Карнавал Удовольствия

— Mon Belle! — Жан-Клод закричал, а Эдвард уже бросился вперед с пистолетом в руке. — Слышал направление? — Туда! — Жан-Клод рявкнул, указав дорогу. Эдвард метнулся между деревьями, откуда был произведен выстрел, и Жан-Клод осторожно опустил легкую фигуру на асфальт. — Mon belle! — Он почувствовал запах яда, когда вытащил дротик из того места, где тот вонзился ему в шею. — Non, нет! Я не могу этого допустить, — шептал он, нависая над первым человеком, который увидел его настоящим, и не поддался очарованию ardeur. Единственный человек на Земле, которого не затронули его силы, тот, кто не видел похоти, а вместо этого видел Жан-Клода. Мужчину за маской, созданной много веков назад, что даже его создательница не могла видеть дальше того, что он позволял.       Он почувствовал, будто его сердце снова забилось, когда узнал, что Гарри нельзя загипнотизировать или очаровать. Он был единственным, кто заставил Жан-Клода почувствовать себя настолько близким к человеку, насколько он мог, оставаясь ночным существом.       Одно его присутствие наделило Жан-Клода почти всемогущей силой. Силой, которая была не магией, а даром, которого он давно желал, но не мог получить.       Похоть. Страсть. Желание было его жизнью. Так было и всегда будет. Он знал это и принял. Он наслаждался и упивался этим. Он был тем, кем был, и борьба с такой мощной природой и властью была бесплодной попыткой.       А потом Гарри Поттер-Блэк прошел через его кабинет. Жан боялся за свое сообщество, боялся, что владелец документов и собственности вырвет ее из его рук, которые меняли, формировали и создавали жизнь для его народа, и все время боролись с предубеждением в обществе, которое не принимало их, если только они не предлагали развлечения. Жан-Клод не возражал. Он мог заниматься развлечениями и мог владеть ими. Он мог забрать развлечениями людей и проглотить их целиком, а затем вернуть улучшенными. Но потом Гарри Поттер-Блэк действительно увидел его. Он не вздрогнул. Он не выгнул насмешливо бровь.       Merde, он даже не знал, что Жан-Клод пытался соблазнить его. Он ничего не заметил, даже когда заявил, что на самом деле ничего не знает о бизнесе. Такая глупая ошибка, Жан-Клод мог бы воспользоваться этой возможностью. Он мог вцепиться в нее, чтобы защитить свой народ. Когда Гарри встретился с ним взглядом, более изумрудно-зеленым, чем Изумрудные острова, в его сердце разлилась надежда. Жан-Клод в это мгновение почувствовал его душу. Он чувствовал, как просачивается тепло, доброта, лежащая в маленьком человеческом существе, и расцветали деловые и дружеские отношения.       Он был добычей. Драгоценностью, которую Жан-Клод решил поймать, как редкую бабочку, и заключить в золотую клетку на всю жизнь. Гарри был добычей века. Годы флирта и дружбы ничего не изменили, Жан-Клод всегда упирался в стену. Гарри никогда не замечал его попыток, а когда замечал, то отбрасывал их, как будто это были выбившиеся волосы из идеальной прически, которые не стоят его времени.       Жан-Клод был достаточно раздражен, может быть, даже озлоблен пренебрежением, что могло превратиться в полномасштабную ярость, если бы Гарри не смеялся так громко. Не улыбался так обворожительно.       Никто никогда не улыбался ему с такой чистотой. Подобного не существовало в его мире. Но Гарри существовал, и Жан-Клод обнаружил, что падает. Теперь вот он — Гарри в пределах его досягаемости, и он умирает!       Non! Он не мог этого допустить. Секунды отсчитывались по звукам поющих цикад. Жан-Клод обхватил фарфоровые щеки Гарри, проводя большими пальцами по розовым губам, которые никогда не улыбались ему ложно. — Прости меня, mon belle, я слишком эгоистичен, чтобы позволить тебе провалиться во тьму бесконечного сна. — Жан-Клод прижал свой рот к мягкой соли губ Гарри и сосредоточился на жизненной энергии, которая закружилась глубоко внутри него, и медленно его аура и сила начали проникать в его belle, и он влил столько, сколько могло вместиться в хрупкое тело Гарри.       