Заставить его впасть в отчаяние

Давящая тишина, повисшая сразу после громких криков всей толпы, заполнила собой всё пространство. Никто не осмеливался произнести ни слова, казалось, что реальность размылась. Хаджиме, скрестив руки на груди, нервно постукивала пальцем по локтю, закусив губу. Наконец она оторвалась от стены и прошла в кладовую. Следом за ней потянулись все, но войти никто не осмелился, все лишь смотрели, застыв в проходе. Хината присела рядом с телом Пеко и отвела её волосы от лица. — Волосы мокрые, — безэмоционально отчеканила она, приподнимая край сейфуку мечницы, — А под одеждой пиздец, — она резко поднялась на ноги и обернулась к толпе, — Микан. Медсестра, до этого дрожащими руками теребившая прядь волос, вздрогнула и выпрямилась, моментально становясь выше на несколько сантиметров: — Д-да... — Цумики без единого вопроса вошла в комнатку, и вдруг стала совсем другой: зашагала уверенно, голос её стал ровнее, сама она будто бы в один миг повзрослела, стала серьезной и ответственной, — Я осмотрю, Хаджиме. Хаджиме молча кивнула и ободряюще хлопнула девушку по плечу. Микан зашла за её спину, а Хината вышла в коридор к остальным. — Соня и Сода идут осматривать общежитие, — оба послушно кивнули и поспешили удалиться, — Чиаки, Гандам, на вас коридор второго этажа и вторая кладовая. Нидай, раздевалка и бассейн. Махиру и Хиёко, на вас кухня. Расходимся. Чиаки нахмурилась. Она надеялась, что будет проводить расследование вместе с Хаджиме. Возможно, она и могла бы возразить ей, но железный, не терпящий возражений тон Хинаты отбивал любое желание спорить, поэтому Нанами молча пошла в сторону лестницы, чтобы начать обыск оттуда, утягивая за собой Танаку. Все разошлись. Оставшись одна, Хаджиме вздохнула и устало провела ладонью по лицу. Былой азарт, охвативший её, когда она только-только начала представлять, что могла навыдумывать Махиру, продержался недолго и полностью выветрился, когда она поняла, что после расследования придется проводить классный суд. — Ну и ну! Я поражаюсь твоему хладнокровию и организованности! А что мы будем делать? Хината едва сдержалась, чтобы не завыть в голос. Ну конечно, как она могла забыть. — Я буду расследовать дело. А что будешь делать ты меня не ебёт, — тихо просипела она и обернулась. Нагито смотрел на неё восторженно, потирая следы от веревок на запястье. — Кто тебя выпустил, одуван? На прозвище, не столько обидное, сколько милое, Нагито отреагировал не так, как ожидалось: радостно улыбнулся и хихикнул. — Соня. Она такая добрая, правда? — Да уж... — Хаджиме вдруг очень захотелось расхохотаться во всё горло, смеяться долго и истерически, но она лишь печально улыбнулась, — Ладно, идём. Я не хочу терять время.

***

Напряжённые до предела мышцы ног сводит судорогой, Хаджиме чувствует, как пот ледяным градом обжигающих ливневых капел стекает по телу. Запястья, прижатые к холодному матрасу, болят до невозможности, хочется раскрыть рот и орать во все горло, кричать, кричать, кричать пока голос её пропадет к чертям. Хаджиме не кричит. Терпит. Она всегда терпит, ведь если закричит, лучше не станет, станет только хуже. Сквозь щели в окнах тянет холодом, на форточках, на равном расстоянии друг от друга, видны прилипшие к ним силуэты мотыльков, застрявших в ловушке деревянных оконных рам. Хаджиме отворачивается, смотрит на стену, разглядывает причудливый узор на обоях, замысловатый и витиеватый, словно паучьи кружева. Запрокидывает голову, глядя на изголовье кровати. На нём, будто бы издеваясь, мирно сидит маленькая плюшевая пандочка, обнимая бамбуковое сердечко, и смотрит так беззаботно и легко, что Хаджиме чувствует, как едкая тяжёлая ненависть к игрушке заполняет её. Ненависть за то, что та может вот так спокойно сидеть, не трясясь от страха что в любой момент в комнату может зайти он. Режущая боль пронзает насквозь с каждым толчком всё больнее и Хаджиме кусает губу, смотря на панду чуть ли не умоляюще, будто та может спасти её, вывести из этого жуткого плена, увести в другой мир, где она – Хаджиме – будет свободна. Но панда лишь хладнокровно ухмыляется. Хаджиме старается смотреть куда угодно, только не перед собой, думать о чём угодно, только не о том, что происходит сейчас. Громко поёт в своей голове, пытаясь заглушить отвратительные кряхтения и совершенно мерзкие звуки трения кожи о кожу, скрип старой деревянной кровати. Хаджиме слышит за дверью голос матери, она ставит на стол и мирно беседует о чем-то с отцом. Хаджиме может позвать её на помощь, но не делает этого, потому что мать и так прекрасно знает, что происходит в этой комнате, ведь это не впервой. Хаджиме молчит. Молчит и смотрит на плюшевую пандочку с немым укором в глазах.

