повел, и только отдав распоряжение подбежавшему солдатику привязать лошадок покрепче, зевая и почесывая задницу, вальяжно подплыл к нам, обдавая флёром немытой промежности и хронического пьянства. По очереди проехавшись по каждому взглядом, особо масляным задержавшись на Рыжуле, мужик на удивление приятным, чуть хриплым голосом заговорил: — Я щас вам скажу простую истину, пездюки. Даже в детских сказочках пишут чёрным по белому: когда вам в лапы подсовывают разного рода соглашения, сулящие улучшение качества жизни, богатство, должность и полцарства в придачу… Это кидалово. Вооружайтесь лупами и читайте чертовы сноски и все то, что написано мелким шрифтом, а то не ровен час — загубите себя на ровном месте. Что вы и сделали, в общем-то, хах. Сейчас вы нули без палочек, априори не подлежащие амнистии. Так что сопите в две дырочки и не возникайте, целее останетесь. — Ишь как красиво сказанул, — хвалит приятеля Прыщ. — Но суть не меняется. Вы попали по-крупному. Какими бы высокопарными фразочками не кидались, мелкие гниды, вам крышка. Но так уж и быть, добрые дяди полицейские смогут закрыть на ваш ужасный поступок глаза. За вознаграждение. — Вы что, у нас взятку вымогаете?! Это же противозаконно! Я и рта не успела раскрыть, как надвигающуюся бурю в мгновение ока усугубила Гретта. И не скажешь, что до этого слезы из себя давила. В голове тут же возник тумблерный выключатель: «Внимание, вам пизда, повторяю…» А говорят, что один и тот же кирпич не падает на голову дважды, но нет предела совершенству, и мы в который раз наступаем на одни и те же грабли. Когда жизнь даёт тебе лимоны, нужно делать из них лимонад, а не выдавливать в глаза. — Ах ты ж, грязь из-под ногтей! Харе чушью трещать! — быканул мистер Прыщ, страшно зыркая на проходящий мимо люд, и гаркнул, чтобы те рассасывались и уши рядом не грели. Вновь обратив взор на Гретту, он было замахнулся на неё, но кирпичемордый невозмутимо удержал приятеля за плечо. — Брось, дружище, откуда у таких малолеток взяться деньгам? Они же на нищенок похожи. Можно порешить все иначе: пацана сдадим и получим премию, а девчонки могут откупиться телом, и все будут довольны. Мне, чур, рыжую. — Слышь, мразь! — гаркнули мы с Каем одновременно, на что ублюдок только парашливо усмехнулся. — Прости, парниша, ты, конечно, смазливый, но не в моем вкусе, — развел руки Карл, а Прыщ щелкнул пальцами. Тут же безмолвный солдат, стоящий за нашими спинами вышел вперед и с размаху заехал Каштанчику сапогом по лицу. Трижды. Раздался хруст, брызнула кровь, и на дорогу поблескивая эмалью, поскакал выпавший из обоймы рта осколок зуба. Я крикнула испуганной чайкой. Рядом всхлипнула Гретта. — Давайте, не будем создавать лишнего шума, а то до суда вы точно не доживете. Господи, нужно срочно что-то придумать! Связанных одной веревкой, нас шатающейся шеренгой сгружают в клетку. Тщедушным тельцем, Рыжуля тут же закрывает Каштанчика от посторонних и осматривает его лицо. Тот даже не пытается хорохориться и тихонько стонет, на что она бережно укладывает его голову себе на колени и что-то тихо нашептывает. Они будто не видят и не слышат ничего вокруг. Я больным взглядом оглядываю своих друзей. Лучших друзей. И решаюсь. Впервые перестаю быть лежачим камнем, под который вода не течет, и выбираю то, о чем буду жалеть меньше всего. Подползаю поближе к краю клетки, насколько позволяет треклятая веревка и, вдохнув поглубже, говорю: — Эм, разрешите обратиться, — прочищаю, наконец, глотку. — О, как. Одна малышка вспомнила о вежливости, похвально. Ну, вещай давай, коли решила перед перепихоном познакомиться поближе. Какая же зараза, так и плюнула бы в хамскую рожу. Мерзко. — У меня есть важная информация по одному из ваших давнишних расследований… — Мм… Решила, значит, поторговаться? И что мешает мне выпытать ее из тебя силой? Это с учетом того, что ты не блефуешь. — То, что терять мне будет нечего, и в этом случае я точно насочиняю вам с три короба. — Сомнительно. Но, допустим, я заинтересован. Чего ты