Потерянные горные лорды / Peak Lords gone missing

Почему прятки для того, чтобы прятаться, а не искать: потому что Шан Цинхуа сбежал. Вне сомнения. Шэнь Цинцю еле удерживался от того, чтобы испустить крик отчаяния. Он напугал Самолета. Ранил своего друга. Мерзавец. Неудивительно, что Самолет его бросил. Да, этот засранец куда-то свалил и должен был скоро вернуться, но нет, Шэнь Цинцю не станет ждать лопуха на пике Цяньцао. Он должен найти его, должен выслушать его. Должен услышать собственными ушами, чтобы поверить. Куда идиот мог пойти? Бинхэ сказал — за покупками. Рынок большой. Народу тьма. Легко ускользнуть незамеченным. Шэнь Цинцю хотелось закричать. Хотелось разбиться, как Сюаньсу. Его оставили позади. Опять! — Шэнь-шиди. — ЭТО ТЫ ВИНОВАТ!!! — закричал Шэнь Цинцю. — ТЫ И ТВОИ ДЕРЬМОВЫЕ ИДЕИ! МНЕ НЕ НУЖНЫ ПОДАРКИ! Юэ Цинъюань, который все это время хвостиком следовал за ним, приблизился к нему с сокрушенным видом. — Шиди, дело не только в дарении. Позволь Шан-шиди развеяться. Он не спал в эту ночь, в отличие от шиди. Что, и в этом тоже Шэнь Цинцю виноват? — Воздух помогает, — сказал Юэ Цинъюань. — Приносит легкость. — Неужели я настолько невыносимая ноша? — Шиди тяжеловат, это точно. Кому-то сегодня не терпится расстаться с жизнью, хех? — Не совсем как тонна премудрости, Сяо… шиди, — смех Юэ Цинъюаня был легким, как ни странно. — Это, знаешь, как… Что весит больше — тонна свинца или тонна птичьего пуха? — Ты можешь заткнуться со своими провальными комплиментами?! — Нет, шиди, это не… Да, это комплимент, но правда на этот раз недалека от пушистости. Она бывает на удивление мягкой, но и к сожалению тоже, поскольку так у нее нет острых углов. Поэтому на нее очень сложно наткнуться. — Хватит! Ты заставил Шан Цинхуа думать, что я… Что меня можно купить! — Ци-гэ был бы счастлив завернуть Шэнь-шиди в подарочную обертку с бантиком сверху. У Ци-гэ и ленточки есть на Цюндин. — Так хочешь избавиться от меня? — Шиди, послушай еще раз. Подарки — это не только дарение. Попробуй мыслить шире. Это еще и презентация, проливающая больше света на Шэнь-шиди. Небеса, дайте ему сил. — Я не кукла! — Да, но Сяо… Шиди — это подарок. — Я — невыносимая ноша, ты сам так сказал! — Шиди — это благословение небес. — Да ты ослеп. — Шэнь-шиди, пусть и разбирается в искусстве и цветах, замечает одну только тьму. Так что это не Ци-гэ ослеп. — ТОГДА ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛ?! — Ци-гэ здесь. Черт. — Ты сказал, что любишь меня, а сам бросил. — Да, но Ци-гэ всегда возвращается. Прошу, не надо. — Благословениями так не раскидываются. — Шиди, теоретически да. Но на практике чем больше подарок, тем тяжелей его нести. — Я не вешу целую тонну! — Шиди, не буквально же. — Отлично, значит, ты думаешь, что я дерьмо. Тонна дерьма. — Не, шиди, ты все еще ничего не понял. Навоз — это легко. Пух тяжелый! Он тяжелее! — Это тонна! Тонна! Что свинца, что пуха весит одинаково! — Точно. Что?! — Обе тяжелые. Шиди, пух мягкий, но если нести его в больших количествах все время, ты устанешь. Шиди не кукла. Шиди — это подушка, набитая тонной пуха. Бред собачий. — У меня нет времени на эту чепуху. Я должен найти Шан Цинхуа. — Видишь? Подушка безопасности. Что, бля? — Шиди, ты похож на такие тренировочные маты для