***
«Пабло ускоренным шагом шёл по осеннему парку, слегка сжимаясь от холодного ветра. Он едва успевал догнать Анджи, которая буквально бежала в непонятном направлении. Он не видел её лица, но слышал её дрожащий голос и понимал, что у девушки начинается настоящая истерика. — Не понимаю, почему я считала себя сильной женщиной?! Это не так! Я не могу держаться рядом с Германом, не скрывать своих чувств, держаться с ним нейтрально… Не получается у меня! — ещё никогда в голосе Анджи не было столько боли и отчаяния. Она еле сдерживала слёзы, досадно всплескивала руками и впервые за долгое время выговаривалась не столько другу, сколько в пустоту. — Смотрю на него и вспоминаю всё, что между нами было и что могло бы быть… — она наконец-то остановилась и взглянула на Пабло. Он, нахмурившись, молча и внимательно её слушал, не говоря ни слова. Лишь его глаза всматривались в печальное лицо девушки. — Смотрю на него и просто не могу не злиться, представляя, что было бы, не будь он таким… — она пыталась подобрать нужные и более менее приличные слова, но её расстройство оставило в голове только шум и хаотичные фантазии о Германе. — Трусливым! — наконец выкрикнула Анджи. Пелена слёз в её глазах потихоньку отступала, на смену ей приходила злость и самоуважение, поэтому Пабло понял, что пришло время сказать своё слово. Он едва открыл рот, чтобы успокоить подругу, но тут же столкнулся с новой волной исповеди: — Я не верю, что такой человек не в силах изменить свою жизнь, — Анджи перешла на шёпот, разочарованно качая головой. — Не могу с этим смириться. Я запуталась: что мне делать, чтобы быть рядом с Виолеттой, но только не с ним?! — её обида, клокотавшая где-то глубоко внутри ещё с двухлетней давности, наконец начала вырываться наружу. — Почему я должна уезжать от него на другой конец света, почему должна бежать, почему мне одной плохо?! — секунда, и слеза чуть не упала на щёки, но Сарамего успела смахнуть её, продолжая тираду. Пабло почувствовал, как её тонкие и нежные пальцы вцепились в его предплечья с такой болью, что ему самому стало трудно дышать. — Прошу, соври мне! Скажи, что у меня всё будет хорошо! Прошу, скажи, что я ещё встречу мужчину, который просто сделает меня счастливой?! — он не мог допустить подобное развитие истерики Анджи и наконец решил взять всё в свои руки. Он долго успокаивал её, стараясь говорить искренне и предельно честно. Ему не хотелось врать ей, но он не мог видеть, как с каждым днём она разрушает себя изнутри и топчет собственную веру. — Поверь, наконец-то, в себя. Ты ведь очень сильная, Анджи, — Пабло крепко сжал её ладони в своих руках, с мирной улыбкой вглядываясь в её потускневшие глаза. — Нет, — она отрицательно покачала головой, устало закрывая глаза». Его подруга всегда удивляла его своим сильным характером. Безусловно, он не так редко видел и её слёзы и часто успокаивал после различных ссор, расстройств и разочарований в жизни. С появлением Германа Кастильо в жизни Анджи, Пабло пришлось стать подушкой безопасности, которая всегда была наготове, чтобы обнять, поддержать и найти нужные слова. И он, заглушив все свои нежные чувства к девушке, принял эту участь. Но лишь после этого разговора в парке ему стало по-настоящему страшно за Анхелес. Впервые за долгое время он слышал в её голосе такое отчаяние и боль, что чуть было не достал платок, чтобы начать вытирать дорожки слёз. Но их не было. И это было страшнее всего. Пабло никогда не думал, что Анджи перестанет плакать. Он не подозревал, что она считает себя слабой и готова сдаться, уехав подальше от Германа, чтобы не топтать свои чувства. Мужчина провёл ладонью по лицу, пытаясь избавиться от назойливого воспоминания. Ситуация была патовой: его близкий человек находился практически в коме, а вокруг него вились грязные, ложные нити. Внезапно ему захотелось поколотить Германа, ведь в какой-то степени это он был причиной такого результата. Если бы не его феноменальная трусость и интрижки со странными женщинами, Анджи бы никогда не познала этого ужаса. Или любви? Пабло вспомнил, как пару лет назад Кастильо следил за ним буквально по пятам, выясняя, действительно ли Галиндо является женихом Анджи. Он вспомнил их театрализованный ужин в доме — сущее недоразумение — и взгляды, которые в него метал Герман, сидя во главе стола. Он уже тогда был страстно влюблён в Анджи и даже, как сейчас понимал Пабло, сходил по ней с ума. «– Ай, ну пожалуйста, любимый, давай пригласим их на наш ужин сегодня! — щебетание Джейд немного оглушило правое ухо Пабло, который стоял в оцепенении, но не подавал виду. Вообще-то он зашёл за Анджи, но устраивать свидание в доме её работодателя