хочешь? — Обмен. Моя жизнь в обмен на их свободу. — Милая, ты, кажется, не слишком врубаешься в ситуацию. Вы итак наши. Какой прок… — Я стою больше, чем вы можете себе представить, — перебиваю солдата на полуслове. — Разве что в роли подстилки, — хмыкает он. — Ладно, выкладывай, чего там у тебя. Так уж и быть: верну голубков в родные пенаты с вынесением в личное дело. Хм, оскорбления сотрудника полиции и нанесение увечий гражданским. Будут разгребать навозные ямы ближайшие лет пять, ну, или, если повезет, сошлют в развед-корпус, как особо буйных. Там все такие. Сумасшедшие выблядки. А, кстати: вспомнишь говно — вот и педики. Мама, роди меня обратно. Второй раз за сутки, проглатываю оскорбления, вертящиеся на кончике языка. Оказывается, проехались мы окольными путями, несмотря на пеших сопровождающих, практически до Центральной площади, и вдалеке, у Южных ворот Троста, можно различить маленькие фигурки в зеленых плащах, что расправили крылья свободы и по сигналу выпорхнули на волю. Эх, мне бы тоже в небо… но не время отвлекаться, нужно суметь вовремя вытащить ребят из задницы, потому делаю еще один глубокий вдох и как можно увереннее чеканю каждое слово: — Мое настоящее имя Сабрина Блейк. Я являюсь представительницей восходящего нового дворянства, родной дочерью и прямой наследницей ныне покойного графа Себастьяна Блейка, которого прилюдно казнили четыре года назад на главной площади Митры за нарушение шестого пункта Человеческого Устава — «в приоритете собственная выгода, а не безопасность и процветание Стен». За мою голову вы получите в тысячу раз больше, чем за несчастного паренька. — Эй, Рина, что ты… — хрипит Каштанчик с ошарашенными зеньками размером с серебряк. — Ага, мечтать не вредно. Неужели ты и правда думала, что я куплюсь на подобную околесицу? — выплевывает Прыщ, но все же с подозрением морщит хлебало. — Если вы живьем доставите меня в резиденцию правительственного министра Аурилла, то смело можете рассчитывать на получение дворянского титула и навсегда забыть о службе в полиции, — голос срывается где-то в середине предложения, пока я словно обезумевшая куропатка тараторю условия сделки. Все же жизни друзей ценнее, да и тому подонку я нужна тепленькой… — Хах, сладко поешь, птичка, — не оборачиваясь, подает голос Карл и лениво затягивается кривой самокруткой, выпуская клубы едкого дыма. — Рина, прекрати! Я не прощу себе, если с тобой что-то случится, — с глухим шипением Кай привстает с колен Рыжули, что уже вовсю глотала слезы, и хватает меня за плечи. — Я и так виноват в том, что все это произошло из-за моего импульсивного поступка… Может, удастся с ними договориться? Пускай даже разгребать навозные ямы… Как будто мы и без них дел с дерьмом никогда не имели. Одним больше, одним меньше, ну? Вон лысый как поднатаскал нас в уборке сортиров, — пытается храбриться Каштанчик и даже шутки шутит, демонстрируя в беспокойно-кровавой улыбке отколотый клык. В носу неприятно защипало, а уголки глаз стала затапливать непрошеная влага от одного его потрепанного вида, и тут я слышу тихий шепот Прыща: — Слышь, либо у меня что-то с глазами, либо эта девка белобрысая и правда похожа на… Вспыхнула молния, и повозка резко остановилась. — Блядь… — тихо выдыхает Карл-морда-кирпичом, перебивая своего товарища, его хмельные глаза резко округлились и уставились куда-то в небо, что резко заволокло тучами. Или колоссальным титаном. Или.***
Несколько секунд ничего не происходит. Время словно остановилось. Крохотные людишки застывшими марионетками взирают на огромную человекоподобную голову, обтянутую багряными мышцами, и костяшки пальцев, что зловеще обхватили край стены. Стены, равной двадцатиэтажному зданию, между нами говоря. Так что скорость сжимания моего очка от вида куска мяса, исходящего зловонным паром, прямо пропорциональна скорости света. Тело, мгновенно скрученное судорогой первобытного страха, вцепилось в прутья клетушки не хуже целеустремленного одуванчика, пробивающего асфальт. Колесо Сансары сделало оборот. Какого