***
— Что значит «не имею права»? Детектив Ричард Гамшу вы вообще в своём уме? Вы, видимо, ещё не до конца осознали важность произошедшего. Вы хоть понимаете, каковы будут последствия ложного судебного приговора? Мне бы крайне не хотелось лишний раз писать жалобу вашему начальству с просьбой отстранить вас от дела. Будьте добры, выполняйте свою работу качественно и с первого раза. Я ясно выражаюсь? — Эджворту даже не нужно было повышать голос, чтобы его гневную тираду услышал не только незадачливый детектив, но и его коллеги за стенкой. Гамшу, своей широкой спиной заслоняя дверь в архив, потупил взгляд и, неловко переступая с ноги на ногу, молча выслушивал не вполне заслуженные упрёки со стороны Майлза. Всё-таки Эджворт ещё не успел отвыкнуть от своей роли всемогущего прокурора, а Гамшу — от привычки подчиняться ему. После недолгого молчания, детектив виновато поднял глаза на Майлза, вздохнул и, пропустив новоиспечённого адвоката вперёд, тихо пробурчал: — Между прочим, вы уже писали на меня жалобу в прошлом месяце за пролитый на документы кофе… — И ничуть не жалею об этом, — высокомерно ответил Эджворт, всё-таки в душе жалевший детектива-растяпу. Конечно, тогда Майлз уже в миллионный раз пригрозил Гамшу если не увольнением, то урезанием зарплаты, однако никаких жалоб из-за пролитого кофе Эджворт не писал. Будто бы и без этого не найдётся десяток недовольных, желающих сорваться на добродушном полицейском! А раз он упомянул о жалобе, значит, кто-то другой уже успел постараться… — Результаты анализов уже готовы? — Обижаете, мистер Эджворт, — дружелюбно улыбнулся Гамшу, уже забывший о своей обиде и протянувший Майлзу папку с документами. — Наша лаборатория работает как часы! Только вот… Вы хоть убейте меня, но оригиналы документов я вам не покажу. И нет, не потому что вам не дозволено, а потому что все бумаги уже в прокуратуре. Вам даже в каком-то смысле повезло — недавно вещдоки забирали, а вернули их буквально полчаса назад! Эджворт на секунду оторвался от чтения вчерашнего отчёта врача из отделения неотложной помощи и каким-то рассеянным взглядом окинул комнату. Он был слишком сосредоточен на поиске в тексте словосочетания «смерть наступила в результате…», чтобы заметить полупустой железный столик на колёсиках перед собой. Обычно перед ним, как перед профессиональным хирургом, полностью закрывая поверхность стола лежали документы и вещдоки, результаты анализов и досье, и Майлз, как опытный врач, ещё не открывая ни одного отчёта, уже мог намётанным глазом «поставить диагноз» делу. Сейчас же перед ним лежала только нераспакованная коробка с аккуратно упакованными в ней вещдоками. — Детектив Гамшу, — Эджворт отложил в сторону тонкую папку, взял со стола пару медицинских перчаток и, раскрыв коробку, осторожно стал извлекать на свет вещи. Майлз чуть нахмурился и тихо попросил: — Пожалуйста, покажите мне тот отчёт… — Простите, о каком отчёте идёт речь? — не понял Эджворта Гамшу и поёжился от прожигающего душу взгляда адвоката. — Как вы ещё не поняли? Я имею в виду… — Майлз запнулся, не в силах закончить фразу. Он никогда не говорил намёками, а сейчас почему-то язык не поворачивался сказать ставшими привычными слова «надеюсь, что отчёт о вскрытии уже готов». — Отчёт из больницы. Он ведь неполный, не так ли? — Почему же? Я лично перепроверил весь пакет документов, всё должно быть на месте! — засуетился Гамшу, но Эджворт поднял ладонь вверх, как бы предупреждая возникшую панику детектива. — Я про отчёт о вскрытии… — Ах, вот вы о чём! — Майлз отвернулся и нахмурился, будто бы ему было не столько неприятно, сколько стыдно спрашивать об отчёте у детектива. — Так ведь в больнице сказали, что жив этот адвокат… — Жив?! — Эджворт едва ли не вскрикнул от радости, так что Гамшу даже стало как-то неловко за то, что он сразу не догадался о причине такого странного поведения Майлза. Дик виновато улыбнулся и кивнул на тонкую папочку, которую минуту назад отложил Эджворт. — Ну, это насколько я понял. Звонков в участок не было, следовательно, жив, иначе бы я уже стряс с них отчёт о вскрытии, сэр! — Похвальное рвение, — Майлз повернулся к вещдокам, и мимолётное выражение радости на его лице сменилось привычной маской безразличия. Эджворт распаковал первый пакет и тише, чтобы его не услышал Гамшу, добавил: — Жаль, что в совершенно неуместной ситуации… Осторожно придерживая пакет за прозрачные уголки, Эджворт