Baby blue love

      — Сказал же, не лезь, нет же, поперся! Что морду теперь кривишь, а?! Я говорил тебе сидеть и молчать? Говорил? Говорил. Нет, поперся, ну вот и мучайся теперь…       Геральт, казалось, бубнил без устали, пытаясь осторожно ступать по мокрой, ужасно хлюпающей и грязной земле, которая превратилась в одну сплошную болотную трясину, попутно удерживая на руках Лютика с вывихнутой ногой. Удерживать его, конечно, не было проблемой — в нем-то и веса того не было, чтобы Геральт его в самом деле ощущал, но все-таки. Идти с таким ценным грузом по такой отвратительной почве было ужасно неудобно.       — Да понял я, хватит бубнить, — недовольно брякнул Лютик. Да, лезть в разгар битвы было, может, плохой идей, но еще более плохой было бежать по такой неустойчивой поверхности. И упасть. И вывихнуть ногу. Лютик сам не был в восторге.       — Вот найдешь себе альфу какого, как мне тебя ему отдать, а? Ты ж и себя угробишь, и его.       — Хватит уже обмусоливать мои возможные отношения! Меня это не интересует, сам знаешь, — буркнул Лютик. Он уже в самом деле устал от того, что Геральт буквально следил за тем, чтоб Лютик не смотрел на альф больше, чем пять секунд, искренне веря, что Лютик случайно забеременеет от этого взгляда. Лютик не понимал такую обеспокоенность, но все-таки. Все-таки он был в долгу перед Геральтом.       — Сейчас не интересуют, не интересуют, потом моча в голову ударит…       — Да хватит! — Лютик отвесил тому легкий подзатыльник, и Геральт рыкнул на него и кинул недовольный, быстрый взгляд. Но замолчал.       Наверное, сам понимал, что его гиперопека сейчас была немного не в тему.       Доехав до деревни почти молча, не считая нытья Лютика, Геральт поинтересовался у войта о наличии целительницы какой или чародее. Ему дали аж три адреса, и Геральт выбрал ту, что была поближе.       И он не должен был удивляться. Не должен, потому что это происходило, происходит и будет происходить.       Эта была Йеннифер. Единственная чародейка, когда другие две — целительницы обычные.       Он так и замер, глядя на нее, держа Лютика на руках.       Лютик, который завертел головой, искренне не понимая, почему они внезапно взяли паузу и просто пялились друг на друга так, будто мира вовсе не существовало.       Он пнул Геральта по плечу и тот отмер наконец.       — Йеннифер… Рад тебя видеть.       — И я рада, — кивнула она, звуча как-то неуверенно. Немного. Совсем капельку. Это обычно для нее в их первую встречу после небольшой разлуки. Это всегда так. Их первая встреча выдается всегда немного неловкой и будоражащей, будто бы впервые познакомились. — И… с чем пожаловал?       — Ногу бы залечить вот этому… — Геральт посмотрел на лицо Лютика, выдохнул и, покачав головой, продолжил: — горю.       — Я не горе! Это твоя работа — горе! У тебя в жизни вообще все горе, один я такой хороший и светлый!       Йеннифер усмехнулась, хотя смотрела на Лютика вполне неоднозначно. Естественно, они не были знакомы и, наверное, ее немного смутил вид незнакомого человека на руках Геральта. Человека, на которого Геральт смотрел почему-то абсолютно тепло и ласково.       Это смутило ее, может, немного сбило с толку, но она умела держать себя в руках и быть просто профессионалом. Кем она и была.       Лютику было неуютно первое время, потому что все молчали. Просто молчали. Не смотрели друг другу в глаза, а Лютик даже и не знал, что сказать или как пошутить. Сидел и грустно ковырял пальцем дырку в штанах. Жалко штаны. Подлатать может можно будет…       — Прости за нескромный вопрос… — голос Йеннифер показался Лютику светом во тьме, и он вскинул голову. Хоть она и говорила не с ним, а с Геральтом, но все же… Это лучше, чем гробовая тишина. — И в каких вы отношениях?       Геральт нахмурился и уставился в пол, будто очень агрессивно думал. Лютик моргнул.       Йеннифер сказала:       — Хотя как будто с омегами очень много видов отношений…       — Что? — Лютик удивленно раскрыл рот, осоловело на нее глядя. — Как ты узнала?       — Лютик… да, я знаю, что тебя зовут Лютик. Я все знаю. Почему? Потому что я чародейка, очевидно, — она пожала плечами и встала, вытирая руки. Лютик сейчас заметил, что нога совсем перестала болеть. Он задумчиво пошевелил ей и пальцами на ноге. — Или, Геральт, ты не в курсе этой особенности?       — В курсе, — сухо ответил он. — Если тебе так хочется правды, то можешь залезть ко мне в голову, как ты обычно это делаешь.       Она раздраженно цыкнула и закатила глаза, сложив руки на груди.       — Я пытаюсь играть с тобой по-честному, Геральт, а ты бы…       — Извините, что перерываю вашу перепалку, но если ва... тебе?.. не знаю, интересно, то мы просто друзья. И иногда Геральт ведет себя как супер-мега-заботливый отец.       — Лютик! — крикнул Геральт, всполошившись от такой откровенности.       — Что? — он быстро заморгал, карикатурно надув губы, как ребенок.       Геральт что-то пропыхтел себе под нос и уставился в пол, сжавшись в плечах.       — Так значит наш хмурый ведьмак нашел себе ребенка, да?       — Я не нашел себе ребенка, это он меня нашел. И Лютик пошутил. Он просто ведет себя как дитя, и за ним нужен глаз да глаз.       — Ага, говори больше, — закатил глаза Лютик, махнув рукой.       — И это ты еще что-то говорил про детей, — она выдохнула, скептически вздернув бровь, глядя на Геральта. — Ладно… ты просто заскочил из-за этого казуса, так?       Лютик посмотрел на Геральта. На Геральта, который так непонятно-сложно смотрел на Йеннифер. Лютик не знал этой эмоции, не понимал ее, не видел раньше. Не мог даже ее описать. И Геральт сказал низким голосом:       — Нет.       Лютик удивленно вскинул бровь, хотел было открыть рот, но потом резко закрыл. Он видел и определенно понимал, что между этими двумя что-то было. Что-то непостижимое человеческому уму, что-то необъяснимое и непонятное.       Что-то, о чем Лютик не знал.       И он не слепой, он видел, как Йеннифер смотрела на Геральта.       Так женщины не смотрят на своих друзей.       Поэтому он выдохнул и сказал:       — Ладно, пойду пока, подзаработаю немного, буду ждать тебя в таверне, Геральт. Приходи, если что.       Геральт кивнул, все еще смотря на Йеннифер.       Что бы там Геральт о нем не думал, он не ребенок и все прекрасно понимает.       Тем более он вполне неплохо провел вечер. Пел, заводил толпу и пил. Общался с людьми и веселился.       Геральт, по правде говоря, возвращаться не спешил, но Лютик понимал это. Определенно он понимал. Даже ведьмаки имеют право на личную жизнь (Лютик почти не злился, что сам Геральт был ярым противником личной жизни у Лютика). Что ж... отцы, такие отцы.       Он допил пятую кружку, а потом абсолютно случайно влез в тупую потасовку.       Плохая идея. Абсолютно плохая идея.       Ему-то и кулаком не прилетело только потому, что хозяин корчмы, приметивший его с ведьмаком, вовремя отвадил того за руку и повел спать. Правда, было поздно. Пять пьяных в дрыщ альф, абсолютно точно не контролирующие ни феромоны, ни голос, ни свою настойчивость.       Блять.       Лютик должен был подумать об этом раньше.       Рядом не было даже плаща Геральта. Гребаного плаща, который был запихан в сумки, привязанного к вьюкам Плотвы, которая была сейчас у дома Йеннифер.       Лютик недовольно простонал сквозь зубы, понял, что нет, нормального гнезда он не сделает.       Помимо обычной тревожности и страха со слабостью в него въелась жесткая, колющая ребра и сердце обида.       Он не сделал себе гнезда даже из простого одеяла, просто рухнув на кровать в одежде, завернувшись во все, что попалось под руку и уткнувшись лицом в подушку, поджимая губы.       Он ненавидел себя и ненавидел свое тело.       Почему он должен был терпеть это, почему должен ощущать себя таким уязвимым и беспомощным, если даже не был нормальным омегой? Не мог понравиться альфе или заняться действительно классным сексом. И детей не мог завести.       