в планы явно не входило. — Но ведь у них уже есть другие планы, разве нет? Думаю, это не лучший момент, — Герман явно разделял чувства Галиндо, не особо горя желанием видеть за столом незваных гостей. Он стоял в паре сантиметров от Анджи и ощущал аромат её духов, который заставлял злиться на сложившуюся ситуацию и на Пабло, который уводил девушку на прогулку. — Лучшего момента и не придумаешь! Я попрошу Ольгу поставить дополнительные приборы, это ерунда, ведь правда? — Руки Джейд внезапно обвили шею Пабло, и он почувствовал себя абсолютно некомфортно. Невеста Германа прямо на его же глазах буквально повисла на «женихе» Анджи, явно с ним заигрывая, что доводило весь разговор до абсурда. Герман что-то проговорил в ответ, но Пабло пропустил это мимо ушей: его глаза расширились, когда тот, якобы совершенно случайно, нежно притянул к себе удивлённую Анхелес и обнял её за плечи. Пабло не понял, был ли этот жест вызван ответной реакцией на флирт со стороны Джейд, но в движениях Кастильо была такая аккуратность и мягкость, что Галиндо впервые сам почувствовал, как дух соперничества ослабевает. Он уже мысленно проиграл Герману: Анджи замерла, несколько сконфузившись от неудобного положения, но на какое-то короткое мгновение Пабло заметил в её глазах секундную ответную нежность. И, увы, в ответ на объятия Германа». Электронные часы жалобно пропищали, оповещая о полуночи. Пабло перевернулся на другой бок, доставая телефон с тумбочки и уже собираясь написать Бренде, но передумал. Двенадцатый час, о чём он? Девушка уже явно спит и видит десятый сон. Лучше не беспокоить её, а связаться утром. Бренда вызывала в нём не такую бурную реакцию, как Анджи у Германа, но в последний месяц Пабло чувствовал, что новая знакомая в будущем перевернёт его мир. Что-то было в ней особенное — её хотелось оберегать. И пока что он старался распознать это чувство как можно дольше. Тем не менее, ситуацию с Анджи нужно было прояснять. Пальцы мужчины быстро набрали короткое сообщение и поставили его на таймер. В 6:00 просьба помочь должна была дойти до Бренды.***
Если бы Людмиле сказали ещё полгода назад, что она будет мирно общаться с отцом Виолетты и распивать с ним чай в двенадцатом часу ночи, она бы тут же покрутила у виска. С Германом, на удивление, было легко. Впервые за всё время проживания в его доме она не чувствовала стеснения и желания сбежать подальше в комнату, чтобы закрыться там наедине со своими мыслями. В последнее время он много заботился о ней и всячески защищал от Присциллы. Ферро никогда не сталкивалась с тем, чтобы посторонний человек понимал её жизнь и вставал на её сторону. — Людмила, я бы хотел узнать… Офицер что-то спрашивал у тебя ещё? — Герман удручённо взглянул на неё. Та, поджав под себя ноги, сидела с кружкой чая в руках и, услышав вопрос, несколько задумалась. — Нет, он не успел, — она покачала головой, — возможно хотел, но Вы опередили его и зашли в тот момент, когда я только села перед ним. Герман облегчённо вздохнул, понимающе кивая. Он был рад, что Людмила не успела сказать ничего лишнего — кто знает, как эта информация повлияла бы на будущее. — Он винил Анджи, верно? — этим резким вопросом Людмила застала врасплох мужчину. Его мысли снова закрутились, как вихрь, и он растерянно опустил взгляд, не зная, стоит ли продолжать этот сложный разговор. Ведь в нём была замешана её мать. — Скажем так… Вряд ли он тот, за кого себя выдаёт, — вновь вздохнул Кастильо, подбирая слова. — Есть вероятность, что нас пытаются водить за нос, а потому допрос, который устроили вам с Виолеттой, не имел большого значения для расследования, как ты могла уже понять. — Я сразу же поняла, что он пытается обвинить Анджи с моих слов, — Ферро понимающе кивнула. Безусловно, она была слишком умна для таких слабых козней лживого офицера: ведь ещё в совсем недавнем прошлом Людмила вытворяла вещи и похуже, подставляя всех, кто был с ней вопреки, обманывая людей и настраивая их против друг друга, поэтому попытка Кастени показалась ей детским садом. Немудрено, что Людмила с богатым опытом злых дел сразу же раскусила липового офицера. — Я не знаю… Мы не можем утверждать, что было внутри, но думаю, что сейчас я должен найти другого следователя или адвоката, который поможет нам восстановить всю правду и не оклеветать Анджи, — карие глаза Германа блеснули при упоминании девушки, и сердце Ферро вновь сжалось. Несмотря на то, что её мать мечтала стать законной супругой Кастильо, Людмила понимала, что этому не суждено было случиться. Это стало ясно в тот же момент, когда она увидела, как ведут себя рядом Герман и Анджи. Их любовь сквозила на километры, и пытаться