достал из упаковки окровавленную ткань. Майлз умелыми движениями развернул перед собой пиджак Райта, расстегнул все пуговицы и почему-то нахмурился и остановился. Помятый пиджак глядел на Эджворта с каким-то виноватым и одновременно смущённым выражением, будто бы стыдясь пятен крови и грязи, всюду покрывавших его. Майлз осторожно коснулся пальцами шёлковой подкладки и недовольно скривил губы. Тот же фасон, тот же цвет, даже те же пятна крови, в холодном свете архивных ламп больше напоминающие причудливый узор ржавчины или бензиновых разводов… Но что-то было не так с этим пиджаком, чего-то недоставало, и Майлз, ещё не до конца понимающий, что конкретно было не так с вещдоком, молча хмурился и машинально продолжал разглаживать ткань. — Всё в порядке, мистер Эджворт? — детектив слегка наклонился вперёд, пытаясь понять, что же заставило Майлза так долго и сосредоточенно рассматривать вещдок. — Хм… — Майлз, проигнорировав вопрос Гамшу, вдруг резко сдёрнул пиджак со стола и встряхнул его. — Мистер Эджворт, это же вещдок! — вскрикнул побледневший детектив, но почти тут же прикрыл рот ладонью, испугавшись то ли раздражённого взгляда Майлза, то ли того, что его крик мог услышать кто-нибудь из коллег. Гамшу нахмурился и почти шёпотом прорычал. — Мало того, что вы тут не должны присутствовать, и меня действительно уволят, если узнают, что я допустил вас к архиву, так вы ещё и позволяете себе портить улики. Знаете что, мистер Эджворт, этого я уже не потерплю! — Это я не потерплю фальшивых улик в этом деле, детектив Ричард Гамшу! — Эджворт оскалился, скомкал пиджак и швырнул его в руки остолбеневшему мужчине. — Неужели никто из вас ничего не заметил?! — А что надо было заметить? — не понял Эджворта детектив и, развернув в руках окровавленную ткань, бросил недоумевающий взгляд на Майлза. — Посмотрите на подкладку внимательнее, детектив, — Эджворт недовольно сложил руки на груди и выжидающе выгнул бровь. — Вам ничего не кажется странным? Гамшу с минуту мял в руках пиджак, то поднося ткань вплотную к глазам, то, наоборот, вытягивая руку вперёд, чтобы взглянуть на вещдок издалека. Майлз терпеливо ждал, пока детектив, смутившись под его строгим взглядом, не задал самый глупый, но наиболее логичный вопрос: — С пиджаком что-то не так, мистер Эджворт? — «Не так»? Одно слово, что не так! — Майлз покачал головой, забрал пиджак из рук всё ещё недоумевающего детектива и, недовольно скривившись, вывернул ткань наизнанку. — Я же сказал, смотрите на подкладку! Неужели не видите? Эта вещь не имеет никакого отношения к делу — на ней нет именной бирки Райта. — Какой ещё «именной бирки»? — чем больше говорил Эджворт, тем быстрее Гамшу терял нить разговора. Майлз на секунду поджал губы, вспомнив, что он сам буквально пятнадцать минут назад узнал от Майи об этих именных бирках, но, не подавая вида, Эджворт с видом маститого профессора принялся любезно разъяснять детективу, что же всё-таки не так с этим пиджаком: — К каждой вещи мистера Райта мисс Фей пришила именную бирку с его инициалами. Я сначала тоже не сразу понял, что не так с пиджаком, пока не вгляделся в подкладку. Присмотритесь получше — она девственно чиста! Никаких следов ручной работы. А ещё… — Майлз покосился на коробку с вещдоками и, едва заметно кивнув, бросил вопрошающий взгляд на детектива. — Вы проверили, что лежало в пиджаке? — Ох… — Гамшу сначала побледнел, потом покраснел и что-то тихо пробубнил себе под нос. Когда Эджворт переспросил уже более раздражённым тоном, детектив немного помялся и нехотя ответил, — Простите, мистер Эджворт, но в карманах пиджака кроме фантиков от карамели больше ничего не нашлось… — Фантиков? — опешил Майлз и впервые в своей жизни почувствовал, как у него возникло непреодолимое желание стукнуть детектива по макушке чем-нибудь по-тяжелее подушки. Эджворт отвернулся, устало прикрыл глаза ладонью и, к своему удивлению, спокойным голосом уточнил, — Вы уверены, что не нашли чего-то более важного в карманах пиджака? — К сожалению, нет, — детектив робко улыбнулся, будто бы это он был виноват в том, что Райт забыл выбросить фантики от карамели из своих карманов. — Что же… Хорошо, тогда у меня другой вопрос: кто последним брал эти вещдоки? — Я уже говорил вам, что вещдоки вернулись из прокуратуры, но… Мистер Эджворт, я присутствовал при первом же осмотре улик и готов поклясться, что этот пиджак с места преступления, его не могли