Драконье многоходовье

      Урок этот Елисей запомнил основательно за эти три дня, что Добрыне до отпуска остались. Гонял он его так, как покойный блотозавр тускарусов никогда не гонял. Причём до сражений они так и не дошли. Всё больше хитрости да стратегии разные, да дела преотвратные — про свежевание Добрыня, как оказалось, совсем не шутил.       Но вот третья луна пронеслась мимо острова, и домой им поезжать было надобно. Дорога в Киевград занимала немало времени, а уж с пешим Добрыней, у которого коня, как оказалось, отродясь не было, и вовсе, наверно, займёт целую вечность. Так думал Елисей, но опять он был неправ: на своих двоих ногах охотник не уступал в скорости идущей лошади, и путь до Киевграда они преодолели довольно быстро.       Пока Добрыня понёс отчёт в казарму, чтобы местному писарю отдать, отвёл Елисей Белюшку в княжескую конюшню — лошадь всю дорогу вела себя нервно и постоянно норовила побежать, сломя голову, куда глаза глядят. Всякий раз, пока Елисей её успокаивал, Добрыня ворчал себе под нос что-то нелицеприятное и сразу же уходил подальше — места, хоть и охранялись, вполне могли стать стоянкой для пролетающих мимо кровожадных драконов. Но всё обошлось.       Внезапно Елисей услышал плач, да какой! Будто котёнка мучили, разрезали надвое, пока он тщетно пытался позвать на помощь. Елисей удивлённо округлил глаза, покрутил головой, пытаясь понять, откуда слышался звук — и взгляд его тотчас уткнулся в одно из окон.       «Ба, да это же тронный зал!» — подумал Елисей и его тотчас пожрало любопытство.       Оставив Белюшку в загоне, он бросился в кустарники, а из них, чертыхаясь, по резным уступам до окна добрался. Зал как раз был полон бояр — видно, совещание какое. Вот только князь совсем к нему готов не был. Он сидел на своём золотом троне, уткнув лицо в пухлые ладони, и рыдал так самозабвенно, так горько, что сердце Елисея сжалось, предчувствуя беду.       Вдруг дверь в тронный заскрипела и открылась — то Добрыня явился на ковёр к своему господину, готовясь сообщить об удачном нападении на блотозавра, успевшего некогда набедокурить в городе.       — Доброго дня тебе, светлый князь, — произнёс он. Недоумение на миг проскользнуло в голубых глазах, но, похоже, охотник умел держать свои чувства под контролем, так как уже спустя мгновение на лице не осталось ничего, кроме отстранённого чувства удовлетворение, которое любили делать охотники на своих лицах. — И вы здравствуйте, люд придворный, — добавил он с небольшой заминкой, но она была объяснима: охотники и чиновники не особо жаловали друг друга.       — Здравствуй, здравствуй, друг дорогой мой, — плаксиво шмыгнул носом князь. Подскочил с трона, мышью шмыгнул к охотнику, которому повезёт, если по грудь был, и снова разрыдался, уткнувшись носом в эту самую, мощную, грудь.       А вот теперь на лице Добрыни явственно отразилось замешательство. Елисей знал его не так уж долго, чтобы предполагать, но тут и постороннему было ясно: охотник не понимал, что происходит, и это его напрягало.       — Горе-то какое! — продолжал убиваться князь, под сочувствующие вздохи бояр. — Украли, украли Забавушку Путятишну, племянницу мою дорогую!       «Что?!» — Елисей чуть было не грохнулся вниз, в кусты — так его ошарашила эта новость.       Судьба — интересная госпожа. Никогда не знаешь, что взбредёт в её головку в следующее мгновение. Любит она сталкивать лбами людей, экспериментировать, жонглировать случайностями, словно маленькими сценическими мячиками. Что-то не понравилось — мячик летит в сторону, сбивает с ног... Рушатся цивилизации, возрождаются забытые миры — и всё по велению одного лишь судьбоносного случая, мелкой и, казалось бы, обыденной ситуации!       Знал ли Елисей, как сильно изменит его жизнь одна-единственная небольшая случайность?       Неудачно разбужденный кот взвился в воздух, оглашая комнату дикими орами — и словно не было любимой шапочки: когти киевских дракокотов отличались особой разрушительностью.       