заставить посмотреть кого-либо на другую сторону было бесполезно. Они любили друг друга, и это видели все. Их особые взаимоотношения не мог распознать разве что слепой. Взгляды, слова, движения — всё выдавало окружающему миру о том, что это не просто люди, связанные родственными узами. Людмила и сама не раз подмечала, какая ласковая улыбка играла на губах Германа, который уже давно попрощался с Анджи, но мысленно продолжал находиться рядом и любоваться ей. Его взгляд устранялся в пустоту и был наполнен такой теплотой, что это было невозможно не заметить. И Присцилла тоже это понимала. Людмила наблюдала за потухшим лицом Германа, который снова погрузился в какие-то воспоминания и бессмысленно размешивал ложкой чай. Внезапно ей стало настолько его жаль, что она тут же решила открыть ему своё ноющее сердце: — Анджи не виновата. Карие глаза устремились прямо на неё, позволяя продолжать. — Я сидела на заднем сидении, Герман, и видела всё, что происходило до удара, — Людмила прижала руки к груди, окунаясь в неприятные воспоминания. — На перекрёстке нас явно кто-то сбил, но это были не мы. Герман почувствовал, как у него захватывает дыхание, но он не смог даже пошевелиться, боясь, что лишнее движение заглушит тихие слова Людмилы, которые сейчас позволяли хоть немного пролить свет на тёмную историю. — Анджи пыталась затормозить ещё за двадцать секунд до того, как загорелся жёлтый, — в глазах Ферро блеснули слёзы. Она погрузилась в последние секунды перед аварией и ощущала себя вновь на заднем сидении автомобиля. — Это были тормоза. Они явно были не в порядке. На секунду Герману показалось, что он теряет сознание. Стол, за которым он сидел, внезапно стал маленьким и узким, а травяной чай приобрёл неприятный привкус. — Герман? — Людмила не заметила, как привстала, испуганно глядя на мужчину. Он покачнулся, но устоял на ногах, поднимая руку вверх. — Всё в порядке… просто немного устал, — Кастильо попытался улыбнуться подростку и перевёл дыхание. — Спасибо, что рассказала… Я ценю твоё доверие и правду, — он накрыл её ладонь своей. Сейчас его душили мысли и чувство вины, но теперь в руках было важное доказательство непричастности Анджи к аварии. Об остальном, что творилось на его душе, знать Людмиле было необязательно. Блондинка кивнула в ответ: — Кто бы ни был виноват в этой истории, главное, чтобы правда оказалась на своих местах. И, пожелав спокойной ночи, удалилась в комнату, оставляя мужчину наедине с самокопанием. Герман механично вымыл посуду, протёр стол, аккуратно разложил чашки на полке и даже высушил тряпку. Поняв, что на кухне больше не осталось вещей, которые можно было бы делать, чтобы не продолжить размышлять, он глубоко вздохнул. Как он смог допустить такую ситуацию? Воображение рисовало картины, страшнее прежних: вот он видит Анджи, которая с присущим спокойствием и лёгкой улыбкой на лице ведёт автомобиль. Наверняка она о чём-то разговаривала с девочками в этот момент: спрашивала у Виолетты, как обстоят дела с Леоном, или может быть обсуждала с Людмилой её потенциальный сольный номер в отчётном концерте. А может быть, напевала под нос что-нибудь мелодичное — это всегда нравилось Герману. Её нежный, певучий голос обволакивал и приятно успокаивал. Но вот секунда — и в салоне началась подозрительная суета. Анджи, вероятнее всего, попыталась затормозить, увидев впереди последние секунды зелёного света цветофора. Другой бы на её месте обязательно постарался проскочить, но Герман сам не раз был свидетелем мнительности девушки на дороге. Его и самого этого раздражало, но внутренне он понимал, что она поступает правильно: ни одна реакция не стоит покорёженной жизни. Но жизнь буквально разбилась. Сердце Кастильо мучительно сжалось. Он увидел, как Анджи нахмурилась и попыталась сильнее нажать на педаль. Он ясно представлял нарастающий испуг на её лице, и ему становилось всё душнее и душнее. Герман зажмурил глаза, изо всех сил пытаясь выбросить из головы остатки чудовищных картинок. Его сердце больно кольнуло. Анджи явно пыталась сделать всё, чтобы избежать аварии, до последнего момента. Он верил в это и несколько дней назад, но теперь полученная информация добавила в эту веру ещё больше его собственной боли. Мужчина попытался отвлечься, представив перед собой лицо Анджи. Она улыбалась ему светлой улыбкой, стеснительно поправляя выбившуюся прядь. Герману стало одновременно легко и больно: бешеное желание увидеть её вновь накрывало с головой. Кастильо решил, что в первую очередь его день начнётся с поездки в больницу и выяснения самочувствия Анхелес. Он включил телефон и тут же поставил будильник на шесть утра. До его пробуждения