подделать! Это могут подтвердить и другие следователи. В конце концов, почему вы так уверены в том, что мисс Фей не забыла пришить на пиджак именную бирку мистера Райта? — Потому что я адвокат и полностью доверяю мисс Фей, — сказал, как отрезал Эджворт и, вновь повернувшись спиной к растерянному детективу, вытащил из коробки с вещдоками аккуратно упакованный пистолет. — Запакуйте пиджак обратно. Как только я закончу с осмотром вещдоков, будьте добры, отправьте пиджак на экспертизу. Я хочу убедиться, что это подделка, ясно? — Как скажите, сэр… — И да, кстати, это пистолет с места преступления, не так ли? — Всё верно, сэр… — Тогда почему из пистолета стреляли… Не один раз? — оружие уверенно легло в руку Майлза, и его сердце неприятно ёкнуло. Столько раз он держал в руках орудие убийства, с ощущением того, что это какая-нибудь безделица, навроде чашки с чаем, однако после суда над фон Кармой ему каждый раз на секунду становилось дурно, тошно, мерзко, когда он прикасался к оружию. В такие моменты Эджворт почему-то мысленно переносился на место преступления и представлял, что это он, а не подсудимый, пытался лишить кого-то жизни. Однако на этот раз вместо ставшего привычным чувства отвращения по спине побежал холодок и Майлз вздрогнул. Он всё никак не мог себе представить, как Майя смогла бы так же хладнокровно, подобно другим убийцам, не дрогнувшей рукой направить пистолет на Райта и выпустить половину обоймы. — Что вы имеете в виду? — Пистолет шестизарядный, детектив, а в пакете лежат только две оставшиеся в магазине пули. Внимание, вопрос: где вторая половина магазина, если в мистера Райта стреляли лишь один раз? — Ну… — Гамшу задумчиво почесал затылок и, подняв глаза куда-то вверх, будто бы желая прочитать на потолке ответ на этот вопрос, неопределённо пробормотал, — Может быть, мисс Фей просто не до конца зарядила пистолет, когда готовилась к… — Это сделала не мисс Фей! — огрызнулся Майлз и сжал кулаки с такой силой, что пальцы побелели. Ещё никогда его так сильно не коробило при намёках на то, что убийство совершил подсудимый. Даже существование презумпции невиновности не могло сгладить острых углов во время такого, казалось бы, привычного рабочего диалога. Эджворт чувствовал, что такими темпами, если он не перестанет воспринимать происходящее так близко к сердцу, к моменту первого слушанья он сам рискует проходить по этому делу в качестве подсудимого, а не адвоката. — По вашей логике у мисс Фей проблемы с памятью: то она бирку к пиджаку забудет пришить, то пистолет до конца зарядить. Вы бы сначала думали, а потом уже говорили. Скажите, как можно не до конца зарядить пистолет? — У неё могло не хватить патронов… — Ну да, теперь в оружейном магазине патроны для пистолетов не в коробках выдают, а отсыпают на глаз, как семечки! — Майлз не выдержал и презрительно фыркнул. Он открыл тонкую папочку с документами, перевернул несколько листков, и глаза его забегали по строчкам, выискивая нужные слова. — Если бы мисс Фей действительно бы попыталась убить мистера Райта, а не просто покалечить, то использовала бы новый магазин и стреляла бы не один раз. Несколько минут Эджворт сосредоточенно изучал отчёт экспертов-криминалистов о баллистических метках, пока не увидел одну крохотную заметку, написанную на каком-то стикере, приклеенным на последнем листе документа. Неразборчивым почерком, очевидно, в спешке была накарябана только одна фраза, а рядом в скобках змейками извивались кривые вопросительные знаки. « — Ранее проходило баллистическую экспертизу? — Майлз удивлённо вскинул брови и покосился на детектива, безуспешно пытающегося найти на пиджаке пресловутую именную бирку. — Чёрт возьми, что за олухи работают в полицейском департаменте? В каком смысле пистолет «ранее проходил» экспертизу, если он только сегодня утром попал в отдел? Что вообще не так с этими уликами?!». Взгляд упал на обложку папки — сердце под рёбрами ухнуло куда-то вниз. « — Номер этого дела… «DL-7»? Серьёзно? — Майлз осторожно коснулся похолодевшими пальцами чернил на обложке, и вдруг злобно оскалился, обнажив сверкнувший верхний ряд зубов, точно затравленный зверь. По спине побежали мурашки, кровь резко отхлынула от лица, живот скрутило и в комнате стало до невозможности тошно и душно. Пришлось на несколько секунд задержать дыхание, чтобы вновь напомнить себе — он не маленький мальчик в тесном лифте, он — Майлз Эджворт, адвокат