***
В его душе бушевало море чувств. Поначалу Зуко хотел только одного — хорошенько так прожарить наглую девчонку, которая посмела не то, что снять с него повязку, так ещё и спасти. Он никогда не хотел помощи. С самого момента изгнания он не принял ни грамма помощи ни от кого. Конечно, он так думал. На самом деле, одним из главных, а по совместительству единственным советчиком у него был дядя Айро. Этот до чудного мудрый старик, который никак не реагировал на все выпады своего племянника, на его вспышки безудержной злости и припадки разрушительной ярости. Громко сказано — ведь обычно дело заканчивалось какой-нибудь сломанной или сожженной вещью и метким выражением дяди, после чего следовало гордое шествие в свою каюту в сопровождении душевного хлопка дверью и тихое беснование в одиночестве. Он лишь делал вид, что приказывал генералу в отставке учить его, только притворялся, в основном перед самим собой, что не принимал во внимание его иногда непонятные, но зачастую гениальные советы, что плевал на все его чувства. И только краем сознания, только сейчас, когда с ним произошла такая знакомая вспышка тихого бешенства на девушку, спасшую его жизнь, он начал всё это понимать. Зуко ненавидел быть должным. Ещё с самой первой манипуляции Азулы, по сути, одной из её самых первых, он ненавидел это тянущее чувство в груди, когда он, Кох всех подери, должен кому-то сделать то, что тот попросит. Особенно, если этот кто-то — простолюдинка из племени Земли. Нет, он не настолько отчаялся, чтобы наплевать на свою жизнь и не ценить её спасение, но духи, как же тяжело вынуждать себя не злится. Кто-то, совершенно не близкий ему, заботился о нём, и это неимоверно напрягало. С молчаливого, наигранно злобного согласия он иногда позволял ходить за ним дяде, и то, только в самых тяжелых случаях. А тут… тоже тяжелый случай. И где же дядя? Он его оставил. Да, в куче награбленного добра, но всё же, немолодого, пополневшего старика одного в лесу… совесть, так некстати проснувшаяся, погано скребла грудь. Побуждала создать много родного огня и окружить себя, как коконом. Вот в таких противоречивых чувствах он окончательно пробудился и с немалым изумлением обнаружил, что эта простолюдинка трогала его губы. Трогала. Его. Губы. Что? У этой что, совсем не все дома? Но лишние возмущения вылетели из головы, как только нахалка попыталась снять повязку. Повязку, которую он не позволял снять даже дяде. Зачастую, даже себе. Это заставило его забыть все те мысли, которые относились к скупой благодарности сквозь зубы. Это разбило их на тысячи мелких крошек, скатившихся в сухую землю и погребённых в дорожную пыль. Он хотел накричать, готов был взорваться, диктовать правила, отчитывать, но горло сдавило, и всё, на что его хватило, было: — Не отставай. Конечно, только мёртвый не мог почувствовать её немого возмущения и направленного в спину взгляда, полного праведного гнева. Из-за него между лопаток отчаянно хотелось почесать, но Зуко, крепко сжав зубы, продолжал двигаться. Совсем скоро он уже не различал, то ли у него где-то чешется из-за сверлящего взгляда нахалки, то ли в местах ран. В какой-то момент его мироощущение перевернулось. Он примерно понимал, что происходит, так как знаком с подобными ощущениями. Земля ощущается на голове, резко пытаясь сплющить шею, ноги закручиваются, махая словно в полете, а руки крутятся во все стороны, судорожно пытаясь за что-то ухватится. Зуко повезло, и рука довольно быстро нащупала ствол дерева. Постепенно звуки выровнялись — вновь птицы поют на высоте, вновь вокруг нежно шелестит лес, баюкая сознание вместе с размеренным ветерком. Или это всё-таки продолжение обморока?.. Ноги его дрогнули, внезапно, и, несмотря на поддержку ствола, Зуко готов был упасть. Падая, он ощутил тонкие ручки, как будто испуганно подхватившие его сзади. Эта мысль странно завладела им — тонкие, заботливые руки, аккуратно сажающие его около дерева. Странно. Очень странно. Неожиданно. — Спасибо… Эри. — хрипло выдавил он, понимая, что, если ничего не скажет, то так и будет мучиться дальше. Или окончательно впадет в небытье. — Сраный огневик, чёртов упрямец… — почти беззлобно бормотала Эри, дотрагиваясь до его лица лёгкими, воздушными ладонями. Её тон разительно отличался от тона её рук — мягкого, нежного, навевающего ностальгию… Мамины руки. Это сознание прошибло его тело — он вздрогнул, отвернул голову и прислушался к во все времена завораживающей песне. Песне леса. И мысли его никак не хотели витать вокруг по-детски сильных, тонких ручках. Он еще побьёт себя за это раскисание. Ох, как сильно он побьёт… Жалкий комочек чувств, Зузу! А лес продолжал петь. Казалось, он заснул всего на миг. Эри рядом не слышалось. Солнце припекало существенно, из чего стало понятно, что наступил как минимум полдень. Чуткий слух Зуко уловил странность. Эту неуловимую поломку гармонии природы. Эта поломку, когда птицы беспокойно пищат, когда прекращает размеренно постукивать голудятел, когда зверьки испуганно шугают среди травы, не зная, куда податься. Когда приходит человек. Подорваться с места и бросится привычно бежать помешали ещё совсем свежие раны. Зуко досадно зашипел и осторожно поднялся, опираясь на дерево. Затем на следующее. Потом на следующее. Ками его сожри, так он никогда не уйдёт. Стоп. А куда ему идти? И с чем? Зуко с удивлением обнаружил отсутствие сумки со всем необходимым содержимым соответственно. Конечно, он собирался бросить свою спутницу. С него хватит. Сама ушла к другим людям, вероятно, к людям земли, пусть сам и выкарабкивается. Изнасилуют её или помогут, взамен чего она однозначно сдаст ближайшего покорителя огня, не его дело. Его дело — уйти как можно скорее. Вот только каковы шансы его выживания в буквальном смысле без ничего? Одежда, что на нем, да оружие в руках. Всё. Верно. Шансы, вероятно, невелики, как любит говорить дядя на счёт многих его решений. В данном случае у него два пути — и дядя бы вставил свою фразу в обоих случаях. Или идти одному и без вещей, или идти к Эри и сдаться в плен либо людям земли, либо людям огня. Духи, смерть везде. Что же, ему не привыкать. Замерев в нерешительности, Зуко почувствовал едва уловимые колебания земли своими всё ещё голыми ступнями. Он и не заметил, что не надел сандалии с момента выхода от целительницы. Идти было сначала непривычно, а потом будто естественно. И сейчас, получше обратившись к твердой стихии, он с удивлением обнаружил вибрации. Что это? Тончайшие