Виолетта шла по оживлённому проспекту Федерико Лакросе, торопясь на репетицию в Студии. Сегодня они с ребятами решили прийти пораньше, чтобы поработать над движениями для хореографии к будущему номеру. Скоро их ждал выпускной концерт, а потому времени оставалось не так много.
Девушка быстро перебежала проезжую часть, слегка поёжившись от скрипа колёс где-то вдалеке. Такой знакомый звук вызвал неприятное ощущение —
кажется, будто она уже слышала его — и заставил озадаченно посмотреть на дорогу. Машины пролетали мимо на средней скорости, но вызывали необъяснимое тревожное чувство. Как будто где-то на задворках сознания страх пытался напомнить о чём-то важном, но жутком для восприятия.
Виолетта снова поморщилась, чуть не споткнувшись об асфальт. Этим утром она не успела увидеть отца, чтобы поинтересоваться состоянием Анджи, а Людмила даже не удосужилась открыть дверь и проворчала, что никуда не выйдет, пока не выспится вдоволь. Кажется, она легла довольно поздно, что было для неё довольно не типично. Что ж, возможно её утомила ситуация с допросами?
«Нужно пойти к Анджи в больницу сразу же после репетиции», — подумала Вилу. Что, если за несколько суток самочувствие её тёти пришло в норму, а ей бы даже разрешили с ней увидеться? Настроение тут же поднялось само по себе, и девушка поспешила в учебное заведение, окрылённая собственными фантазиями о скорой встрече с Анджи.
Студия всегда была её местом силы. Три года назад это здание ворвалось в жизнь так неожиданно, но так быстро заняло место в сердце, что Виолетта замирала от восторга каждый раз, как только открывала двери. Когда-то её мама привела сюда Анджи, желая дать ей самое лучшее музыкальное образование. Безусловно, уровень преподавателей на тот момент несколько уступал академиям искусств и консерваториям, но Мария знала, как сильно Антонио — основатель и владелец Студии — горел идеей воспитать разностороннее, талантливое и творческое поколение. И он, непосильным трудом, действительно взрастил его, а в последующем ещё и не один десяток учеников: спустя годы Анджи привела сюда Виолетту, и колесо сансары продолжило оборот.
В коридоре было тихо и пусто, до начала занятий оставалось ещё полтора часа, поэтому Вилу услышала лишь знакомый смех Франчески и Макси в кабинете танцев. Она направилась в их сторону, натягивая на себя улыбку, но остановилась от мужского голоса, который резко и громко позвал её:
— Виолетта!
Девушка обернулась и увидела широкую фигуру
Алекса Клемонта. Тот робко приблизился, не зная, как продолжить разговор. Ему всё ещё было неловко показываться на глаза после того, как все узнали его настоящее имя и обнаружили, что он учился здесь обманом. К счастью, Виолетта не была так злопамятна, а потому взглянула прямо в его глаза, демонстрируя открытость к общению.
— Привет, в чём дело? Я думала, отец запретил тебе здесь появляться, — она нахмурила брови.
— Он ещё на работе, а я зашёл по пути сюда, — парень почесал затылок, по привычке засовывая руки в карманы брюк. Он старался держать лицо, но оно выдавало непонятное волнение, и это снова напрягло Виолетту. Неужели он хочет опять снабжать её сплетнями про Леона или Джейд? Только этого не хватало.
— Извини, меня ждут ребята, так что поговорим в другой раз, — Виолетта решила сбежать от молчаливого Клемонта, так и не понимая, зачем он позвал её. Находиться с ним наедине в пустой Студии отчего-то было некомфортно, хотя она знала, что он отличный парень и не способен сделать ничего подлого.
— Нет, подожди, я просто хотел узнать, как Анджи, — торопливо запричитал он. — Я слышал, что она серьёзно пострадала… Как её самочувствие?
Виолетта почувствовала, как дрожь в её ногах усиливается. Она отвлеклась от мыслей об Анджи буквально на мгновение, придя сюда, но Клемонт снова вызвал в ней переживания, и это было больно.
— Она всё ещё в больнице и пока что без сознания, — плечи девушки понуро опустились. — Врачи не пускают к ней, так как боятся, что Анджи может заразиться. Она ещё очень слаба, Клемонт, — Виолетта закусила губу, чтобы не дать пелене слёз вырваться на щёки.