Майи Фей, которому ещё не раз предстоит вернуться в этот пыльный архив и взять в руки эту проклятую папку. — Неужели не могли придумать что-нибудь получше? Будь моя воля, уволил бы к чёртовой матери того идиота, который присвоил делу такой номер!». Эджворт раздражённо бросил на стол папку с документами и, сгорбившись, твёрдо упёрся руками в железный столик, на котором в разобранном состоянии лежал пистолет. Майлз не мог оторвать взгляда от тёмной, отливающей качественным лаком деревянной рукоятки кольта, от холодного стального сияния длинного ствола, от изогнутого узкого месяца курка, от аккуратного бугорка мушки. Этот пистолет казался одновременно таким чужим и до боли знакомым и походил на те десятки, а то и сотни других моделей огнестрельного оружия, прошедших когда-то через руки Эджворта. Удивительно, но сейчас, глядя на этот кольт, в голове всплывала лишь размытая картинка из какого-то дешёвого чёрно-белого кино, в котором герои размахивали перед носом друг у друга бутафорскими пушками и выкрикивали несуразные фразы о чести, дружбе и любви до гроба. На мгновение Майлз закрыл глаза, словно надеясь перенестись в этот далёкий мир режиссерского вымысла и лжи, где добро всегда побеждает зло и все негодяи получают по заслугам, но громкий голос Гамшу за спиной заставил Эджворта вздрогнуть, выпрямиться и вновь приступить к работе. — Сэр, вы уже были на месте преступления? — Что? Нет-нет, я только недавно переговорил с мисс Фей в следственном изоляторе. — В таком случае я могу вас подбросить… — Я могу и сам доехать до офиса мистера Райта. — Мистер Эджворт… В место ответа Майлз только отмахнулся, нахмурил брови, отчего на узком лбу проступили преждевременные морщины, и молча принялся за вещдоки. Куда же он денется от этого приставучего детектива с щенячьими глазами?***
Из здания больницы Эджворт вышел злым, уставшим, расстроенным и с ощущением приближающейся мигрени. Чувство беспомощности и уныния вновь напомнило о себе отвратительными картинками из ночного кошмара, так что Майлз, на ходу застёгивая пальто на все пуговицы, быстрым шагом, едва слышно постукивая каблуками туфель, спустился с крыльца поликлиники и поспешил к парковке. Снова всё без толку. Снова он бесполезен и беспомощен. Снова… Майлз остановился на последней ступеньке крыльца. Буквально в паре метров от него в широкой и, на удивление, более-менее чистой луже плескались отъевшие брюшко за это знойное лето голуби. Они довольно урчали, топорщили мокрые перья и шлёпали по зеркальной глади острыми чёрными коготками. Эджворт бы никогда не обратил внимания на этих мелких птичек, если бы не странная скользнувшая где-то слева от его ноги тень. Майлз сделал небольшой шаг вперёд и прищурился — серым расплывчатым пятном, почти что сливающимся с асфальтом, оказалась кошка. Она ползла, казалось, плыла в сторону ничего не подозревающих голубей — её от них скрывал густой куст барбариса, румянившегося спелыми, вызревшими алыми ягодками. Майлз, пристально наблюдавший за кошкой, неосознанно потянулся в карман и крепко сжал одну из своих кожаных перчаток. Он прекрасно понимал, куда и зачем крадётся эта кошка — Эджворт взглядом тоже заметил пару голубков, барахтающихся на самом краю этого миниатюрного озера. Они кружились, вскидывали вверх узкие крылья, точно рукава широких платьев, и громко ворковали друг с другом, не замечая не только кошки, но и других голубей вокруг. — Кис-кис… — поманил пальцем Майлз крадущуюся кошку, но она лишь недовольно зашипела на него, обнажив мелкие, но острые клыки, махнула хвостом и, обернувшись к голубям, сильнее прижалась к земле и вытянула задние ноги, видимо, готовясь к прыжку из своей засады. Эджворт вдруг почувствовал, как едва ощутимая пелена гнева и ярости начинает застилать глаза. Ощущение было такое, будто он вот-вот станет свидетелем непоправимой катастрофы и он должен хоть что-то предпринять, чтобы остановить эту ничем, в принципе, не мешавшую ему кошку. — Ах так!.. — Майлз оскалился и, скомкав в небольшой шарик вытащенную перчатку, со всей силы швырнул её в животное. Кошка выгнулась, бросилась в сторону и вдруг громко мяукнула — налетела на острые шипы боярышника. Услышав такое громкое шуршание в кустах, голуби на мгновение замерли, будто вновь возвращаясь в реальный мир, постоянно полный опасностей, и вдруг, как по команде, резко взлетели вверх, оставив за собой искрящийся шлейф из сияющих на