Байчжань, они постоянно в использовании. Нуждаются в обновлении. Заплатках. На это нужен большой бюджет, а Шан-шиди маленький. Любит непристойные книги, мало времени уделяет тренировкам. Дай ему отдышаться. — Ты только что сравнил меня с вонючим матрасом дикаря с Байчжаня. Я не могу в это поверить. — И вот поэтому Ци-гэ говорил, что пух тяжело понять. — Ах, значит, я пухлый и отношение ко мне соответствующее??! — Сяо… Шиди, ты знаешь, что такое гравитация? — Да! — И это чудесно! Идиот. Чему тут радоваться-то? — Сяо… шиди. Гравитация — это вселенская сила притяжения, действующая на всю материю. Все тела, включая шиди, имеют вес, то есть на них действует направленная вниз сила тяжести, пропорциональная их массе. Это относится и к деревьям, которые состоят из трех основных частей: корни, стебли и листья. Корни дают растению опору и растут в направлении силы тяжести, а листья делают то же самое, но по направлению к источнику света. Солнцу, например. Едрена кочерыжка, Ци-гэ, неужели так сложно понять, что сейчас он разыскивает одного конкретного лопуха??! К чему изучать кустики, которые нужны, чтобы прятаться?!!! — Юэ Цинъюань, я в курсе, — зашипел он. — Шиди не постигает, потому что это — навозный уровень мышления. Шиди понимает геотропизм, но не фототропизм. — Я знаю, что это значит! Я на какой-то хрен изучал биологию! — Но шиди все еще не разбирается в птичьих перьях! А перо состоит из стержня и бородок с бородочками, формирующих опахало. И это всего лишь одно-единственное перышко! Ци-гэ еще даже не начинал говорить о крыльях. — Прекрати, — прошипел Шэнь Цинцю. — Видишь? Шиди уже так устал от самого себя, ему не хватило терпения даже на одно перышко, а шиди — это тонна перьев. Тяжело вынести. Имей жалость к Шан-шиди. — Я не ангел, чтобы иметь крылья. — Нет, то эфемерные создания. Шэнь-шиди — это птица, существо с крыльями, которые, в свою очередь, имеют перья, и эти перья нельзя сложить в коробку. Они расположены в строго определенном порядке, чтобы обеспечить способность летать, и это очень-очень сложно, даже если их и можно потрогать. И бедный Шан-шиди вынужден иметь дело с птицей, которая думает, что она — дерево, корень… Пень. — Не настолько я тупой. — Шиди, все гораздо хуже. Шиди думает о себе, как о комке грязи. Это сбивает с толку — иметь дело с птицей, которая считает себя земным прахом, материей, в которую погружены корни, даже не частью дерева. Шиди еще только предстоит познакомиться с концепцией ветвей, которые используют для отдыха в перерыве между полетами, концепцией стульев. Шиди, Ци-гэ умоляет тебя. Пожалуйста, перестань разгуливать по округе в этих персиковых одеждах для сна и вернись к цивилизации. Му-шиди обеспокоен тем, что его пациент сбежал. Потому что ему некогда играть в куклы, ему нужно ловить Самолета! — Он собирается удрать! — Шан-шиди вернется, — Юэ Цинъюань нежно взял его за руку, желая отвести на пик Цяньцао. — Я напугал его! — Да, с полетами такое бывает. Не беспокойся, шиди, хотя встреча с гравитацией и болезненна, но потом процесс начинает приносить удовольствие. И чтобы смягчить его приземление, давай приведем шиди в пристойный вид. Расслабься и позволь Шан-шиди научиться шить самому, если он хочет себе мягкую подушку. Кто знает, достанет ли ему мудрости, чтобы