***
— Виолетта? Почему не спишь? — Мужчина никак не ожидал увидеть в четвертом часу на кухне свою дочь. Та, поджав под себя ноги, сидела на стуле, задумчиво глядя на стакан воды. Её волосы были взлохмачены, а знакомый розовый халат слегка помят. — Не знаю, — вздохнула девушка, покачав головой. — Я закрываю глаза, и мне видится авария. Ольга заварила вечером травяной чай, но даже он мне не помогает, — она грустно пожала плечами. Герман аккуратно прикоснулся к её щеке, заставляя поднять голову. — Всё будет хорошо, — он попытался сказать это уверенно, но чуть не поперхнулся. — Главное, что вы все живы… И Анджи тоже, — твердо добавил он, увидев, как Виолетта уже раскрыла рот, чтобы возразить. — Да, она пострадала больше всех, и ей сейчас нужно много сил, но врачи дают большой шанс на быстрое выздоровление. Мы должны поверить им, дочка, — он вздохнул. Безусловно, ему самому хотелось верить в то, что Анхелес скоро очнется и пойдет на поправку, но ее состояние на сегодняшний день не обещало такой скорости событий. — Ты был с ней? Что говорят врачи? — Виолетта обеспокоено смотрела в его глаза, пытаясь следить за тем, верит ли её отец в собственные слова или старается успокоить её в сладостных речах? Герман часто любил привирать «во благо», но сейчас в его взгляде не было никакого плутовского блеска. Она видела потухшие глаза и отчего-то узнавала в них свои. — Нет, мне не позволили её беспокоить. День-два нас не будут пускать к ней, пока не убедятся, что медикаментозный сон позволяет ей набраться сил, — мужчина устало прикрыл глаза ладонью. — Она потеряла кровь, поэтому сейчас хирурги тщательно следят за её самочувствием. — Кровь? Но я не видела её, — прищурилась Виолетта, переводя взгляд на стол. Она вспоминала вчерашние события. Анджи лежала на земле, вокруг нее было много людей, все галдели и кричали, аккуратно помогали врачам переносить хрупкое тело на носилки. — Врачи увозили её на скорой, у нее была рана на щеке, но я не видела крови. Даже одежда осталась цела, — Кастильо вновь непонимающе пожала плечами. Она пыталась вспомнить доскональные детали и последовательность событий, но ее память не могла воспроизвести всё. — Не кори себя, — Герман почувствовал напряжение дочери и прижал её к себе. — Вы перенесли большой стресс, так что неудивительно, что ты многое не помнишь. Как только придешь в себя, память восстановится и позволит тебе вспомнить все события, — он искренне надеялся, что это произойдет очень быстро, ведь и для него самого происшествие было загадкой. Испорченные тормоза, которые припомнила Людмила, стали важной деталью в выяснении этой истории, но предстояло искать еще очень многое. — Я пойду спать, — Виолетта взяла стакан воды. — Постараюсь уснуть, иначе скоро рассвет… — она неуклюже передвинула перебинтованную ногу и, опершись на трость, захромала к лестнице. — Давай я помогу тебе, — вызвался Герман. — Тебе же нельзя нагружать ноги! — Он подскочил к дочери, ловко беря её на руки. Совсем как в детстве. — Паааап, — недовольно проворчала Виолетта, улыбнувшись уголками губ. Она была очень напугана, но понимала, что и её отец не просто так пришел на кухню в 4:30 утра. Сейчас они были бессильны перед обстоятельствами, с которыми их так неожиданно столкнула судьба. Им повезло, что они оставались вместе, но состояние самого главного двигателя их жизни угнетало. И они никак не могли повлиять на здоровье Анджи. — Я отвезу тебя на перевязку завтра, спи, — Виолетта сквозь сон почувствовала поцелуй отца на макушке.***
Особняк Кастильо отличался своими размерами. На их улице было много роскошных домов, но коричневый коттедж, спрятанный за высоким забором и лохматыми деревьями, всегда привлекал особое внимание. Размер и количество комнат соответствовали масштабам здания. Однако одним из самых маленьких помещений всегда был рабочий кабинет хозяина дома. Герман проводил здесь большую часть своей жизни: выполнял работу, устраивал деловые встречи, прятался в мыслях и занимался самоедством. Этакое личное пространство, которое позволяло ему быть наедине с собой. Напротив него стояли сразу четыре человека. Своим присутствием они давили на него морально: кабинет изначально был рассчитан на двух персон, и даже когда здесь появлялся третий, то становилось очень тесно. Уже не говоря о пяти… Герману захотелось накричать на собеседников и выгнать их всех за пределы комнаты. Но