осеннем свете капель воды. Прежде, чем поднять перчатку, упавшую буквально в паре сантиметров от лужи, Эджворт несколько раз оглянулся, не видел ли его кто-нибудь. Странно, но вместо чувства стыда за свой детский поступок Майлз чувствовал… Гордость? Этакое ощущение причастности к победе над несправедливостью, торжества жизни над смертью, пускай и на таком маленьком, никем не замечаемом уровне. « — Надеюсь, что те два голубка впредь будут осторожнее…» — отметил про себя Эджворт, наблюдавший, как стая голубей постепенно растворялась в пепельном покрывале туч. Однако прежде, чем Майлз успел ещё о чём-либо подумать, чей-то знакомый голос со стороны парковки окликнул его. — А вы быстро, мистер Эджворт! — Гамшу, стоявший рядом с красным спорткаром, при появлении Майлза дружелюбно улыбнулся, довольный тем, что он вновь побывает на месте преступления, но уже с таким уважаемым и опытным «напарником». — Вот ваш кофе, возьмите, сэр. — Как обычно? — на автопилоте кивнул Эджворт, погружённый в свои мысли, и принял из рук счастливого детектива свой стаканчик с кофе и коротенький чек. — Так точно, сэр! — гордо отрапортовал Гамшу и лихо козырнул своей огромной ладонью, надеясь, что Майлз хоть как-то отреагирует в ответ на этот заботливый дружеский жест. Надо отдать должное детективу, ибо если бы не он и его совместные ланчи, которые Гамшу организовывал в свободное от работы время, то Эджворт наверняка бы сбросил с десяток килограммов и загремел бы в больницу с истощением на фоне постоянного стресса. Правда, чтобы не попасть в больницу, но уже с гастритом, Гамшу приходилось лавировать между дешёвыми забегаловками и дорогими ресторанами, чтобы хоть как-то и самому кормиться, и не оставлять Майлза голодать. Эджворт постоянно спешил, ел быстро, почти не ощущая вкуса еды, поэтому ему было всё равно, что оказывалось у него в тарелке. Единственное, в чём он оставался непреклонен, — это правильно заваренный чай и приготовленный кофе. Детектив, мягко говоря, был удивлён, когда узнал, что лучший, по мнению Эджворта, кофе, вернее, кофейный напиток — это карамельный латте. Не крепкий эспрессо, не более мягкий по вкусу американо, нет, а чёртов латте. С карамелью. Без сахара, кстати. Почему? Ответ на этот вопрос до сих пор оставался для детектива загадкой, однако пока этот напиток оставался любимым питьём Эджворта, то под словами «как обычно» Гамшу всегда подразумевал этот дорогущий латте. Однако Майлз вместо улыбки лишь поджал губы и, недовольно глядя на чек, фыркнул: — Они снова подняли цену. Просто отлично… Детектив лишь разочарованно вздохнул и пожал плечами. Непонятно, что он имел в виду: то ли он сочувствовал Майлзу из-за подорожавшего кофе, то ли самому себе, потому что скорее он станет начальником полицейского департамента, чем когда-нибудь получит в награду улыбку хмурого прокурора. Однако, стараясь не показывать своего разочарования, Гамшу сменил тему разговора: — Вы ведь только что из больницы… Видели адвоката? Как он? — Плохо, — мрачно ответил Эджворт, и Гамшу вдруг стало стыдно за своё детское желание быть вознаграждённым за стаканчик кофе. Действительно, о какой радости могла идти речь, когда другим людям в подобной ситуации не хватало сил сдержаться, чтобы не разреветься от бессилия в подобной ситуации. — Состояние уже стабильное, но всё равно тяжёлое. Медики вчера всю ночь пытались вытащить его с того света. Удалось. Правда, он не приходит в себя и если так и продолжится, то он… — Умрёт? — Возможно. Велик шанс, что сначала впадёт в кому, и лишь в последствии, когда начнут отказывать органы, то придётся отключать его от аппаратов. Сейчас он в отделении интенсивной терапии под постоянным наблюдением после неудачной операции. — В каком смысле «неудачной»? — Ричарду не хотелось давить на больное, но и позволить Эджворту вновь молча тащить подобную тяжесть на плечах он не мог. Пусть уж лучше выговорится, разозлится или заплачет, в конце концов, но не будет вновь оставаться один на один со своей болью. В противном случае, когда-нибудь в этом неравном поединке она отправит его в нокаут… — Пуля раздробила ребро, задела диафрагму, левое лёгкое и печень — отсюда такое обильное кровотечение, — неохотно принялся разъяснять Майлз. — Во время операции что-то пошло не так: как только извлекли пулю, то начавшееся кровотечение уже нельзя было остановить. Ни старший интерн, ни ординатор не смогли справиться с