Нам с тобой

      Рома опаздывал. Саша был уже там, в университете, на летней дискотеке. Это было достаточно привыкшим действом для Дризена и совершенно новым для Айзерманса: он даже в школе на дискотеки не ходил, а тут в универе, да ещё и летом, да ещё и со своим парнем. Он и осенью от дискотеки отмазался, а Саша пришёл после неё очень довольный. Рома помнит, как сильно ревновал и злился, хотя и права на это не имел, потому что тогда они просто дружили.       Его задержала мама. Она прекрасно знала о том, что у Ромы есть какой-то друг Саша, что они очень близки и порой остаются неделями друг у друга в квартире. Возможно, она уже давно догадывалась обо всем, но виду не подавала. Для неё важным было то, чтобы сын был счастлив, а раз он так светится каждый раз, приходя от Дризена, значит, всё в порядке. Но Рома лет так пять точно ещё не собирается рассказывать. Если они не подставят себя сами, конечно же.       В рюкзаке Айзерманса вновь были продукты, переданные мамой. Сыры, колбасы, какие-то заграничные конфеты для него и пирожные для Саши. Мама Ромы никогда не забывала о Дризене. Квартира старшего была недалеко от квартиры мамы, так что Рома быстро заскочил домой, выложил из рюкзака продукты и решил переодеться. Саша уже трижды звонил, а Рома подошёл лишь в последний раз, сказав, что скоро придёт.       «Саш, я же хочу хорошо выглядеть для тебя» - «Ром, давай уже хоть в мешке из-под картошки, ты безумно красивый и сексуальный. Приходи, я уже скучаю по тебе» - «Скоро приду, дорогой, потерпи чуть-чуть».       Рома залез в шкаф – все его вещи уже давно перекочевали в квартиру старшего – и, облизывая губы, начал думать над тем, что ему лучше надеть, чтобы обворожить Сашу. В очередной раз. Выбор пал на уж больно узкие джинсы, подкатанные внизу, белую футболку Александера с Цоем и его же ремень с какой-то очень большой и симпатичной пряжкой. Обул парень самые новые и чистые кроссовки, что у него были. Ворот футболки вновь был широким, что позволило чуть стянуть одежду к одному плечу, показывая острую ключицу и красивое плечо. Рома заправил футболку в джинсы, закусив губу и оглядев себя в зеркало. Неизменные длинные кудри, резинка на руке «на всякий случай» и проколотое левое ухо. Где-то сейчас один Саша в предвкушении сходит с ума.       Всё пошло против Ромы в момент, когда автобус сначала не приезжал пятнадцать минут, а потом столько же они стояли в пробке на третьем повороте. Он злился на всё вокруг и очень хотел к своему парню. Поскорее. «Ему будто запретили ехать быстрее, чёрт, Сталина на вас всех нет». Спустя сорок минут он всё-таки доехал до университета («Блять, я бы быстрее дошёл») и практически бегом направился к зданию.       Рома практически сразу увидел любимую белую макушку. Кто-то включил Queen, и Саша их тоже очень любил – пусть и меньше, чем Цоя. Рома встал в углу, наблюдая за любовью всей своей жизни. Парень как всегда соблазнительно проводил рукой (на которой вновь красовались чёртовы напульсники и чёртово кольцо на указательном пальце) по волосам и облизывал губы во время танца, а за его ухом была сигарета. Он постоянно так делает. И не то, чтобы у Дризена были особенные движения или невероятная грация: он просто делал это с таким желанием, которому позавидует любой танцор. Наверное, этому его в чем-то научили барабаны: пластика тела у старшего всегда была невероятно притягательной и сводящей Айзерманса с ума, ещё с самого первого концерта, когда он глаз от него оторвать не мог. «Боже, какой же ты сексуальный, Саша».       В один момент к Дризену подошла какая-то девушка. Вроде бы, это была его однокурсница и пару раз они с Сашей сидели вместе на парах. Роме она никогда не нравилась, даже на концерты Сашины ходила и умудрялась раздражать одним своим присутствием. Её, вроде бы, звали Оксаной, и Рому по-настоящему бесило даже просто её имя. Хотелось придумать тысячи обидных каламбуров, как в первом классе, забрать Сашу домой и никому не показывать. Никогда.       Рома напрягся и опёрся о столб, наблюдая. Он доверял Саше на все сто процентов, но его просто раздражала именно эта девушка. Кажется, она позвала парня потанцевать. Саша сделал какое-то неловкое движение, посмеялся и отошёл подальше, взяв с импровизированного фуршета стакан с каким-то пивом или сидром. А потом вернулся и, видимо, согласился. Рома вскипел. Она ходит вокруг, пытаясь что-то там вытанцовывать, пока Саша лишь отпивал напиток и хотел, чтобы это скорее кончилось, смотря по сторонам, но не находя взглядом Рому.       