Давление нарастало в его голове и сердце, в ушах стучало от осознания объединенной силы. Он не чувствовал ничего, кроме энергии охватывающей, обволакивающей, а затем связывающей слишком чистую душу. Если нужно, он запятнает эту чистоту. Эта невинность будет принадлежать ему любой ценой.       Гарри принадлежал ему.       Он слышал и чувствовал прилив крови Гарри, внезапную остановку сердца из-за яда, которое после начало тихонько стучать в полости груди, а затем прерывистое дыхание стало менее поверхностным и более выраженным.       Глаза Жан-Клода затрепетали, когда в него ударила потеря энергии. Он отпустил Гарри, и понял, что оно того стоило, когда увидел, как румянец растекается по его высоким скулам. Жан-Клод нежно провел большим пальцем по щеке Гарри, когда раздалось ругательство, а затем стук, и он наконец поднял голову и увидел стоящего перед собой Эдварда, ясное лицо чистой смерти в бледном лунном свете, а рядом с ним лежала голова Валентина. — Нечасто я чувствую себя виноватым, — сказал он с усмешкой, пнув голову. Он был весь в синяках и крови с головы до ног. С сияющего серебряного мачете капала рубиновая жидкость. — Он мертв. — Он вытер мачете о штаны, из-за чего металл издал скрипучий звук. — Он стрелок? — Угу. — У Эдварда что-то было привязано к спине, и он снял это. Он уронил тело, и Жан-Клод почувствовал запах крови и яда, оставшегося на нем. — Я неплохо поработал. Я поджег этого ублюдка! — Он принадлежит Мастеру города. Филипп еще может поправиться, — ответил Жан-Клод. Все, что он мог сделать, это констатировать факт. Редко он когда-либо испытывал здоровый страх за людей, но этот человек определенно заслуживает уважения. — Вы оба идеалисты, — фыркнул Эдвард. — Что ты сделал? — Он присел, и Жан-Клод мгновенно насторожился. — Ты отметил его, не так ли? — Мне пришлось. — Эдвард посмотрел на Гарри, а затем осторожно наклонил его шею, чтобы проверить рану. — Смерть не заберет его этой ночью. — Так поэтично, — протянул Эдвард. — Дай мне повод не убивать тебя. — Мы оба можем не увидеть конца этой ночи, и Гарри не обрадуется, еще тебе могут не заплатить.       Эдвард ухмыльнулся. — Ха! Я знал это! — сказал он, торжествующе хлопнув себя по колену. — Если ты знал, тогда зачем угрожать? — Забавно, и я почти уверен, что если Маленький Ворон не хотел твоей метки, он мог как-то отвергнуть ее. Он всегда делает невозможные вещи, — сказал он, хлопнув над ухом молодого человека, заставив его вздрогнуть. — Тебе обязательно его мучить? — Всегда. Так он лучше всего учится. — Где Филипп? — По-прежнему сидит, как хороший мальчик, в машине, в которой его оставили, — небрежно сказал Эдвард. — Верный щенок. Он может быть полезен или мертв, моя теория такова, что он умрет. У него мало собственной воли. Те, у кого нет воли, не выживают. — Не будь самонадеянным, tueur d'ombre. Известно, что некоторые проявляют себя в неожиданный момент. — Это меня и удивляет. Так ты выдашь мне место ее дневного сна ​​или мне придется копать дальше? Тогда Гарри будет участвовать, или ты это и планировал? Подвергнуть его жизнь опасности, чтобы героически «спасти»?       