Без шапки нельзя — не положено гонцу с непокрытой головой быть, всё-таки глас княжеский! В результате Елисей схватил первое, что попалось под руку, боясь опоздать из-за того, что пришлось ловить орущего дракокота, — и этим первым оказалась лёгонькая красная шапочка, что ему в руки цыганёнок когда-то сунул, когда они вместе таможенников проходили. Шапочка была неудобной, неудивительно, что от неё избавились так поспешно — от любого порыва ветра срывалась с головы и летела, собирая всю пыль с дорог да репейники с придорожных кустов.       Очередная погоня за строптивой шапкой привела Елисея в ту часть сада, которую он никогда не посещал. Огромные розовые кусты создавали своеобразный лабиринт, а томный сладковатый запах кружил голову. Елисей, чертыхаясь, на ближайшую берёзку забрался, прищурился, пытаясь определить, куда его головной убор улетел — и замер, увидев её.       Если бы его спросили, как выглядят ангелы, Елисей бы, не раздумывая, указал на эту девушку. Тот момент, когда она, гибкая дочь Евы, стояла под лучами солнца, которые светились в волосах, делая их почти золотыми, навечно отпечатался в его разуме и после не раз придавал сил, когда уже казалось, что всё — финиш.       То была Забава — племянница самого князя, но тогда, сидя на дереве, Елисей этого не знал. Убежала она от нянек, которые каждый шаг её контролировали, и теперь бродила по саду, свободная, как птичка. Увидев Елисея, она остановилась.       — Что делаешь, добрый молодец? — спросила она с лёгкой насмешкой, чем Елисея из ступора и вывела: был он тоже остр на язык и не мог позволить, чтобы над ним девушка, пусть и красивая, насмехалась.       — Да, вот, наблюдаю, чтобы никакие драконы такую красотку не похитили, — натянуто улыбнулся он, с видом крутого мачо прислоняясь к стволу. Дерево опасно заскрипело, и Елисей мысленно попросил его продержаться ещё чуть-чуть. — А что же ты тут делаешь, девица? Одна, без провожатых...       — Гуляю. — Голубые глаза Забавы весело смеялись. Она подняла шапку с розового куста и встряхнула её. — Твоё?       — Э... Да, возможно, что-то упало, когда я бы занят проверкой неба, — небрежно бросил Елисей, тревожно поглядывая в сторону медленно бредущего по небесам солнца. Похоже, он уже безнадёжно опоздал.       — Вот как, — Забава повесила шапку на самый высокий сук, до которого доставала. — Ну что же, не буду мешать, бравый охотник. Если захочешь пообщаться — я по вечерам в беседке отдыхаю. Присоединяйся, — она игриво хлопнула длинными ресницами и, мягко улыбаясь, направилась по своим делам.       А Елисей бессильно опустил голову на ствол.       "Мама! Кажется, я влюбился", — подумал он в полном смятении.       И вот теперь его красавица, его ангел пропала, а он ничем не смог ей помочь, так как был слишком далеко! А ведь он обещал, обещал всем сердцем, что всегда будет подле неё!       Вина заклокотала в венах, и Елисей с трудом заставил себя сконцентрироваться на происходящем в зале. Нельзя было пропустить ни одной, даже самой незначительной, детали, которая могла бы помочь найти его ненаглядную Забаву.       К счастью, он ничего не пропустил. Князь продолжал рыдать, чем видно, стал по-настоящему раздражать Добрыню — в его глазах вновь появилось то неприятное, опасное и холодное чувство, которое Елисей ощутил тогда, на заставе.       — Ой! Унесла же гадина проклятущая племянницу дорогую!.. — наконец прорыдал князь кое-что вразумительное.       «Дракон!» — Елисей весь так и превратился в слух.       Не отстал и Добрыня, тотчас нахмурившись и напрягшись.       — Ну, ну, полно, княже, — заметил он миролюбиво. — Какая такая гадина?       — Змей Горыныч! — так и выплюнул князь. — Лиходей проклятущий!       О таком драконе Елисей не слышал.       «Зато ты, Добрынюшка, не слыхом его слыхивал, а глазами своими пугающими видел!» — подумал он мрачно, заметив совсем неприкрытый шок на лице Добрыни, который он смог побороть лишь спустя целую минуту — что ещё раз намекало на то, что для охотника эта новость была крайне неожиданной.       — Погоди, князь, как так Горыныч?! — он подошёл ближе, пытаясь поймать взгляд правителя Киевграда, но тот уже отвернулся, промокая глаза кружевным платочком. — Да ты с чего же это взял?       — Не веришь мне, да? — просипел князь, впрочем, не особо удивлённый этим. Он порылся в своих просторных одеждах и достал из них какой-то предмет. Елисей вытянул голову, чтобы разглядеть его получше, но спины бояр ему мешали, так что приходилось полагаться на слух. А князь тем временем продолжал свистящим, полным ненависти голосом: — А вот, вот с чего взял! Вот оно, кольцо супостатово — смотри, какой размер!..       По толпе бояр пронёсся влажный вздох, полный священного трепета, Елисей с тщетной упрямостью вытянул шею ещё сильнее. Но с его ракурса было видно лишь спину князя, подрагивающую от рыданий, да лицо Добрыни, которое с лихвой заменяло недостающие куски информации.       — Погибнет она в лапах его когтистых, в зубах его бессовестных!.. — истерика князя пошла по новому кругу, шепотки среди бояр возобновились, а Добрыня замер, тупо глядя на предмет, что князь всунул ему в руку. А князь, вытерев стекающие по щекам слёзы, вдруг повернулся к своим боярам — плащ взметнулся за его спиной, как крылья диковинного алого дракона, и громко провозгласил, ударив скипетром об пол: — А кто змея поганого зарубит да Забаву, племянницу мою дорогую, вырвет из лап злодеевых — быть тому её мужем!       По залу пронеслись робкие вздохи, но высказываться никто не спешил: все боялись за свою шкуру, куда им на дракона идти, пусть и за щедрую награду!       «Я! — Елисей чувствовал, как внутри него разгоралась отчаянная решимость действовать. — Я спасу её, мою милую Забаву! Никому не позволю опередить меня! Ох уж этот Горыныч, ты дорого заплатишь за это злодеяние!..»       — Послушай, князь… — Добрыня ненавязчиво закрыл Елисею обзор, загородив князя своим широким телом. — Позволь-ка я сам… с Горынычем… разберусь.       Князь среагировал моментально:       — Так, ну-ка, все вон!       Слово государево — закон. Когда поток бояр высыпал в коридор, и их голоса стихли вдали, князь прикрыл дверь и сурово уставился на своего верного охотника.       — Что же это, мил друг, — прищурился он, — награда понравилась?       — Забава — милая девчушка, — кивнул Добрыня, и Елисей замер, припав к окну так, что странно было, как его ещё не заметили изнутри, — но я же не извращенец какой-то. Она мне в дочери годится. И Настасьюшка моя для меня важнее любой женщины, уж прости за откровенность.       — То есть, твоё желание не связано с моим предложением? — уточнил князь, снова достав платок: кажется, слёзы отошли, но вид у него всё ещё был подавленный, хоть и немного более облегчённый, чем минуту назад.       — Нет. Знавал я просто Горыныча. Мне бы с ним встретится, хитрая бестия, но меня не проведёт.       — Но ты ведь, поди, устал от службы ратной? — уточнил князь. — Если дело в драконе, могу я и Илью Иваныча послать, братца твоего. Уж он не меньше на драконах опыта набил.       — Илья — хороший охотник, но не справится он с Горынычем, — упрямо стоял на своём Добрыня. — Тут другой подход нужен, его братец не одобрит.       Князь рассеяно закивал, пока Елисей внимательно вслушивался в разговор, отчаянно цепляясь за карниз. Руки затекли, ладони запотели, и теперь он оказался в довольно шатком положении.       — Ну хорошо, — поспешно воскликнул князь, словно боялся, что Добрыня мог поддаться на сомнения и отступить. — Даю тебе своё разрешение. Победи эту скотину змеиную да Забавушку мою верни! А я тебя потом отблагодарю, даже не сомневайся.       Добрыня склонил голову в вежливом уважении и направился к дверям. А Елисей, аккуратно переставляя ноги, спустился на землю. В его глазах сияла свежерождённая идея.       Он должен во что бы то ни стало уговорить Добрыню позволить ему отправиться с ним!