Пускают ли калек в рай?

Родина моя суровая, но гордая и щедрая, а я покинул тебя и теперь… теперь… а, чёрт возьми, забыл. Да и неважно: эта сумасшедшая Фиби опять переделает весь сценарий под себя, как обычно, и снова выйдет, что я зря потратил часы, чтобы выучить этот монолог. Она считает непатриотичным ставить «Калеку» в «образцовой американской школе», но я с ней не согласен. Мне кажется, что все будут ликовать, увидев наш провал — какая разница, что мы показываем? Да и Юджин настоял… хотя, по-моему, ему просто хотелось главную роль. А роль Билли досталась мне. Я даже удивился — мне казалось, что Фиби меня ненавидит, но она сказала это, как что-то само собой разумеющееся, что странно, ведь раньше я был ответственным за реквизит, и большего мне не доверяли. Вершиной своей карьеры я справедливо могу считать роль Тибальта в «Ромео и Джульетте», да и то меня там быстренько убили. Но чтоб такие огромные монологи… нет, такое со мной впервые. Путь от левого крыла школы до правого, где находится репетиционный зал, занимает около десяти минут. За это время можно наткнуться на школьных хулиганов, парочку учителей, а ещё, если совсем не повезёт, директора, который по совместительству является организатором всякой внешкольной деятельности. В разговоре с ним иногда хватает обычных «да, сэр» и «нет, сэр», но чаще всего ситуация вытекает в беседу о важности искусства в жизни подростка, и это жутко утомительно. Я и сам знаю, какую роль оно играет именно в моей жизни, а говорить об этом с директором — словно спать на амбразуре: никогда не знаешь, какое твоё действие приведёт ко взрыву. Но сегодня мне на удивление везёт — я не встретил практически никого, кроме кучки младшеклассников, и это заметно подняло мне настроение. Наконец-то мы прорепетируем нормально, а не по выдержкам из пьесы, которые меняются из раза в раз. Я подхожу к чёрной двери, ведущей в репзал, которая вечно захлопнута так, что не откроешь, и изо всех сил наваливаюсь на неё плечом. Неожиданно для меня дверь открывается плавно, и я чуть не падаю прямо на пол. — Нихрена ты акробат, — заметил Юджин. — Да ты чего, он профессионал! — возразила ему Элли, отдирая от пола липкую ленту, оставшуюся от планировки сцены. — Привет, Роберт. — Привет, — неохотно поздоровался я. — Не знаете, где эту гениальную сценаристку черти носят? — «Черти» меня уже принесли, — грозно прозвучало за моей спиной. Я оборачиваюсь назад. Твою мать. — Не хочешь вжиться в роль получше? — продолжила язвить Фиби. — Это в каком ещё смысле? — Стать калекой до премьеры. — Помилуй его, Фиби, — вдруг сказала тихоня Марго. — Нам и одного покалеченного хватает. — Что случилось? — сказал я, медленно обводя взглядом ребят. Марго, Элли, Юджин… Флоренс… Бэзил… — Где Алекс? — спросил я у Фиби, уже начиная догадываться, что она мне ответит. — Он ногу сломал. Не сможет присутствовать на репетициях… и, следовательно, на спектакле тоже. — Ну охуеть теперь, — я даже за голову схватился, — что будет-то! — Не выражайся, — машинально сказала Фиби. — Даже МакДонах выражается, а мне нельзя? — Я подготовила цензурную адаптацию пьесы, — начиная закипать, проговорила она. — Будут учителя и люди из других школ. Нельзя ударить в грязь лицом. — Да мы и так уже ударили! — выкрикнул я. — Как мы будем ставить спектакль без Патинмайка? — Я уже позаботилась об этом и нашла неплохого кандидата на эту роль. — Ну давай, удиви меня, — я был очень зол на неё. — Кто справится с одной из главных ролей за две недели? Фиби открыла было рот, чтобы сказать мне всё, что думает, но тут дверь распахнулась, и на пороге репетиционного зала возник человек, которого я меньше всего ждал здесь увидеть — Энди Райлер. — Панкам хой, остальным соболезную, — вальяжно проговорил он, засовывая руки в карманы. — Я не опоздал? — Опоздал, — отчитала его Фиби. — Я тебе во сколько сказала прийти? — Виноват, кругом виноват! — сказал он, заходя в зал. — Больше не буду. Он неторопливо прошёл мимо с видом победителя по жизни и вдруг, на секунду остановившись, подмигнул мне. Я не отреагировал. Сказать честно, я никогда не относился всерьёз к Энди, потому что, на мой взгляд, он слишком много выделывался и обращал на себя столько внимания, сколько не заслуживал. Он носил броскую одежду, красил ногти в чёрный цвет и не всегда приходил в школу трезвым, что провоцировало учителей, и потому Энди постоянно находился на грани исключения. Кроме того, он был открытым геем (по моему мнению, он был не только геем, но и тем ещё пидорасом), и время от времени получал по морде от ярых противников гомосексуалистов. Но били его, на удивление, редко, не чаще, чем какого-нибудь ботаника, потому что он, безусловно, имел кучу связей. Я человек толерантный и вообще по своей природе неконфликтный, но даже меня постоянно подмывало ему вмазать, просто потому что Энди вёл себя ну слишком эксцентрично. Вот и сейчас я не подумал успокоиться насчёт его кандидатуры. — Послушай, Фиби, — сказал я, — по-моему, ты перегибаешь палку. Она молча слушала, глядя на меня. Внимание меня приободрило, и я начал: — Я так и знал, что мы запорем спектакль. Мы не можем взять человека, которого все вообще впервые видят! Ты хоть понимаешь, что