— А расследование? Полиция разобралась, кто был виноватым в аварии? — всего один вопрос, но Кастильо вздрогнула от ужаса. Ей вспомнился офицер Кастени с его нарочитой строгостью и моральным давлением, который тут же сменился в сознании на образ отца, о чём-то ругающегося с ненастоящим, как выяснилось, полицейским. Затем она вспомнила, как папа пытался объяснить ей, почему не стоит доверять дело полиции, которая пытается подставить их семью. Всё это превратилось в расплывчатые картинки их с Анджи нахождения в машине за считанные минуты до удара. Тошнота подкатила к горлу, и Виолетта покачнулась, что здорово напугало Клемонта, который уже пожалел о своём допросе.
— Всё хорошо, всё нормально, — Виолетта поспешно оторвалась от объятий парня, готового принять её обморок. В коридоре не было лишних глаз, но что если Леон увидел бы их и снова принял всё не так? — Прости, Клемонт, мне очень трудно вспоминать все события, и пока я стараюсь не думать об этом, — она вздохнула, желая как можно скорее пойти к друзьям. — Спасибо за твоё переживание.
— Я просто хотел сказать… Если что, вы можете всегда обратиться к моему отцу.
Виолетта удивлённо повела бровями, подумав, что это шутка. Причём здесь Николас? Отец Клемонта на протяжении нескольких недель был категорично настроен против Студии и намеревался вовсе продать здание. До этого он успел разочароваться в Джейд, которая металась между ним и Германом Кастильо, а на днях был просто взбешён, узнав о том, что сын обманывал его и тайно занимался музыкой уже полгода. Виолетта часто пыталась встать на место Николаса, подставляла под него образ своего отца, который примерно таким же образом узнал о занятиях дочери, в какой-то степени понимала поведение двух мужчин, но отказывалась принимать поражение любви к музыке.
Ей казалось, что Николас невероятно сложный человек, и если Герман каким-то образом смог понять непростой характер Николаса, быстро уговорив мужчину продать Студию именно ему, то сейчас Виолетта искренне не понимала, как он может помочь им в данной ситуации.
— Я имею в виду, у него есть отличные адвокаты, которые помогли совершать крупные сделки и даже выяснить, почему Джейд обманом чуть не закрыла Студию. Может быть, их услуги сейчас были бы кстати?
Девушка впервые за долгое время искренне улыбнулась. Безусловно, эта помощь была как спасательный круг.
— Спасибо! — она внезапно обняла его, зажмурившись от восторга. Им нужен адвокат! Он сможет защитить Анджи и доказать, что она не виновна в аварии! И тогда всё встанет на свои места.
Лишь через несколько секунд её взгляд наконец-то заприметил силуэт Леона, который стоял в дверном проёме танцевального кабинета и, не отрываясь, наблюдал за их объятиями.
***
— Ромальо, тебе не кажется, что они просто тянут время?
Мужчина в очках учтиво поправил галстук и глубоко вздохнул, планируя ответ. Герман впился в него уставшим, отчаянным и даже каким-то болезненным взглядом, терпеливо ожидая доводы друга. Они сидели на скамейке прямо во дворе центральной больницы Пировано, планировку которой Кастильо уже мог описать даже посреди ночи. Он практически выучил дорогу до отделения анестезиологии, а цвет двери реанимационной за последние дни стал его самым ненавистным.
Сегодня его снова не пустили к Анджи. Герман торопливым шагом поднялся в отделение, в сотый раз поправляя спадавший белоснежный халат на плечах, но тут же столкнулся с высоким мужчиной средних лет.
«— Сеньор, вы куда? — тот опустил маску на подбородок, смотря серьёзными серыми глазами. Герман растерянно заморгал, переводя дыхание и не зная, что ответить.
— Я… У меня здесь… — Кастильо заикался, подбирая нужные слова. — Мне нужно увидеть Анхелес Сарамего, она здесь уже с понедельника! — резко выпалил он, снова направившись к реанимации.
— Вам туда нельзя, — спокойный, но уверенный голос доктора тут же остановил Германа, и он снова почувствовал, как в его груди нарастает негодование»
Сероглазым мужчиной оказался главный врач сеньор Суарес, который вдобавок являлся ответственным за текущее состояние Анджи. Герману стало чуть легче, когда он наконец-то узнал человека, наблюдающего за Анхелес. Он снова попытался пройти к ней, однако Суарес с присущим меланхоличным спокойствием объяснил ему текущее состояние
дорогой девушки.