Он спокойно бы жил бетой и чувствовал бы себя прекрасно, если бы ему не нужно было терпеть это. Слабость, беззащитность, затем страх — который с секундами становился плотнее и плотнее, сжимая сердце и забивая собой даже глотку, заставляя задыхаться.       Он ненавидел себя и свою слабость.       И терпел он сейчас просто... себе на зло. Хотел, наверное, доказать себе снова, что ему это не нужно. Он может сам. Он не омега, нет… Скоро страх пройдет, скоро тревожность угаснет и больно не будет.       Больно было.       Всю, нахрен, ночь.       Под утро уровень гормонов знатно упал — при чем любых. Включая дофамин и эндорфин, так что к рассвету Лютик ощущал себя абсолютно вымотанным и без сил. Без настроения и желания даже вставать.       Он провалялся так, немного подремал до того, как встало солнце, а потом спустился, чтобы позавтракать. Привычно сжимаясь в плечах после подобных приступов, он хотя бы радовался, что смог это все пережить без всяких там гнезд и тупых запахов. Не нужно ему это. Абсолютно точно.       Больно? Потерпит.       Не так уж это и сложно.       Еда в глотку особо и не лезла. Впрочем, как и всегда после подобных приступов из-за стресса и абсолютно вымотанных нервов.       Однако он все-таки упорно сидел над своей тарелкой, катая шарики из хлеба, надеясь, что аппетит придет.       Подумал выпить, может, с утра пораньше, чтобы настроение поднять, а потом подумал, что нет, решение это плохое, наверное, потом пожалеет.       Он не знал, сколько так сидел. Корчмарь успел поинтересоваться, все ли с ним в порядке и не нужен ли лекарь. Лютик сказал, что просто у него была чересчур активная ночь. Он и не соврал. Корчмарь разве что понял не так, ну и хорошо.       Лютик бета. Он самая обычная бета. Ничего более.       Еда давно остыла, и Лютик захотел уже было подняться снова наверх, чтобы, быть может, немного подремать, но к этому моменту как раз вернулся Геральт. С Йеннифер.       Лютик натянул на себя свою самую милую улыбку, чтобы показать, что он абсолютно в порядке.       Однако, едва его успел заметить Геральт, он нахмурился, будто бы что-то ему не понравилось.       Лютик попытался улыбнуться еще более радостно. Он же хорошо выглядит, так? Он всегда выглядел хорошо. По-другому и быть не могло.       Они присели напротив него и Геральт спросил:       — Лютик? Что с тобой?       — Что со мной?       — Выглядишь так, будто тебя всю ночь кто-то избивал, — пожала плечами Йеннифер. — Доброе утро, кстати.       — Доброе, — нерешительно кивнул он, немного сбытый с толку этой вежливостью. И замечанием про свой внешний вид. Он же даже причесался!       — Лютик, — внезапно низко и тяжело сказал Геральт. — Ты что, опять этим пренебрегаешь? Мы же обсуждали это, что…       — Я ничем не пренебрегаю! — вскрикнул Лютик, и сам не знал, откуда у него на этот крик хватило сил. — И мы можем не обсуждать это при посторонних?       — Йеннифер не посторонняя, Лютик, поверь, она уж по-больше твоего знает.       — Не веди себя как отец!       — Обсуждать что? — вскинула бровь Йеннифер и сделала жест рукой, дабы им что-нибудь принесли.       — То, что Лютик пытается обмануть природу и думает, что если он будет игнорировать свою потребность в гн…       — У меня нет никакой потребности!       — Гнезде? — уточнила Йеннифер и даже не успела повернуться к корчмарю, чтобы попросить о еде, как Лютик резко подскочил, что-то крикнул Геральту и просто быстро ушел.       Йеннифер уставилась с открытым ртом в его спину, так и застыв.       Геральт тяжело выдохнул и покачал головой, потерев лицо руками.       — Я же сказал, он как ребенок себя ведет!       Йеннифер нахмурилась, а потом махнула рукой, чтобы корчмарь от них ушел. Явно сбитый с толку, но решивший не влезать в семейные перепалки, он только кивнул и поспешил уйти.       — Почему он так остро на это реагирует? Впервые такое вижу… — она все еще смотрела в то пространство, где недавно была спина Лютика, удаляющаяся от них.       — У него… проблемы с этим. Он, понимаешь, у него есть свои особенности… и он остро принимает эту тему для себя. Ладно, я тоже молодец, — он махнул рукой. — В самом деле, ты для него чужой человек, а я ж привык, что ты... близкая, вот и начал… Черт.       Йеннифер моргнула и нахмурилась, поджав губы.       — Я могу с ним поговорить?       Геральт удивленно посмотрел на нее, вскинув брови.       — Йеннифер? Он со мной на эту тему говорить нормально отказывается, а тут незнако…       — Я женщина, Геральт, и не альфа. Ко мне априори доверия больше, — она пожала плечами и, не дожидаясь его одобрения, просто резко встала, кинув через плечо: — Сиди здесь и не лезь.       Геральт фыркнул себе под нос. Теперь он понял, как ощущал себя Лютик обычно рядом с ним.       Однако, спорить с ней Геральт бы не решился даже если бы она приказала ему раздеться и станцевать голым. Это же Йеннифер, блять. У нее никогда не возникает плохих идей.       Йеннифер не нужно было спрашивать о том, где находится его комната, чтобы найти его. Иногда жизнь становится такой удивительно легкой, когда ты чародейка.       Она могла быть быстрой и резкой с Геральтом, но Лютик… ох, Лютик напоминал ей в самом деле ребенка. Еще глупого и так не понявшего даже самого себя, чему она искренне удивлялась. Не в их мире можно быть таким к девятнадцати, но Лютик…       Лютик казался ей абсолютно прекрасным.       Поэтому она постучалась перед тем как войти.       Обычно она не стучалась.       — О… Йеннифер? Извини за истерику, просто… знаешь, не выспался, нервы, — он махнул рукой, застегивая на себе дублет. — Ты ведь за этим зашла? Чтобы объяснить мне, что устраивать концерты перед незнакомыми такое себе? Да, я знаю. Еще раз прости.       Йеннифер повела бровью и медленно прошла в комнату, закрыв дверь, чем чертовски удивила его. Посмотрела на смятую-перемятую, всю в беспорядке кровать.       — Я могу с тобой поговорить?       Лютик испугался этого. Не надо было быть чародейкой, чтобы понять это.       Он испугался ее спокойного взгляда и голоса.       Но он медленно кивнул, так и замерев руками у воротника, но быстро одернул себя.       — Геральт, кажется, не самый тактичный родитель, да? — она усмехнулась, медленно проходя вперед, коснувшись пальцами грифа лютни, лежащей на стуле.       — Он не родитель, — фыркнул Лютик, теребя манжеты. — Просто путешествуем.       — Но он заботится о тебе как о своем собственном ребенке, — сказала она, посмотрев в глаза, а после присела на край переполошенной кровати.       — Он просто все преувеличивает, — закатил глаза Лютик.       — Он говорил о твоей нужде в комфорте, так?       Лютик сжался в плечах и отвернулся. Он кинул через плечо:       — Это я не буду обсуждать. Мне не нужен никакой комфорт, я не такой.       Йеннифер закатила глаза. Боже, ребенок ребенком. Сразу видно, что наверняка сбежал в раннем возрасте из семьи и воспитывал себя сам какое-то время. Да так и не вырос.       — Но Геральт волнуется об этом. Ты ведь знаешь, как на психику и организм это влияет? Начинают крошится зубы, выпадать волосы, желтеть ногти… Витаминов начинает не хватать, организм вечно в напряжении. Потом истерики, нервные срывы, вечная бессонница… а потом можно сойти с ума.       Лютик не ответил, предпочитая игнорировать ее. Йеннифер могла бы разозлиться, потому что она не любила, когда ее искренность и доброту игнорировали, но она ощущала, как Лютик был зажат, напуган и даже испытывал стыд за самого себя.       Эти чувства были так некстати для кого-то вроде него. Для кого-то настолько красивого, как Лютик.       — Иди сюда, — позвала она его и похлопала ладонью по месту рядом.       Лютик среагировал не сразу. Выждал несколько секунд, а потом неловко повернулся к ней и прошел вперед, тоже садясь на самый край и глядя на нее, как загнанный зверь.       Она улыбнулась ему.       — Ты считаешь, что это делает тебя слабым, так?       — Это делает меня зависимым. Это отвратительно.       Йеннифер усмехнулась и пожала плечами.       — Что ж, тогда, наверное, я тоже чертовски слабая и зависимая. И мне абсолютно точно тоже нужно стыдиться этого.       — Ты чародейка. Ты можешь любой свой инстинкт переломить.       — Могу, — согласилась она. — Но это влияет так же, как и подавители. При чрезмерном употреблении начинаются проблемы.       Лютик не ответил.       — Я не прошу тебя думать о нервах Геральта, хотя он чертовски взвинчен этим. Подумай хотя бы о своем здоровье…       — Это унизительно… — сказал внезапно тихо Лютик сквозь зубы.       — Что именно?       — Вот это… тупая нужда в комфорте, в чужом запахе. Я и не омега! У меня ничего нет, что делало бы из меня омегу. Только этот тупой инстинкт! Я не знаю, почему, наверное просто бета, но с этой придурью…       — Нет, — покачала она головой. — У тебя обычный организм, как и у любой другой омеги.       — Ты не понимаешь! Я... я… Ладно, нет, и не надо это понимать, — он махнул рукой и потер лицо руками.       Она тяжело выдохнула. Что ж, она определенно точно не могла на него давить. Не сейчас. Тут работать и работать, так что едва ли она могла решить эту проблему сейчас и одним лишь диалогом.       — Хорошо, не понимаю, — согласилась Йеннифер. — Но я знаю, что ты умрешь так к тридцати, если не прекратишь так себя изводить. Это нормально: нуждаться в помощи. В ней порой нуждаются все, независимо от вторичного или первичного пола. Тем более Геральт хочет помочь тебе искренне. Ты не должен ненавидеть себя, этим делу не поможешь, — она пожала плечами. — Все в этом мире начинается с любви к себе. Тогда и жить легче. Геральт, может, немного неловкий, не совсем понимает все тонкости, но здесь он определенно прав. Пожалей старика, — она улыбнулась и похлопала его по плечу. — Быть собой — абсолютно нормально, какие бы особенности у тебя не были. И все, что ты можешь делать — не вредить себе. Какие бы проблемы у тебя ни были, как бы ты не отличался, один черт твой организм пытается делать все, чтобы ты мог, ну, знаешь, нормально жить. Так что просто не прибавляй ему работы, думаю, он и так чертовски сильно устает, — она улыбнулась и медленно встала, оправляя подол юбки.       Едва ее рука коснулась дверной ручки, Лютик сказал тихо:       — Спасибо… что пришла… и сказала эти… слова.       Йеннифер лишь улыбнулась и, посмотрев на него через плечо, кивнула.       В тот день Геральт, пришедший уже сам выяснить отношения с Лютиком, застрял у него в комнате на несколько часов. Йеннифер улыбнулась. Да, в самом деле, с комплекцией Геральта не нужны никакие одеяла, подушки и одежда.       Она надеялась, что Лютику станет легче.       Геральт на следующее утро сказал ей спасибо. Они оба знали, что там работать еще и работать, потому что Лютик наверняка считал это чем-то непристойным или еще чего хуже, но по крайней мере он понял, что ему нужно было восстановить силы и он не постеснялся попросить Геральта.       Геральт сказал, что он впервые попросил сам, потому что обычно ему приходилось самому догадываться. Это грело ему сердце.       И он выглядел как чертовски заботливый отец, так мило и неловко улыбаясь. Йеннифер подколола его за это, сказав, что под старость лет он совсем уже расклеится и будет плакать просто от того, что Лютик научился не резаться ножом.       Правда, ей это вернулось. Потому что когда через месяц Лютик попросил у нее ее накидку, она сама растрогалась, как мамаша, чей ребёнок в самом деле научился не резаться, и, сама не ожидав этого, бросилась обнимать его. Геральт тогда весь вечер шуточки в ее сторону пускал, но Йеннифер было все равно.       Она не могла даже толком описать это чувство восторга от понимания, что ее запах мог успокаивать Лютика. Что за такое короткое время она стала для него кем-то, кому он мог доверять, кого мог просить о подобном.       Это чертовски сильно ее трогало и она ощущала себя счастливой.       И она в самом деле хотела сделать для него многое, чтобы он понял, насколько он прекрасен. Что в нем, черт возьми, не было ни одной вещи, которой бы стоило стесняться.