ситуацией, им пришлось срочно вызывать консультанта [1]. Только он каким-то чудом смог остановить кровотечение. На операционном столе Райт вчера едва ли не… — Эджворт неожиданно замолк, подавляя подступившую к горлу истерику, и бросил взгляд куда-то в сторону. Его раздражало всё: от сложившейся непоправимой ситуации с Райтом до пепельного неба, ближе к линии горизонта скинувшего с плеч серую шинель туч и обнажившего кусочек недостижимой, но такой желанной лазури. Разве что стаканчик с кофе не позволял Майлзу что есть силы ударить по колесу иномарки так, чтобы в ушах заложило от взревевшей сигнализации, или схватиться за голову, свернуться калачиком и тихо заскулить в надежде, что его вой не перепутают с жалобным голосом побитой дворняжки. Эджворт хватался за вкус своего латте, как утопающий за соломинку — иначе было никак. У него была даже своя философия насчёт этого вида кофе, поэтому Майлз всегда расстраивался, когда ему за несколько дней не удавалось выпить хоть один стаканчик. Почему именно карамельный латте без сахара? Всё просто: этот кофе олицетворял всю его жизнь. За лёгкой, едва ощутимой на языке пенкой скрывался резкий, прогорклый вкус эспрессо, быстро растворяющегося в сладком горячем молоке. Жизнь Майлза, каждый его год, нет, день, был подобен этим чередующимся вкусам — он тонул с головой в горечи, тоске и одиночестве и заглушал съедавшую его тревожность какими-то низменными мелочами. С каждым глотком всё больше саднит в горле, с каждым днём сильнее тянущая боль в сердце из-за скорби и сожалениях о бесследно ушедших из жизни днях, возможностях, людях. Эджворт никогда не перемешивал кофе и не добавлял в него сахар только по одной причине — последний глоток. О, как он отличался от остальных!.. Та карамель, осевшая на дне стаканчика, придавала последней капле латте тот самый штрих, из-за которого Майлз и полюбил это кофе. Он пил так же медленно, как растягивают последний в своей жизни поцелуй обречённые на смерть влюблённые, — всё из-за той раздражающей, но такой приятной приторности в конце. Эджворт пил чёртов латте и надеялся, что после бесконечной череды боли и утрат он получит, выстрадает себе право на счастливый финал, такой же, как у этого кофе — до зудящей в дёснах сладости и нежности. Одну только мысль он постоянно прогонял от себя подальше… Когда же наконец-таки закончатся все его мучения? Однако поняв, что нельзя прерывать свой рассказ на полуслове, Майлз подавил желание молча развернуться и уехать домой и максимально безразличным тоном продолжил: — Райт потерял девять литров крови… — Сколько?! — Я и сам в это не сразу поверил, пока не переговорил с работающим в ту ночь анестезиологом. Он едва ли успевал делать переливание — настолько быстро Райт стал терять кровь, что появился риск отказа органов. Ординатору и интерну пришлось оправдываться за подобную халатность, говорили что-то про странные анализы, которые пришли им из лаборатории, но я не поверил ни единому слову. Будто бы в крови нашли цианиды, — Майлз покачал головой, ухмыльнулся и отпил ещё немного горячего кофе. — Вот же нахалы. Врут и не краснеют. — Сэр, — Гамшу, будто побитая собака, уныло поднял голову и с виноватым видом почесал затылок. — Вы точно дочитали материалы дела до конца? — Конечно, я же при вас читал отчёт из больницы, — недовольно ответил Эджворт, поняв, что ни единой строчки из этого отчёта он не помнит. После нескольких минут возни в бардачке машины Майлз, предварительно поставив стаканчик с кофе на капот автомобиля, извлёк на свет папку с документами, вновь открыл одну из первых страниц и, глазами найдя нужную строчку, стал зачитывать. — «Пулевое ранение в области грудной клетки сопровождалось»… Гм, неудивительно, что ему поставили гемото́ракс [2]… «Ворота лёгкого не задеты»… Стоп, что? «По результатам анализов в крови выявлено повышенное содержание цианистых соединений»? Норма превышена в… Во сколько раз?! — Сэр, — в ответ на ошалелый взгляд Эджворта Гамшу только развёл руками, мол, кто поймёт этих судмедэкспертов. — Наши криминалисты предполагают, что мистера Райта пытались отравить. — Бред, — Майлз всё ещё взволнованно, но уже стараясь сдерживать эмоции, продолжил листать отчёты, будто надеясь найти какое-то опровержение этим словам. — В него стреляли, а вы говорите об отравлении! Вздор. Абсурд. — Как бы то ни было, главное, что мистер Райт жив, да? — напомнил о главном Гамшу, чтобы успокоить