Неизвестное Солнце

Люмьер было удивительно легко приспособиться к нормальной жизни после стольких лет, проведенных во власти Эстранео. Может быть, это потому, что у нее были воспоминания гораздо дольше, чем она там находилась, или потому, что та отчаянно хотела забыть то, что произошло, или даже сочетание их обоих. Так или иначе, малышка быстро приспособилась к жизни за пределами объекта. С тех пор как Верде нашел ее, одинокую и брошенную в лаборатории, она жила с ним. Жить с Грозой Аркобалено оказалось не так уж плохо, как Дюмон себе представляла. Единственное, на что она жаловалась, так это на еду. Верде не умел готовить, и, несмотря на отличные кулинарные навыки Люмьер в ее предыдущей жизни, она эпически потерпела неудачу в этой. Да, Люмьер плохо готовила, к большому удовольствию Верде и ее гневу. Она не понимала, почему ее еда была отвратительной, хотя, по крайней мере, та оказалась съедобной. Когда она впервые появилась в доме Верде в Париже и малыш готовил, ну, скажем так, тот должен придерживаться своей собственной еды и держаться подальше от кухни. Яйца не должны зеленеть, а суп – выделять фиолетовый газ. Учёный казался расстроенным, когда она отказывалась есть его стряпню, никакое количество взглядов, денег или подобных вещей не заставило бы ее съесть эту гадость. Когда Аркобалено привел Люмьер в целости и сохранности в свой дом после того, как спас ее, он проверил ее здоровье и дал общий обзор. Годы отсутствия солнечного света привели к сильному дефициту витамина D и кальция, в результате чего у нее развился рахит-заболевание, обычно встречающееся у младенцев и детей. Верде заверил ее, что, хотя у нее и был тяжелый случай, он излечим и не так плох, как мог бы быть благодаря ее пламени. Если она будет проводить некоторое время на солнце каждый день и принимать добавки, с ней все будет хорошо. У Люмьер не было никаких проблем с выполнением предписаний доктора; она скучала по солнцу после того, как так долго не ощущала его слепящего света на своей коже и обжигающего тепла, которое исцеляло ее душу. Хотя Верде был превосходным врачом, его манеры оставляли желать лучшего. Не помогает и то, что Люмьер отказалась от капельниц, приобретя фобию игл. Так что через несколько месяцев после того, как Верде нашел ее, и после того, как она была в относительном добром здравии по сравнению с тем пор, как впервые появилась в доме, возникли вопросы о ее происхождении. Она знала, и Верде знал, что Реборн был ее отцом; анализы крови, проведенные учёным, и отчеты, которые тот нашел, подтвердили это. Однако в отношении ее матери никаких упоминаний не было. Вот почему Аркобалено спрашивал ее о матери. – Я знаю, что Реборн - твой отец, однако я не могу найти никаких сведений о твоей матери. Ты знаешь, кто она такая? – они оба находились в гостиной Верде, сам же хозяин помещения потягивал маленький стаканчик крепкого черного кофе и сидел в слишком большом кресле для двоих, которое заставляло его выглядеть меньше, чем он уже был. Люмьер сидела напротив него на диване, изящно развалившись, или насколько изящно, как только может восьмилетний ребенок, поджав ноги и читая "Гамлета" на английском языке. Девочка взглянула на него со своего удобного положения, полуприкрыв глаза и положив книгу на живот. – Хммм… Забавный вопрос, чтобы спросить кого-то, кто был похищен в младенчестве, Верде. Тот усмехнулся. – Мы с тобой оба знаем, что ты далеко не нормальная. – он проигнорировал ее равнодушный взгляд. – К тому же, в записях говорится, что у тебя есть женская память, и ты можешь вспоминать воспоминания с самого детства. Люмьер улыбнулась, увидев, как раскололась Гроза Аркобалено. – Я не помню ее фамилии, но ее зовут Роза. У нее розовые волосы и загорелая кожа, – вспоминала малышка. Вытащив из ниоткуда ноутбук и проигнорировав удивление Люмьер, он ввел описание и получил лишь один результат. – Роза Дюмон? – девочка задумчиво кивнула. – Она умерла почти семь лет назад в результате утечки газа. – прямо сказал он. Люмьер печально закрыла глаза, борясь со слезами, навернувшимися на глаза при этой новости. В глубине души она знала, что ее мать умерла. Ее усилия оказались напрасны, когда две дорожки соленых горячих слез потекли по ее лицу. Она закрыла лицо рукой. Дюмон приоткрыла один глаз, когда почувствовала маленькую руку на своем колене и посмотрела вниз. Там, выглядя настолько неловко, насколько он позволял себе, находился Верде, предлагающий ей утешение единственным известным ему способом. Люмьер сгребла его крошечное тельце в свои объятия и прижала к груди, беззвучно рыдая, сотрясаясь от нахлынувших на неё сдерживаемых эмоций. Верде похлопал ее по спине, позволяя обнимать себя, как плюшевого мишку. После того, что казалось вечностью, Люмьер успокоилась, точнее, икнув, пытаясь успокоиться, ее зеленые глаза и нос покраснели, лицо покраснело, становясь мокрым. Неловко потрепав ее по щеке, Верде устроился в ее теперь уже мягкой хватке. – Не хочешь ли посетить ее могилу?