« — Сердцебиение пришло в норму, но сеньорита по-прежнему слаба, поймите, — русый мужчина лет пятидесяти показывал Герману длинные ленты ритмических рисунков сердца Анджи, прочих кардиограмм, скан-копий рентгена и ещё каких-то непонятных процедур. — Сохраняется риск повтора кровотечения. Его может вызвать любой контакт с посторонними…
— Я не посторонний… — Начал было Кастильо.
— Я имею в виду любого человека, который зашёл в отделение через улицу. — Суарес неодобрительно нахмурил брови. — Вы шли сюда через большой поток людей в приёмном отделении. Какова вероятность, что вы не успели заразиться от них чем-либо, сеньор Герман? Анхелес хватит одного воздушно-капельного контакта для попадания инфекции.
Герману осталось лишь вздохнуть. Опять. Опять он не увидит Анджи, даже одним глазком не сможет удостовериться, что она цела хотя бы внешне. Что её русые волосы всё так же непослушно ложатся на её щёки, а прядь на левой стороне обязательно падает на глаза. Что её нежные руки и тонкие пальцы ещё способны мягко двигаться в воздухе, представляя, что играют по клавишам. И что вообще она в полном порядке.
— Я так устал, — тихо проронил он. — Мы находимся в неведении уже почти неделю, и я даже не могу ничего объяснить девочкам, которые каждый день расспрашивают меня о ней. Я уже начал забывать, как она выглядит, — Герман на секунду закрыл глаза, пытаясь совладать с эмоциями, а когда распахнул вновь, столкнулся с пристальным взглядом Суареса. Тот задумчиво прикусил губу.
— Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы дать вам увидеться как можно скорее, — наконец кивнул он, понизив голос. — Она сильный человек, но вы должны набраться терпения и такой же стойкости, как у неё. Могу дать вам свой номер, чтобы вы могли узнавать о состоянии напрямую, не приезжая в больницу. В эти выходные вам точно никто не даст пройти, так что нет смысла караулить наше отделение, — ухмыльнулся хирург.
Кастильо показалось, что Суарес смотрит на него с улыбкой и даже каким-то умилением. Неужели его так растрогали слова?
— Буду очень признателен, — он кивнул, доставая телефон»
— Не знаю, Герман… Думаю, ты должен поверить этому врачу, вряд ли бы он специально задерживал тебя и Виолетту, — пожал плечами Ромальо, сочувственно наблюдая за Германом, который смотрел куда-то вдаль и мыслями находился явно не с ним. — Тем более, теперь ты сможешь поддерживать с ним связь и узнавать всё первым, — он попытался улыбнуться другу, но сам не до конца верил в собственные слова.
— Хоть бы она пришла в себя, — прошептал Кастильо. Он вспомнил, как ещё недавно Анджи прижалась к нему, услышав о покупке Студии Николасом: тогда Герман чувствовал дрожь разгорячённого тела, и его руки сами по себе прижали её к себе крепче, утешительно гладя спину. В последнее время она так часто
расстраивалась, и ему так часто приходилось обнимать и успокаивать её, поднимая настроение. Это воспоминание вызвало судорожный вздох — сейчас Кастильо больше всего мечтал когда-нибудь вновь как можно крепче обнять Анджи.
***
Это утро для Пабло оказалось неприятным: бессонная ночь дала о себе знать, и утром он совершенно не услышал собственного будильника. Опаздывать на работу Галиндо просто ненавидел, так что всегда старался придерживаться строгого графика и следить за опозданиями не только студентов, но и самих преподавателей.
Лишь Анджи всегда была исключением в этом правиле. Её опоздания стали традицией с тех пор, как она перешла порог дома Кастильо.
Пабло вздохнул. Этим утром приготовленное сообщение дошло до Бренды, и в ответ она лишь попросила об очной встречи в Студии. И именно на эту важную, если даже не судьбоносную встречу, он сейчас жутко опаздывал.
Буквально вломившись в учительскую, он замер на месте, тяжело переводя дыхания. В кабинете никого не было, однако на столе уже была кружка горячего кофе. Пабло успел скинуть с себя поясную сумку и снять пиджак, как в дверях показалась Бренда.
— Пабло, привет! — шатенка скромно улыбнулась, вскинув брови и чмокнув знакомого в щеку. Тот обнял её чуть крепче.
— Здравствуй, прости, я опоздал, — Галиндо немного смутился от собственных оправданий, галантно отодвигая стул и приглашая девушку сесть. — Не спал всю ночь, столько потрясений.