принести нитки? Ци-гэ обязан проверить навыки презентации Шан-шиди. В каких бы облаках ни витала голова Юэ Цинъюаня, они совершенно непроницаемы. Идиот не видит реальности! — Я не какой-то изнеженный принц! Нет, ну правда, сколько еще представлений о себе ему придется разрушить за сегодня? — Шиди также не кукла, но что, по мнению шиди, Шан-шиди увидит, когда вернется? Живое существо, которое он сломал, неспособное исцелиться. Не позавидую я шиди, со всем моим уважением. Шиди не кукла, его нельзя сшить воедино нитками со склада Аньдин, но Шан-шиди приложит все усилия для этого, чтобы замаскировать разрывы и нарушения структуры, которых он не может увидеть глазами или понять, при помощи осязаемых вещей, например, одежды. А что еще он может сделать? … — Ци-гэ… — Подарки — это не взятка, шиди. Нет, шиди, не смей убивать надежды либо иллюзии Шан-шиди… Это… Это приказ. Шэнь Цинцю моргнул своими прекрасными зелеными глазами, полными оторопи. — Просьба, — Юэ Цинъюань поспешно исправился. — Рекомендация. Шэнь Цинцю выругался. Все это дерьмо, которое он выбрасывал, все дававшиеся ему шансы сделать Ци-гэ счастливым — потеряны! Просраны. И одно-единственное сияющее дерьмо, которое он не смог выбросить, — то были осколки Сюаньсу. Он даже не мог к ним прикоснуться! Не было рук. Его собственные руки ощущались нереальными. На своем месте. Прикреплены к телу. Частички ци Юэ Цинъюаня все еще были видны на коже. Белые нити. Шэнь Цинцю убил бы за то, что увидеть такой сон в Водной тюрьме. Сон, галлюцинацию, даже не реальное воспоминание! Воспоминаний у него было немного. Он помнил Ци-гэ, Сюаньсу, подаривший ему смерть в темноте. Крошечные звездочки, свет в конце туннеля, эти воспоминания были яркими. Теплыми. Однако он не мог вспомнить Юэ Цинъюаня. Мог, но эти воспоминания были размытыми водой, поблекшими до акварельной картинки. Сверкающие блики драгоценностей да радуга тряпок. Бесформенные пятна, за которыми не было видно Юэ Цинъюаня. Только тень вечно уходящего прочь олуха, бросающего его, не остающегося надолго рядом с мерзавцем. Началось головокружение, и Шэнь Цинцю едва не провалился в беспамятство. — Шиди, пожалуйста, давай вернемся. — Твоя ци всегда была такой? — он не сдвинулся с места. — Хн? — Нити. — Ох… Ци-гэ слишком опасался просить Му-шиди о помощи. Не беспокойся, шиди, эти нити скоро исчезнут с твоей кожи. Пожалуйста, нет. Шэнь Цинцю нравились эти стежки на его разломах. Он был сшит воедино. Был куклой. — Я поджег его. Шан Цинхуа увидел меня настоящего. Может, он и позабыл, каким мерзавцем я могу быть, но теперь он точно сбежит подальше. — О, шиди боится света? Так вот что случилось. — Ты меня вообще слушаешь?! — Шиди, Ци-гэ тоже не любил, как его ци выглядела после Линси. Она стала слишком яркой. Ци-гэ, не надо. — Я не боюсь света! Шан Цинхуа боится меня! — Почему? — Я обжег его лавой! — Почему? Идиот. — Он пришел ко мне, на Цинцзин, и говорил… всякую чушь. Я перепугался! — Значит, Шан-шиди распаковал подарок и получил хлопушку-сюрприз? — Юэ Цинъюань захихикал. Что творится в голове у этого идиота?! — Это не смешно! — Прошу прощения, шиди, — смех не прекращался. — Но шиди так очарователен, когда недоумевает из-за подарков. Для шиди такие вещи в новинку. Ци-гэ всего лишь хотел сказать, что