Майлза, однако тот пропустил это замечание мимо ушей. Судя по тому, как тонкие брови изогнулись «домиком», плотно сжатые губы вытянулись в едва заметную нить, а само строгое лицо Эджворта вновь приняло выражение крайнего недоумения, в отчёте он нашёл что-то такое, что поразило его больше, чем версия об отравлении Феникса. — Со стороны обвинения в суде будет выступать… Она? — спросил Майлз упавшим голосом. — Вы о госпоже фон Карме? — переспросил Гамшу и почему-то неожиданно вздрогнул. — Ух, и не напоминайте! Слышал, что как только она узнала, что вы будете выступать в суде со стороны защиты, то сразу же взяла это дело. Я был с ней не только на месте преступления, но и при осмотре улик… Ну и дамочка, конечно! Весь наш отдел на уши поставила, заставила каждый уголок дважды перепроверить. Она ещё сказала, что сделает из меня себе новый коврик под дверь, если я что-нибудь проморгаю… Майлз глубоко вздохнул, медленно успокаиваясь, и просто стал наслаждаться уже подостывшим на холодном воздухе кофе. Франциска… Что же, нет ничего удивительного в том, что она решила взяться за это дело. Ещё бы — она никогда не упускала редкой возможности прижать к стенке и унизить «любимого братика». Пощады, конечно же, не будет, как и не будет возможности взять в суде передышку, потянуть время или увести разговор в сторону. Они столкнутся в суде подобно древнегреческим богам или титанам. Необузданный азарт и убийственное хладнокровие, неблагоразумное упрямство и неопровержимая логика, очередная победа и жизненно важная правда — вот какие принципы, цели, идеалы подвергнутся проверке завтра. «Aut Caesar, aut nihil» — вот девиз их грядущей битвы [3]. — Я рад, что мисс фон Карма взяла это дело, — тихо улыбнулся Майлз в ответ на монолог детектива о том, чем грозит назначение Франциски в качестве прокурора в этом деле. — Рано или поздно, но мы должны были столкнуться вновь…***
— Майя? — Мистер Эджворт? — У меня есть несколько хороших и плохих новостей. С каких начать? — Майлз нервно наматывал на палец тонкие колечки провода в телефонной будке. Он опоздал в участок и не попал к Майе на возможные часы приёма. Только благодаря нескольким настойчивым просьбам и парочке комплиментов дежурившей на посту девушке он смог выпросить эти несколько драгоценных минут телефонного разговора. — Вы обещали, что навестите Ника в больнице… Как он? — после нескольких секунд тишины тихо ответили с того конца трубки. « — Значит, с плохих…» — мысленно отметил Эджворт и осторожно начал свой рассказ: — Он жив… — Жив?! — Майя едва ли сдержала радостный вскрик при этих словах. На секунду в трубке послышался шум, и Майлз услышал виноватое «простите». Вероятно, ей сделал замечание офицер, отправленный проследить за тем, как будет проходить их разговор. — Что говорят врачи? — Ему потребуется довольно-таки много времени на реабилитацию, — уклончиво ответил Майлз, но, услышав разочарованное сопенье в трубке, уже более честно добавил, — Он лежит сейчас в отделении интенсивной терапии под постоянным наблюдением. В целом состояние стабильное, пока никаких серьёзных осложнений у него не выявили. К сожалению, меня не пустили к нему, поэтому мне не удалось даже увидеть, как он. — Значит, вы не передали ему новый пиджак… — грустно отозвалась Майя. — Кстати, о подарке… Мисс Фей, прошу вас, это важно, — Эджворт опёрся левым локтем на край телефонного аппарата, прикрыл ладонью трубку и быстро огляделся, будто бы опасаясь, что его кто-нибудь сможет увидеть или услышать. — На том пиджаке, что был в ночь покушения на Райте… На нём была ваша бирка? — Да. — Точно? — Конечно! — без промедления ответила девушка, и Майлз недовольно скривил губы. Он тихо стукнул кулаком по стенке будки, отчаянно желая, чтобы Майя всё-таки ошиблась. — С пиджаком что-то не так? — Мисс Фей, полицейские не заметили подлога. — П-подлог? — шёпотом переспросила девушка, так что Эджворт едва ли разобрал, что она сказала. — Что это значит? — Я осматривал улики, собранные с места преступления, и на пиджаке Райта не было никакой бирки. Абсолютно. Не было даже следов ручной работы: ни ниток, ни дырок от распарывателя. Я опоздал к вам на приёмные часы, потому что уточнял результаты повторного анализа из лаборатории… Они подтвердили, что пиджак настоящий и кровь на нём действительно принадлежит Райту. Я не поверил их заявлению, вновь отправился в архив и на вспоротой подкладке… Майлз на секунду