Ноздри Жан-Клода раздулись, а волосы встали дыбом. — Я бы не стал поступать так бесчестно. Он собирался противостоять шестерым вампирам старше столетия, одному человеческому слуге и аниматору. Я знал, что он не оставит их в покое даже по моей просьбе, и узнав о заговоре против него, поспешил на помощь. — Значит, весь этот розыгрыш должен был его выманить? — Если он такой могущественный, как подозревала Николаос, он бы почувствовал пульс энергии, влечение и любопытство. — Любопытство его второе имя, — протянул Эдвард. — Может, нам стоит переместить его в другое место? Не думаю, что середина дороги напротив дома оргий — безопасное место. — Возможно, ты прав, и твой грубый язык действительно… оскорбительный, — сказал Жан-Клод, поднимая на руки бессознательного Гарри. Голова Гарри прижалась к его груди, и из его розовых губ вырвался мягкий стон. Это было плохо, он не проснулся, чтобы Жан-Клод мог вкусить его должным образом. — Спасибо. В конце концов, я так стараюсь произвести впечатление на своих клиентов. — Держи себя в руках. Я сообщил тебе эту информацию, не для того, чтобы стать целью твоих насмешек. — Не волнуйся, красавчик, старина Эдвард знает, что делает. Кроме того, это лучше, чем дом ебли фриков. Не используй слово «фрики» перед Маленьким Вороном. Ему оно не очень нравится. — Что у вас за отношения?       Эдвард невесело усмехнулся. — Если бы я знал, ты бы уже был в курсе. — Я спрошу его. — Он признался, что любит игры, но также признал, что игры с этим человеком заставляли его немного нервничать. Если он не мог контролировать игровое поле или куда двигались фигуры, он хотел как можно быстрее сойти с доски.       Это не было трусливо, это было умно, и Жан-Клод не был неразумным или заблуждающимся вампиром, полагая, что мир ниже его, а все люди просто закуски. Он мог придерживаться некоторых утверждений, но в нем была доля уважения к ним с оттенком зависти. — Будь моим гостем.       Оба они обратили внимание на переулок, когда услышали громкие шаги. Эдвард не только поднял мачете, но и уронил голову Валентина, и потянулся за пистолетом. Его палец уже нажимал на спусковой крючок, когда Жан-Клод крикнул. — Нет! Это Филипп! — Вы должны убираться отсюда сейчас же! — сказал Филипп, тяжело дыша и вытирая капли крови со щеки. — ЛПВ здесь! — Merde, — выругался Жан-Клод, и глаза Эдварда сузились. — Как ты узнал, где мы? — спросил Эдвард. — Следил за нами? — Нет, и я знал, потому что чувствовал его, — сказал Филипп, глядя на неподвижное тело Гарри в руках Жан-Клода. — Он в порядке? Он заколдовал меня. Тогда я этого не осознавал, но когда почувствовал импульс, я понял, что это он. Он вырубил электросеть, все вылезли наружу, в том числе и вампиры — а потом пришли они. Там безумие.       Эдвард приподнял бровь. — Я скучал по настоящей вечеринке. Будь проклята моя ошибка! — он обратил свое рычание вниз к отрубленной голове, которая лежала лицом вверх, Филипп только сейчас ее заметил и с визгом отскочил назад. — Он больше не побеспокоит тебя, Филипп, — мягко сказал Жан-Клод. — Это точно, — сказал Эдвард, пронзив голову мачете через рот и подняв ее, как кусок мяса. — Все кончено, малыш.       Филипп выглядел больным, побелев как полотно. — Он тот, кто? — Он сглотнул и снова посмотрел на Гарри. — Его вылечили, все будет в порядке, — заверил Жан-Клод. — Дай мне ключи, — попросил Эдвард, протягивая руку. — Я проверю периметр и заберу его машину. Ты останешься с ним, — приказал он Жан-Клоду, который не возражал против этой команды. Как бы сильно Жан-Клод ни доверял Филиппу, он не верил, что молодой сломленный человек сможет защитить себя и бессознательного Гарри, и при этом выжить.       Когда Эдвард исчез в переулке, Жан-Клод пошел вперед за деревья. Филипп тихо двигался, все еще бледный как призрак. — Ты нездоров, mon garcon. (фр.: мой мальчик) Выдохни. Он не причинит тебе вреда.       