Да, Айзерманс ревнует, ревнует очень сильно, ревнует ужасно и отрицать это не собирается. Его Саша – это его Саша. «Засосов, видимо, давно не получал. Ну Дризен…»       Саша наконец-то поворачивается в нужную сторону и замечает Рому. Он улыбается, так лучезарно, что ревность кудрявого почти испаряется, но ненадолго, потому что та девушка все ещё в поле зрения. Саша подходит, обвивает руками чужую талию, стараясь не разлить содержимое стакана, практически целует в губы и бубнит «наконец-то» в момент, когда Айзерманс отклоняется от поцелуя и вылезает из чужих объятий.       — Солнце? Что случилось? – Саша обеспокоенно смотрит в красивые глаза, на закатном солнце выглядящие, как мёд, сглатывая и сжимая в руках полупустой стакан. От Дризена приятно пахнет цитрусом, и хочется уткнуться в его шею, но Рома не сломается. По крайней мере, в следующие пять минут.       — А вот, знаешь, Александер, – Рома хмурится, смотря в зелёные омуты напротив, – иди к Оксане и у неё спроси.       Саша пытается сдержать довольную улыбку. Боже, его малыш ревнует. Да ещё и к кому, к очень глупой Оксане. Он ставит стакан на пол и подтягивает к себе парня, отходя с ним подальше и проводя руками по его кудряшкам, заправляя некоторые прядки за ухо.        — Неужели ты меня ревнуешь? Ну и зачем? – Саша склоняет голову в бок, смеясь.       — Ничего я не ревную… Хотя… Хотя да, ревную! Ревную, и что? Ты себя, блин, вообще видел? Футболка твоя эта, опять с этой твоей группой Кино, в шортах тебе вообще противозаконно появляться, ты ноги свои видел, а? Напульсники твои, будто специально постоянно, чтобы я слюни попускал! Ботинки эти дурацкие, и зимой и летом! Глаза твои красивые, ресницы длиннющие, губы пухлые, нос прекрасный… А волосы? Как облако пушистые, блин! Пошёл ты, Саш, со своими «ну и зачем»! – Рома передразнивает и складывает руки на груди, недовольно отвернувшись после.       Дризен улыбается широко-широко, притягивает Рому к себе и целует в щёки. Обнимает крепко-крепко и смотрит в глаза.       — Ты такой дурак, Ром.       — Обзывай свою Оксану! Выряжаешься тут для него, а он со всякими танцует!       — Ну наряжался ты точно не зря, – беловолосый улыбается, целуя младшего в лоб, – а Оксана не моя, она своей мамы. А вот ты, кудряшка, мой.       Рома всё же слабо, но улыбается. Невозможно под его напором не улыбаться. Они стоят поодаль от всех, и кто-то очень в нужный момент включил «Малыш» группы Кино. Саша ухмыляется, утыкаясь в чужую шею носом, прикрывает глаза, и смеётся.       — Когда я вижу, как ты танцуешь, малыш, ты меня волнуешь, - Саша прикусывает нежную кожу и чуть её оттягивает, заставляя Рому издать тихий-тихий стон. — Когда ты робко меня целуешь, малыш, ты меня волнуешь. А вот… Не будешь со мной танцевать – продолжу, малыш, и будет не очень удобно.       Саша закусывает губу, утыкаясь своим лбом в чужой, смотрит в глаза.       — Когда ты смотришь так серьёзно, малыш, я тебя люблю. – подмигивает, заставляя Рому краснеть.       После Рома смеётся и чуть качается в такт песне. Особо не старается, просто пялится на парня. А тот что-то рассказывает – очень активно, заинтересованно, не прекращая при этом двигаться в такт музыке. Рома глаз свести не может, любуется, улыбается и толком не слушает. Дризен это понимает и хмурится.       — Ром, ты меня вообще слушал?       — Конечно.       — Ну и о чём я?       — Ну… ладно, не слушал. У тебя губы красивые.       Саша качает головой, чмокает в губы и смеётся.       — Ты неисправим. Может, пойдём отсюда, выпьем вдвоём? Чтобы не ревновал больше ко всяким Оксанам.       — Так долго тащил меня на дискотеку, чтобы спустя двадцать минут утащить? Ты хитёр, Александер. Я не против, – он улыбается, так широко и красиво, так влюблённо и чудесно, что Саша правда с ума сходит.       Старший оглядывает младшего и закусывает губу. «Специально же выбрал самые узкие джинсы из всех, что у него есть, гадёныш». Он облизывается, проведя пальцами по чужому бедру и наклонившись, прикусив зубами мочку проколотого уха.

      — И какие же у тебя планы? Парк, пиво, я?       — Нет. Лучше.

      Рома оставляет поцелуй в уголке губ и берёт за руку, ведя к выходу. Оксане он показывает язык. И, скрывшись за зданием, тут же прислоняет Сашу к стене и целует так неожиданно, желанно и глубоко, что тот даже не сразу отвечает.       — Покажешь мне, что это такое, твоё «лучше», Дризен? – Рома бубнит, отстраняясь от губ и тяжело дыша. Опять чёртов язык, без которого Саша вообще целоваться не может. Дьявол.       — Не волнуйся, Айзерманс, тебе очень понравится.       Они улыбаются, смеются и целуются вновь.