(Вечер. День когда произошел поцелуй )
Роскошный ресторан возвышался на краю обрыва, из окон открывался вид на бассейн и море Кортеса. Даже в темное время суток эта панорама завораживала — конечно, деталей было не разглядеть, зато вокруг царила таинственная, романтичная атмосфера. На увитых виноградом перегородках висели медные фонари, а лампы из цветного стекла освещали столики теплым светом, располагающим к откровенной беседе. Мари в платье, расшитом серебряными пайетками, первая подошла ко входу. Девушка-администратор радушно встретила нас и проводила к столику, за которым уже ждал Нино. Он изрядно выпил и никоим образом не мог объяснить, где сейчас Аля. Неподалеку от нас, в самом центре террасы, сидели Хлоя и Ким . Они выставляли напоказ свою недавнюю любовь, словно шедевр ювелирного искусства. Ужин проходил в мрачной обстановке. Даже Мари, обычно такая веселая, потеряла энтузиазм, заметно побледнела и выглядела усталой и разбитой. Я не видел ее весь день, а вечером, войдя в спальню, обнаружил лежащей в кровати — оказывается, она проспала всю вторую половину дня. «Тяжелое путешествие выдалось», — бросила девушка. Мне стоило немалых сил вытащить ее из-под одеяла. — Что случилось с Алей? — спросила она Нино. Его глаза покраснели, казалось, он вот-вот уронит голову на стол и захрапит. Когда наконец Нино попытался объяснить, что произошло, тишину прорезал громкий тенор: La cucaracha, la cucaracha, Ya no puede caminar. Возле нашего стола неожиданно возникла группа мариачи и завела свою серенаду. Оркестр выглядел впечатляюще: две скрипки, две трубы, гитара, гитаррон и виуэла. Porque no tiene, porque le falta Marijuana que fumar. Костюмы поражали своей вычурностью: черные штаны с расшитыми лампасами, короткие пиджаки с отложным воротником и серебряными пуговицами, элегантно завязанные галстуки, пояса с пряжками в виде орла и блестящие ботинки. Ну и, конечно, сомбреро размером с летающую тарелку. На смену жалобному голосу солиста пришел оглушительный хор, который тщетно силился выразить бурную искреннюю радость. — Какой китч! — Вы шутите! Они такие классные! — воскликнула Мари. Я с недоумением посмотрел на нее. Очевидно, мы по-разному понимали слово «классный». — Господа, берите с них пример! Вот это называется мужественность, — заявила она, поворачиваясь к нам с Нино. Гордый похвалой солист пригладил усы и затянул новую мелодию, приплясывая в такт: Para bailar la bamba, Se necesita una роса de gracia. Una роса de gracia pa mi pa ti. Arriba у arriba. Концерт продолжался довольно долго. Переходя от стола к столу, мариачи исполняли народные песни, в которых говорилось о любви, смелости, женской красоте и пустынных пейзажах. Меня этот жалкий спектакль утомлял, Мари же считала музыкантов воплощением гордой души народа. Представление близилось к концу, и тут вдалеке послышалось тихое жужжание. Все посетители разом повернули головы в сторону моря. На горизонте появилась светящаяся точка. Звук приближался, и вот на фоне неба возникли очертания гидросамолета. На бреющем полете железная птица обогнула ресторан, обрушив на террасу водопад цветов. Всего несколько секунд — и блестящий паркет скрылся под толстым ковром разноцветных роз. Публика бурными аплодисментами приветствовала неожиданный цветочный ливень. Затем самолет стал выписывать невиданные пируэты прямо над нашими головами — огромное сердце из фосфоресцирующего дыма вспыхнуло в небе и почти сразу растворилось в мексиканской ночи. Публика снова разразилась криками. Тут все огни погасли, и метрдотель подошел к столику Хлои и Кима с серебряным подносом, на котором лежало кольцо с бриллиантом. Ким преклонил колено, чтобы сделать предложение, а стоящий неподалеку официант стоял наготове с бутылкой шампанского, ожидая, когда Хлоя скажет «да». Все было просчитано с точностью до секунды и выполнено идеально, но оценить представление мог только любитель слащавого заказного романтизма. Романтизма, который Хлоя ненавидела больше всего на свете! * * * Я сидел слишком далеко, чтобы услышать ответ, но хорошо видел ее губы, которые прошептали: — М.н.е. о.ч.е.н.ь. ж.а.л.ь. Не знаю, кому она это сказала: самой себе, посетителям ресторана или Киму. Почему парни не думают, прежде чем делать предложение таким образом? В помещении повисла тягостная тишина. Казалось, всем стало неловко за этого полубога: бедолага стоял, преклонив колено, неподвижный, как соляная статуя, не смея шелохнуться от стыда и недоумения. Однажды я побывал в такой ситуации, поэтому теперь скорее сочувствовал ему, нежели злорадствовал. Но моего благородства хватило ненадолго. Ким поднялся, с выражением оскорбленного достоинства на лице пересек зал и сделал то, чего я меньше всего ожидал: с размаху ударил меня по лицу. * * * — Значит, этот мерзавец подошел и ни с того ни с сего дал вам в нос? — подытожил доктор Филин .Клиника при отеле Три четверти часа спустя
