«Приходи по этому адресу, срочно. Пожалуйста, поторопись».
В сыром терпком воздухе лесной чащи витала неизвестность. Ветхие кирпичи давным-давно заброшенного здания сиротливо лежали на земле, покрытые пылью и паутиной. Некогда красивые и утонченные стеклянные витражи усыпали осколками старый мощеный пол. Огромные двойные двери никого не впускали внутрь, а колокол молчал. Бесчисленные ряды деревянных скамей потрескались и покрылись пылью — одному лишь богу известно, сколько лет это место уже пустовало. В тени здания заброшенного храма, далеко от главных дверей, показались четыре фигуры. Лучи позднего утреннего солнца пробивались сквозь дымку пыли. Одна из фигур — очевидно, лидер, судя по её надменной ауре — восседала на самодельном троне из кованного железа и красных бархатных подушек на мраморном помосте в нескольких метрах перед рядами лавок. Сосуд, который этот лидер сменил, казался другим, но более достойным — это очень юное тело, совершенно отличное от тела предыдущего сосуда, которое облегало плюшевое платье цвета облака. Длинные русые волосы спадали на плечи, обрамляя круглое лицо подростка. Несмотря на детскую внешность, ранее блестевшие любопытством глаза этого сосуда сейчас почернели от нетерпения, а на носу покоилась черно-золотая маска ворона, украшенная перьями. Следующие две фигуры, уступавшие ей по силе, устроились рядом на первом ряду скамей, полностью облаченные в черное. Между ними не было ни одного сантиметра свободного пространства — их сосуды тесно соприкасались, символизируя об очевидной связи между ними. Одна из них, самая низкая и маленькая, была одета в черное пальто с черной отделкой и швом на рукавах, угольно-черные волосы были собраны в высокий аккуратный хвост. Кожа этого сосуда блестела неестественной белизной, почти просвечивалась под чернилами черных татуированных полос на нежной шее. Пухлые, полнее спелого персика, губы в черной помаде хмуро поджимались в узкую линию. Его спутник стоически сидел рядом; его короткие взлохмаченные волосы падали на глаза, а черная маска закрывала нос и лицо. За кожаной курткой скрывалось мускулистое, подтянутое и столь же бледное тело. Взгляд обеих этих фигур пронзал до глубины души, не выражал ни единой эмоции. Последняя четвертая фигура стояла подле трона, и ее прежняя уверенность ныне сменилась тревогой. Взгляд мрачных глаз, намеренно излучающих замешательство, бегал по опрокинутым свечам и разбитому алтарю за троном. За спиной слабо развевался плащ, походя на крылья и придавая особую эфемерность ауре, присущей всем в этом храме. Пятнистая кожа цвета лаванды, скрытая под капюшоном, поблескивала на невесомых лучах солнца, в полной мере излучая всю силу. Но даже эти силы не могли унять внутреннее беспокойство. Плохо дело. Они с Урухой еще изначально должны были найти компромисс, положить конец его скитаниям вдали от дома. Но спасибо собственному эгоизму — теперь весь план канул в лету, и сам Кай в опасности. Любовь — разрушительная штука, не правда ли? — Ты сказал, что он придет, — громко раздался тонкий, однако разочарованный голос, заставляя Кая вздрогнуть. — Прошел уже почти час, а я не очень терпелив, Пожиратель звезд. Кай знал об этом лучше всех. Вздохнув, шатен выудил из кармана телефон, крепко сжимая пальцами. — Он придет, — отвечает Кай, покосившись на распахнутые двери. — Я его знаю. Он не пустит всё на самотек. Лидер издает надменный смешок, явно в недовольстве. — Посмотрим. Ради твоего же блага ему стоит поторопиться. Кай кивнул, до боли прикусывая нижнюю губу так сильно, что у обычного человека пошла бы кровь. Двое фигур на лавке не издали ни звука, но лишь жутко и пристально, словно надрессированные собаки, посмотрели на Кая, от чего его передернуло. Не в силах вынести эти пронзающие насквозь взгляды, шатен отворачивается и вглядывается в дверь позади, которая вела в исповедальню, после чего еще сильнее натягивает на лицо капюшон от крайнего дискомфорта.«Прошу тебя, Уруха, приходи скорее».
***
В тот день Уруха отправился на поиски Кая и получил злополучное сообщение спустя час поисков, после чего мгновенно направился по указанному адресу. Координаты вели к старому заброшенному храму, расположенном в самом сердце дремучего леса на окраине Токио. Храм оказался весьма древним — начала двадцатого века как минимум, если верить интернету в телефоне Койю. Заправив в машине полный бак, Уруха тронулся в путь. Кай не отвечал на его звонки, поэтому он предположил, что его телефон выключен. Неужели Уруха больше не сможет с ним связаться? Сцепив от тревоги зубы, брюнет сжал руль в ладонях до белых костяшек. Какой же Кай идиот… Как он мог принести столько проблем? Ему стоило грамотно распорядиться временем, проведенном на Земле, тогда он бы не привлек внимание Первородного Зла. — Черт, черт тебя побери, Кай, — прорычал Уруха, вжимая педаль газа и проносясь мимо одиноко стоявших деревьев. По какой-то причине это место показалось ему знакомым, но… Уруха не понимал почему. Деревья помалу словно начинали жаться друг к другу, а дорога — постепенно сужаться и становиться ухабистой. На обочине валялись сухие ветки, а местами асфальт пестрил ямами. Вдоль трассы все чаще замаячили дорожные знаки, и, к ужасу Урухи, дорога стала еще больше ему знакомой. Брюнет тяжело щурился, вычитывая и рассматривая каждый знак, и в следующую секунду из губ вырвались слова, о которых он даже подумать не успел: — «Подумай о своей… семье? Никогда не поздно обратиться за помощью?» Это что еще за… Замешательство обернулось в ужасающее осознание. Уруха всмотрелся в огромную металлическую табличку на обочине трассы, которая переходила в грунтовую дорогу. Дальше дорожные знаки стали все чаще повторяться, как и граффити на них. Уруха все понял. Кай привел его сюда по какой-то определенной причине, и эта причина до боли очевидна. — Это дорога… к лесу Аокигахара, — бормочет Уруха, задержав дыхание и не веря собственным глазам. Прикрыв глаза, брюнет откинул голову на кожаный подголовник машины. — «Лес самоубийц»… Ну просто отлично, Кай… Ты мне за это еще будешь должен. С осторожностью выйдя из машины, Уруха переводит взгляд на внушительную зеленую стену проклятого леса, а затем делает глубокий вздох, прежде чем зашагать в темную чащу, которая, казалось, поглотила его целиком. — Я иду, Кай, и когда найду тебя, то придушу собственными руками.