Филипп зажмурился, ущипнул себя за переносицу, а затем резко открыл глаза. — Подожди, он был на вечеринке… он… Гарри знал его? — Будь осторожен со знаниями, которые имеешь, mon garcon. Многие могут пострадать или, что еще хуже, погибнуть. — … — Филипп снова уставился на мужчину в руках Жан-Клода. — Я бы никогда не предал Гарри, — сказал он строгим тоном. — Хорошо, — ухмыльнулся Жан-Клод. — Тогда ты не предашь меня. Как он там оказался? Он был в безопасности? — Он обвел их вокруг пальца, — сказал Филипп, глубоко вздохнув. — Использовал какую-то магию, чтобы держать их от меня подальше, чтобы мне было проще. Когда они подходили близко, то сразу отвлекались. — Затем он отвернулся. — Валентин мертв? — Он, очевидно, видел, как тело и голова вампира лежали отдельно на земле, видел жестокость, с которой Эдвард убил монстра, и все же он еще не до конца осознал тот факт, что его первый кошмар исчез. Жан-Клод не удосужился повторить или ответить на вопрос, в этом не было необходимости.       Звук выстрела заставил Филиппа вздрогнуть, а Жан-Клод хмыкнул, когда Гарри, который прижался к нему, начал дрожать, и его длинные черные ресницы затрепетали, а изумрудные глаза сверкнули в свете Луны. — Mon Belle? Ты проснулся? — … — Гарри почувствовал, будто мир замер и наклонился, запах чего-то знакомого обволакивал его. Его кожа гудела, а глаза горели, когда он тупо смотрел на красивое лицо Жан-Клода. — Гарри! — Филипп? — Гарри попытался наклонить голову, но это было больно, и он скривился, когда его мышцы, казалось, сжались, а затем растянулись, как открытая рана. — Почему ты вышел из машины? — Не беспокойся, mon belle. Твой кавалер пригонит машину. ЛПВ совершили набег на вечеринку, — сказал ему Жан-Клод, пытаясь игнорировать огонь ревности, вспыхнувший внутри, когда Гарри узнал Филиппа раньше, чем его. Он понимал, что это неправильно, но все равно было больно. Он крепче прижал к себе Гарри. — Что произошло? Почему я… — Гарри остановился, прокрутив в мыслях то, что произошло. Что-то его ударило. Что-то горячее и обжигающее. — Меня отравили. — Верно.       Гарри закрыл глаза и вздохнул. — Мне так жаль. Я взбесился на пустом месте, еще и мишенью стал. Черт, Эдвард меня убьет. — Нет, он не убьет тебя. Обещаю, mon belle.       Гарри фыркнул. — Ты не знаешь Эдварда, — сухо сказал он, а затем повернулся. — Эээ… могу я спуститься? — Обязательно? — Если ЛПВ напали… — Эдвард отправился разобраться с этим и забрать твою машину. — Один? — Не испытывай меня, mon belle. Ты чуть не умер. Не убегай, — резко сказал Жан-Клод. — Пожалуйста, — добавил он мягче.       Гарри хотел начать сопротивляться, но даже сквозь раздраженные глаза от контактных линз он видел тень мольбы на идеальном лице Жан-Клода. — Хорошо, я не буду. Но можешь хотя бы опустить меня?       Жан-Клод ухмыльнулся. — Но ты так прекрасен в этом положении. Как невеста.       Филипп усмехнулся, а Гарри фыркнул. — Заткнись! — Прости! — он не издал ни звука и, наконец, Жан-Клод сдался, и мир накренился, когда его ноги коснулись земли.       Он покачнулся, вжимаясь в белую пену кружев на мускулистой мужской груди. Его пальцы коснулись ожога в форме креста, отчего глаза Жан-Клода потемнели. — Проведи оставшуюся ночь хорошо, — тихо пробормотал он и поцеловал Гарри в лоб.       Ресницы Гарри затрепетали, и тепло, просочившееся в глубину живота, успокоило его, когда он прижался щекой к груди Жан-Клода. — Обещаю. — Даже если он не понял. В любом случае он слишком устал, чтобы драться.       Его посадили в заднюю часть машины, когда Эдвард остановился на обочине дороги. Филипп сел на пассажирское сиденье впереди. — Как обстановка? — спросил Жан-Клод. — Как и следовало ожидать. Ты там не спишь, Маленький Ворон? — Почти.       Рука Жан-Клода обернулась вокруг него, а его щека все еще была прижата к скульптурной груди мужчины. Он должен был смущаться из-за этого, должен сопротивляться, но у него не было сил, и большая его часть не хотела этого. У него болела голова, рана на шее все еще пощипывала, и видит Мерлин, он заслужил немного утешения.       