подарки можно переупаковывать. Безумец. Когда Ци-гэ успел двинуться рассудком? — Ты несешь бессмыслицу! — Шиди, пик Цинцзин можно восстановить, шиди может сменить одежды, а Шан-шиди — снять бинты. Переупаковать. Стать мягче. … — Шиди, да. Перья тяжелые. — Это не то, о чем я спрашивал. Ты опять меня не понимаешь. — О да, Ци-гэ понимает. Шиди поспешен и безрассуден, он хочет немедленно узнать, что ему положить в коробку. Его дружба с Шан-шиди рушится, и ему нужно восстановить ее прямо здесь и сейчас, независимо от последствий. Раньше тумаки работали, теперь нет. Шиди в отчаянии. Он не знает, что положить в коробку, поэтому он совершенно позабыл об упаковке, в том числе и о своей собственной. Ци-гэ что-то упустил? –… — Шиди, не нужно так переживать. Ци-гэ имеет большой опыт создания памятных вещиц и любит включать в них светящиеся талисманы. Он придумает что-нибудь для огня шиди, чтобы эти отношения не стали эфемерными. Давай, пойдем обратно. — Прошу, только не говори, что у тебя есть памятный альбом для набросков, посвященный мне. — …Ци-гэ обещает, что он не розовый. Бляяядь. — Но он правда милый, шиди. Там есть светящиеся талисманы, украшения и легенды о звездах, Ци-гэ собирает их тоже. Стыдоба-то какая! — Даже если что-то не получается, шиди всегда будут рады видеть на Цюндин… — лопух замолк после того, как Шэнь Цинцю вцепился в его рукав. Ему просто нужно было держаться за что-то реальное, потому что его собственное тело не ощущалось таковым. Всего на секунду, чтобы успокоиться. Всего одно короткое воспоминание. Он хотел одно неиллюзорное, одно хорошее воспоминание, он бы душу продал за одно воспоминание, не смея просить, умолять, падая на колени, о большем. Одно яркое, а не бесформенное, смутное воспоминание о Юэ Цинъюане. Не осколки Сюаньсу. Не воспоминание о Чжаньмэнь-шисюне. Даже не воспоминание о Юэ Ци, потому что Юэ Ци едва ли знал, кем был Шэнь Цинцю. — Ты можешь показать это мне? Если я пойду с тобой, ты… Вернешь мне мои воспоминания? Вернешь мне мою жизнь? Напомнишь мне, кем я мог бы стать, если бы не просрал наши жизни? — Ты мне покажешь этот альбом для набросков? Он розовый, без сомнения, этот чертов альбом розовый или, что еще хуже, желтый. Еще большая дрянь, чем непристойная писанина Самолета. Юэ Цинъюань видит все в слишком ярких цветах, Шэнь Цинцю в его альбоме нереален, вероятно, его никогда не существовало. Ненадежные воспоминания. Иллюзии. Но они были цветными. Они были розовых, желтых оттенков, солнечными, какие бы ливни с грозами ни обрушивались на них, в то время как воспоминания Шэнь Цинцю о себе были кроваво-красными. Розовый и красный, наверно, не так уж сложно смешать. Внутри Шэнь Цинцю было заперто так много непролитых слез, что должно было хватить воды, чтобы растворить пигменты и написать картину. Правда, единственный кусок холста, который у него был, — это вышитый рукав ханьфу Юэ Цинъюаня. — Шиди, нет! Пожалуйста, не плачь! Ци-гэ так жаль, он был слишком жестким. А Шэнь Цинцю слишком размяк. Это был не водопад истерических слез. Даже не капли. Капельки. Окропившие его слабости и неудачи. — Шиди, пожалуйста. Ци-гэ все исправит, только не волнуйся, прошу, — взмолился Юэ Цинъюань, утирая ему слезы своими драгоценными рукавами. Хозяин, которому было невдомек, что