колебания от топота ног, приближающихся к нему? Или магическая битва? Но острый ум Зуко быстро сообразил, что он только новичок в этом деле, и максимум его распознавания — очень сильные волны, которые могут возникнуть только… …при большой битве магов земли. Но Зуко ни в коем случае не отрицал (по крайне мере, в глубине души), что Эри обладает исключительным талантом и силой в покорении. В этом убедился ещё во время их первой встречи и последующих спаррингов. И поэтому, либо батальон магов земли сражается с кем-то поблизости, либо же это Эри отбивается от врагов, будучи полуслепой и потому бьющей по площади. Ладно, ладно. Он пойдёт к ней. Если она вообще там. Но, подходя на максимально возможной сейчас скорости, Зуко, напрягая слух, всё сильнее убеждался в битве одного мага земли с магами огня. Приблизительно, полусотня против одного. Сумасшедшая. И он туда же. Они же не выживут. Подери их всё, их просто превратят в жаркое. И только тот факт, что Эри удалось продержаться такое долгое время, немного приободрял. Наконец, Зуко вышел, по первому впечатлению, на большую поляну. Перед ним стоял источник постоянного грохота — Эри, раскидывающая огромные булыжники во все стороны, очевидно, бессистемно. Вероятно, солдаты находились не в пределах её зрения. Вдруг она обернулась и крикнула: — Кин! И это был пугающе отчаянный зов. В нём перемешалась и надежда, и радость, и грусть от приближающегося конца. На что она надеется? Он едва на ногах. Зуко яростно дыхнул паром, ощущая безвыходность. Он не может ничем помочь. Так зачем вообще тогда шёл? Встретить смерть поскорее? Или так же, как и Эри сейчас, шёл со слепой надеждой? Наивный. Но он не может просто стоять. Пока остались силы, должен что-то предпринять. С явной невозможностью использовать магию, не раскрыв себя. Впрочем, что будет уже скрывать трупу? Верно. Глубоко вздохнув, он пронзительно свистнул. Мозгу понадобилась секунда на обработку примерного образа поля боя, и тело пришло в движение самостоятельно. Когда ситуация в бою безвыходная, просто доверься огню. И он доверился. Ноги оказались широко расставлены, а шест за миг превращён в два разной длины клинка. И начался почти танец — несколько плавных взмахов, сквозь боль во всех однозначно открывшихся ранах, два резких выпада из стороны в сторону, и вслед за лезвиями клинков заструилось пламя, прилипая к земле словно репейник. Сначала едва заметный, когда круг замкнулся и все враги, как надеялся Зуко, оказались в нём, он резко выпрямился, устремляя пару клинков вверх. Свидетелей этого не должно быть. Иначе местоположение беглого изгнанника станет быстро известно всем ближайшим генералам армии Огня. Вдох-выдох. Выше огонь, ещё выше! Теперь сузить. Плотнее пламя, сильнее жар. Вокруг постепенно не остается ничего живого. Эри уже не дерётся, а прячется в каменном коконе. Горит всё, кроме самого Зуко. Наконец жар собрался в одной точке, удерживаемый одним лишь кулаком Зуко. Успокоится. Выдох. Разжать кулак. Большая волна огня прокатилась от центра сражения, затихнув у её границ. Сердце Зуко тем временем обливалось кровью. Не говоря уже о том, что он сжёг заживо кучу людей, так ещё он сжёг людей своего народа. Мерзко, гадко, отвратно! Если раньше он мог тешить себя мыслью, что его объявили предателем незаслуженно, то теперь он полностью оправдывал свой статус — жалкий изменник. В нём бурлила злость. И ради чего эти смерти? Ради жизни одной никчёмной простолюдинки из народа Земли? Да что на него нашло?! — Т-ты убил их… — как-то странно пробормотала Эри, выбравшись из своей каменной брони. — Убил всех! — Я бывал на войне. — уклончиво ответил Зуко, судорожно соображая, что делать дальше. По всем правилам он, как носитель царской крови, за явное предательство должен совершить харакири — самоубийство посредством самосожжения. Но ведь эти люди и не присягали ему в верности, не так ли? — У тебя открылись раны. — вдруг совершенно безапелляционным, оправившимся от шока голосом сказала маг земли. — Если у тебя на повестке дня не стоит смерть от потери крови, то тебе стоит… — Не смей мне указывать, женщина! — вдруг в полнейшем бешенстве заорал Зуко, полностью теряя контроль, и в два прыжка оказался недалеко от девушки. Как эта… мразь смеет? Как смеет! Вероятно, он сейчас выглядел угрожающе — с кончиков лезвий слетали языки пламени, а из ноздрей валил пар. Но, к сожалению, эта баба такая же слепая, как и он. — О, так ты у нас, огневичок, тот еще неравн… — Молчать, — зловеще, не своим голосом прошептал Зуко. — Вещи? Можешь не отвечать. Парой резких движений он отобрал свои вещи. Когда он закончил их надевать, то был почти уравновешенным — осознание массового убийства сходило на нет, но тут нахалка снова захотела вмешаться: — Да, убил тут всех, и теперь что, думаешь, имеешь право прика… Ее наглый говор прервал его молниеносный выпад. Лезвие длинного клинка оставило на её правой щеке длинную красную полоску. Несерьёзное ранение, но его оказалось более чем достаточно, чтобы она упала от неожиданности и заскулила от неожиданной боли. Вероятно, первой в жизни от ножевого ранения. Зуко сложил оружия в шест, изнемождённо опершись на него, и только сейчас, когда туман в голове окончательно прояснился, Зуко услышал несколько человек. Несгоревших человек. Тех нескольких удачливых солдат, которые собираются напасть вновь. Духи. Как же он устал. Но вместе и с чувством потерянной надежды на жизнь, Зуко услышал и внезапную атаку на остатки людей огня со стороны деревьев. Несколько человек неслышно спрыгнули с высоких крон, за секунды убивая из последних сил защищающихся солдат, а тех немногих, кто атаковал огнём издали, поражали звонко свистящие стрелы. Понятно. Разбойники царства Земли. Просто прелестно.***
