***
Увесистый мешок упал на стол гостиной, если одну единственную комнату засраной халупы, чье одно единственное предназначение — быть конспиративной квартирой, можно было назвать гостиной. Свежее пятно протекло на доски парой винных капель. Бонарт нашел в буфете водку. Налил себе рюмку. Алкоголь приятно согрел внутренности. За окном кружился снег. Лео всегда недолюбливал Мидинваэрне. Но легкие денежки растопили эту нелюбовь. И теплый красивый тулуп. Боги и черти, как же он был хорош!Мидинваэрне
2 января 2022 г. в 14:00
Снаружи бушевала вьюга, но в подвале одной из обветшалых изб, гурьбой стоящих на отшибе леса и составляющих деревеньку Мальхун, Эббинг, было сухо и светло: по стенам горели факелы, а в камине потрескивал огонь.
Древняя старуха, состоящая, казалось, из одних морщин, так густо избороздивших физиономию, что она напоминала древесную кору, протянула к огню длинные суставчатые руки, потерла друг о друга, поплотнее укуталась в великоватый для нее кафтан.
Хоть и было тепло, но старческие кости все равно нет-нет да и мерзли.
Женщина отвернулась к столу и вновь взялась за ворожбу. Крючковатые, скованные цепями артрита пальцы сграбастали рыбьи косточки, положили их все в мешочек. Взболтали и перевернули. Белесые палочки посыпались через горловину. Позвонки и ребрышки ссыпались кучкой. Карга обрадовалась. А потом на вершину горки рухнул зубастый рыбий череп.
— Дьявол… — голос у нее был внешности под стать, тихий и скрипучий, как у лесной ведьмы.
Огонь отражался в глазах, одном нормальном, другом с молочной мглой.
Сверху раздался гулкий стук, почти удар тараном. На мгновение ветер завыл сильнее, потом скрипнула дверь, и все умолкло.
— Пришли, мои ненаглядные…
Послышались шаги. Половицы заскрипели и прогнулись. Вошедший подходил все ближе к спуску пока, наконец, на верхней ступени не показались его мокрые сапоги и край мехового тулупа.
— Янко…
Но походка у Янко была странная. Медленная и тяжелая. Вдобавок хозяйка дома не узнала ни обуви мужа, ни шерстяных штанов, ни чернильного жилета. Он не одевался настолько франтовски, так по-городскому. И на маковке его меча никогда не было кошачьей головки, сверкающей даже в полутьме изумрудными очами.
Человек полностью сошел, встал перед столом.
У Янко никогда не была сивого чуба и усов. Его лоб и скулу не пересекали розовые шрамы от когтей чудовища. У Янко никогда не было пустых рыбьих глаз.
— Ты кто? — слабо просипела старая. — Где наш отец, разбойник? А Михал? Збигнев?
— Он мертв, — отвечал мужчина, — и этот мертв, и этот тоже.
Повисла тишина. Бабка даже не повела и бровью. Возможно, не поверила, возможно, что-то еще.
Незнакомец кашлянул.
— Меня зовут Лео Бонарт. Слыхала о таком?
Она снова не ответила. Только внимательно смотрела. Морщинистый лик не выражал ничего. Костистые ладони сами собой сползли со столешницы.
— Верни на место. Не то я за себя не ручаюсь, — пролаял Бонарт и добавил, когда та подчинилась: — Вот так-то лучше. Ну так что, слыхала о старом Лео?
— Да.
— Вот и хорошо.
— Почему на тебе тулуп Янко?
— Пока с твоими ребятками разбирался, весь в их крови изгваздался. А вот одежда твоего муженька почти чистой оказалась. Шикарный подарок к Зимнему Солтыцию, — Бонарт ощерился. — Благодарю!
— А… — ее голос сорвался, — а что в мешке?
— Подарки, — без тени улыбки ответил Лео. — Да, те, о которых ты подумала. — Он немного повозился и поставил перед старухой голову ее благоверного. А потом и их детей. Збигнева слева от отца, Михала — справа. В ряд. Все они одинаково пялились вверх. Их волосы припорошила соль, белая-белая как снег. — Как-никак, семейный праздник.
Только сейчас мать семейства затряслась, медленно-медленно подняла ладони и поймала свой судорожный вздох, засунула его в рот и накрепко зажала. По складкам кожи заструилась влага, так похожая на юркие речки, текущие по земной тверди.
Ловец наград подошел к одному из сундучков и пинком откинул крышку. Внутри был фисштех, тоже белый как снег.
— Отпрыск одного барона плотно подсел на вашу продукцию, — пояснил Лео мимоходом. — Начал как раз вот с этой дряни, потом перешел на покрепче. Умер с полмесяца назад. А барон прознал, кто толкал ему дурь. Все разузнал про ваше семейное дельце. Вот и пришел конец твоим подельникам. А теперь и ты умрешь.
Женщина беззвучно что-то шептала, таращась невидящим взглядом в никуда. Ее муж по-прежнему глядел вверх, будто возносил молитву за свою жену. Муж, с которым та провела много лет и в любви, и в горести. Которому родила двух здоровых сынов.
Старица взяла супруга, с любовью вгляделся в такое знакомое при жизни, и такое незнакомое после смерти, лицо. Гибель и агония смазали некогда симпатичные черты, превратив их в маску, лишь отдаленно хранящую следы носившего ее когда-то человека. Она поцеловала холодные губы, всхлипнула, крепко-крепко зажмурилась, аж до трясучки. Издала стон. Сграбастала и сыновей в охапку, будто обнимала сразу всю семью. Но головы посыпались из ослабевших рук.
Старушка сквозь рыдания стала икать. Бонарт подобрал голову, катящуюся по полу, и сунул ей под нос.
— Он не дрался, ты в курсе? Твое ничтожество обмочило штаны, когда я сдирал ему кожу с пальцев. Я отрезал бошки его выблядкам, а он даже не помышлял на меня напасть. Я его не связывал. Даже не бил. И знаешь, что он мне сказал? Как раз таки, где найти тебя. Только бы спасти свою шкуру. В смысле, ту, что на теле, а не тебя.
Икота старушки усилилась. Она и не думала прекращать плакать. Вряд ли вообще о чем-то думала. Она перевела дух, сглотнула соленую горечь, выпрямилась, уперлась в стол, икнула, вдохнула, еще икнула, вдохнула. Округлившиеся глаза налились страхом. Бедолага не могла остановиться. Ее лицо побагровело. Она вздрагивала вся, с головы до ног, с каждым вдохом набирая все больше воздуха, который не выдыхала.
Ловчий заинтересовано на нее поглядывал. Ему еще не доводилось никого доводить до сердечного приступа. Или это был и не он вовсе? Бонарт не разбирался, да и не хотел разбираться.
Старуха тюкнулась лбом в столешницу. Ее умирающее тело еще подрагивало. Но Лео наскучило ждать.
— Спасибо, — он быстро выхватил топор, — так отсечь тебе башку будет куда сподручнее.