у него есть раб. В этот раз Шэнь Цинцю не возражал. Только в этот раз. Не возражал против мягкости рукавов или мягкости слов, лишенных всякого смысла, такими приторными они были. Не возражал, чтобы быть свободным. Или казаться таковым. Не возражал быть Сяо Цзю, не возражал быть Шэнь-шиди. Не возражал быть любимым больше, чем того заслуживал. Он до боли хотел этот альбом с его содержимым, воспоминаниями. — Ты покажешь его мне, да? — Если только шиди его не сожжет… — Ни за что, — пообещал он быстрее, чем понял, что именно говорит. Его слова в последнее время значили все меньше и меньше, чем больше он жаждал внимания. Глаза Ци-гэ расширились, но Шэнь Цинцю было все равно. Воспоминания, настоящие воспоминания, он увидит настоящие воспоминания, хорошие воспоминания. Много-много, целый альбом! — Шиди, с тобой все в порядке? — Я теряю воспоминания, — прошептал Шэнь Цинцю. — Они… Я хочу… Ци-гэ, я не помню… — Пробелы в памяти? — Нет… Да… Они ужасно темные… я потерял хорошие воспоминания, я… Мне жаль. Я не создал новых, прости, прости, прости, я боялся. Прости, — взмолился он, и Ци-гэ коснулся его лба. — Шиди, ты горячий! Так и есть. Его глупая ци не давала ему покоя. — Мне не стоило добиваться прогресса так быстро, прости. — Шиди знает, кто он такой? — спросил Юэ Цинъюань. Шэнь Цинцю кивнул. — А Ци-гэ? — Я знаю… Просто… Ты, это… Ты больше… Черт, я несу вздор, — он саркастически улыбнулся, используя рукав для очередной порции слез. — Шиди устал. Давай вернемся, — Юэ Цинъюань потер ему спину. — Мне жаль, мне очень жаль. Я вспомню, обещаю, я вспомню. Где-то у меня в голове остались те воспоминания о Лю Цингэ в пещере Линси, я найду их… — Довольно! Шэнь Цинцю оцепенел от крика. Он даже не был таким уж громким. Почему его голос был так страшен? — Прости, Сяо… Шиди, но… Нет, Ци-гэ этого не нужно. — Но я… — Шиди сказал, что ему нужны хорошие воспоминания, верно? — Мне нужен альбом с воспоминаниями. Я ничего не понимаю, — бормотал он, бредя вместе с Ци-гэ на Цяньцао. — Эдак я потеряю себя, и Шан Цинхуа вернется к… Он вернется с каким-нибудь приятным сюрпризом, а я даже не вспомню, почему мы стали друзьями. Я сделаю его несчастным, — слезоразлив не останавливался. — Я даже не попросил прощения! Это было так запутанно! И почему здесь не было Бинхэ, чтобы помочь унять слезы? Муж умел пользоваться силой своего очарования, он бы знал, как заткнуть этот слезоразлив. Шэнь Цинцю здесь не нравилось. Это место было хуже клетки! Все печальные! Ци-гэ печален! Еще печальнее, чем он мог припомнить! Только все наладилось, а теперь летит под откос, и чему удивляться? Когда это мерзкий злодей получал счастливый конец? Как он мог надеяться? — Шиди, пожалуйста, не плачь. Слезы не красят шиди. У шиди такой красивый огонь, прошу, не грусти. — Он отвратителен. — Конечно, нет. Шиди видел звезды, как его огонь может не быть прекрасен? Звезды прекрасны, потому что недосягаемы, вот почему. А расшитый рукав Ци-гэ был близко. И где-то поблизости была вершина Цяньцао, путь к которой был орошен его слезами. Рукав был испорчен. Ци-гэ привел его назад, Му-шиди дал ему успокоительное. Он был больше не один. — Пожалуйста, не убегай так больше. Ци-гэ переживал, — сказал лопух. Шэнь Цинцю на этот раз держался за его ханьфу. Рукава было