Какой злой дух сподвигнул Тоф взять все вещи и уйти? Хрен знает. Тем не менее, дело сделано — она отошла на разведку, привлечённая странным копошение вдали, при этом зачем-то взяв все вещи. Но почему? Что ей руководило? Потаённое желание уйти самой насовсем? Но ведь она почти слепа. Не сможет без чуткого слуха этого идиота. Так почему же, во имя всех духов, она попёрлась со всеми вещами в неизвестность? Легкомыслие приведёт тебя к беде. Знакомые с детства слова так некстати всплыли в мыслях. Прочь. Да, она наткнулась на батальон армии Огня. Да, она продержалась против него однозначно вечность и маленькое десятилетие, по ощущениям. Да, поэтому она так обрадовалась Кину. Поначалу. Но когда она поняла, что, в общем-то, раненный в нескольких местах маг, старающийся скрывать свои силы, не сможет лихо взвалить её, уставшую и насквозь взмокшую, и унестись от врага, Тоф почти начала плакать. А затем этот придурок сжёг всех. Она слышала крики агонии, чувствовала ногами, как перестают биться ещё секунду назад бешено колотящиеся сердца и глухо падают мешками опалённой плоти недавние люди. Она укрылась в каменном мешке по больше части, чтобы не слышать этих жутких воплей. Неужели Кин настолько жесток? На этот вопрос всплыл стереотипный ответ чуть ли не каждого жителя Царства Земли — все люди Огня плохие, жестокие, и вообще мрази. Но ведь он сжигает своих. Хотя, если он в бегах, то вероятно — разбойник. Или дезертир, что более привлекало. Хотя сама Тоф по рассказам слышала только об одном успешно скрывающимся дезертире — Джонг-Джонге. Остальных ждала обычно печальная участь, но как таковых их и не было, ибо пропаганда в захватнической стране, естественно, работала с самых юных лет до выхода в бой. Когда всё закончилось, Тоф была немного не в себе. Нос чесался от терпкой вони палёной человечины, а голова кружилась от странного ощущения чьего-то невидимого присутствия — от ощущения смерти, зловеще витающей между остатками тел, и вероятно, от свершения таинства перехода убиенных в мир духов. Мороз пополз по коже, и Тоф с удивлением заметила, что сердце Кина только немного ускорило свой бег. Он что, просто немного запыхался? Всего лишь? Его совсем не гложет… …если только это не первый случай массового убийства. Массового. Убийства. Убийства! Только сейчас осознание всей этой мерзости свалилось на голову девушки, не давая продохнуть ни капли воздуха. Вся эта мерзость, грязным, липким и отвратительным пятном сконцентрировалась в одной точке — в образе убийцы. Который стоит прямо перед ней. Ещё этот странный разговор. Зачем? Она должна была сразу же убежать, спрятаться, убиться, сделать что угодно, но только не заводить разговора с человеком, который сжёг заживо полсотни людей, которые как бы его люди. Пусть и бывшие. Может, он и вовсе маньяк? Для чего он ей помогает, если способен на такую жестокость? Для чего она ему? Но нет, каким-то хреном её понесло поболтать, и даже заикнуться про раны, и даже проявить свой обычный наглый характер, несмотря на все признаки того, что убийца неимоверно взбешён. Чем? Совершённой ошибкой или её поведением? Ей начинать бояться? Да пошёл он. Впрочем, всю её смелость как ветром сдуло, едва Кин взмахнул клинком. Она жалобно крикнула и упала на колени скорее от неожиданности, чем от боли. Ну никак у неё не получалось осознать, что эта мразь может и её заодно сжечь. И тут вновь всплывает вопрос — почему он не сделал этого раньше?! Тогда, стоя на коленях и размазывая кровь по лицу, с неким ошалевшим чувством дотрагиваясь до ножевой раны, ощущая кончиками пальцев, каждую частичку разрезанной плоти, каждую каплю крови, глухо упавшую в пыль, она не понимала, что ей теперь необходимо предпринять. Однако момент полнейшей заторможенности прошёл, и когда Тоф собиралась уже от души врезать каменным кулаком по, вероятно, уродливой роже Кина, а затем и жёстким ударом пятки выбить каменным колом его яйца, к ним присоединились незнакомцы. Краем сознания она идентифицировала их как союзников, так как они аккуратно добили выживших и некоторых взяли в плен, оказывая скорую помощь тяжело раненным. — Добрый день, путники. — поприветствовал их какой-то парень, подходя и убирая странно звучащее оружие за пояс. Он был высокого роста, чуть выше Кина, и однозначно шире в плечах и руках. Слышно было его колышущиеся длинноватые волосы, а манерный голос, глубокий, почему-то завораживающий, с четкой дикцией выдавал в нём лидера. Он непрестанно что-то клал и доставал изо рта, похожее на соломинку, из-за чего его речь часто прерывалась на долю секунды и становилась то четче, то немного невнятной. — Меня зовут Джет. Я лидер Борцов за Свободу, местных энтузиастов, которые борются с властью народа огня. Мы видели битву — невероятно, эти тупые покорители огня поджигали сами себя! Ловкачи вы, однако. И счастливчики, раз вам удалось понаблюдать за этим убожеством с первых рядов. От Тоф не укрылось то пренебрежение, с котором тот говорил о Народе Огня. Этот Джет стал нравиться ей ещё больше. — Меня зовут Кин, а девушку — Эри. Мы странствуем вместе совсем немного. Я встретил Эри, на которую напал покоритель огня и помог. Ей сильно подожгли пятки, с помощью которых и магии земли она может видеть всё, что как-либо взаимодействует с землей. Но из-за ожога она стала почти беспомощной, поэтому я взял её с собой обучать видеть окружающий мир через слух. Мы слепы. У Тоф против воли задергался глаз. Волна тихого бешенства закружилась в груди её: так это он тут такой благодетель? Он тут такой великодушный? А не видели ли вы, господа разбойники, как он тут кинжалами в сторону ни в чём не повинной девушки размахивает, а, а?! Но всплеск злобы, окатившей её, неожиданно предотвратили ответные слова Джета: — Это невероятно! Вы совсем не кажетесь слепыми — такая уверенность в движениях. А у вас, леди, и вовсе такие возможности, о которых я и не задумывался никогда! Невероятно! Я восхищён! Уверен, вы восстановите свою чувствительность так же быстро, как и ваши внутренние чувства станут добры ко мне. Эти слова почему-то заставили её немного смутиться. Щекам стало чуть горячо, а ноги против воли потоптались на месте — её вариант действия «забегали глаза от волнения». — Нет необходимости в том, что вы пытаетесь сделать. Мы спешим. — тон Кина разрушил неловкую паузу. Его голос был жёсток и тверд, даже немного раздражён. Джет, казалось, вовсе не смутился — он повернулся корпусом к Кину и перебросил соломинку из одного угла рта в другой. Зачем-то Тоф особо заострила своё внимание на ней. — Что вы, что вы! — он экспрессивно всплеснул руками, словно собираясь обнять стоящего перед ним со скрещенными руками Кина. — Я вас нисколько не держу. Однако у нас есть лекарства, а мой друг Шот неплохо разбирается в целительстве. Вы ранены, неужели не примите от нас ночлега и помощи? Тот, кто борется против народа Огня, — наш друг. Звук скрипящих зубов со стороны Кина красноречиво сказал Тоф, что только чудо удерживает его не спалить и этих лесных олухов. Поэтому она улыбнулась фирменной улыбкой Бейфонг, то есть совершенно неискренней, и кротко проговорила: — Прошу прощения за резкость моего дражайшего… друга, он не очень любит смотреть на смерть, даже