***

Несколько недель спустя Люмьер в сопровождении Аркобалено добралась на общественном транспорте до кладбища, где была похоронена Роза. Верде настаивал на том, чтобы взять один из его модифицированных автомобилей, но те были размером с ребенка, и Люмьер не могла поместиться. Они могли бы взять одну из машин, которыми обычно пользовался Верде, когда выходил на публику, но он не доверял своим приспешникам, что те бы не сбежали разглашая о существовании Люмьер. Так что им пришлось воспользоваться общественным транспортом. Учёный дулся всю поездку, пока Дюмон читала очередную книгу, снова одетая в его взрослую одежду, рукава рубашки были стянуты и завязаны сзади для импровизированного топика, а брюки закатаны, носки прикрывали ноги. После визита к ее матери они собирались пройтись по магазинам за одеждой, Верде был на грани неприличия с ней. Когда они добрались до кладбища, взяв такси от метро и спросив у управляющего, как пройти к могиле ее матери, то оказались перед простым цементным надгробием, на котором не было ничего, кроме имени, даты рождения и смерти и нескольких красивых строк. Сверху лежал небольшой букет розовых гвоздик и желтых лилий. Верде наблюдал со стороны, как его подопечная сломалась. На этот раз он не пошел утешать ее, зная, что ей нужно побыть одной. Нет, вместо этого он думал о том, что делать дальше. Аркобалено, к своему неудовольствию, успел привязаться к девчонке. Было приятно, что кто-то зависит от него, Дюмон не раздражала его, как другие дети ее возраста. Она была независима, но в то же время зависела от него, и это заставляло что-то теплое и трепещущее отзываться в его груди. Это происходило с тех пор, как негодница вошла в его лабораторию, пугливая и нервная, сжимая поднос с плохо приготовленной едой и заставляя его есть её, упрекая его за то, что он не заботится о себе. Сначала он планировал подлатать ее, а потом отправить либо к Реборну, либо к матери. Но по мере того, как он все больше привязывался к ней и теперь узнал о кончине ее матери, решил изменить планы. Он будет держать ее при себе, и если Реборн когда-нибудь спросить, то тот скажет ему, но ни минутой раньше. У киллера было много врагов, врагов, которые без колебаний взяли бы Люмьера в заложники, чтобы добраться до нее. Нет, решил Верде, будет безопаснее, если девочка останется с ним. План Верде отвлечь Люмьера покупками после посещения могилы матери сработал впечатляюще даже после его несколько каменистого начала. Служащая магазина, естественно, пришла в ужас от появления Люмьер и попыталась выгнать ее, упрекая, что бедные малышки, подобные ей, никогда не смогут позволить себе роскошь, которую продает заведение. Только благодаря своевременному приезду владельца магазина, Франсиса Бонфуа, Верде не стал взрывать магазин. Франсис, хотя и не был мафиози, имел подпольные связи и, таким образом, имел представление об Аркобалено. После заикающихся извинений перед ними обоими и обещания скидки, они решили остаться и сделать покупки там. Ходить по магазинам оказалось труднее, чем помнила Люмьер. В своей прежней жизни она просто брала все, что продавалось и хорошо смотрелось на ней, и покупала. Сейчас она не могла этого сделать. По мере того как она примеряла разные фасоны одежды, быстро становилось ясно, что ее новое тело не любит определенные ткани. Хлопок, шерсть и пряжа были выброшены, а более дорогие кашемир, шелк, модальные и, как ни странно, бамбуковые ткани были сохранены после того, как Верде сказал, чтобы получить то, что чувствуется хорошо, бормоча что-то о "Реборне", "генетике" и "диве". Люмьер в основном придерживалась более темных цветов черного, серого и зеленого, иногда добавляя белый и темно-желтый. Большинство ее рубашек представляли собой простые безрукавки, несколько гофрированных и пара рубашек с длинными рукавами. Она пропустила платья и юбки и направилась прямо к шортам и брюкам, первые два слишком напоминали ей халат, который была вынуждена носить большую часть своей жизни. – Ты уверен, что мне можно все это взять? – обеспокоенно спросила Люмьер, указывая на большие груды одежды на столе