он не мог, ведь сейчас решалась главная проблема для всех. — Расследование будет продолжаться долго, история довольно запутанная, — покачал головой седоволосый мужчина. Он сидел прямо напротив Кастильо и задумчиво смотрел на записи в большой тетради. — По нашим сведениям, машина Анхелес Сарамего была в автосервисе около двух с половиной недель назад. Мы допросили работников там, но не нашли подозрений. — Думаю, если бы был виноват автосервис, то тормоза отказали бы сразу же, сеньор Гонсалес. Анджи ведь часто ездила на машине, — Ромальо учтиво поправил очки, смотря на Германа. Он сидел рядом с офицером и пытался внимательно вслушаться в его речь, мысленно улавливая детали. — Не факт, — офицер Гонсалес перевернул страницу тетради и продемонстрировал длинную печатную стенограмму. — В числе подозреваемых младший автомеханик Альваро Наварро. Он производил замену масел именно в тот день, когда Анхелес привезла машину. — Он перевернул запись и показал фотографию молодого человека. Совсем мальчишка, может чуть старше Виолетты. Герман почувствовал, как что-то с досадой сжалось в его груди. Нет, определённо юноша не мог быть виноватым в этой истории. Ведь мужчина и сам догадывался, кто мог стоять за всей катастрофой… — А вы сами никого не подозреваете? — серые глаза Гонсалеса устремились прямо на него. Герман невольно поёжился. Мысли вновь закопошились в его подсознании. Он интуитивно понимал причастность Присциллы к аварии. Её ненависть к Анджи нарастала с каждым днём, и накануне Герман сам боялся неожиданностей со стороны бывшей сожительницы. Она уже навредила его дочери, намеренно столкнув её с лестницы, она пробиралась в их дом, закатывала непонятные скандалы и истерики, а днём ранее… — Герман? — Ромальо аккуратно потянул его за рукав, намекая, что молчание становится подозрительным. Кастильо вновь оглядел кабинет и заметил, что офицер всё еще терпеливо ожидает ответа. Он отрицательно покачал головой. — В любом случае, если вы что-то вспомните, то должны сразу же сообщить, — Гонсалес захлопнул тетрадь, явно собираясь уходить. — Я бы также хотел поговорить с вашими дочерьми. Они ведь были в одной машине, это крайне необходимо для расследования в первую очередь, сеньор Герман, — он встал с места и вновь пристально посмотрел в глаза мужчины. — Да, безусловно, — Герман вздохнул, проводя ладонью по лбу. — Они пока что всё ещё в сильном стрессе и не могут вспомнить половину произошедшего, но я обещаю, что поговорю с ними, — он примирительно протянул Гонсалесу руку. — Нам нужно допросить их, — лицо офицера оставалось неизменно твердым, как и его рукопожатие. — Когда я смогу это сделать? — Они уехали на перевязку час назад, а затем у них дела в Студии, — напомнил Ромальо, также отвечая рукопожатием мужчине. — Боюсь, придется отложить до завтра. Гонсалес попрощался, еще раз напомнив Герману о том, что он обязан звонить ему по любому всплывшему поводу о деле. Герман устало плюхнулся в кресло, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Он ужасно устал за эти полтора часа разговоров о треклятой аварии, которая всю ночь не давала ему уснуть. Кастильо смог провалиться в сон лишь под утро и даже не проснулся, чтобы отвезти девочек на перевязку, как тут же пришел офицер Гонсалес. Седовласый офицер вызывал у него не так много доверия. Возможно, он просто не привык верить людям с подобными должностями, либо подсознательно не хотел принимать всю серьезность произошедшего. Сегодня он даже не ездил в больницу, чтобы узнать о состоянии Анджи, хотя, честно признать, это волновало его больше всех причин аварии и подозреваемых в ней. — Почему ты не сказал о Присцилле? — тихо спросил Ромальо, нахмурившись. Он тоже предчувствовал причастность женщины к тому, что случилось, хотя никогда не портил с ней личных отношений. — Присцилла? А что с ней? — наконец-то подал голос Пабло, который всё это время молча жался у двери. Вообще он пришёл сюда по чистой случайности, чтобы узнать, как обстоят дела у Виолетты с Людмилой и есть ли какие-нибудь новости об Анджи, но застал приход офицера и пожелал услышать всё лично. Ведь он сам безумно переживал за подругу и твёрдо хотел знать, кто покушался на её здоровье. Герман взглянул на него с усталостью и болью, тихо вздохнув и на минуту закрыв глаза в ладонях. Его угнетали мысли. Он понимал, что Присцилла была самой главной причиной и подозреваемой