если это смерть врага. Конечно, мы примем ваше предложение. Кин, посмотри на себя, ты же в крови весь! — она говорила таким тоном, что только человек, знающий всю подноготную ситуации смог бы понять его смысл — то есть только Кин, что и являлось её целью. — Мы. Идём. Дальше. — тихо процедил ей Кин, опасно близко подходя сзади. Тоф против воли поежилась, но почти сразу же выпрямилась и улыбнулась как можно милей: — Он такой упрямый. Так, где, говорите вы, находится ваша база? Довольство Джета можно было почувствовать по его неуловимо участившемуся сердцебиению, а бешенство Кина по резко возросшей температуре со спины. Зловредно хохоча внутри, Тоф с готовностью шагнула вперёд, продолжая мило улыбаться улыбкой аристократки, которую ей намертво привили с детства. Джет неуловимо провёл рукой вдоль её плеча к локтю, а от локтя к кисти и поцеловал её. Её руку. Ещё только руку, слава духам. Тоф охуела. Да что этот фрик себе позволяет? Только желание поскорее отдохнуть в нормальных условиях, собственная рана и обаяние Джета не позволили ей навалять наглецу сразу же. Да и приятно было, хотя в этом признаться себе Тоф не смогла. Продолжая улыбаться, она с удивлением обнаружила, что слегка подрагивает после лёгких прикосновений лидера разбойников, а кожа в местах их соприкосновения подозрительно горела. Что за?.. — Извините, не сдержался, леди. Вы так изысканы, словно сошли к нам на бал. — с самой большой искренностью, которую она вообще когда-либо слышала от людей, произнёс Джет и нежно взял её за руку, чуть потянув на себя. — Следуйте за мной. Тоф даже не запомнила имён немногочисленной команды, как они называли себя, Борцов за Свободу (духи, сколько же пафоса! её тошнит). Всё её внимание против воли сосредоточилось на месте соприкосновения с Джетом. На их ладонях. Его рука была сухой, горячей и в мозолях, вероятно, от частых упражнений с мечами. Она замечала эти факты краем сознания, поскольку в основном слушала завораживающий, грудной голос лидера и ощущала жар в сцеплении их рук. Когда они подошли к широкому, большому дереву, Джет без предупреждения развернул её, как перышко, прижал за талию к себе и, тихо посмеиваясь, прошептал: — Не бойся. Сейчас будет весело. Он ухватился за упавшую сверху веревку, и их рвануло вверх. Будучи прижатой к мужскому телу, Тоф совершенно потеряла способность мыслить, а её губы сами собой расплылись в довольной улыбке. В душе её было полное смятение — казалось, все органы перемешались в сладостном танце, внизу живота будто порхали бабочки (так вот о каких бабочках говорили служанки!), а в паху потянуло, от чего хотелось в упоении переплести ноги и прижать их к животу. А ещё лучше, если это будут ноги Джета… О чём она думает вообще? Неважно. Важно то, что от её щёк, вероятно, можно уже прикуривать. Чем ближе приближался сон, тем сильнее Тоф не хотела засыпать — она словно попала в один из любовных романов, которые ей так любили читать в подростковом возрасте и в последнее время перед побегом. Она вспоминала их с неожиданной ностальгией, словно забыв о часах жгучей ненависти, испытываемой во время чтения этого, как ей казалось тогда, бесполезного мусора, который годится только костёр разжечь. Джет был исключительно вежлив и обаятелен с ней, а его прикосновения… его прикосновения вызывали необъяснимый трепет в её душе, заставляя в восхищении задерживать дыхание в те короткие, будто шальные, запретные мгновения их соединения. Она упивалась новыми ощущениями, и никак не могла насытиться — хотелось, что ей раньше казалось безумием, прижаться к мужскому телу. Она даже подумывала якобы случайно споткнуться и упасть прямо в его объятия, так как он постоянно водил и направлял Тоф ввиду её невозможности видеть через дерево. Она не обратила внимания даже на недовольное ворчание, злость и ужасную, заставляющую её бояться этого до дрожи в коленях, уверенность в том, что уже завтра на рассвете они уйдут, Кина. Тот был словно чёрным пятном, лишним элементов в этой цепи блаженства и счастья. Нет. Она уже не могла представить себе, что оставит эту добрую, целую компанию лихих разбойников, которые забоятся о простом народе, живут в крутых домах на дереве и удальски бьют батальоны народа огня. И у неё не возникло и мысли о подвохе. О лжи. О притворстве. Разве Джет может обманывать? Да, её снизившаяся чувствительность не позволила ей полностью проверить его на ложь, но голос… его чертовски убедительный голос, разве он может лгать? Никогда. Вечером, уже оставшись одна, Тоф с удивлением обнаружила, что её нижнее белье ощутимо промокло. Неужели это то самое, обсуждаемое служанками, возбуждение?.. Тьфу, такое ощущение, что во все тайны людского бытия она узнала от болтливой прислуги. Нет, она смогла прочесть пару книг по строению тела и физиологии женщины. И откуда берутся дети, тоже знала — брачный возраст, как-никак. Но она совершенно точно испытывала возбуждение, хотя на момент прочтения о подобном только посмеялась — как слепая сможет возбудиться? Как оказалось, может. Наслышанная, что в таком случаю делают, Тоф с упоением опустила руку вниз и предалась миру невероятного, мозговзрывающего наслаждения, которое и не надеялась когда-нибуль испытать. И вспоминались ей сильные руки Джета, его красивый голос, непрестанно говорящий комплименты, его запах леса и ягод, и вкус свежего вина, испитого из его рук. И невдомёк ей было, что кое-кто являлся невольным свидетелем её первого в жизни оргазма.***
Зуко был раздражен. Нет, конечно же, он был раздражён всегда, двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять… …но в момент, когда к нему подошел этот наглец, Джет, и начал заливать про свою борьбу за свободу, явно держа при этом какую-то вошь в зубах, раздражение взлетело до уровня «зубы скрипят, но ещё не крошатся». Хотя, всё шло к последнему — и совершенно беспардонное поведение, и почти игнорирование его, Зуко, и очевидное заигрывание с Эри. О, это заигрывание с Эри. Зуко может обманывать себя сколько угодно, не понимать элементарных вещей в межличностных отношениях и аспектах самоанализа, запутаться в трёх бамбуковых кустах своего подсознания, леса иррациональных причин своих поступков и ошибок, но одно он делал всегда — четко говорил себе, что он чувствует и из-за чего. А вот как к этой информации относится — решал кто-то внутри него, кто-то, кто боится едких, а иногда страшных истин, и может как запрятать факты глубоко внутрь себя, так и сделаться побуждением к изменению