кассира. Аркобалено фыркнул. – Это даже не вызовет вмятины на моем счёте, – протягивая свою карточку разинувшей рот кассирше, которая была шокирована тем, что ребенок заговорил. – кроме того, я сказал тебе, чтобы ты получал все, что хочешь, если помнишь. Игриво надув губки, Люмьер взяла сумки с одеждой у все еще потрясенной леди и направилась в раздевалку. – Я пойду переоденусь! – крикнула она и захлопнула дверь. Через несколько минут девочка вышла, одетая в темно-желтую майку, черные брюки-карго и черные кроссовки. Верде дважды взглянул на ее внешность. Если бы она была одета более официально и носила фетровую шляпу, то выглядела бы точь-в-точь как Солнце Аркобалено. – Верде… – встревоженно начала Люмьер. – Что-то не так? – учёный пришел в себя и отвел взгляд. Он так наслаждался ее обществом, что легко забывал, кто ее отец. Помогло то, что эти двое вели себя совсем по-разному. – Это пустяки. – она все еще обеспокоенно смотрела на него, но он отмахнулся, посмотрев на часы. – Уже поздно, а нам еще нужно добраться до дома на общественном транспорте. – взглянув на большое количество тяжелых сумок, а затем на тонкие руки Люмьер, он быстро записал адрес на клочке бумаги и передал его владельцу. – Доставь сумки сюда сегодня или завтра. – Но мы н- – начала кассирша, прежде чем Франсис успел прикрыть ей рот рукой. – Конечно, сэр. Надеюсь, вам понравились ваши покупки здесь, – затем придержал для них дверь. – пожалуйста, приходите ещё. Они вышли из магазина и вместо того, чтобы направиться к станции метро, как ожидала Дюмон, направились в другой магазин, где продавались туалетные принадлежности. – Верде- – Я считаю, что тебе нужны туалетные принадлежности, так как мои оказались неудовлетворительными для тебя. – малышка покраснела, вспомнив свое замечание о том, что от нее пахнет мужчиной, сделанное несколько дней назад. В отличие от первого магазина, эти двое не были остановлены, когда входили в магазин, хотя и получили некоторые странные взгляды, направленные на Верде. Что? Неужели они никогда раньше не видели ребенка в лабораторном халате? – Добро пожаловать! Если вам нужна помощь в поиске чего-нибудь, не бойтесь спрашивать! Наслаждайтесь покупками! – перед дверью прощебетал встречающий. Внутри здания рядами стояли товары для девочек, и Аркобалено, к своему большому огорчению, понял, что не обратил внимания на магазин, в который вошли, в результате чего они оказались в розовом, блестящем опрятном здании, пропитанном сильными цветочными и сладкими запахами, которые обжигали его нос после вдоха. Люмьер чувствовала себя ненамного лучше, ее нос был чувствителен к различным запахам. Она взглянула на другого посетителя и содрогнулась от отвращения. Женщина была одета в неоново-розовый топ на бретельках и ярко-розовые шорты, которые почти ничего не скрывали, розовые сандалии и держала большую розовую сумочку. Она даже накрасилась в розовый цвет. Внутренне содрогнувшись от розовой передозировки, Дюмон отвернулась. И увидев, как Верде с отвращением огляделся по сторонам, весело улыбнулась. – Будем ходить по магазинам до упаду? – поддразнила она. Вежливое "я-знаю-на-что-ты-смотришь" заставило ее фыркнуть, когда повернулась к выходу. – Я думаю, что еще один магазин зовет нас. Ты как думаешь? Учёный с готовностью согласился. Никогда еще ни один цвет не вызывал у него такого отвращения, а если он снова увидит розовый, то это оказалось бы слишком рано. Они пошли в другой, более нормальный магазин, где продавалось все, что им было нужно. Люмьер намеревалась купить немного приятно пахнущего шампуня, кондиционера и средства для мытья тела, но она не могла справиться с запахами. Вместо этого достала мыло без запаха и лосьоны. – Смогу ли я когда-нибудь выносить сильные запахи? – с любопытством спросила она. Они направлялись к станции метро с сумкой в руке и Верде, удобно устроившимся на ее плече. – Да, но твое обоняние может оказаться полезным, если ты его тренируешь. – Как же так? – Рано или поздно люди попытаются убить тебя. Сильный и натренированный нос позволит тебе почувствовать запах пороха или яда в твоей пище, если ты