всей истории. Именно эта женщина была способна на такой сумасшедший поступок, как порча тормозов. Но сейчас нельзя поступать так опрометчиво и называть её в первых числах подозреваемых, не имея точной формулировки её угрозы для Анджи. — Присцилла много нервничала и… ревновала, — Герман несколько смущенно произнес это слово, проглатывая окончание в себя. Он бы с удовольствием сделал вид, что его не интересовала эта тема, но перед ним стоял человек, с которым Анджи некогда была близка. — А после ситуации с Виолеттой она и вовсе стала неуправляемой, и есть вероятность, что… — Какого чёрта ты не сказал Гонсалесу? — грубо оборвал его Пабло, недоумевая. Его брови взметнулись вверх, скрываясь за чёлкой. Он почувствовал дикое возмущение. — Ты ведь сам её подозреваешь! — У нас нет прямых доказательств, что это была именно Присцилла, — Герман также повысил тон, смотря на то, как Галиндо начинает закипать. Кастильо ненавидел, когда в нем разочаровывались или начинали на него кричать. Его характер тут же заставлял защищаться и повышать голос в ответ, и данная ситуация не стала исключением. — У тебя есть Людмила и Виолетта! — закричал Пабло, в порыве приблизившись к столу. — Они твои главные доказательства! Это же Присцилла столкнула твою дочь с лестницы! А Людмила? Она же сможет дать показания о матери, если жила с ней бок о бок всю жизнь! — Пабло был готов схватить Германа за воротник, несмотря на то, что тот был гораздо выше и больше, чем он сам. По правде говоря, образ Германа был нарисован в его голове лишь по рассказам Анджи. Он понимал, что мужчина очень раним, несколько труслив и эгоистичен, но добр по отношению к близким. Но сейчас он начинал чувствовать разочарование в последнем и обиду за Анджи. Она ведь всей душой до сих пор любила этого болвана, который не может даже признаться себе в своих же чувствах и боится расследования покушения, имея все козыри на руках. Какого чёрта? — Думаешь, Гонсалес тут же побежит надевать ей наручники?! Она не так проста, как кажется! — крикнул в ответ Герман, и вновь схватился руками за виски. Господи, как же сложно. Еще и этот Пабло, который выпытывает у него весь этот ком из груди. Он ведь не понимал, насколько опасна и умна Присцилла. Её гнев был просчитан, а Гонсалес мог запросто снять подозрения после любой лживой информации от женщины и продолжать думать на какого-то подростка из автосервиса. — То есть, это всё-таки она… — Пабло замолк, отстраняясь обратно к двери. Молчание Германа и его пугливый взгляд в стол ещё раз подтвердили догадку. Это была Присцилла. Это она испортила тормоза в машине. Это она хотела избавиться от Анджи и чуть её не убила. — Господи, — прошептал он в ужасе от своих мыслей. — Мы должны действовать аккуратно, — ослабил галстук Ромальо. Всё это время он только и делал, что бросал взгляды на ругающихся мужчин, но теперь нужно было сгладить углы. — Присцилла, безусловно, опасна, но вряд ли она делала всё своими руками… — осторожно намекнул он, бросив многозначительный взгляд на Германа. Тот, сложив руки в замок, угрюмо и расстроенно слушал друга, понимая его правоту. — Вы хотите сказать, что у неё есть сообщники? — Пабло ужасно жалел, что вообще пришёл сюда. Его голова просто трещала от количества информации, которая открывалась с каждой секундой. Как долго придётся её переваривать? — Она сделала это с посредниками? — Он впился глазами в Германа и впервые за вечер ему стало его жаль. Кастильо был очень бледен и удручен. Казалось, он погряз глубоко в свои же мысли и совсем не слышал его вопросов. В глубине души Пабло понимал его состояние и допускал, что он грызёт самого себя ещё сильнее. Ведь теперь было понятно за что. — Что ж, у меня скоро занятия в Студии, — Галиндо помахал часами. — Я должен идти. Звоните мне, если что, хорошо? — он снова посмотрел на Германа и дождался от него слабого кивка. Уход Пабло не облегчил состояние Кастильо. Его возмущенные крики всё ещё звенели в его ушах вместе с ненавистным женским именем, которое стало причиной его душевной боли. Внезапно ему захотелось сбежать ото всех и увидеть Анджи. Именно тогда он бы смог успокоиться. — Я поеду в больницу за девочками, — он вздохнул, забирая ключи от машины со стола. — Заодно узнаю, что с Анджи. До вечера, — мужчина обошел сидящего Ромальо и наклонился к нему. — И пока что мы ничего не говорим Гонсалесу о Присцилле, — тихо шепнул он.