мало. Одной хорошей вещи было мало. Он жаждал внимания, он был опустошен, и у него больше не было верхней одежды Бинхэ. Она осталась дома. — Шиди, давай переоденем тебя в нормальную одежду. — Нет. Он не отдаст ни это тошнотно-персиковое платье, ни верхнюю одежду Ци-гэ, а когда вернется Самолет, он захочет и его одежду тоже. Но и этого, как оказалось, было мало. Вскоре он принялся обходить Цяньцао каждые пару минут, чтобы проверить, не ушел ли Ци-гэ, или чтобы увидеть Му-шиди, или чтобы проверить их обоих, или не вернулся ли Самолет. Потому что его паранойя давала сто очков вперед изнеженному принцу. — Шиди, если Сюя беспокоит шиди, просто дай Ци-гэ знать, — сказал лопух, глядя, как Шэнь Цинцю мерит шагами помещение. — С КАКОЙ СТАТИ МОЙ МЕЧ ДОЛЖЕН МЕНЯ БЕСПОКОИТЬ?! — заорал он и скривился от произведенного собой шума. Голова раскалывалась. — Шиди, дай Ци-гэ знать, если у шиди снова появятся какие-то безрассудные мысли. Мечи могут быть нетерпеливы, желая сражений, а шиди давно не был на миссии из-за подготовки к собранию Союза бессмертных. — Я НЕ СЛЫШУ ЧЕРТОВЫ ГОЛОСА!!! Ну, не прямо сейчас. — Не нужно им грубить, шиди. Они не так уж и плохи, — дипломатично заключил Юэ Цинъюань. Это. Что. За. НАХРЕН?!!! — Ты, ты их слышишь?!.. У тебя… тоже паранойя?! Он, хоть убей, не помнил такого о Ци-гэ. C каких пор?! — Паранойя? Нет, нет, шиди. Просто Сюаньсу порой бывает сущей занозой, хотя у него добрые намерения. Исключительно добрые, что не очень-то приятно с его стороны… Сюя беспокоит шиди?.. Нет, шиди, нет! Нет, пожалуйста, не плачь больше! Шэнь Цинцю был слишком огорошен, чтобы вытереть слезы. Он просто стоял на месте, не в силах ни двигаться, ни думать. — Ци, Ци-г.! — И вот поэтому шиди не нужна правда, — уверенно произнес ублюдок. — Она острая и причиняет боль, ненужные страдания и весит тонну, а то и не одну, между тем как мягкость легкая и творит чудеса. Смотри, — он показал шелковый носовой платок, которым собирал его слезы. — Немного мягкости, и вот уже шиди выглядит лучше. Шэнь Цинцю слишком устал для возражений. Головная боль была острой. Юэ Цинъюань был мягким. Еще немного понуждения, и Шэнь Цинцю нашел в себе немного сил, чтобы переодеться в свои обычные зеленые одежды. — Итак, — Юэ Цинъюань читал лекцию, помогая ему одеться. — Секрет того, как скрывать свою склонность слишком эмоционально реагировать, довольно прост. Дурачить людей, в данном случае Шан-шиди, и притворяться, что шиди является самим собой. Слова — это чепуха, они лишь содержимое подарка, и ты все равно не сможешь сказать их чересчур много. Между тем упаковка привлекает внимание к коробке или прячет ее на виду, так что важно выглядеть нормальным. Картина стоит тысячи слов, так что не разбрасывайся ими небрежно. Новая упаковка не должна быть экстравагантной, это не обязательно, но непременно должна быть мягкой. Ярко раскрашенная бумага скрывает острые углы коробки. — Это так ты скрывал от меня Сюаньсу?! Сладкими речами?! — И пряча на виду, да. Острый меч в красивых ножнах, так что каждый может его увидеть. Особенно Шэнь-шиди. Прости, шиди, но до сих пор это отлично работало, несмотря на то, что шиди очень умен. Легко. — И сносить мою ненависть тебе легко?! Тебе правда нравится таскать с собой причину твоего