правильно натренирована. – Хммм… – а вот это уже мысль. Он прав. Возможно, сильное обоняние будет идеальным для этого мира. Кастрюля зашипела, когда холодная вода ударилась о ее горячую поверхность, небольшое количество масла, оставшееся от еды, отделилось от воды и поднялось на поверхность комками. Покончив с этим, Люмьер просияла, глядя на блюдо с куриным фрикасе и эстрагоном. Цыпленок слегка подгорел, а овощи немного переварены, но по сравнению с ее предыдущими блюдами это было огромное улучшение. За время своего пребывания здесь Дюмон обнаружила, что Верде не может сам о себе позаботиться. Во всяком случае, не совсем. Ученый ел только тогда, когда сие было абсолютно необходимо, или в тех редких случаях, когда он не проводил исследования, что-то, что Люмьер пыталась исправить. Но это было трудно. С ее менее чем звездными кулинарными навыками Аркобалено остерегался есть все, что она готовила. Вот почему она так старалась на этот раз. Это была шестимесячная годовщина их встречи. Она велела одному из кухонных роботов, которых Верде створив – нести еду, другому – тарелки и столовые приборы, которыми они собирались пользоваться, и еще одному – напитки, пока небольшая группа роботов направлялась в столовую, малышка направилась в лабораторию за ним. – Обед готов! – крикнула она из-за двери. Ее щеки надулись от досады, когда он проигнорировал ее, продолжая печатать на своем маленьком компьютере - и разве это не забавно? Когда она увидела чибифицированную лабораторию, она так сильно прикусила губу, чтобы не завизжать - это было восхитительно! После того, как она провела большую часть своей новой жизни в лабораторных условиях, было понятно, что ей не хотелось бы входить в любое подобное жилище. Поэтому Люмьер вошла в лабораторию с большой осторожностью и немалой неохотой. Дюмон была счастлива, что это место такое маленькое, всего несколько больших шагов, и она уже на полпути. Подойдя к нему, она обхватила его маленькое детское тельце. – Я тут над чем-то работаю! – мрачно огрызнулся он, свирепо глядя на нее. Очень жаль. Она видела и пострашнее. – Пришло время ужинать. Это все еще будет здесь позже, обед же наоборот - стынет. – она вывела их из лаборатории, Верде держал ее на руках, а он скрестил свои, бормоча себе под нос о неблагодарных женщинах. – Это ведь съедобно, верно? – Как будто я могу накормить тебя чем-то, что нет. – Ну, был- – Ты, должно быть, ошибаешься. Очевидно, что ты проголодался больше, чем думал, если помнишь нереальное. – Верде что-то проворчал в ее объятиях, но улыбнулся. Это чувство, эти чувства семьи, они были прекрасны. Это напомнило ему о недавнем прошлом… Когда Аркобалено еще жили вместе. – Дядя Верде. Верде в замешательстве оторвался от своей очень важной работы. Они снова были вдвоем в гостиной его дома, и Люмьер настояла, чтобы он провел с ней какое-то время вдали от лаборатории. Правильно ли он расслышал? – Что? Она посмотрела на него сверху вниз и отвернулась от телевизора, который, по ее настоянию, тот купил, чтобы развеять ее скуку. – Отныне я буду звать тебя дядя Верде, – затем заколебавшись, продолжила: – если ты не возражаешь… – нервно закончила фразу малышка. Он заботился о ней без всякой выгоды и относился к ней, как с семьей. Это казалось правильным. Покачав головой, он ответил: – Дело не в том, что у меня есть проблемы с этим, я в замешательстве относительно того, почему? – Ты заботишься обо мне, кормишь меня, платишь за мою одежду, даешь мне кров и вообще являешься моим опекуном. Это кажется правильным называть тебя так. Верде тщательно обдумал ее слова и ощутил легкое трепетание в груди. В ее словах был смысл, и, по крайней мере, она не называла его отцом. Здесь он провел черту. – Очень хорошо, – сказал он ей. Она улыбнулась ему так ярко, что Верде невольно улыбнулся в ответ. – Люмьер? Упомянутая девочка оторвалась от книги. – Ммм? – Знаешь ли ты что-нибудь о "слезах Феникса", разработанных Эстранео? – прямо спросил он. Она напряглась. – А что? – та начала сворачиваться в клубок, подтягивая ноги ближе, обнимая себя. Видя ее реакцию, учёный уже начал жалеть, что