Следы оставишь

* * * Проходит почти неделя — от Юльки ни звука, только пара односложных ответов на Тёмины встревоженные «Принцесса, ты там хоть жива?» Может, сердится за то, что он слил всю инфу её отцу, может, замоталась, устала, может, отец посадил под домашний арест и она теперь выходит в сеть только с его ведома. Вряд ли, конечно, Лебедев так сразу устроит в своём доме казарменный режим, но и исключать этот вариант не стоит. Как не стоит исключать и то, что Юльке просто-напросто нечего Тёме сказать. Погуляли и хватит, перехотелось. Самая паршивая мысль — но, как ни странно, даже от неё Тёму не выламывает, не выкручивает, как, ему казалось, непременно должно было произойти, если бы Юлька захотела его бросить. Время от времени поскрёбывает внутри, да и всё. Может, и впрямь в Светке дело. Нет, она не снилась ему в кошмарах, он не ворочался ночами сбоку набок, представляя её изрезанный труп, но после того, как он стоял над ней там, на крыше, уйма вещей, дёргавших его раньше, превратилась в не стоящую внимания хуету. И даже пацанчик в узких джинсах, рубашке навыпуск, нервно прижимающий к уху айфон и оглядывающийся по сторонам, проходит мимо Тёмы целым и не получившим пиздюлей. Раньше Тёма бы до такого вот непременно доебался: манерных мажоров и сладеньких хипстеров, изредка забредавших на район, он на дух не переносил — почти так же, как быкующих хамов. Питон и Женёк посмеиваются, уверяют, что Тёма бродит как лунатик неприкаянный. А Рус поглядывает словно бы с уважением, но никак не комментирует. В выходной Тёма неохотно выныривает из вязкого сна ближе к полудню, ещё с полчаса не встаёт, тупо разглядывая потолок. Закуривает прямо в постели, и пофиг, что наволочка с одеялом опять пропахнут дымом. Телефон валяется на столе, и Тёма через силу протягивает руку, подгребает его к себе. Хотел зайти вконтакте, но сеть вместо этого грузит новости, и Тёма несколько секунд пялится на первую строчку. Тыкает пальцем по ссылке, фотографии никак не хотят грузиться, и сайт норовит скрыть их за надписью «изображение может содержать шокирующий контент». Тёма вскакивает, одевается, не закинув в себя даже бутерброд, и едет к Юлькиной школе. На крыльце, на ступеньках полно народу, толпятся, шумят. Намётанным взглядом Тёма выхватывает хрупкую фигурку в джинсовой кофте, с рюкзаком через плечо. Она не идёт к воротам, выбирается со школьного двора через дыру в сетке. Тёма шагает к ней, и в её глазах вспыхивает что-то очень похожее на радость, она тянется к нему, но следом за ней сквозь дыру выныривает высокая фигура с лейтенантскими погонами. — Юлия Валентиновна, — кивает на неприметную серую «Ауди», припаркованную у столба, — садитесь, пожалуйста. — Погоди, — она дёргает головой, но лейтенант как-то неуловимо перетекает с места на место, отгораживая Юльку от Тёмы. — Юлия Валентиновна, не положено. Я должен доставить вас домой немедленно. Юля шумно вздыхает и — Тёма в этом уверен, хоть и не видит сейчас её лица — закатывает глаза. — Что ж вы деревянный такой. Ладно, у Вани в голове одни инструкции — так и вы туда же. Где Ваня, кстати? К нему я хоть более-менее привыкла. — К жене с сыном поехал. Юлия Валентиновна… — лейтенант распахивает дверцу, и Юля фыркает, забираясь на переднее сиденье: — Тём, я щас позвоню. Действительно, телефон оживает раньше, чем «Ауди» исчезает за углом. Тёма слабо себе представляет, с чего начать, и сходу спрашивает: — Твоя учительница?.. — Угу. Русский язык и литература, — он слышит, как Юля сглатывает. — Из всех самая нормальная была. Да хоть какая, даже если б стерва… — голос прерывается, вздрагивает, и Тёма не может не беситься на Лебедева с его приказами. Тёма бы сейчас обнял Юльку, гладил по волосам долго-долго, шептал на ухо что-то бессмысленное, успокаивающее. Ей так наверняка было бы легче, чем сидеть в машине, глотая слёзы. — Тём, её тоже — ножом. Говорят, живого места не оставили. «Маньяк», — щёлкает в голове легкомысленный голос Питона. Может, и правда? Иначе зачем всё это? Слишком много «зачем» у Тёмы в голове. Зачем, например, приехав домой, он набирает полковника. В гудки вслушивается, недоумевая от самого себя, и весь подбирается от короткого «Лебедев». Тёма ему ни разу не звонил. Номер сохранил пару месяцев назад — опять же, зачем? — когда полковник разыскивал Юльку, у которой сел телефон. И вот теперь Тёма бормочет, вжимая мобильник в щёку: — Валентин Юрич, это Артём. Можете говорить? — Шесть минут, — бросает Лебедев, и от этого «шесть» Тёму