Гарри не собирался углубляться в детали. Его разум уплывал, и когда он чего-то не понимал, разочарование медленно нарастало вместе с его магией. Он всегда был из тех, кто полностью подчиняется эмоциям. Так работала его магия. Он не был похож на профессора Снейпа, который мог сдерживать себя и закрываться ментальной стеной. Его разум и тело не позволили бы; и вместо этого он направил свои эмоции в силу. В конце концов, именно так он научился побеждать тьму. Иногда это был единственный способ расслабиться.       Он прислушался, но не уловил смысл разговора мужчин и на этот раз полностью доверился Эдварду, позволив отвезти их в безопасное место.       Было около часа ночи, так что у Жан-Клода было добрых несколько часов. Он немного вздрогнул, когда ладонь мужчины погладила его щеку. Гарри сосредоточился на плавности езды, гудении его машины и иногда на пробегающем свете фонарей.       Его глаза уже слезились, все вокруг было размыто, и он знал, что в этом виноваты его контактные линзы. Он вздохнул, сумел оторваться от бока Жан-Клода и, наклонившись над мужчиной, перекинуться через переднее сиденье между Эдвардом и Филиппом. — Филипп, достань мою сумку из консоли, пожалуйста. Мои глаза вот-вот расплавятся. Я ни черта не вижу.       Филипп вытащил знакомый мешочек из драконьей кожи из бардачка, Гарри взял его и откинулся обратно. — Как ты себя чувствуешь? — Могло быть и хуже. — Он не хотел говорить о том, что он сказал и сделал Филиппу. Эдвард и Жан-Клод знали. Вот почему они не настаивали, чтобы он объяснился. Он не был уверен, сможет ли, даже если бы ему приказали. Он порылся в поисках футляра для контактных линз и бутылочки с раствором. — Подержать? — Да, вот это. — Гарри щелкнул пальцами, и перед ними материализовалось маленькое серебряное зеркало. Он видел великолепное отражение Жан-Клода. Это был миф, что вампиры не могли отражаться в зеркалах. Если бы они не могли, как, черт возьми, они бы узнали, что выглядят так красиво? — Тебе следует вымыть руки.       Гарри проворчал. — Я не надену их ни сегодня, ни когда-либо. По крайней мере, эти. — Возможно, они тебе не понадобятся, — сказал Жан-Клод с ухмылкой.       Гарри посмотрел на него. — Что это значит?       Жан-Клод провел идеальными пальцами по своим растрепанным волосам, но ничего не сказал. Гарри действительно иногда было трудно понять Жан-Клода, он снова повернулся к зеркалу и быстро вытащил мягкую линзу.       Он несколько раз моргнул и попытался достать очки, когда понял, что как только дымка рассеялась, он смог нормально видеть. — А? — Он повернул голову к Жан-Клоду и увидел, что тот хитро улыбается. — Что ты сделал? — Что ты имеешь в виду, mon belle? — Почему я так хорошо вижу? — Почему ты подозреваешь, что это я имел какое-то отношение к твоему зрению? — Палец нежно провел по его скуле под глазом. Жан-Клод был идеальным. Ни единого волоса не выбилось из прически, кружево пенилось живописными складками.       Ух, этот мужчина его раздражал! Эдвард рассмеялся, словно мог читать мысли Гарри. Он не сомневался в этом. — Перестань, что ты сделал? — Ты умирал, mon belle, я должен был что-то сделать, — сказал Жан-Клод, коснувшись его подбородка пальцем. — Я не мог позволить тебе исчезнуть.       Гарри вспомнил, как разглагольствовал о том, что он уже должен быть мертв, и пока это правда. Он не был уверен, действительно ли верил своим словам. Многие люди говорят то, что не имеют в виду, когда находятся в смущении. — Итак, вампиры обладают магической способностью к исцелению или что? Почему я хорошо вижу? — Я дал тебе жизнь. — Он пометил тебя, — категорично вмешался Эдвард. — Знаешь, одна из четырех меток, а четвертая превращает тебя в человека-слугу. — Он усмехнулся, глядя через плечо на Гарри, который смотрел на него, хлопая глазами. — Ты точно знаешь, кого выбрать, Маленький Ворон. По крайней мере, он симпатичный. — Ты мог бы позволить мне договорить и облегчить его осознание, — неодобрительно сказал Жан-Клод. — Я не ищу легких путей, как и Маленький Ворон. Поэтому, я чаще общаюсь с ним, чем с той кучей дерьма, с которой приходится работать. — Не говоря уже о хороших завтраках, которые я готовлю для тебя, и о кофе, без которого ты едва ли сможешь выжить. — Это тоже.       