задал этот вопрос. «Они, вероятно, создали или использовали на ней», - понял он. – Когда Аркобалено потребляет их, их младенческие тела растут некоторое время, прежде чем уменьшиться, или, по крайней мере, так сказал этот идиот Череп. Люмьер некоторое время обдумывала эту новую информацию. Ее слезы состарили Аркобалено? Но как? И почему? – Мне очень жаль, дядя Верде, - извинилась Дюмон. – но я ничего о них не знаю. – она еще не была готова встретиться лицом к лицу с этими демонами. – Все нормально. Мне просто было любопытно, – Верде отмахнулся от ее извинений, не обращая внимания на боль, которую почувствовал от ее отказа довериться ему. – Я ухожу, и ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить меня! Догадываешься, что происходит? – Подумай хорошенько! Вдруг там кто-то из мафии и увидит тебя? Ты - точная копия своего отца, не займет много времени, чтобы собрать все воедино и осознать, чья ты дочь! Верно, у Верде и Люмьера произошла первая ссора. – Я застряла в этом доме с тех пор, как попала сюда! У меня развивается клаустрофобия! – Нет, значит, нет! – Тогда надень на меня маячок или что-то вроде того! Я знаю, что они у тебя есть! Я просто хочу выйти! Даже если это всего на час, – крикнула она. Верде со вздохом ущипнул себя за переносицу. – Отлично, – раздраженно бросил он. Дюмон торжествующе ухмыльнулась. 1:0. Было двадцать четвертое декабря, за несколько минут до полуночи. Обычно в канун Рождества и днем Верде собирался к хижине Аркобалено в глубине лесов Северной Италии. Каждый год с момента их встречи и проклятия, наложенного на них, члены "I Prescelti Sette" или избранной семерки собирались в хижине и отмечали год вместе. В этом году учёный не удосужился поехать. Он никогда не любил собираться с другими, находя их слишком шумными и назойливыми на свой вкус. Вместо этого он остался дома и ради Люмьер и всей ее рождественской болтовни ни разу не зашел в лабораторию. После ужина, который был на вынос, поскольку ни один из них не чувствовал желания готовить, они бездельничали в гостиной, смотря рождественские шоу, к большому ужасу Верде и развлечению Люмьер. – Переключи на что-нибудь другое. Я отказываюсь это смотреть! – потребовал Аркобалено, когда по телевизору, зеленый Гринч ворвался в дома и украл подарки. Он просто чувствовал, как его IQ падает с каждой секундой наблюдения. Люмьер беспомощно хихикнула, держа пульт подальше от цепких пальцев учёного. — Ни в коем случае, Гринч - это классика. – Но если ты сейчас же не остановишься, то не сможешь открыть свой подарок. – отметил Верде. – Они все равно будут там завтра, – возразила Люмьер, фыркнув, когда его ищущие руки коснулись одного из ее немногих щекотливых мест. Он остановился, и Дюмон бросила единственный взгляд в его темно-зелёные, внезапно обзорные глаза «не н-», но оказалось слишком поздно. Верде в порыве полнейшей ребячливости, подобающей его физическому возрасту, набросился на нее, щекоча смеющуюся паршивку, которая безжалостно пыталась вырваться. Люмьер воспользовалась своим, по общему признанию, большим размером и поменялась ролями. Она сердито надула губы, когда Аркобалено даже не хихикнул. Это было просто несправедливо. Его тело было как у младенца, так что она, по крайней мере, могла бы его пощекотать. К несчастью для нее, Верде уже давно стал невосприимчив к подобным физическим действиям. Устав от отсутствия реакции, Люмьер остановилась. – Это подло, дядя Верде. Неужели ты не можешь хотя бы притвориться, что это на тебя действует? – он пригвоздил ее взглядом типа "ты что, совсем дура?". – Наверное, нет… Она подошла к дивану, взяла свои подарки и протянула тонкую коробочку, завернутую в желтую оберточную бумагу. Верде открыл коробку и, увидев содержимое, сердито посмотрел на нее. Это было совсем не смешно, но, очевидно, его реакция была такой, когда та рухнула в припадке веселого хихиканья. Внутри был набор детской одежды, черная рубашка с надписью "Самый умный ребенок в мире", вышитой зелеными буквами, и крошечные джинсовые шорты. – Прости, прости. Я ничего не могла с собой поделать! – тяжело дышала, она передала ему