поведения, а то и действиям. Больше всего Зуко был раздражен из-за ухаживаний Джета за Эри. О, конечно же, внутренний Зуко как можно скорее этот факт забросил в самую глубину его запутавшегося подсознания. Сидеть за столом необразованных разбойников было тем омерзительнее, что главным развлечением за ним служили до тошноты сладкие и патриотичные, пропитанные ненавистью к Народу Огня, речи Джета, за которые так и хотелось поджарить его через чур острый язык. А Эри, судя по её кокетливым смешкам, томному голосу вообще без проблем поддавалась чарам этого разбойника. Ах, конечно. Романтика. Которой он напрочь не понимал и использовал это слово при описании полностью непонятной любви женщины к мужчине. Этот Джет явно убийца и явно неадекватен — ненависть при разговоре о покорителях Огня в его голосе так и дрожала, заражая всех вокруг настолько мощно, что Зуко, грёбаный принц этой самой страны Огня, сам чуть было не воспылал к «огненным ублюдкам» и «горелым тварям» лютой ненавистью. Хотя если посмотреть, как его милая семейка относилась к нему всю его жизнь, то основания для ненависти всё же были. Но не настолько, чтобы полностью отвернуться от Родины — она всё ещё была дорога сердцу Зуко, и он искренне скучал по ней. Как-никак, его не было на родных берегах более трёх лет. А та высадка на остров с храмом, где его освободил от неминуемой смерти милосердной рукой Аватар Року, не в счёт. Слишком мало было времени, чтобы вдохнуть знакомый вулканический пепел, неспешно потоптаться по знакомой почве и понаблюдать за медленно текущей лавой, медленными потоками извергающейся из многочисленных трещин просыпающегося вулкана. В общем, мнение о Джете Зуко с чистым сердцем составил сугубо отрицательное. О фанатиках он не мог думать хорошо, как бы не старался. Даже если они были фанатиками в принципе правильных идей. Проблема таких заключалась в том, что какой бы ни была идея, они шли к ней, совершая безобразные сделки с совестью, противоречили сами себе и использовали любой жестокости способы. Будучи при этом в полной уверенности, что они есть истина. Зуко знал всё это. Ведь он вырос под крылом такого. Был воспитан им. О, он прекрасно видел этот путь — сначала фанатик пытается заразить своей идеей окружающих. В основном попадаются на это не совсем просветлённые умы. Затем ослеплённый успехом революционер резко замахивается на крупную рыбку, которая быстро и хлёстко даёт ему по щекам. В гневе он решается на необдуманные поступки, меняется внутренне до состояния «готов пойти на всё ради цели», рушит судьбы близких людей, крутит-вертит интриги и, только если благоволит фортуна, — побеждает. И навязывает идеологию насильно. Всем. Без исключения. Джет был уже на стадии, когда уверен в силе своего обаяния, как в самом себе. А в уверенности в самом себе Джету не занимать, явно. Он тщательно промыл мозги своим последователям, которые словно по команде ободрительно вскрикивали, поднимали кружки с выпивкой и смеялись только после легкой ухмылочки лидера. Об Эри и говорить не приходилось — Зуко прекрасно слышал, как Джет лестью, мнимой храбростью и широким красноречием завлекал её к себе. О, она же женщина. Слепец почти и забыл про это. Женщины всегда падки на образы бравых разбойников, плюющих на правила и живущих в убогих домиках на отшибе всякой цивилизации и общества, которые наивно романтизируют, срываясь изредка на разбой как своих под предлогом кары изменникам Родине, так и врагов — с особой жестокостью. И Эри была просто в эпицентре этой лживой паутины. Не прошло и пяти минут застолья, как она уже со всеми смеётся по команде, пьёт вместе с лидером и неосознанно прижимается к нему. Под конец, когда их всех разводили на ночлег, чутким носом он даже уловил едва различимый запах женского возбуждения. Фу. Как теперь это забыть. Нет, конечно, Зуко не был девственником и, как благоухает возбужденная женщина, он в курсе. Как его не отгораживал дядя от этой стороны жизни моряка, но иногда он сходил вместе с командой на берег, незаметно отдалялся от них и шёл в бордель. И всё же, это какой-то вечер открытий. То он осознал, что Эри слепая девушка, то он заметил по её речи, что она отнюдь не простолюдинка, а лицемерная аристократка, очевидно сбежавшая из-под теплого крылышка родителей в поисках острых ощущений; то он понял, что Эри молодая девушка, у которой, по причине слепоты и нравов высшего света, не было никогда секса (да и ухажёра, скорее всего). В совокупности это даёт понять, что время, когда Джету удастся беспрепятственно залезть к Эри в бельё, а затем, когда та наскучит ему в качестве секс-игрушки, выбросить её, стремится к нулевым значениям. Когда всё это пронеслось в мыслях Зуко, кулаки его непроизвольно сжались, а зубы заскрипели, хотя весь день он держался. Уже почти в гневе он вышел из своего домика и осторожно опёрся на хлипкие перила, вдыхая удушливый ночной воздух, насыщенный запахом пыли и лесной гнили. В этом месте лес словно бы умирал, как грязное пятно на фоне гармоничной природы, отравляясь соседством идейных убийц. Идя после ужина по лагерю, Зуко непроизвольно отметил, что раньше в нём было гораздо больше жителей. Наверное, недавно случилось что-то, что подорвало авторитет лидера, и тому удалось вновь промыть мозги лишь жалкой горстке дурачков. Ну или не дурачков, а идиотов, которые привязывались к этому сумасшедшему и искренне считают его другом. Тем временем ноги Зуко привели к хибарке, где ночевала Эри. Их поселили недалеко друг от друга, поэтому Зуко легко вычислил её местоположение по копошениям, нарушающим умиротворяющий шум природы: стрёкот сверчков, шуршание опавших листьев внизу и редкие выкрики ночных животных. Он не совсем понимал, зачем идёт к ней. Какая-то часть Зуко твердила, что он должен вправить мозги неопытной девчонке, другая же подзывала просто подколоть её первой влюблённостью, третья диктовала взять её в охапку и сбежать из этого гнилого места, гнилой компании. Здесь всё будто пропиталась душком лести, лицемерия, лжи, смерти… и возбуждения?! Зуко замер перед входом в домик Эри и глубоко вдохнул. Теперь этот усиленный запах не так отверг его, как вечером, и он с интересом прислушался. За занавеской слышались легкие постанывания, а также едва уловимый шум чего-то влажного. Зуко усмехнулся. Понятно, неопытный цветок вкушает плоды взросления и удовольствия. Неужели эта мразь, называемая лидером чего-то там, так её возбудила? Вдруг все звуки стихли на несколько секунд, а затем