— Да, я получила твоё сообщение и, честно говоря, даже не знаю, какие слова поддержки смогли бы здесь помочь, — Бренда сочувственно покачала головой. Её рука плавно опустилась на ладонь мужчины, крепко её сжимая. — Я знаю, как дорога для тебя Анджи и…
— Поэтому я написал тебе, Бренда, — прошептал Пабло, глядя прямо в её карие глаза. — Знаю, вы с Анджи не успели так сильно познакомиться, но я должен был предупредить тебя о том, что произошло. Мне не хватало человека, которому я могу довериться, — он закусил губу, вглядываясь в эмоции на лице девушки. Его переживания вот так внезапно и нелепо вырывались наружу вместе со всем спектром чувств, которые он испытывал к ней, но поток слов было не остановить. — Скажу по правде, мне страшно за неё, она мой близкий друг детства, и сейчас вокруг неё вьются очень грязные, лживые дела. Я боюсь за неё точно так же, как и за всех, кто мне дорог. И ты тоже входишь в этот круг, поверь мне, — он прислонился лбом к её плечу, пытаясь успокоить клокотавшую одышку в грудине.
Оторопевшая Бренда буквально замерла на месте, переваривая словесный поток мужчины. Вся информация была настолько перемешана, что ей, как человеку рациональному и рассудительному, было сложно разграничить страх Пабло за Анджи и его странное отношение к ней самой. Однако одно девушка понимала точно — она не могла оставлять его наедине с происшествием, и теперь ей нужно быть рядом. Её ладонь несмело легла на его предплечье и совершила несколько манипуляций. Чувствуя прерывистое дыхание на своём плече, Бренда поняла, что влюбляется
(или уже влюблена?) в директора Студии.
— Пабло, я не знаю, как тебе помочь, — прошептала Бренда. — Но обещаю, что буду рядом…
В эту же секунду их интимную тишину нарушил скрип входной двери. Пабло вскочил со стула, едва не задев локтем Бренду, и шокировано посмотрел на незваного гостя — на пороге стоял Николас.
— Приветствую, Пабло, — мужчина мешкался, исподлобья озираясь вокруг. Он выглядел как обычно: серый отутюженный костюм, аромат дорогого одеколона, размеренный голос и некоторое недоверие в глазах. — Я могу пройти?
Он поздоровался с Брендой, но отказался сесть за стол, сославшись на то, что ожидал встретить здесь ещё одного человека.
— Если вам нужен Клемонт, то, признаться честно, я не видел его здесь после последней репетиции, — пожал плечами Пабло.
— Нет, я пришёл к Герману. Он не отвечал на мои звонки, поэтому я подумал, что он может быть здесь, — пробормотал Николас, разводя руки. Он сделал шаг к двери, уже собираясь покинуть учительскую.
— Может быть, мы можем чем-то помочь? — Бренда попыталась остановить мужчину, подумав, что он хочет решить вопрос с арендой помещения, но тот отрицательно покачал головой:
— Что ж, зайду позже.
В это мгновение Пабло осенило, что он мог слышать о происшествии с Анджи и Виолеттой, и отчего-то его заставило остановить его вопросом:
— Вы хотели поговорить насчёт аварии? — Николас замер. — Герман вполне может быть сейчас в больнице, они дежурят в реанимации у Анджи, но к ней пока что не пускают. — Пабло проследил, как фигура собеседника медленно развернулась к нему. Лицо Николаса стало несколько спокойнее и снисходительнее.
— Вообще-то да, но я бы хотел предложить какую-либо помощь, если потребуется, — замялся Николас. — Клемонт рассказал мне об этом ужасе, и я не могу остаться в стороне… — он скрестил руки, подбирая слова. — От этого горя.
— Ваша отзывчивость очень сильный поступок, — аккуратно заметила Бренда, посматривая на удивлённого Пабло. — Думаю, их семье сейчас действительно нужна помощь, но мы не совсем понимаем, какая.
— Наверное у вас действительно найдётся побольше связей, чем у преподавателей Студии, — кивнул Галиндо, проходя к кофемашине и наливая крепкий кофе для Николаса. — По правде говоря, сейчас вокруг Анджи сложная ситуация. Мне есть, что вам рассказать, — он внимательно посмотрел на мужчину, протянув кружку.