настоящий подарок. Подозрительно взглянув на нее, он открыл ее. Внутри была крошечная, по сравнению с обычной, кружка, которая была чуть больше той, которой он пользовался сейчас. Он был черным и гладким, с надписью «Сильнейший ученый мира», написанной мелкими буквами. – Он сделан из определенного типа глины, что позволяет любому напитку оставаться горячим в два раза дольше, – объяснила малышка, нервно сжимая штаны. Она не знала, что ему подарить, единственной страстью Верде была наука. Она могла бы достать ему книгу о недавних открытиях, но знала, что все, что там написано, Верде уже обнаружил. Потом она вспомнила, что он каждый день пьет кофе в своей лаборатории, и купила ему специальную кружку. Это было просто, но она знала, что он воспользуется им. Верде терпеть не мог, когда вокруг валялись бесполезные вещи. – Спасибо. Он намного больше, чем тот, которым я пользуюсь сейчас, так что мне не придется пополнять его так часто, – ответная улыбка убедила его, что он сказал все правильно. Учёный вытащил откуда-то два предмета и тоже протянул их Люмьеру. Он не стал их заворачивать, так что она уже знала, что это такое. Первый был тонкий, гладкий телефон, который очень походил на iPhone. Он был темно-желтый с черным сенсорным экраном, и она тут же включила его. Когда на экране зажегся свет, она не удивилась, увидев, что на нем нет названия бренда. Другой – длинный тонкий серебристый ноутбук. – Я сделал их в лаборатории. Те, что продаются в магазинах… менее чем удовлетворительны. – Спасибо, дядя! – взволнованно выдохнул она, прижав бедного ученого к груди от радости, хотя тот только усмехнулся и погладил ее шелковистые мягкие колючие волосы. Конечно, он мог бы к этому привыкнуть. Всего через несколько дней после Нового года учёный осознал свой последний страх. Люмьер отправилась за покупками и на обратном пути подверглась нападению. Нападавший, к его облегчению, не был связан с мафией или врагом Реборна, но он оказался силен и сумел застать Люмьер врасплох. Она сумела одолеть этого человека, вонзив нож, которым он намеревался разрубить ее на куски, глубоко вонзив острый конец ему в горло, прежде чем убежать. Тот сумел нанести ей несколько серьезных ран: длинную глубокую рану на плече, от которой она не успела увернуться, еще одну – от бедра до бедра, которая обильно кровоточила, нож разрезал ее джинсы и кожу как масло. Верде заметно разозлился, когда она, шатаясь, вошла в дом, тяжело дыша от усталости, пока бежала остаток пути домой. Он не ругал ее, не говорил ничего подобного, когда перевязывал ее, мягко говоря, что благодаря ее продвинутому исцелению она не нуждается в шитье. Та задумчиво кивнула. Она тренировала свое тело, чтобы стать сильнее, но этот мужчина так легко захватил ее. Единственная причина, по которой ей удалось победить его и уйти, заключалась в том, что он недооценил ее. Дюмон не нравилось быть слабой. На самом деле ненавидела. Ей нужно стать сильнее. Успокоившись, с решительным сердцем она повернулась к Аркобалено. – Мне нужно стать сильнее. Верде серьезно посмотрел на нее поверх очков, читая решимость в ее кисло-зеленых глазах. – Тебе нужно, – согласился он. – дай мне несколько дней, и я что-нибудь приготовлю для тебя. Люмьер широко улыбнулась его согласию. Больше говорить было не о чем. На следующий день французская национальная новостная станция сообщила, что их последний серийный убийца был найден мертвым, убит своим же собственным ножом, и если у кого-то есть информация, чтобы, пожалуйста, связались с французской полицией. – Люмьер, это Клейман, Клейман - Люмьер, – представил Верде, маленький, для своего вида, аллигатор и Люмьер оценивающе посмотрели друг на друга. Да, она совершенно забыла о партнерах-животных, которые есть у носильщиков пустышек. – Отныне он будет жить у нас. – это так странно. Она бросила на него быстрый взгляд. Тот ответил ей кривой улыбкой и сверкающими глазами. – Добро пожаловать в семью, Клейман, – вздохнула она, прежде чем опуститься на колени и похлопать рептилию по грубой зеленой коже. Клейман по-собачьи вилял хвостом из стороны в сторону. Да уж. Странно.