***
Рома просыпается с первыми солнечными лучами, жмурясь и улыбаясь. Он родился в семь с чем-то утра, и забавно, что примерно в это же время он открыл глаза. Саша уснул и, кажется, ни разу не двигался за ночь — словно боялся разбудить парня своими движениями. Айзерманс целует Сашу в щёку, и тот практически сразу открывает глаза, широко улыбаясь и беря в ладони чужое лицо, покрывая его поцелуями. Рома хихикает, прижимаясь ближе, и наслаждается. — Мой маленький именинник, — Саша оставляет поцелуй на подбородке, — мой хороший, взрослый, умный мальчик, такой чудесный, моя Звезда, — бубнит, целуя в щёки, нос и лоб, поглаживая широкими ладонями по талии, животу и спине. — Уже же не такой маленький, Саша, ну блин, а в губы? — Для меня ты всегда будешь маленьким, ты же знаешь… — Это ты огромный просто. Саша смеётся, всё-таки прильнув к чужим губам. Целует медленно и долго, словно впервые, изучает языком чужой рот и Рома прикрывает глаза, прижимаясь ближе. Мычит, укладываясь на Саше сверху, чувствует бедром утреннее возбуждение и хихикает, чуть ёрзая. Дризен тихо вздыхает, укладывая руки на чужих ягодицах, и целует в щёку. — Детка, самое сладкое мы оставим на ужин. Неужели тебе неинтересна пицца, подарки и свидание на узкой кухне, как ты любишь? Рома хихикает, как маленький, целует ещё раз, погладив по щекам. Саша прав: спешить не нужно, у них весь день и вся ночь впереди, вещи они соберут быстро, да и до поезда всё успеют сделать завтра утром. — Мне очень интересно, Сашенька, но, ты ведь знаешь, что ты — мой главный подарок? — Конечно, детка, знаю. И мой язык в особенности, я прав? Айзерманс краснеет и смущённо кивает, пока Саша играет бровями, смеётся и целует в щёку. Такой стесняшка. Они целуются ещё пару минут, и Рома наконец-то поворачивает голову в сторону тумбочки с плюшевым котом и цветами. Подрывается и хихикает, тянет к коту руки и сжимает его, проверяя мягкость ткани, широко улыбается. Берёт в руки букет, вдыхая аромат цветов, и снова накидывается на Сашу с поцелуями и постоянным «спасибо». — Самое интересное начнётся, когда ты встанешь с кровати. — Интриган? — Стараюсь. Рома окончательно приподнимается, усевшись на кровати. Замечает разбросанные шарики, опять смеётся, как маленький — улыбается так, что сводит щёки — поднимается и тянет Сашу за собой. Идут аккуратно, за руку, постоянно отвлекаясь на поцелуи. Дризен волнуется — Айзерманс это чувствует, и останавливает его у входа в кухню. — Посмотри мне в глаза, Саш, — Дризен слушается, кивает и смотрит в любимые карие глаза, сглатывая, — ты делаешь мою жизнь счастливее каждую секунду, находясь рядом со мной. Ты действительно думаешь, что мне могут не понравиться подарки? Ты, блин, увёз меня в Ленинград на мой день рождения, уговорив мою маму, которая меня ни за что не отпустила бы без твоего обаяния, ответственности и чуткости ко всему вокруг, никогда! Ты придумал какой-то свой собственный план, которому я с удовольствием следую, ты невероятно добрый, искренний, желанный и неповторимый, и мне от тебя понравится всё, понимаешь? Перестань же волноваться, Сашенька, ты ведь и без всяких вещей — моё счастье и мой главный приз, понял? Саша чувствует, что краснеет, облизывает губы и наклоняется, целуя. Ему не нужно ничего отвечать — Рома всё понимает, вот такой вот он у него перфекционист, желающий идеальности и чёткости, хотящий, чтобы у Ромы было всё,***