прервался, глубоко вздохнул и низким, упавшим грудным голосом добавил: — Мисс Фей, я буду с вами предельно честен — наше дело плохо. Кто-то на время подменил пиджак, потому что тот, который был в вещдоках и который я видел утром, повторюсь, был без вашей бирки. Видимо, преступник не знал об этом, поэтому тот, что лежит сейчас в архиве… — Это и есть настоящий пиджак? Тот, в котором был Ник? — Именно. На нём есть ваша нашивка. А повторный анализ подтвердил, что пиджак настоящий, потому что кто-то перехватил подделку на пути в лабораторию. Из хорошего в этой ситуации только то, что теперь стали понятны настоящие масштабы дела. У преступника есть связи в полиции, раз он смог на время выкрасть пиджак и обвести следователей вокруг пальца. Однако плохо то, что ради мелкой улики, которую нельзя раскрутить в нечто большее, преступник не стал бы так рисковать, следовательно, мы упустили что-то очень важное… И эта странная распоротая подкладка… — Значит, кому-то очень нужно отправить меня за решётку? — робко подвела итог девушка. — Не совсем. Скорее всего, на вас просто пытаются повесить неудавшееся покушение. — Звучит не очень-то оптимистично, мистер Эджворт, — в голосе Майи послышались странные, несвойственные ей интонации. Не хватало, чтобы она начала шутить «по-чёрному»… — Мисс Фей, я пообещал Райту, что буду защищать вас в завтрашнем суде, — голос Эджворта почему-то начинает звенеть сталью. Нет, он не позволит ей так быстро опустить руки! Они ещё поборются за своё заслуженное светлое будущее. — И я сдержу своё слово. Я буду защищать вас до самого конца. Вы невиновны, а это значит, что я не позволю не только вынести вам обвинительный приговор — никто и пальцем не посмеет вас тронуть. Я найду и заставлю ответить перед законом настоящего преступника за всё пережитое вами горе. Пожалуйста, только поверьте мне и… — Я верю, — на удивление спокойным голосом перебила его девушка. — Я верю в вас, мистер Эджворт. Моя жизнь сейчас находится в ваших руках, и я знаю, что это лучший из всех возможных вариантов. Я не боюсь за свою судьбу, но прошу вас только об одном… — Да? — В первую очередь, позаботьтесь о себе, — наверное, это так невовремя проснувшиеся совесть и стыд заставили сейчас Майлза удивлённо раскрыть рот и опустошённым взглядом уставиться на собственное мутное отражение в стенке полупрозрачной телефонной будки. — Вы заботитесь сейчас и обо мне, и о Нике, и о своих подчинённых… А кто будет заботиться о вас? Прошу, за всей этой суетой не потеряйте самого главного — себя. — Я… Х-хорошо, — как-то непривычно сконфуженно ответил Эджворт, чувствуя, как тяжёлым камнем тянувшее на дно ощущение ответственности чуть меньше стало давить на грудь. Как она догадалась о том, что он чувствует? — Скажите, это все плохие новости на сегодня? — в голосе девушки промелькнула уставшая надежда, и Майлз почувствовал стыд за то, что он так сильно сгустил краски. — Да-да, простите, — чуть замялся Эджворт и, чувствуя, как он начинает краснеть, неловко взъерошил всегда хорошо уложенные волосы. — Из хороших новостей разве что политый мною фикус… — Ой, вы правда полили Чарли? — засмеялась Майя, и Майлз почувствовал, что от смущения у него начинает гореть не только шея, но и уши. « — Я совру, если скажу, что мне понравилось поливать этот фикус. Насколько же унизительно быть в роли домработницы, а не заслуженного адвоката! Наверное, я ненавижу этот фикус так же, как и того идиота-криминалиста, что нумерует дела в архиве…» — промелькнула в голове раздражающая мысль, и Эджворт, скрипнув зубами, выдавил нечто навроде «конечно-конечно, это пустяки». — В таком случае, я прощаюсь с вами до завтра, господин адвокат, — он был готов дать руку на отсечение, что Майя сейчас улыбнулась своей хитрой, лисьей улыбкой и её глаза задорно блеснули, будто бы речь шла о выходе нового сезона «Стального Самурая», а не о предстоящем первом и, может быть, последнем заседании. — Берегите себя! — Да-да, и ты… Вы тоже. Майлз повесил трубку, закрыл глаза и устало стукнулся лбом об стенку телефонной будки. Ещё не было ни одного слушания по этому делу, а он уже валился с ног. Слишком уж близко к сердцу он воспринимает всё происходящее с ним. Ему вновь придётся бороться до конца, всеми силами цепляться за постоянно ускользающие из поля зрения мелочи в призрачной надежде отыскать истину в этом несправедливом мире. Ради себя. Ради отца. Ради Майи Фей.