чуть не пробивает на смешок. — Да я, собственно, к Юле собираюсь заскочить. К ней можно? Охрана-то пропустит? — Приходи, — отзывается Лебедев. — В ближайшие дни Юля уезжает, так что, если тебе нужно её увидеть, ты можешь сделать это сегодня или завтра. Тёма аж присвистывает. — Уезжает? А разве ей в школу ходить не надо? — Ничего не случится от того, что она пропустит последние полторы недели. Ай, точно, учебный год же почти закончился. И, раз Лебедев хочет спровадить дочь из Москвы, значит, он, как минимум, подозревает, что это убийство не последнее. Ведь так? — Валентин Юрич, — выпаливает Тёма, — а что слышно про сегодняшнее? Получается, всех троих убил один и тот же человек? — Не по телефону, — обрывает Лебедев. — Мне нужно идти. До свидания, Артём. Тёма вздыхает, лениво щёлкает пальцами по погасшему экрану. Взгляд находит полупустую банку энергетика на подоконнике — Тёма машинально отхлёбывает из неё, тянется задёрнуть штору от бьющего в глаза солнца, и тут Тёму встряхивает: «не по телефону» — получается, при встрече? Или не получается. Полковник просто так сказал, чтобы Тёму одёрнуть с его неуместными вопросами. А то ишь, повадился. Артём смачно, с чувством ругается и опускает телефон в карман спортивных штанов. Хоть к Юльке съездить, пока её не увезли за тридевять земель. * * * Окно распахнуто настежь, но духота невыносимая. Юлька сидит на кровати, скрестив лодыжки, и Тёма по привычке залипает на её голые щиколотки. Ноги у Юльки красивые — есть в кого. Понятно, что на ноги полковника Тёма не пялился, зачем бы ему такой хернёй заниматься — просто взгляд выцепил, наверное. Чаще всего запоминаются самые незначительные детали, это Тёма усвоил ещё в ментовках, когда свидетель драки в упор не мог вспомнить его лицо, зато с какого-то перепугу точно описывал кроссовки. Кстати, о ментовках. — Тебя разве на допросы ещё не будут вызывать? Юлька морщится, вертит в руках смятую майку. — Отец сказал, что привезёт меня, если понадоблюсь. Блин, Тём, ну вот какого хрена? — она стукает кулаком по колену. — Как будто меня надо прятать. Как будто мне семь лет. Эта тварь убила мою лучшую подругу, а я должна сидеть в сторонке и ждать! Тёма пожимает плечами. — Юль, ну, а что ты можешь сделать? Что мы все можем сделать? — Думать, — цедит она. — Искать. Понимаешь, мне кажется, что тут есть какая-то связь… что это всё как-то замкнуто на меня, и если я уеду, так ничего выяснить и не удастся. Тёме хочется пошутить про манию величия, но, глядя на побелевшие костяшки, напряжённо сжатые скулы, он прикусывает язык. — А причём тут ты? Ну да, ты знала двоих из них, но тем не менее… — Троих, — она дёргает плечом. — Васильева, та, которую первой… она с отцом по работе пересекалась. Приходила к нам пару раз. — К вам? — Тёма недоуменно приподнимает брови. — Отец с ней вроде как мутил, — Юлька зевает, кидает майку в раскрытый чемодан. — Но недолго. И я её понимаю, с ним хрен уживёшься. — Так она его, что ли, бросила? — Тёма не успевает удержать слова на языке. Почему-то в первую очередь его удивляет тот факт, что нашёлся некто, ушедший от Лебедева. Потому что это, ну, Лебедев. Он же в комнату заходит — и сразу пространство схлопывается, как пузырь, больше ни на кого вокруг смотреть не получается. Дура она, эта Васильева. Хоть и неудобно так, наверное, про мёртвую. — Я свечку, что ли, держала? — Юлька фыркает. — Откуда мне знать, кто кого бросил. Но к нам она давно уже не заходила. И отец как-то сказал, что одному, дескать, спокойнее. Она поднимается с кровати, подходит к шкафу, озадаченно разглядывает вещи на полках. — Свитер шерстяной вряд ли понадобится… хотя фиг знает, на сколько я там застряну. Да что ж такое! — она сердито встряхивает головой, и Тёма подходит ближе, треплет её по плечу. — Юль, я тебе звонить буду. В курсе держать. Она кивает. Оборачивается лицом к лицу и пронзает Тёму взглядом. — И ещё. Если я попрошу, чтобы ты за мной приехал — ты приедешь. Тёма колеблется. Но даже сейчас, когда химия между ними, кажется, испарилась, как бензин в подтекшей зажигалке, Юлька всё ещё своя. А своих кидать — не по-пацански, и он обещает. * * * Рассвет серо-розовый, пыльный, освежает холодком — и очень кстати: Тёма еле продрал глаза. Заслоняется рукавом от солнца, щурится, но отворачиваться не хочет, смотрит, как Лебедев в спортивных штанах и закатанной клетчатой рубахе грузит Юлин чемодан в багажник. Непривычно: раньше он Лебедева в штатском не видел. У него даже волосы, кажется, не так строго