Воспоминания

Ракель никогда ещё не чувствовала себя так уютно, но в то же время она никогда ещё не была так сильно напугана. Конечно, она приняла приглашение на ужин. Гораздо приятнее было провести ещё одну ночь в компании приятелей, чем в 13-й раз пересматривать «Холодное сердце» с Паулой. Даже было не важно, что придётся встретиться с Серхио. Однако чего она действительно не ожидала, так это того, что вся компания встретит её с распростёртыми объятиями. Когда каждый из них представились, Ракель поняла, что все они были грабителями. Она познакомилась с молодым и кареглазым Рио, постоянно весёлым Денвером с его странным смехом, его отец Москва, излучавший успокаивающую энергию, и, наконец, Хельсинки и Осло. Ни один из них двоих не был многословен, но в отличие от Осло, Хельсинки прекрасно ладил с детьми, и прямо сейчас играл с Паулой и Цинциннати. Ракель также узнала, что девушки, которых она знала под именами Моника и Агата, называли себя Стокгольм и Найроби. Все названия городов. Она должна была понять это раньше, после того как имя Токио впервые вырвалось из уст Агаты. Но спустя 8 лет, Ракель редко вспоминала об этом ограблении, из-за боли, которую ей причинили. Всё, что она знала после того, как оставила дело, это то, что внутри находились две женщины и шестеро мужчин, и все они использовали города в качестве своих имён. Где-то в глубине души она понимала, что обедать с бандой преступников — это нарушение всех норм поведения полицейского, и именно поэтому она не могла не испытывать напряжение. Все они, казалось, знали, кто она такая, но не обращали внимания на её прошлое и профессию. Она практически ждала, когда они выгонят её, стоит Ракель напомнить об прошлых событиях неверным словом или взглядом. Но ничего такого не произошло. Вместо этого они все, казалось, были рады её присутствию, больше, чем любой из её коллег или друзей когда-либо. Они улыбались каждый раз, когда она присоединялась к разговору, смеялись и шутили с ней. Это было так трогательно, что у неё в горле образовался комок. — …и именно поэтому мы решили назвать дочь Вероной, — улыбнулась Моника, закончив рассказ. Ракель думала, что её уже ничем не удивить, но потом она узнала, что Моника — это Моника Гастамбиде, одна из заложниц, которая влюбилась в Денвера во время ограбления. Мурильо полностью погрузилась в удивительную историю Моники и восхищалась её храбростью. — Вообще-то это была её идея, — поправил её муж. — Я бы никогда не додумался до чего-то такого интеллектуального. Я хотел назвать её Техас! -Слава Пресвятой Богородице, ты этого не сделал, — пробормотала Найроби, и все остальные засмеялись. Моника и Денвер просто улыбнулись друг другу, как будто они были единственными людьми на всём белом свете. Восемь лет женаты и всё ещё одурманены друг другом. Ракель мысленно вздохнула. Ей было интересно, понимают ли они, как им повезло. Она не могла себе представить, что подобное чувство когда-нибудь повторится с ней. Когда-то она любила мужчину каждой частичкой своего тела. Но эта любовь была уничтожена, и её уже не вернуть. Но даже если бы у неё была возможность почувствовать хотя бы четверть этого чувства с кем-то в будущем, она не думала, что действительно хотела бы этого. Это казалось неправильным, чем-то невозможным. — Перестань подслушивать и присоединяйся к нам! — внезапно окликнула Найроби. Все взгляды обратились к Серхио, который стоял, прислонившись к дверному проёму. Ракель тут же опустила взгляд в тарелку, крепче сжимая салфетку в руке. Её сердце бешено заколотилось. Это было просто смешно. Мурильо знала, что рано или поздно он обязательно присоединится к ним, и пыталась подготовиться к этой встрече, но по какой-то причине её тело всё ещё реагировало так, будто ядерная бомба взорвалась в том самом месте, где стоял Маркина. Борясь с каждым нервом внутри себя, чтобы не покраснеть, она снова посмотрела на него и вежливо улыбнулась. Это был его дом, и это его друзьями, в конце концов. Его взгляд скользнул мимо неё, как будто она была призраком. — У нас есть крокеты с ветчиной, — предложил Москва, поднимая уже наполовину съеденное блюдо. В глазах Серхио мелькнуло удивление. — Хорошо, но только для того, чтобы снизить твою вероятность получить сердечный приступ, — съязвил он, выхватывая тарелку из рук друга. Остальные члены команды разразились хохотом. Серхио сел как можно дальше от неё на другой конец стола между Токио и Осло. К тому же он даже не смотрел на Ракель. Вместо этого он говорил, что-то Токио, заставляя девушку поднять бровь и слегка усмехнуться. Серхио наклонился ближе к ней, сияя, и сказал что-то ещё, что на этот раз заставило её запрокинуть голову назад от смеха. По какой-то причине, которую Ракель не могла объяснить, она чувствовала, как ледяной кулак сжимается вокруг её сердца. Она разжала пальцы только для того, чтобы обнаружить, что от салфетки ничего не осталось. В течение следующих десяти минут она едва могла есть, так как была полностью сосредоточена на словах и действиях Серхио на противоположном конце стола. Это было глупо. Разве то, что ей придётся общаться с ним, не было тем, чего она так боялась перед своим приходом? Мурильо должна быть рада, что ей не пришлось контактировать с ним. Ракель решила, что ей следует сосредоточиться на еде и больше не думать о нем, но всего через несколько минут это оказалось просто невозможным. Паула и Цинциннати, которые уже закончили есть и ушли играть, вернулись на кухню, по-видимому, взволнованные чем-то, что они держали в руках. Паула подошла к ней. — Смотри, мама! — Она раскрыла ладони, чтобы показать крошечную, простую птичку оригами. — Мы с Цинци нашли наверху книгу. И там были инструкции! Не зная, как относиться к тому, чтобы снова увидеть одну из них, Ракель заставила себя улыбнуться. — Это прекрасно. — Я хочу показать её сеньору Маркина! Прежде чем Ракель успела остановить её, дочь уже подбежала к нему. В ту же секунду все разговоры смолкли, и каждая пара глаз повернулась к другому концу стола, где Паула стояла рядом с Серхио, протягивая ему бумажную птицу. Взволнованный Серхио принял её со слабой улыбкой. В комнате стояла мёртвая тишина. Все по-прежнему смотрели на них. Ракель чувствовала себя так, словно её заживо варят. К счастью, Моника вскоре заметила её смятение и вскочила на ноги с бокалом в руке. — Рождественский тост! Почти все присоединились к нему, и Ракель почувствовала облегчение, но это было лишь временно. После того, как тост закончили, все члены команды повернулись к ней. Что ещё хуже, все они тепло улыбались. Серхио не присоединился к тосту, вместо этого он увлечённо что-то рассказывал Пауле, складывая из салфетки какое-то существо, а девочка сияла от счастья. Разве это не восхитительно? Лицо каждого из них, говорило ей об этом. Тем временем Токио сделала глоток вина, выглядя ужасно виноватой. Значит, они знали. Каждый из них знал. Каждый, кроме Серхио. Отлично. Просто замечательно.