Сказка - ложь...

Иван в спешке скатился по лестницам во двор. Серый действительно по-прежнему оставался там, лишь сменив обличье на человеческое. При виде парня, он поднялся со скамьи навстречу и успел нахмуриться, оценив отчетливо отдающий безумием вид взъерошенного царевича, но тот, сделав над собой усилие, перевел дыхание и уже вполне сдержанно произнес: - Спасибо тебе, Серый! Успели. Я теперь перед тобой в неоплатном долгу. - Да ладно, Вань, - скрывая облегчение ухмыльнулся Волк, - все свои, сочтемся еще как-нибудь. Главное, что все утряслось, а ты переживал «не поверит»… - А он и не верит, - спокойно и веско поправил его Иван. – Сил у него больше не осталось – верить… - Но ведь простил же… - возразил Волк в спину собиравшемуся уйти парню. Иван обернулся на самом пороге: - Прощают, Серый, кого хоть в чем-то винят… А он и вздохом не упрекнул. На обратном пути Иван наткнулся на проклятую иглу: вспышке ярости она не поддалась, пришлось ломать каблуком о ступеньку. Брезгливо подобрав обломки, парень устремился в мастерскую, хлопнул в ладоши, приказав разжечь огонь в печке, да и бросил туда то, что осталось от смерти Кощеевой – пусть от этой дряни останется не более чем лужица металла. Чтобы наверняка! Прежде, чем идти к чародею, завернул по пути к себе, где нетронутыми лежали его вещи, снял испачканную в крови рубаху и только тут заметил, что и сам оцарапался. Усмехнулся зло: дохлая змея уже не кусается, во всяком случае никаких признаков немощи он не ощутил. Поплескав в лицо водой, не столько для того, чтобы умыться, сколько для того, чтобы успокоиться окончательно, Иван переоделся и вернулся в опочивальню к Кощею. В первый момент молодой человек испугался, что не увидел его ни в постели, ни в кресле, однако чародей обнаружился поодаль, - он стоял у окна, глядя в даль с едва заметной тихой улыбкой. Приблизившись, Иван обнял его со спины: - Все-таки ты не стал ложится, - ласково упрекнул его парень. - Да все в порядке, - с мягкой усмешкой отозвался Кощей, накрывая обвившие его руки своими. – Все со мной хорошо, Ваня. Ты рядом – и мне хорошо… - Я всегда буду рядом, - прошептал царевич ему в шею. – Больше никогда не покину. Даже рук не разожму, так и буду держать – крепко-крепко! - Держи, Ванечка, - тихо согласился Кощей, слегка откидываясь на него, - мне иного не надобно… Иван погладил его по плечам, уткнулся носом в волосы за ухом, наслаждаясь знакомым ароматом. Кощей развернулся к нему, здоровой рукой отвел со лба парня непослушные кудри, попросил: - Поцелуй меня, Ванечка, хочу твоим быть. - Ты – мой! – исступленно подтвердил парень, обнимая его лицо своими ладонями и погружая пальцы в темные пряди. – Навеки мой. Ты жизнь моя, судьба моя… - Не шути с этим, - напрягшийся Кощей повел ресницами в сторону. - В чем же я шучу, любимый? – не согласился Иван. – Сам посуди: выбор передо мной стоял не один раз, и не три, а все тридцать три раза. И каждый раз моим выбором ты был. Лишь один раз я по-другому поступил, и едва нас обоих не погубил. Ты – судьба моя единственно возможная… Молодой человек покрывал мелкими короткими поцелуями виски, скулы, подбородок чародея, потом неожиданно прервался и лукаво прищурившись заявил: - Или же, вовсе можно посмотреть на это безобразие с другой стороны. Ты сам говорил, что обычаи и традиции бывают разные… А теперь считай: косу я тебе резал, через порог, - правда, в твой дом - переносил, и сегодня мы еще и кровь смешали…- он продемонстрировал собственные поцарапанные пальцы. - Разве только никто из нас другого не разувал, так и девок здесь нет. Так что, погоди, я из этой твоей иглы проклятущей еще кольца нам обоим сделаю, думаю, - было бы желание, а у меня получится! Кощей даже отстранился, в изумлении глядя на разошедшегося парня: - Ваня, ты с ума сошел? - Почему бы и не