Гарри откинулся на спинку сиденья и перевел взгляд на Жан-Клода, который смотрел прямо перед собой. На его лице не было эмоций. Он даже не двигался.       Жан-Клод отметил его? Гарри не был экспертом в вампирских штучках, в отличие от Эдварда, но он знал достаточно о человеческих слугах, чтобы понимать, что это повлечет за собой, если вампир завершит то, что начал. Гарри будет принадлежать Жан-Клоду, и их жизненная сила и желания будут связаны на всю жизнь. У вампира может быть только один человек-слуга, и Гарри был удивлен, что после всех этих столетий Жан-Клод никого себе не завел. Конечно, у него были тысячи желающих. К его ногам, вероятно, бросались самые разные мужчины и женщины.       Так зачем ему вообще пытаться связать себя с Гарри? Это не имело смысла. Гарри устал не понимать, но также слишком устал, чтобы спорить или бороться с тем, что уже произошло. Решение было принято, и он был жив. Хорошо это или плохо, еще не известно. Он надеялся, что проблемы не начнутся, по крайней мере, несколько дней. Ему нужно было отдохнуть от смятения.       Вампир и человеческий слуга никогда не смогут предать друг друга. Это было невозможно физически и морально. Это была своего рода общая сила, и недостатки заключались в том, что если один умирает, то умирает и другой. Было редкостью, чтобы выживал слуга, а тот, кто все-таки выживал, обычно был вампиром. Больше он ничего не знал и предполагал, что узнает позже.       Помимо того, что Гарри должен был быть в ярости, сама идея стать рабом утомляла, но Гарри также понимал, что Жан-Клод старался изо всех сил, и он не стал бы критиковать его за это, даже если бы потом сам будет скулить и беситься. Он также знал, что Жан-Клод, каким бы хитрым и соблазнительным он ни был, никогда не захочет украсть свободу воли, так как ему это будет неинтересно. Ему нравился вызов. Ему нравилась игра. Ему нравилась погоня. Нет, он бы не стал отмечать Гарри, если бы не было другого способа его спасти. Гарри умирал.       Гарри поерзал на сиденье и прижался к Жан-Клоду, который слегка повернул голову. И снова его лицо ничего не выражало, но темно-синие глаза сказали все. Вместо того чтобы завести разговор о произошедшем при Эдварде и Филиппе, он ухмыльнулся и ущипнул Жан-Клода за нос. — Тебе нужно хоть иногда моргать.       Губа Жан-Клода дернулась. — Ты так считаешь, mon belle? — Ага, ты как статуя! — Он раскачивался взад и вперед, толкая плечом Жан-Клода. Это был его способ дать понять вампиру, что он не против.       Пока.       Жан-Клод почувствовал его мысли и улыбнулся. — Ты действительно mon belle. — Куда делось прозвище о маленьком призе?       Жан-Клод не ответил, он снова посмотрел вперед. Гарри ущипнул его, Жан-Клод улыбнулся, но все еще ничего не сказал. Гарри фыркнул. — Похоже, Маленький Ворон снова вернулся к своему прежнему состоянию. — А ты никогда не меняешься, — Гарри сполз на свое сиденье, сведя колени вместе, его руки неловко бегали вверх и вниз по разрывам на джинсах. — Зачем менять совершенство?       Гарри фыркнул. — Снова назовешь себя Ремусом, и твое совершенство вылетит из окна. — По крайней мере, я не использовал имя Тедди. — Я никогда бы не простил тебя. — … — Эдвард ухмыльнулся. — Я знаю, это и делает тебя таким забавным.       Гарри не понял шутки, но подозревал, что и не должен.