дьявола он вообще вылез? Разве нападение не должно было произойти позже?! Почему сейчас?.. Могла ли я как-то ненароком повлиять на ход событий своим действием или бездействием? Пуанкаре сейчас бы рассмеялся, рассказывая о теории хаоса и «эффекте бабочки», недвусмысленно намекая об упущенном времени в школе и отсутствии интереса к физике… Кстати, о пробивании. Надо отсюда валить и поскорее! Я пытаюсь выбраться наружу, попутно окрикивая ребят и полицейских, как вдруг время замедляется и тишину с хрустом разрывают истошные крики людей и незнакомый ранее утробный, нечеловеческий рев. Что происходит? Считанные секунды — ворота взрываются градом щепок и несбывшихся надежд. Ад приоткрыл свои двери. Понять, что мои самые тревожные кошмары облеклись явью не составило труда, но… — А?.. — Г-гигант! — Мамуля! — Прости меня, Господи, ибо я согрешил… — Выпустите нас отсюда! Глупое человечество свято верило в неприступность стен и призрачную безопасность. Как по конвейеру через огромную дыру в город повалили настоящие живые титаны. Тело оцепенело, покрылось мурашками и слегка потряхивало. Чувство удушающего бессилия и обреченности давило и отзывалось внутри неприятным покалыванием. — Чего застыли, пиявки на теле государственного бюджета?! Не ссыте, а то подтяжки заржавеют, вы отдали свои сердца, так покажите смелость в деле! Быстро на стену! Приоритет — спасение гражданских. Выполнять! — слышится откуда-то поблизости.***
Я мало помню, как нас, напуганных малолеток, выволокли из передвижной каталажки и потащили на склад с вооружением. Выдали обмундирование, УПМ и, пожелав не сдохнуть, сообщили точку временной дислокации, разделив на группы. Чувствуя лишь неизбежность происходящего, распаленная своей предыдущей адреналиновой смелостью, во время вдохновляющей на смерть речи, я могла только размышлять о самых обыденных вещах. Например, что скажет Мари, если я вот так просто, спустя столько лет, заявлюсь к ней на порог, и словно грозная валькирия защищу от гигантов? Мне столь о многом хочется ей поведать! Сколько всего довелось пережить, как разрывалось в клочья сердце в минуты тоски, каким камнем на душе до сих пор лежит мое поспешное решение покинуть ее. Такие мысли клубились в голове густым сизым дымом и отравляли собой мозг. Желудок смялся в ком, а тайное желание убежать пеплом оседало в районе груди. Сомнения обволакивали тело липкой паутиной и не давали сделать глубокий расслабляющий, и такой нужный сейчас вдох полной грудью. Долгожданная свобода, которой я так гордилась, теплилась где-то внутри тлеющим угольком, не согревая и не придавая ни толики уверенности. Скажу ей все как есть! Даже если она возненавидела меня, даже если не захочет слушать, даже если… — Отдайте ваши сердца! Вы последняя надежда человечества! В бой!***
Низкие свинцовые тучи разверзлись над маленьким мирком, что позорной крысой был загнан в угол суровой реальности. Кое-где рваными кусками разбитых мечт они нависали и надменно глядели, как человечество тщетно пытается спастись из лап хищных пожирателей под печальную симфонию воспалённых стонов. Отвергнутых. Беспомощных. Лишенных крупиц призрачной веры в светлое будущее. Кая и Гретту забрали в авангард, помогать гражданским взойти на судно и покинуть город, а меня определили в тринадцатый центральный отряд. — Послушайте, мне нужно в арьергард! — кричу я офицеру, что в данный момент был моим командиром. — Эй, девка, кончай со своими замашками камикадзе! Если так не терпится кромсать титанов, то спешу обрадовать — тебе и в центре доведется встретить этих мразей! — выплевывает он, тяжело дыша и испепеляя меня огромными зелеными глазами. — Вы не понимаете! Там у южных ворот мой дом! — И что? Я теперь обосраться должен?! Я не могу отправить тебя туда и точка! — рычит он. — Всё, солдаты, группируемся на крыше того дома, дальше по плану! Руки непослушно чуть сжимаются на рукояти УПМ, а дрожащие пальцы спускают курок, выстреливая железными крюками. В ушах звон, тело двигается на автомате. Выпускает немного