сойти? – фыркнул царевич. – Зато видишь, ты уже смеешься! - Ох, Ванечка!.. – чародей и в самом деле уже беззвучно смеялся. – Неугомонный ты мой… Он подался вперед и прекратил бешенное извержение энтузиазма самым надежным способом – требовательно накрывая губы Ивана своими и оставляя все лишние слова за этой надежной чертой. *** … Ровно ложился на драгоценные стены янтарный свет, рассеивая ночной мрак. В нише напротив наоборот клубилось прозрачное голубоватое сияние. В распахнутое настежь богатое витражное окно врывался прохладный ночной ветерок – первый предвестник осенних заморозков. А на широкой постели под мягким одеялом тесно переплелись два обнаженных тела. Страсть уже схлынула, оставив после себя ленивую утомленную дремоту. Да и страстью то, что происходило здесь немного ранее, можно было назвать не в полной мере. Прикосновения обоих были одновременно боязливы и жадны, нетерпеливы и болезненно осторожны, словно нечто среднее между воплощенным стремлением обладать непревзойденным бесценным сокровищем, и изумленным недоверием, что такое чудо вообще возможно. Стремление убедиться в невероятном здесь и сейчас, - убедиться газами, руками, слухом, всем телом и чувствами, каждой клеточкой ощутить близость того, кто стал для тебя самым дорогим человеком на свете. И тихое осознание свершившегося, чего-то настолько невыразимого, всеобъемлющего, исключительного, что после остается только тишина... Пребывая в безмятежной расслабленности, темноволосый мужчина чуть шевельнулся, и в ответ на его едва заметное движение тут же встрепенулся царевич, крепче обнимая партнера. - Спи, спи любимый… - шепнул успокаивающе Кощей, опуская голову обратно на грудь парня. – Завтра будет новый день… - Угу, - сонно отозвался Иван, напомнив, - и ты обещал показать, как куют кольца... Кошей фыркнул тихонько, но не возразил, лишь с легким вздохом смежил веки, собираясь последовать собственному совету. Иван лежал, слушал, как все медленнее, ровнее и тише становится дыхание мужчины, и чувствовал, как отпускает понемногу сердце ледяной обруч, сковавший его, когда увидел возлюбленного на коленях и плачущим. Тварь ты все-таки себялюбивая, Ванечка, так на пустом месте истерзать любимого! На всю жизнь наука, да больно дорого далась, - до сих пор озноб пробирает, как встает перед глазами лицо его измученное и взгляд потерянный. Сколько раз ты смотрел в зеленые очи, сколько раз видел там стылую бездну? Должен был догадаться, должен был раньше понять, нутром прочувствовать насколько хрупок тот бесценный дар, который чародей ему доверил… Какую боль может причинить сердцу, оказавшемуся беззащитным перед тем, кого полюбил и впустил себе в душу, и без тебя довольно израненную предательствами прошлого, - малейшая небрежность. Ничего, я больше не ошибусь! А завтра будет новый день. И следующий за ним в бесконечной череде. И дел впереди еще много: во-первых, сделать им кольца, хоть самые обычные, без чар, ведь смысл в них совершенно иной, символический. Во-вторых, помириться с Василисой. В-третьих, передать горячий привет братцам и вернуть себе оставшиеся у них кольцо и браслет. Ну и дальше найдется чем заняться, вон Кощей намекал на приятный сюрприз, который только и дожидается, что мы им воспользовались… А самое главное в этих днях то, что чем бы они не были заполнены и сколько бы их не было, - они с Кощеем будут вместе. При таком условии не способна испугать даже Вечность. - Обещаю, - твердо проговорил Ваня в густые темные пряди, - что бы не произошло, сколько бы времени не понадобилось, - отныне будут впереди у тебя, родной, лишь любовь и счастье! И стало по сему. Много чего потом люди сказывали, да только правды в тех старых байках – кот чихнул, а новых о злом колдуне Кощее Бессмертном – не складывалось. Быль для него была слаще любой сказки.