Николас, вновь окинув директора недоверчивым взглядом, всё же расположился за столом, проигнорировав немое предложение о кружке кофе. Пабло сжал губы, несколько смутившись от этого отказа, и перевёл взгляд на Бренду, которая молча наблюдала за этой сценой. В воздухе повисло напряжение, и она решила взять всё в свои руки.
— Николас, а вы сами что-то знаете об аварии? — она мило улыбнулась, показывая, что настроена на миролюбивый разговор.
— Не знаю, насколько много, сколько вы, — ухмыльнулся мужчина. — Мы с сыном решили поужинать вчера вечером наедине, и он показался мне очень грустным. Я поговорил с ним, и он мне всё рассказал. А сегодня утром мы созвонились, и он объяснил, что… Анджи в нехорошем состоянии. Собственно, поэтому я пришёл сюда, — он ещё раз посмотрел на Пабло. — А что вы готовы мне рассказать?
Бренда поняла причину растерянности Пабло. Он не знал, насколько этично рассказывать о состоянии Анджи, не предупредив об этом Германа. Всё осложнялось непростыми сплетнями и ложью от подставного расследования, а Николас, ввиду последних событий с его жёсткими запретами и угрозами закрытия Студии, не заслуживал такого кредита доверия. Она видела, как Пабло уже был готов открыть рот и начать объяснять всю ситуацию, как тут же услышала спасительный скрип двери.
— Простите, это я, — удручённый Герман, как обычно, поспешно забежал в учительскую, пряча лицо от взглядов. Почему-то он до сих пор немного стеснялся находиться здесь, а нынешнее состояние ещё больше заставляло его смущаться под взором всех, кто находился в помещении. Именно поэтому он не сразу узнал в силуэте, сидящем к нему спиной, Николаса. Только выпрямившись и пройдя ближе к столу, он столкнулся с тремя парами глаз и снова почувствовал себя не в своей тарелке.
— Герман, приветствую, — Николас встал первым и протянул руку. На лице Кастильо отразилось непонимание, но он молча пожал её, найдя в себе силы лишь кивнуть собеседнику.
— Николас пришёл поговорить с тобой, Герман, — вступил Пабло, всей мимикой объясняя ему ситуацию. Карие глаза Германа переметнулись с Галиндо на Бренду, которая сверлила всех трёх мужчин обеспокоенным взглядом.
— Да, на самом деле мне нужно обсудить один момент, Вы не против? — Николас показывал всем видом свою нетерпеливость, и Герман подумал, что это неспроста. Он даже не успел поразмыслить о том, коснётся ли их разговор чего-то важного и устрашающего, как только Бренда наконец-то подала голос:
— Мы с Пабло можем оставить вас, а вы беседуйте. — И оба быстрым шагом покинули учительскую.
Герман проводил их с большим удивлением: он заметил, как пара выскочила буквально в обнимку. Это заставило его мысленно усмехнуться, но Николас тут же вернул его к разговору.
— Честно говоря, Герман, я хотел поговорить лично, поэтому не стал говорить об этом Пабло или ещё кому-то, — он задумчиво потёр подбородок, явно подбирая слова.
— Что случилось? — Герман нахмурил брови, внимательно смотря на мужчину. Его серьёзность всегда несколько выводила из колеи уверенности. — Если это по поводу счетов и уплаты аренды, то мой нотариус скоро заполнит необходимые документы и всё отправит в налоговую, я ещё не успеть вникнуть в этот вопрос, так как…
— Нет, это по поводу Анджи, — перебил Николас, и Герман едва устоял на ногах. Он ожидал услышать всё, кроме этого имени.
— Видишь ли, я слышал про то, что произошло с ней и с твоей дочерью, Герман. Я тебя отлично понимаю, у меня у самого есть сын и это действительно самый дорогой человек в жизни, — в глазах Николаса на секунду проблеснула гордость, — однако мне сказали, что… Анджи серьёзно пострадала. И я пришёл предложить свою помощь, — заключил он, продолжая исподлобья смотреть на почерневшего Кастильо.
Герман отчаянно старался понять, к чему клонит Николас, но шум в его голове усиливался с каждым разом, когда мужчина произносил имя Анхелес. Зачем им его помощь? С чего Николас вообще решил им помогать? И это после всех обид и нелепых скандалов с Джейд, которая ушла от Николаса ради любви к Герману? Которая потратила все его сбережения ради покупки Студии и нахождения рядом с обожаемым Кастильо? Да с чего вообще они могут принимать его помощь?