Когда Рома смог успокоиться и разложить подарки по сумкам, чтобы увести их домой (оставил только Достоевского, в надежде почитать в поезде, а не вырубиться снова, и конверт, который вот-вот откроет), Саша уже раскатывал тесто. Конечно же, они купили готовое, потому что так быстрее. Дризен мог бы замесить его сам, безусловно, но это долго и муторно, а у них должен быть день поцелуев, объятий и счастья, как хочет его именинник. Айзерманс ворует всё, что Саша режет, смеётся и счастливо улыбается, кормя Сашу нарезанными самим же вкусняшками. — Малыш, блин, это же на пиццу! — Ну и что? Кушай! — Кстати, Ром, а ты знаешь, у кого сегодня день рождения, помимо тебя? — У кого? — Рома заинтересованно смотрит, склонив голову в бок. Он жуёт колбасу. — У чебурашки, — Саша смеётся, наклоняясь к Роме и прижимаясь губами к щеке, — хочешь, буду твоим крокодилом Геной? — Дризен, блин, готовь лучше! — Рома смеётся, но всё-таки тянет старшего в поцелуй. На фоне, естественно, играет группа Кино. Они оба напевают, а Айзермансу сказали тереть сыр. Его он тоже подворовывает, и Саша называет его воришкой. Ещё одно прозвище в копилку. Конечно, только после чебурашки. Две пиццы готовы к отправке в духовку спустя двадцать минут. Они включают её, и теперь у них есть свободные сорок минут. Саша моет руки, укладывая в раковину всю грязную посуду (он помоет её чуть позже, его бесит, когда в раковине что-то есть, но сейчас есть миссия важнее). Он подходит к окну, открывает форточку, а после — достает из пачки сигарету и прикуривает. — Потанцуем? — С удовольствием.Наше сердце работает, как новый мотор Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать И мы будем делать все, что мы захотим Пока вы не угробили весь этот Мир В нас еще до рождения наделали дыр И где тот портной, что сможет их залатать? Что с того, что мы немного того Что с того, что мы хотим танцевать?
Вновь задымленная, узкая кухня, одна рука Саши на чужой талии, руки Ромы на чужих плечах. Они изредка прижимаются друг к другу лбами, танцуя свой собственный, только что придуманный танец. Их сердца давно уже отбивают одинаковый ритм, и они чувствуют друг друга на сто процентов. Дризен держит меж губ сигарету, выдыхая дым в чужое лицо — Роме это нравится, пусть он и не курит. Это вообще идёт только ему и Цою, да и вредно это, надо прекращать, но когда твой парень делает это так, хочется позволить ему изредка портить лёгкие. Сейчас Саша курит чуть меньше — Рома сказал, что волнуется, и он рад, что Саша его слушает — но совсем от этого избавиться пока не может. Айзерманс не давит — бросит тогда, когда будет готов. Саша докуривает, выбрасывает окурок в пепельницу, и прижимает Рому вплотную, широко улыбается и спускает руки на любимые ягодицы. Они утыкаются лбом в лоб, трутся носами и смеются, сливаясь в поцелуе.Наше сердце работает, как новый мотор Почему и чего мы еще должны ждать И мы будем делать все, что мы захотим А сейчас, сейчас мы хотим танцевать Мы хотим танцевать
Рома открывает конверт спустя пятнадцать минут, сидя на чужих коленях. Он улыбается, видя рисунок — «Саша, почему ты такой, блин, талантливый?» — и читает письмо, наслаждаясь поцелуями в плечи и поглаживаниям по талии и бёдрам. Последняя строка доводит его до слёз счастья, и он не понимает, что он такого сделал, чтобы заслужить его.«Сегодня я люблю тебя сильнее, чем вчера, но меньше, чем завтра»
Пицца получилась вкусной. Они смотрели фильмы, валялись и целовались. И Рома все ещё улыбался и плакал от счастья, потому что это — лучший его день рождения.***
Они прогулялись по улице. Саша на спор выиграл в тире какого-то плюшевого медведя, а Рома проиграл ему пять поцелуев. Ну, не то, чтобы это его расстроило… — С днём рождения, малыш. Они вернулись домой к десяти. Единственным их делом осталось только подарить друг другу всю нежность и любовь, что есть внутри, и поэтому уже с порога они целуются, стараясь аккуратно обходить разбросанные по квартире воздушные шары. Если обычно это страстно, напористо, быстро — сейчас это медленно, нежно и тягуче, это ощущается таким правильным. Рому вжимают в стену — но скорее просто для того, чтобы позволить стянуть с себя кожаную куртку — он стонет в чужой рот, медленно водя руками по любимому, крепкому телу, наслаждаясь языком с холодной серёжкой. Саша медленный и аккуратный, словно боящийся испортить момент, ведёт в комнату к кровати, не прерывая поцелуя. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже очень, очень люблю, Саш… Его шею целуют, и Рома стонет, сжимая пальцами волосы и нетерпеливо оттягивая их у корней. Если обычно их секс ассоциируется у Ромы с красным цветом — это страстно, это сносит крышу от желания, то сейчас это нечто светло-бежевое, что-то новое — такое же сносящее все на своём пути, такое же желанное, но нежное и трепетное, что делает их ещё ближе. Обычно Дризен и шлёпает, и сжимает, и рычит, и царапает, и властвует — Рома в восторге от такого Саши — то сейчас он предельно осторожный и плавный в каждом своём движении, касается самыми подушечками пальцев и целует нежно-нежно, от чего бабочки в животе летают, а коленки подкашиваются — и от такого Саши Рома не в меньшем восторге. Рому медленно раздевают, целуя по всему телу, после прося встать на четвереньки. Дризен раздевается тоже, вставая на колени позади, и наклоняется, оставляя поцелуи по спине и спускаясь к ягодицам. Айзерманс мычит, улыбается, разводя ноги пошире. Конечно же, ему понравилось тогда, когда они попробовали это, но просить вслух он стеснялся. Хорошо, что его парень понимал всё без слов. Его не трахают языком — с ним занимаются самой настоящей любовью, нежной, искренней и долгой. Ягодицы сжимают, но не сильно, поглаживают подушечками пальцев их нежную кожу, переходя на кожу тазовых косточек и живота, не забывая уделить внимание и давно возбуждённому члену. Чёртов пирсинг и вовсе заставляет забыть, каково это — дышать. Рома стонет — стонет так громко, но при этом как-то интимно, словно тихо и только для Саши. Они прерываются, когда Рома не в состоянии удерживать собственный вес от накатившего наслаждения. Он переворачивается на спину, хнычет, тянет к себе Дризена и целует его в губы, проводя рукой по его члену. Тот тихонько простанывает в губы, всё равно тихо рычит — от этого он никогда не избавится (ну и не надо) — толкается ближе, в руку, просит «Ромашка, ещё» и нахмуривает брови от удовольствия, надувая губы. — Блять, Саш, какой ты красивый. Теперь Саша лежит на кровати — Рома встаёт на четвереньки меж его ног, покрывая поцелуями по всей длине, беря в рот головку и легко посасывая. Его волосы легонько наматывают на руку, не тянут, а просто держат, желая постоянно чувствовать в своих руках. Дризен стонет — рот Ромы всегда заставлял его это сделать — а с закрытыми глазами, красными губами, нахмуренными бровями и осознанием, что этот мужчина его навеки, Роме хочется сделать так, чтобы Саша стонал ещё громче. — Д-детка, — Саша откидывает голову назад, открывая рот, когда Рома берёт практически целиком, — блять, с днём рождения, я люблю тебя… Рома, тяжело дыша и сплёвывая слюну, говорит, что любит тоже. Теперь Александер нависает сверху. Рома разводит ноги в стороны, после обхватывая ими бёдра своего парня, обвивает одной рукой чужую шею — вторую руку Саша сжимает своей, вжимая в кровать — улыбаются. Саша аккуратно подстраивается, входит медленно и плавно, и, услышав довольный стон спустя пару минут, аккуратно двигается, покрывая поцелуями всё лицо, губы и шею, где дотянется. Рома стонет — ногтями легонько сжимает кожу шеи, плеч или спины, смотрит в чужие глаза, улыбается и осознает, что это действительно лучший его день рождения. Сердца вновь бьются в одном и том же ритме, языки сплетаются в поцелуе, а тела прижимаются друг к другу ещё сильнее. И ничего Роме в его день рождения больше не надо, лишь бы Саша был здесь. Уснуть они не смогут — будут слишком заняты друг другом. В поезде они будут сонные, но очень счастливые. К Достоевскому Рома и не прикоснётся, потому что СашаИ, О Боже, как они любят танцевать.