этот кусок идиота наверняка и пьесу не читал! Мы опозоримся! — А не пошёл бы ты нахуй? — оживился Энди. — Тоже мне, блять, Колин Фаррел местного розлива! Думаешь, я горю желанием играть какого-то старого ублюдка, про которого мне вообще ничего не рассказали? — Давайте без мата, пожалуйста, — сморщила носик Фиби. — Театр — это прежде всего культура. — Где эта ваша грёбанная культура, когда тут любой ушлёпок может оскорблять других? — Ты кого ушлёпком назвал? — проорал я, пытаясь броситься на него, но тут меня кто-то взял за руку. Я попытался вырваться, но тут уже кто-то другой схватил меня под-мышками и с силой сжал. Я взвыл от боли. — Хватит, — раздался тихий голос Флоренс. А, это она меня остановила. Что же, следовало ожидать. — Не лезь в бутылку, — прошипел мне на ухо Юджин, который, по-видимому, меня и держал. — Подчиняйся приказам. Я проворчал ругательство в его адрес, за что был подвергнут сжатию ещё раз, и замолк. — Так, — переводя дух, сказала Фиби, — Энди остаётся с нами. Мы должны всё успеть, тем более, ему не придётся учить уж слишком много. Честно признаться, я не вижу смысла проводить сегодня репетицию, раз тут такие дела, поэтому забирайте сценарий, — она достала папку с копиями, — и расходитесь. Встретимся завтра. Юджин, наконец, отпустил меня, и я, ещё раз бросив на Энди злой взгляд, забрал сценарий и направился к выходу. — А ты, Роберт, — продолжила Фиби, — не забудь подготовить свою часть реквизита. Завтра принесёшь. — Угу, — буркнул я. — До завтра. Вышел из школы я совсем в дурном настроении. Мало того, что Алекса угораздило сломать ногу, так ещё и его роль будет играть этот придурок. Он даже не справится! Может, он, конечно выедет на своей болтливости и умению появляться в самый неподходящий момент, но на актёра он совершенно не похож. О чём думала Фиби? Непонятно. Я шёл, пиная консервную банку, попавшуюся мне по пути, и злился на весь мир. Мне уже не казалась везением эта роль и участие в спектакле вообще, но отступать тоже не хотелось. Билли вон вообще всю жизнь дразнили и поливали грязью за то, что он физически отличается от других, а я что? Хуже ирландского выдуманного калеки? Банка залетела в подворотню, и я пошёл за ней. Вот уж не знаю, зачем она мне так понадобилась, но без неё я уже не чувствовал себя полноценным. Это как носить весь день тяжёлый рюкзак и снять его только вечером — будет казаться, что спине чего-то не хватает. Странное ощущение. Я шарил рукой за мусорными баками, но не мог ничего найти. Куда же она закатилась? Осознав, что банку я не найду, мне пришлось встать с колен. Надо было идти дальше, и я клянусь, что так бы и сделал, если бы не услышал за спиной приглушённое рычание. Собака. Огромный злой бульдог. Говорят, что они чувствуют страх и набрасываются, поэтому главное не смотреть ему в глаза и не дрожать. Не двигаться. Не моргать. Не дышать. Боже, она уйдёт или нет? У неё серьёзные намерения. Она сейчас укусит. А я опять покажу свою слабость, как однажды… — А ну пшёл нахер отсюда! — раздаётся сбоку. Я не ожидал, что тут есть люди: место казалось слишком опасным. Что ж, меня сейчас зарежут, потому что я не собираюсь двигаться с места, ни за что на свете. — Кому сказал, пшёл вон! Куда там попадают викинги, погибшие в честном бою? В любом случае, лучше мыкаться вечность там, чем с какими-нибудь мёртвыми уродами, поэтому, недолго думая, я размахиваюсь и бью наудачу. — Да ты ебанулся, что ли? По-моему, я знаю этот голос. Боковым зрением собаки уже не видно, и я аккуратно поворачиваюсь. — Энди? Какого хера?! — Знаешь, — сказал он, запрокинув голову, чтобы остановить кровотечение, — врезать своему спасителю в лицо — не очень хороший способ сказать «спасибо». — Я не знал, что ты меня спасаешь! — Мог бы и догадаться. — Какого хрена ты вообще меня преследуешь? — всё ещё не понимая до конца, что произошло, выкрикнул я. — Я так полагаю, что Фиби от меня не отцепится, — сообщил он, медленно опуская голову, — поэтому плевал я на это всё. Не хочу портить с тобой отношения, хоть ты и редкостная выскочка. — На себя посмотри, — обиженно сказал я. — Про меня много чего говорят, приходится иногда этому соответствовать, а то разочаруются, — кивнул он. — То есть ты прошагал за мной пару сотен ярдов, чтобы просто извиниться? — Ну теперь извиняться будешь ты, — сказал Энди. — На какую это репетицию я пойду с разбитым носом? — Извинение за извинение, — мгновенно сказал я. — Считай, что мы квиты. Он коротко рассмеялся и протянул мне руку. — Мир? — Мир, — я пожал её. Тяжеловатая. — Куда ты теперь пойдёшь? — Ясное дело, домой, — Энди фыркнул. — Читать эту сраную пьесу и разбираться, что за фрукт этот старикан с новостями. — Удачи, — сказал я. — Бывай, актёришка. Он неторопливо развернулся и ушёл, оставив меня одного. Как-то неловко всё это вышло. У меня раньше в жизни всё было как-то систематизировано: я знал, с кем можно дружить, а кого стоит опасаться, но с недавних пор все эти представления перевернулись с ног на голову, и я чувствую, что запутался. Наверное, Энди Райлер не такой уж и плохой человек, раз он не сказал ничего про мою не совсем нормальную боязнь собак. Посмотрим, как он покажет себя на репетиции.