тишину ночи прорезал довольно громкий стон женского оргазма. В рту внезапно пересохло, и неожиданно Зуко вспомнил, когда в последний раз был в борделе — примерно год назад. Да, только, и только из-за этого в штанах его стало тесновато. Только из-за этого. Невдалеке пискнула крыса и унеслась со склада продуктов, громко царапая коготками сухую кору деревьев. Только сейчас Зуко понял, что не дышал. Он отвернулся, быстро дошёл до ближайших перил и жадно задышал, прогоняя этот ядовитый запах, отключающий всякий разум и превращающий его лишь в похотливого слепого зверька. Но Кох бы побрал его чуткий нюх — кто ж знал, что Эри так течёт? Ясно-понятно, вправление мозгов юности придётся отложить. Зуко пошёл к себе, надеясь, что умопомрачительные ароматы до него не дойдут и он сможет нормально прочистить лёгкие и мозги. Вернувшись в изначальное место, опальный принц с наслаждением задышал несколько минут назад ненавистным запахом гнилой древесины, облезлых грызунов и пожухлой листвы. Всё, нахрен, в сторону мыли об Эри. Она вообще ему никто — почему он так печётся о ней? — Чудная ночка. Он заметил его непозволительно близко. Ками его подери, этот хрен передвигается слишком тихо. Наверное, по навыкам боя он никак не уступает Зуко. Слепец обернулся, давая понять, что услышал лидера, и отвернулся, скрещивая руки на груди. Вот только этого типа ему не хватало. — Тишина ночи так же таинственна, как и женское очарование, не так ли? — всё-таки продолжил задавать риторические вопросы Джет, становясь рядом с Зуко и вальяжно облокачиваясь на перила. Древесина утробно заскрипела, грозя обвалиться, и парень, чертыхнувшись, выпрямился и посмотрел прямо на покорителя огня. — Так же, как и прекрасны серые глаза Эри. Этого Зуко уже не смог стерпеть. — Если ты пришёл ко мне излить свои влажные фантазии, то найди собеседника получше! — саркастично прошипел Зуко, ни на миллиметр не поворачивая головы. — Нет-нет, что ты! — казалось, Джет был ни капли не смущён очевидной грубостью. — Извини, не хотел тебя обидеть. Ты сегодня был довольно угрюм. Наверно, я залез на чужую территорию. Эри твоя, не так ли? Зуко едва удержался от того, чтобы не заржать после подобного предположения. — Вовсе нет, — ответил он, ядовито усмехнувшись. — Мы с ней познакомились всего пару недель назад. — Интересная штука — эта судьба. — философски заметил Джет, вновь предпринимая попытку опереться на хлипкие перила. — Сталкивает друг с другом двоих слепых человек. Интересная шутка. Зуко промолчал. Он был немногословен. Вообще он немногословен всегда, двадцать четыре часа в су… …так ладно, пора заканчивать. — Чего ты хочешь? — прямо спросил он у пристающего лидера. У того, в свою очередь, голос посерьёзнел на пару тонов: — Слушай, я только тебя увидел — понял, что мы с тобой одинаковы. Одинаково ранены душой. Это заметно. Только у меня огромный, уродливый шрам в душе, а у тебя — на лице, который ты прячешь за этой глупой повязкой. — он вдруг потянулся к его лицу, но Зуко стремительным шлепком отвел вражескую руку. — Почему глупой? — не удержался он от любопытства. Джет взял обычную психологическую паузу, задумчиво жуя соломинку. Слишком простой приём, парень. Он выработал к нему иммунитет благодаря Азуле ещё в пять лет. — Не нужно скрывать свою ненависть. Нет, таких, как ты — миллионы по Царству Земли, миллионы пострадавших от рук людей огня! Не нужно стыдиться — нужно показывать всю свою злость, не сдерживать своего желания отомстить. Нет, нужно действовать всегда, всегда стремиться к справедливости! — он взял паузу, дабы набрать в лёгкие побольше воздуха. — В детстве мою деревню сожгли люди огня. Разбойники, которые зарубили мою мать и отца на моих глазах! Я стоял и смотрел на горящее поселение, где я рос, на горящих заживо людей, которых я встречал каждое утро, на зарезанных детей, с которыми я играл, на насилуемых матерей и дочерей, в которых и души не чаял. Я попытался остановить — но меня просто пнули, пощадив за решимость. И были правы — я решительно ненавижу народ огня, и пока я жив, не допущу, чтобы хоть одна мразь из этого поганого народа ходила по этой земле. И я решительно буду их убивать. Убивал и убиваю. На секунду Зуко даже был тронут историей — ну, там, где было про жертвы. У Народа Огня умерших и раненых было не меньше, как и не меньше семей, потерявших своих родных. Не меньше жён, потерявших мужей и сыновей. А насилие и разбой… это всадники любой войны, и история Джета настолько не оригинальна, что Зуко чуть было не сдержался и не сказал ему идти на хрен. Ибо скучно. Как же много он такого наслушался от каждого пьянчуги в каждом баре каждой колонии; из уст каждого пирата, кто нападал на его корабль, из уст каждого, кто пытался покуситься на его жизнь, но оказался схвачен. Да о чём тут говорить — в поисках Аватара сам Зуко сжёг не одну деревню. Поэтому пламенный рассказ не впечатлил. Хотя красноречия этому ублюдку всё же не занимать, да. Только после речи Зуко почувствовал себя неуютно — а не про него ли Джет говорил, когда говорил про будущие убийства? Уж очень целенаправленно в лицо он кидал эти слова. На заметил ли он на поляне его, покоряющего огонь? Вариант, что Джет мог бы закрыть на это глаза, так как видел, что Зуко сжигал воинов Огня, он отбросил сразу. Джет — фанатик от мозга до костей, и если бы увидел покоряющего огонь Зуко, то попытался бы убить на месте. Если только… … не собрался убить позже, более изощрённо. Кто знает, что у этого безумца на уме. Или же… …просто увидел Эри и решил с начала взять её, а потом убить их обоих. Ведь он сам же сказал Джету, что путешествует с ней уже несколько недель, а значит, можно предположить, что она знает, что Зуко маг Огня, и тогда Эри тоже в опасности… Нужно её предупредить, завтра, завтра же! В тот момент в круговороте быстро сменяющих друг друга тревожных мыслей слепец даже не стал задумываться о своём странном беспокойстве о девчонке. На всякий случай он сделал шаг назад. Джет продолжил: — Выпусти свою ненависть вместе со мной. Я не прошу рассказать историю твоих шрамов, это не важно — важно то, что скоро ближайший порт будет освобождён от власти народа огня, как и недавно был освобожден ближайший город! Освободим же его вместе! Это он про те недалёкие развалины города, который оказался уничтожен из-за наводнения? Круто. Что же тогда останется от порта после «освобождения»? А этот порт является не последней торговой точкой для колоний Народа Огня. Он не может допустить