— Спасибо, Николас, я очень признателен, — Герман скрестил руки на груди, пытаясь занять позицию нападения. Его брови встретились на переносице. — Но, честно говоря, не совсем понимаю желание помочь Анджи, — он заметил, как Николас меняется в лице и поспешил оправдаться, — прошу не понять меня неправильно, но… мы ведь недавно закрыли такую сложную тему со Студией и…
— Я понимаю ваше недоверие ко мне, Герман, — Николас сжал губы и с грустной улыбкой посмотрел в окно, качая головой. — И наверное в какой-то степени я это даже заслуживаю… за своё отношение к музыке, к вашему заведению и к моему сыну, но у меня есть довод, почему я пришёл сюда, — он положил свою большую ладонь на плечо Германа, подойдя чуть ближе и заглянув прямо в его глаза. — В день оформления нашей сделки купли-продажи мне позвонила Анджи и рассказала о Студии, пытаясь убедить меня не продавать здание. — Николас улыбнулся. — Она так воодушевлённо рассказывала о том, как её создавали, как Антонио научил её саму здесь всему, что она сейчас умеет и что передаёт новым ученикам. В её словах было столько страсти, надежды и любви за место, в котором она росла как личность, что меня это тронуло, — взгляд Николаса потеплел, а в уголках его глаз появились морщинки от улыбки. — Хотя меня сложно чем-то вдохновить и убедить, но после этого разговора я понял, что проникся ею как человеком, и…
На секунду Герман подумал — каково это, когда за день твои ноги подкашиваются уже в пятый раз, а дыхание перекрывается где-то в трахее? Сейчас этот манёвр совершался его телом и разумом уже в шестой раз, и он был не в силах сопротивляться.
Господи, Анджи.
Он и сам прекрасно помнил этот разговор. Буквально пару дней назад Николас выставил на продажу здание, где располагалась Студия, безжалостно объявив о закрытии всего заведения. Тогда Герману пришлось сказать об этом Анджи, прямо здесь, в учительской, а она, едва не заплакав, бросилась к нему в объятия, словно утопающий на шлюпку. Они оба были бессильны и не понимали, как выбраться из тупика, созданного владельцем здания. Но Герман, ощущая, как чувства берут вверх, пообещал что-нибудь придумать.
И он придумал. Он долго гулял по парку, размышляя о сложившейся ситуации. Студия была местом притяжения для многих ребят в городе, и стала храмом любви к музыке для его дочери. Но звонить Николасу и отдавать крупные деньги на покупку здания его побудила, отнюдь, не Виолетта. Да, он знал, как Студия важна для неё, ведь именно здесь она превращалась в настоящую звезду, но перед глазами Германа было лишь опечаленное лицо Анджи, стук её сердца и ощущения её дыхания где-то на плече.
Он решил купить здание Студии ради неё.
— Поэтому, когда я узнал о том, что произошло, это повергло меня в шок, а сегодня Клемонт позвонил мне и сказал, что Анджи всё ещё в реанимации, — пожал плечами Клемонт, наконец отстраняясь от Германа, который едва дышал. — Мне кажется, это сущая несправедливость, когда такой солнечный человек страдает больше всех, — это прозвучало, словно выстрел. Герману показалось, что Николас убил его одним словом прямо в этой учительской.
Конечно же, это была абсолютная несправедливость.
Анджи находилась в больнице по его чёртовой вине. Она обнажила ему душу, раскрыла самое дорогое, а он так безжалостно растоптал её веру в него же самого.
» — Я думала, что если поговорю с Николасом и расскажу ему об истории Студии, о том, как её создавал Антонио и как она важна для меня и ребят, то смогу уговорить его не продавать здание, но я опоздала. У него уже есть покупатель, — Анджи крепко сжимала в руке телефон, а её голос был таким убитым, что его едва было слышно в кабинете. Герман часто видел её расстроенной, но такой обессиленной — впервые. Он не мог больше мучить её, а потому признался, что это он купил здание».
И сейчас она продолжала лежать где-то в тёмной одинокой палате в компании пищащих аппаратов и вечных медикаментов. Девушка, которая больше всех переживала за существование её храма любви к музыке,
не могла даже вернуться туда.
Чувствуя, как в глазах появляется колющая боль, словно туда насыпали песок, Герман наконец-то впервые посмотрел в упор на Николаса. Сквозь пелену он разглядел его грустную улыбку и такие же блестящие глаза. Они выражали правду.
— Я согласен принять помощь, — лишь вымолвили дрожащие губы Германа.