***

Воспоминание ударило в голову резко, без всяких предупреждений или причин. Хаджиме показалось, что она аж пошатнулась от этого, но на деле же ни один мускул на её лице не дрогнул, походка оставалась уверенной и твёрдой, а ледяная маска не слетела с лица. Внешне ничем она не выдала странный трип, эдакое нежданное и совершенно нежеланное "путешествие в прошлое", но внутри каждый орган будто перевернулся, а в жилах застыла кровь. На секунду она забыла, куда шла, поэтому просто продолжила идти прямо. Потом вспомнила, что направлялась на кухню. А после вспомнила и то, что Нагито семенит следом как послушная собачка, следовательно дать слабину сейчас она не может ни при каких обстоятельствах. Точнее, не столько вспомнила, сколько заметила, услышав его голос, вслух зачитывающий файл Монокумы. — ...смерть наступила в период с 10:20 до 10:30... Подавив в себе желание сесть на корточки и, обхватив голову руками, заистерить, Хината мысленно побила Изуру палками. Она была не менее чем уверена, что в этом сраном флешбеке винить стоит пытающуюся пробиться на свободу Камукуру и только её. — Хаджиме, ты слушаешь? — голос Нагито из спокойного превратился в наигранно-возмущённый. Хаджиме соврала уверенно и без запинок: — Да. Нагито молчал, продолжая шагать на ней, всматриваясь в её лицо. Девушка от столь пристального взгляда даже усом не повела, оставаясь совершенно невозмутимой. Вдруг Комаэда выдал: — Пизда. Ничего ты не слушаешь, — и тут же, не давая ей опомниться, со скоростью света затараторил, — Почему? Это потому что тебе мерзко слышать мой голос и вообще находиться в моей компании? Я тебе противен? Хаджиме едва заметно поморщилась, головная боль нарастала. — Да заткнись. Всё я слышала. С 10:20 до 10:30. — Хаджиме, скажи, может, дело всё-таки во мне? — Блять, ты заебешь... — Хината ускорила шаг, намереваясь избавиться от нежеланного спутника (на самом же деле это был скорее психологический ход, чем реальное желание, потому что в расследовании этот нежеланный спутник мог быть как раз таки очень полезен), но тот перешёл на бег, обогнав Хаджиме, повернулся к ней лицом, продолжая идти спиной вперёд. — Я могу что-то сделать, чтобы тебе было полегче со мной? — Да, уйди. — Всё, что пожелаешь, кроме этого. Пожалуйста, позволь мне быть полезным! Я же... Дальнейшую болтовню Хината слушать не сочла нужным, а потому вновь погрузилась в свои мысли. Она попыталась прислушаться к себе, в попытке уловить Изуру в своих мыслях. Но Изуру молчала, будто притаились перед ещё более смертоносной атакой. Не то, чтобы она пыталась вырваться впервые. Такое происходило не редко, и Хинате всегда удавалось её сдерживать. Но разблокировать воспоминание, которое Хаджиме столько времени старательно засовывала поглубже в себя – такой метод она использовала первый раз. — ...в конце концов я... Ай! — Нагито врезался затылком в закрытую дверь столовой и отшатнулся вперёд, едва не налетев на остановившуюся Хаджиме. — Долбоеб... — вздохнула Хината, обошла потирающего нарастающий синяк счастливчика, и открыла дверь.