несчастья?! — Шиди… — Знаешь, что случилось бы, если бы ты мне все рассказал?! — Шиди снова попытался бы спасти Ци-гэ. — Я бы полюбил тебя! Ты единственный человек, который с самого начала видел во мне что-то особенное, ты меня вырастил, и ты просто… Почему ты не можешь позволить мне любить тебя?! Воздух был легким, а тишина — тяжелой. — И не смей говорить мне «прости»! — Хорошо… Что Ци-гэ должен сказать? — Я не знаю! Кажется, никакие слова не помогут. — Ци-гэ тоже не знает. Если бы шиди был помладше, Ци-гэ рассказал бы ему сказку, чтобы развеселить. — Тогда сделай это. — Не понял? — Расскажи мне сказку об одном легендарном заклинателе по имени Юэ Цинъюань. — Шиди стал забывать Ци-гэ?! — Нечего там забывать, — прошептал Шэнь Цинцю. — Мои воспоминания о тебе — это мусор. Лучшие из них — о Ци-гэ. — Шиди, этот и есть Ци-гэ… — В твоей жизни был не только я, верно?! Может, раньше я и был единственным, чем ты дорожил, но сейчас у тебя есть этот дерьмовый меч, и этот альбом, и Цюндин, и целая школа!!!.. Я просто не могу с ними состязаться. Браво. На этот раз он сумел не заплакать. — …Шиди — просто олух, если сравнивает себя с всякими отбросами. — То, что ты называешь отбросами, — золото и власть! — А Шэнь-шиди — семья. Ну, блин, снова-здорово — лейтесь, слезы. — Я не понимаю, — Шэнь Цинцю сокрушенно потряс головой. — Я хочу тебя понять, но не могу! — Потому что перья тяжелые. — Сейчас я говорю не о перьях. — Да, шиди хочет в один миг поумнеть, вытащить особенный сверкающий меч и взлететь высоко в небеса. Между тем, если бы этот больше отдыхал и меньше учился, уделяя достаточно времени подушкам, то не застрял бы на целый год в пещере, — Юэ Цинъюань неустанно вытирал новые слезы. — Только для того, чтобы получить дежурный матрас на Цяньцао и никакого неба на долгие месяцы. — Ци-гэ… — Что? Нет никакой особенной истории. Ци-гэ высоко взлетел из-за своих амбиций и упал. Сорвал голос от постоянных криков, которых никто не услышал, и ободрал руки, стесал ногти о стены пещеры. — Ты должен был сказать мне! — Ци-гэ дал шиди голос. Это намного лучше. Шиди умеет петь и шить. Шиди всегда сможет привлечь к себе внимание, если ему вдруг понадобится, и… никогда не будет проигнорирован. Ага, пока один обмудок не оторвет ему ноги, руки и язык. Какая жалость. Он вспомнил, как Сюаньсу ощущался на остатке языка, когда он глотал осколки, чтобы перерезать себе глотку. Холодный. Однако слова были теплыми. Он не особенно много понял из болтовни Ци-гэ, у олуха было мозгов, как у дерева. У пня. Но дерево необходимо, чтобы поддерживать пламя, поэтому Шэнь Цинцю почувствовал, как внутри него вспыхивает крохотная искорка вместо обычной пустоты. По правде говоря, он не очень-то понимал Юэ Цинъюаня. Не полностью. Даже близко нет. Тем не менее вам никогда не помешает обнаружить, что у вас внезапно появилось больше места под солнцем, может быть, даже все небо, так что эта информация была полезной. Кроме того, полет был хорошим навыком, а выслеживать сверху на мече было проще, если он разыскивает определенную крысу. Ястребы охотятся на грызунов. Но прежде всего им нужны перья, чтобы летать. Держа это слабое оправдание в уме, Шэнь Цинцю схватил ближайшую подушку. Просто инструмент, который ему нужен для взбивки ваты, заменяющей мозги Юэ Цинъюаню.