зачёсаны, а черты лица будто слегка смягчились, всё ещё выдавая собранность, но без того ощущения, будто товарищ полковник готов в любой момент куда-то подорваться лететь-бежать-стрелять. — Не спи, замёрзнешь, — Юлька щёлкает пальцами у Тёмы перед лицом. — Тёмыч, а не хочешь махнуть со мной в Краснодар? Бабуле скажем, что ты мой жених, она тебя пирогами откормит. Будем под ручку по набережной гулять всем местным на зависть. Тёма обнимает её, чмокает в макушку, в то время как ровный голос Лебедева произносит: — Исключено. — Вот тебе и раз, — Тёма разводит руками. — Ничего, Юль. Скоро увидимся. «Не забывай меня», — хочется сказать, но уж слишком сопливо бы это прозвучало. Он отступает на шаг, и Юлька смеётся: — Фиалки, что, себе оставишь? Тёма вслух матюкается, вспомнив про смятый букет, который он так и держит на уровне живота. Лебедев поднимает брови, смотрит неодобрительно, и Тёмины свежепобритые щёки обдаёт жаром. Он суёт смеющейся Юльке букет, ещё раз чмокает. Лебедев закрывает за ней дверцу машины, но вместо того, чтобы сесть за руль, делает шаг к Тёме, и тот борется с желанием распрямить плечи, отвести лопатки назад. — Судя по данным экспертиз, с высокой вероятностью это один и тот же человек, — негромко говорит Лебедев. — К сожалению, он практически нигде не наследил. Материала для работы мало. — Профессиональный киллер? — усмешка у Тёмы, конечно, выходит дурацкая, но Лебедев на неё не реагирует. — Киллеры убивают чисто, без фонтана крови. Разве что фонтан по какой-то причине нужен заказчику. Да и подбор жертв странный. — А может, маньяк? Ну, кукухой поехавший, — Тёма наконец решается озвучить свою версию, вернее, версию Питона. Лебедев смотрит на него внимательным нечитаемым взглядом. Ответить не успевает: из-за угла дома появляется высокая подтянутая фигура. Джинсы, волосы песочные, коротко остриженные, в руке синяя папка. — Товарищ полковник, — парень натурально вытягивается перед Лебедевым, задирает подбородок, а большие глаза смотрят с такой бездумной преданностью, что Тёму аж на досаду пробивает. — Вольно, — Лебедев слегка наклоняет голову, и от едва заметной улыбки, приподнимающей уголки губ, Тёмина досада скручивается внутри в грёбаный вихрь-торнадо. — Не на службе же, Иван. Что у тебя? — Расчёты, Валентин Юрьевич. Вы приказали, — парень протягивает ему папку, и Лебедев одобрительно кивает: — Быстро ты. Вот интересно, когда Лебедев с Тёмой разговаривает, Тёма на него так же дебильно пялится, как этот? — У тебя всё? — Так точно, — аж кадык на шее дёргается. — Спасибо, Иван. Можешь идти. Попрощавшись, парень наконец переводит взгляд с Лебедева на Тёму, и Тёма отчего-то готов увидеть в нём ответную враждебность, но тот только окидывает его внимательным взглядом, кивает ему тоже — и уходит. — Дрессированные они у вас, — хмыкает Тёма, не заботясь, услышит парень или нет. Лебедев слегка хмурится: — Я ценю людей, которые умеют думать головой. «Жаль, что к тебе, Артём, это не относится», — мысленно договаривает Тёма. Пожимает плечами. — Ну так что там с маньяком, Валентин Юрич? Может, у нас в Чертаново Джек Потрошитель завёлся? Лебедев отвечает не сразу. — Серийные убийцы зачастую совершают преступления на сексуальной почве. В нашем случае никаких признаков нет… на первый взгляд. Впрочем, и в преступлениях Джека Потрошителя, которого ты привёл в пример, сексуальная подоплёка лишь косвенная. — Заебись, — Тёму пробивает на смешок. — Думаете, кто-то у нас на районе мог слететь с катушек на почве недотраха? И пойти резать всех подряд? В карих глазах вновь укоризна — ха, можно подумать, товарищ полковник институтом благородных девиц командует. — Не всех подряд. В серийных убийствах обычно имеется внутренняя логика, только вот со стороны её трудно распознать. Тёмное стекло медленно опускается, Юлька высовывает голову: — Ну вы долго там болтать собираетесь? Пап? — Едем, Юля. Прежде чем сесть в машину, полковник протягивает Тёме руку, и Тёма изо всех сил надеется, что пальцы не дрогнут. Он как укуренный, как волной шибанутый от мысли о том, что Лебедев — взаправду — рассказал ему, как идёт следствие. Сам подошёл и рассказал. Ноги сами несут Тёму по маршруту «Дом Юли — Тёмин дом» без участия головы, и когда какой-то парень в распахнутой шинели и ушанке просит его подсказать, как найти такой-то адрес, Тёма отвечает механически, указывает рукой. Уже через полтора квартала ему приходят в голову две вещи: во-первых, спрашивали как раз дом Юли. Во-вторых, май месяц, блять.