его разрушения. Джет тем временем что-то лепетал почти шепотом. Это было похоже на бормотание умалишенного: — Освободить порт, освободить, порт, слышишь, Кин? Мы освободим наш народ от гнёта. Слышишь? Ты со мной? — последние слова он проговорил уже громко, чётко, звенящим от напряжения голосом. Почему-то именно это бормотание, и странная решимость в голосе немного напугали Зуко. Что этот придурок задумал?.. — Если захочешь поучаствовать в деле, не убегай завтра на рассвете с Эри за пазухой. После завтрака будем обсуждать план. А после твоего выздоровления от ран — действовать. — Слушай, держись-ка подальше от Эри. Зуко определённо не ожидал от себя такой подставы. Что за бред он только что сморозил? — А что? — ядовито и с каким-то торжеством спросил Джет. — Она плохая? Или всё-таки твоя? Зуко растерялся на мгновение, но почти сразу же собрался и ответил в своём духе, но с иронией, в стиле Джета: — Женщины зачастую лицемерны. С тобой это слышно для меня, который знает её другой, просто отлично. — Любовь меняет людей. — загадочно ответил Джет, о затем словно продолжил прерванную речь: — Да и самой Эри побег не понравится от слова совсем… она очень расстроится. А ты же не хочешь её расстраивать? Кажется, ты успел к ней привязаться за то короткое время, что вам удалось провести вместе. Где-то Зуко слышал фразу, что «за правду убивают». Так вот, внезапно захотелось пожать Джету горло. От души так пожать. Лидер Борцов за Свободу бесшумно растворился в ночи, и её тишину остался прерывать только скрежет зубов Зуко.***
— Мы не должны ему доверять! На протяжении всего пути от ночлега до завтрака, от завтрака до места сбора Кин прожужжал ей про плохого Джета. Что за бред. Слово плохой и имя лидера Борцов за Свободу. Как эти слова могут быть в одном предложении? Не говоря уже о том, чтобы существовать рядом. — Отвали, Кин. Я доверяю Джету. Он классный и говорит правильные идеи. Или ты против? Ах да, погодите-ка, конечно, кое-кто будет тут против — человек, который поджёг мне ступни! — последние слова она чуть было не выкрикнула, и Кин, видимо, в испуге быть разоблачённым наконец заткнулся. О, как приятно над этим огненным придурком ощущать власть. Стоит ей только слово сказать, и его просто убьют. Ха, как она легко про это рассуждает! Видимо, так повлияло то массовое убийство. И убийца тут только Кин, а не Джет, и сумасшедший тут только Кин, а не Джет, а Джет вообще классный… Тряхнув головой, Тоф с готовностью принялась слушать суть плана освобождения порта. Как ни странно, Кин тоже присутствовал здесь. Чего это он к ней привязался? Разрезать ей щёку, так это пожалуйста, а как поверить ей, кто может распознать ложь только лишь по вибрации земли, это нет! Ну что за человек? Ужасный человек. Тоф максимально отодвинулась от него, стараясь быть ближе к Джету. Казалось, оба были совсем не против такого расклада. — Итак, наша задача — освободить порт от власти народа огня. — все шепотки затихли, а народ принялся слушать лидера. Тоф против воли приоткрыла рот, внимая красивому голосу Джета. — По данным разведки, в порту имеется склад всего необходимого для солдат — его мы взорвём. Далее, на пристани стоят три корабля этого мерзкого народишки — их нам нужно так же взорвать. Таким образом, переполошившихся солдат мы схватим в кольцо и с народной поддержкой добьём их. Взять в кольцо… добить… в голове Тоф быстро вспомнился образ огненного кольца, с помощью которого Кин убил кучу людей. Неужели она будет участвовать в этом? В убийствах? Но все её сомнения разом разбил Джет с его умопомрачительным голосом: — Да, и тогда, когда народ огня уйдёт с наших земель, мы сможем выйти, наконец, в люди, сможем наладит торговые отношения с ещё непорабощёнными поселениями, сможем организовать доступ к нам царских войск и зажить по-настоящему свободно! Окончание речи было встречено поднятием кружек с вином и одобрительными возгласами. Тоф мило засмеялась, осторожно положа руку на плечо парня, аккуратно сжимая ладонь. Но тот неожиданно привлёк её к себе за талию и зашептал на ушко: — И мы действительно заживём вме… — Бред. Холодный, словно лёд, голос Кина сбил весь настрой и испортил страстный момент. Ну что этому ещё нужно? Тоф с раздражением на лице повернулась в его сторону. Смотрели на него все, вероятно, с недоумением, но Тоф чётко слышала, как он сидел неподвижно, напряжённо, будто натянутая тетива. — Прости? — весело, но с легким удивлением переспросил его Джет. Тоф была готова ударить нарушителя идиллии только за то, что тот смог удивить Джета. А не она. — Бред, — повторил Кин все с той же интонацией. Но дальше он стал говорить лениво, как умеют только аристократы. А как они умеют говорить, Тоф прекрасно знала. Он объяснял свою точку зрения так, будто вокруг него сидели несмышлёные дети, которым даже рассказывать всё в деталях нет необходимости, ибо всё равно не поймут. — Если каким-то чудом вам удастся пробраться на склад и взорвать его, все караулы со всего порта быстро организуются и дадут огневой отпор, значит, взять в кольцо их не получится. Зато у них получится… Сжечь вас. А народ либо запуган, из-за чего, какое бы ты красноречие не применил, он против покорителей Огня не пойдёт, либо и вовсе доволен ситуацией — ведь Народ Огня несёт цивилизацию в это захолустье. Насчёт кораблей — они из металла, вы знали? Это такая штука, которая не горит от пакетика смолы. Взорвать не получится. Таким образом, ваш план обречён на сокрушительный провал. Повисла тишина. Нет, Тоф и сама прекрасно понимала, ещё в момент произнесения, что план не так хорош, как хочет казаться, но не расстраивать же из-за этого Джета! Он с его Борцами из каких только передряг не вылезали, из невозможных ситуаций! И здесь всё получится, не нужно нагонять. А своими познаниями Кин нагоняет на себя совершенно лишние подозрения. Зачем ему это? — С чего ты взял, что мы ограничимся пакетиками? — тон голоса Джета был пугающе спокойным. Тоф даже чуть встревожилась, но тот сразу же погладил её по талии, и она расслабилась. — Нет, Кин. Мы приготовили бочки. Очень. Много. Бочек.***