газа из баллонов, отталкивается от земли, натягивает тросы и опускается на крышу дома, на который указал офицер. Тревога за Мари все сильнее разрасталась и уже невыносимо тяжелым булыжником тянула душу куда-то в пятки. Пока размытые мысли блуждали по черепной коробке, к нашему отряду подобрался пяти-, нет, семиметровый титан… Внешне они и правда похожи на людей, только вот безумные глаза, смотрящие будто сквозь, вселяют холодный ужас. — Слушайте сюда, желторотики, этого мелкого я убью один, а следующего, что позади, по команде: ты, — командир указывает на меня, — отвлекаешь, ты, — тычет в брюнета возле, — режешь сухожилия, а я добиваю, усекли?! В смысле отвлекаю? А если он сожрет меня в воздухе? Перевожу взгляд на парня, а он трясется как осиновый лист. — Я не слышу ответа! — чеканит солдат. — Так точно! — на автомате кричу я, с трудом осознавая, что вообще-то могу прямо здесь умереть. Командир вытаскивает лезвия из ножен и выпускает тросы, ловко огибает гигантскую тушу. Он взлетает вверх, кричит и возносит мечи над шейным отделом исполина. Вот как, значит, убивают титанов? Выглядит не так сложно, как я представляла. Как вдруг гигант резко оборачивается и… остервенело откусывает не успевшему перегруппироваться офицеру половину тела. Ровно по пояс. Предсмертный хрип сломанного позвоночника. Алыми всполохами рубиновые капли хлынули на брусчатые стены соседнего дома. Крик его резко оборвался, а верхняя часть туловища глухо рухнула куда-то вниз… И эта бессмысленная смерть послужила на благо человечеству? Так выглядит чертов подвиг в этом ненормальном мире? Нет, это просто дурной сон! Кошмар, очень долгий кошмар! Парень, что стоял возле меня, истерично взревел и пал на колени. — Нам крышка, — шепчет он, пока крупные слезы градом стекают по его мертвенно-бледному лицу. — Они всех нас сожрут! За считанные минуты привычный мир канул в небытие. Ночные химеры, что не давали ночами спать и больно хлестали подсознание, обратились в реальность: повсюду обломки домов, реки крови, крики людей… Ничего уже не будет как прежде. Этот сумасшедший мир… Он всегда был таким… Гигант, что сожрал нашего командира громко сглатывает откусанную часть тела и переводит взгляд на нас. У него русые волосы и серые глаза. Огромные поры глубокими кратерами проваливаются на сальном рыле. Длинные, почти белые, ресницы, обрамляющие безумные глаза, с лопнувшими сосудами, что красными червями противно расползались по полотну посеревших белков, неестественно-медленно хлопают. А глупая улыбка ощеривает ряд гнилых желтых зубов, в которых отвратительным месивом застряли человеческие внутренности. Он громко мычит и с удовольствием причмокивает словно гурман, пытающийся уловить тонкие нотки деликатеса. Из его рта повсюду расползается вонь, что в тысячу крат хуже выгребных ям. Тошнота пунктуально подступает к горлу, давит на диафрагму и перекрывает кислород. Паника вдруг захлестывает и обдает все тело табуном мурашек. Нет, нет, нет… Этого не может быть… Это все не по-настоящему! Я делаю несколько шагов назад и мотаю головой. — Нет… Не подходи… Идея достать лезвия из ножен приходит весьма спонтанно. Несмотря на то, что внутренний голос кричит о том, что все тщетно, тело, давным-давно парализованное тремором, все же сжимает рукояти УПМ. Не отводя взгляда от титана, цепляю лезвия, делая еще полшага назад, как вдруг поскальзываюсь о торчащий кусок черепичной крыши и медленно скатываюсь прямиком в пасть титана, так и не успев вынуть клинки из ножен. Судорожно пытаюсь ухватиться хоть за что-то, но этим лишь ускоряю падение. Загнанный взгляд цепляется за темноволосого паренька, но тот лишь, сидя на коленях, безмолвно смотрит в ответ и отчаянно хватает ртом воздух, а на его штанах расползается огромное мокрое пятно. Я больше так не могу! Не могу! Соленые слезы отчаяния уже вовсю скатываются по щекам, прямо как и я сама с этой чертовой крыши. На лбу проступила холодная испарина, а брови напряженно жмутся друг к дружке и летят куда-то вверх. Неужели… Это конец?..