Как самым легко ориентирующимся в темноте, большую часть операции поручили выполнять именно им, слепым. Пока остальные подносили бочки со взрывной смолой, они проносили их во внутрь и закладывали по углам, прицепляя к ним проводку. Прошло три дня с момента её встречи с Джетом, и Кин выразил готовность к выполнению плана. Она всё ещё не понимала, зачем ему это, но даже не спрашивала. Хочет опекать её — пусть. А то, что он может идти на операцию не только из-за неё, в голову девушки не пришло. За эти три дня Борцы провели агитационную работу в порту, что позволило заранее приготовить наступление. Этот момент Кин никак не прокомментировал. И вообще, с того собрания он ни с кем не разговаривал, особенно с ней. В причинах Тоф не хотела разбираться, так как ей почти всё своё время уделял Джет — гулял с ней по лесу, расспрашивал о её способностях, даже несколько раз спарринговался, рассказывал о себе и жизни в лесу. Вся его жизнь была ей очень интересна, а история потери его семьи так и вовсе пробила её на слезы. Конечно, в разговоре приходилось придерживаться манер разговора, которые она так ненавидела дома, но за возможность быть рядом с таким человеком она готова была потерпеть. Когда она и Кин закладывали очередную бочку, последнюю, у входа, он схватил её за руку. — Эри, вот я и нашёл доказательство того, что Джет — лжец! В его голосе было ничем не прикрытое торжество, и Тоф чуть было не дала ему пощёчину. Что за бред он постоянно несет? Неужели он все это время не говорил с ней только из-за того, что искал, в чем бы уличить Джета? Смешно. Тоф резко вырвала руку из цепкой хватки и злобно осведомилась: — Поздравляю! И что, ну приврал он чуть, будто это изменят то, что он хороший человек! Кин только хмыкнул. — Ты знаешь, кто я. А значит, не станешь отрицать, что я лучше кого-либо знаю типы зданий, которые строит Народ Огня. Так вот, пока мы закладывали смолу, я узнал тип здания — это казарма. Понимаешь? Сейчас здесь спят почти все солдаты этого порта. Спят. Ты готова взорвать спящих людей? Тоф задохнулась. Это был словно удар под дых. Нет, неправда. Не может быть правдой. Джет не такой. Не такой! — О, ещё как «такой»! — саркастично возразил Кин. Видимо, последние мысли она озвучила. — Нет!.. — отчаянно заговорила Тоф, борясь с неожиданными слезами. — Нет! Я пойду и уверюсь, что ты просто лживый покоритель огня! И если есть тут бессердечный убийца, так это ты! — А не твой ли Джет собрался последовать моему примеру и убить людей в кольце, а? — злобно спросил ее Кин. Мысли в голове смешались. Губы дрожащим шёпотом выдавали отчаянное «Нет…», а ноги вдруг потеряли зрение. Она и сама не заметила, как вышла на улицу. Кин следовал за ней тенью, выжидая её решения — верить или не верить романтичному разбойнику? Духи, как глупо она влюбилась… — Эри? Эри! — до боли знакомый голос позвал её сзади. А её ли? Эри. Жалкое, подставное имя. А она рядом с ним — подставная кукла, никогда не игравшая в любовь. — Что с тобой? Что случилось? Этот покоритель огня угрожал тебе? Всё обрело ясность. Рядом со входом стоял кто-то большой, кто широким взмахом руки вырубил Кина, — его тело глухо повалилось на землю. Начинался дождь. — Что вы делаете?! — в миг забыв обо всём, она подбежала к безвольно лежащему спутнику. Конечно, они узнали, что он покоритель огня. Но как? Видели? Или слышали ее? Это всё из-за неё?.. — Отойди от него, Эри. — жестко приказал Джет, и Тоф против воли застыла. Сердце обливалось кровью, когда она чувствовала перебойное сердце Кина. Но душа тянулась к прекрасному, тянулась к светлым мечтам — к Джету. Но его голос отрезвлял, позволяя скинуть с сознания пелену глупой влюблённости. — Он покоритель огня. Он опасен. Ты не должна заботиться о нём. — он подошёл ближе. — Не должна быть с ним. — ещё ближе. — Нет, ты должна сама убить его. Убей его и докажи, что достойна зваться Борцом за Свободу! Убей, и я заберу тебя с собой навсегда! Давай, моя леди. — Ты безумец… Кин был прав… ты одержим… как же так, Джет? — неверяще проговорила Тоф, качая головой. Она подняла испуганные глаза на него и вдруг вскрикнула. — И я не твоя леди, ясно? — Кин? Ха, ха — словно и не услышав её позорного отрицания, он захохотал, и смех его заставлял кровь стыть в жилах. — Разве он не раскрыл своего настоящего имени? А? Что же, узнаешь. Все же ясно. — холодный голос любимого резал, калечил душу. — Ты заодно с ним. А значит, пойдёшь в комплекте. Земля ушла из-под ног. Нет, буквально — Джет сделал ей подсечку и толчком ноги, её, как мешок с оплатой, толкнул к большому человеку. — Думаю, вы найдёте ей применение! — весело крикнул он, и большой человек кивнул. Послышался полёт небольшого мешочка. Деньги оказались в руке Джета, который отвернулся и сразу же начал выкрикивать лозунги толпе, дабы перейти в наступление. За спиной взорвалась казарма — послышались крики догорающих в огне. Незнакомец, которому сдал её и Кина Джет, легко подхватил обоих и куда-то понёс. Капли дождя пападали в её невидящие глаза, будто побуждая проснуться, снять с себя оцепенение разбитого девичьего сердца, попадали на ноги, прося очнуться и стать собой. Но Тоф была в оцепенении. Где, где та самая Тоф Бейфонг? Почему она не вскочит, лихо не притопнет ногой, не остановит этот ужас, не даст по яйцам Джету и не выкрикнет, ломая прическу, которую делала только для одного человека, что она Тоф Бейфонг — величайший маг Земли в мире? Но нет, она висит в руке похитителя, а, вероятно, и будущего насильника, словно кукла, у которой обрезали ниточки. Сердце болело, но глаза были сухими. В ушах звенел зловещий хохот Джета, но разум был чист. Так почему она бездействует? Она не помнила, как их занесли куда-то в темноту, где воняло солёной водой, мочой, дерьмом и сгнившим деревом. Помнила только звук со скрипом закрываемой решетки и последние слова похитителя: — Добро пожаловать на борт! В программе у нас пытки, изнасилование, отравление и веселье! А в конце крупный навар с выполнения задания по поимке этого шута. — и он кивнул на Кина. Тоф сидела корабельной тюрьме в полном понимании происходящего. Было ощущение, словно она действительно очнулась ото сна. Не было никакой боли, не было помутнений (кроме желания блевать от запашка), был ясный разум и жгучий гнев, направленный на Джета. О, она жалела только о том, что не отбила ему все яйца! Как же она его… если только встретит… Девушка тихо подползла к Кину и осторожно дотронулась до его шеи. Вроде жив. В сознании или нет? — Довольна? — его внезапный вопрос поставил её в тупик. Да, она действительно виновата. Повелась, как последняя дурочка. Но в её ли духе будет извинятся? — А я говорил. И теперь мы в плену. Пиратов. Ну, конечно. — Да пошёл ты. Последнее, что Тоф помнила, прежде чем провалиться в сон — тёплая мужская грудь, горячее, успокаивающее дыхание на макушке и высохшие слезы на щеках.