— Да, примерно так все и было, — подтвердил я, пока он дезинфицировал рану. — Вам повезло. Крови, конечно, много, но нос не сломан. — Ну, хоть что-то. — Зато лицо выглядит так, словно вас недавно хорошенько отметелили. Подрались? — Да, произошла небольшая стычка с типом по имени Обезьяна и его дружками, — расплывчато ответил я. — А еще повреждено ребро и вывихнута лодыжка. Она, между прочим, сильно распухла. Сейчас просто намажу, а завтра придете, и мы наложим шину. Как вас угораздило так повредить ногу? — Меня столкнули , — абсолютно спокойно ответил я. — Хм… Опасная жизнь. — Только последние несколько дней. Клиника при отеле оказалась суперсовременным комплексом с кучей навороченных приборов. — Мы лечим самых известных людей планеты, — ответил врач на мое замечание. Доктору Филину было около шестидесяти. Его долговязая фигура британского сэра контрастировала с загорелой кожей, четкими, словно вырезанными резцом, чертами лица и светлыми смеющимися глазами. Закончив заниматься с моей лодыжкой, он попросил медсестру принести костыли. — Постарайтесь несколько дней не опираться на ногу. Написав на визитной карточке время завтрашнего приема, доктор протянул ее мне. Я поблагодарил и, послушно опираясь на костыли, вернулся в номер. * * * Спальня была окутана мягким светом. В стоящем посреди комнаты камине плясал огонь, бросая тени на стены и потолок. Мари здесь не было. Я не нашел ее ни в гостиной, ни в ванной. Тут издалека донесся приглушенный голос Нины Симон. Я отдернул портьеры, отделяющие номер от террасы, и моему взгляду предстала дивная картина: молодая девушка лежала с закрытыми глазами в джакузи под открытым небом. Небольшой изящный бассейн украшала голубая мозаика, из изогнутого крана мощной струей лилась вода, то и дело менявшая оттенок благодаря тщательно продуманной системе освещения. — Иди ко мне! — позвала она, не открывая глаз. Я приблизился. По периметру джакузи стояло штук двадцать маленьких свечек, образовывавших нечто вроде огненного барьера. Поверхность воды искрилась, как шампанское, из глубины на поверхность сквозь прозрачную воду поднимались золотистые пузырьки. Я положил костыли на пол, снял рубашку и джинсы и погрузился в воду. (Я рад тому ,что моя фигура толком не пострадала , из-за моей затяжной депрессии .) Вода была очень горячей, почти кипяток. Штук тридцать струй, распределенные по всему бассейну, массировали тело, причем процедура оказывала скорее бодрящее, чем расслабляющее действие. Из водонепроницаемых колонок, расположенных в четырех углах джакузи, лилась чарующая мелодия. Мари протянула руку и кончиками пальцев коснулась лейкопластыря, которым доктор Филин заклеил мой нос. Ее освещенное снизу лицо казалось полупрозрачным, а волосы словно побелели. — Воину нужен отдых? — пошутила она, придвигаясь ближе. Я решил сопротивляться до последнего: — По-моему, не стоит повторять сцену с поцелуем. — Только посмей сказать, что тебе не понравилось. — Речь не об этом. — Но ведь сработало: через несколько часов ваша драгоценная Хлоя на глазах у изумленной публики разорвала помолвку. — Возможно, но сейчас ее тут нет. — Откуда вы знаете? Мари скользнула ко мне в объятия. — Вы не заметили, что в каждом номере на террасе стоит телескоп и отдыхающие только и делают, что глазеют друг на друга? Лицо Мари оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я смотрел на ее глаза цвета липового отвара, расширившиеся от тепла поры и выступившие на лбу капельки пота. — Возможно, она сейчас смотрит на нас. И не говорите, что это вас не возбуждает… Мне не нравилась эта игра. Я никогда раньше не вел себя подобным образом. Но тут на меня нахлынули воспоминания о нашем предыдущем поцелуе… Одну руку я положил ей на бедро, а другой обвил шею. Она нежно прикоснулась к моим губам, и наши языки соприкоснулись. Я начал медленно переходить на ее шею . Опускаясь все ниже. Черт… *** —Адри… Этот отрывистый шепот вырвался у нее непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест. Он поднял голову. Растерянность и страсть были в его темных глазах, пытливо вглядывавшихся в ее вспыхнувшее лицо. — Ты хочешь, чтобы я прекратил? — хрипло выдохнул он. Мари с силой затрясла головой. Нет же, нет. То, чего она хотела, было невозможно выразить словами. Улыбка, тронувшая его глаза, была какой то неживой, и все же, прежде чем он опустил ресницы, Мари заметила, как в темных глубинах огромных зрачков сверкнуло удовлетворение. Адриан уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать ее губами и кончиком языка. Его теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в Мари жгучие волны возбуждения. Адриан пристально смотрел на нее, переводя взгляд сверху вниз, не оставляя без внимания ни один изгиб ее тела. Потом тот же путь проделали его руки. С груди они скользнули на стройную талию, обхватили соблазнительные бедра. Выражение лица Адриана было таким, словно он испытывал сильную боль. Глядя на него, Мари почувствовала, что с ней творится что то странное. Она сидела неподвижно, прижав руки к бокам, а где то в глубине сердца рождалась трепетная нежность. Ее никогда не боготворили прежде, никогда не возносили и не поклонялись ей. Никогда в жизни она не испытывала такого удивительного желания, которое охватило сейчас — отдать себя. Она хотела его, хотела делать то, что ему нравится, хотела быть такой, какая была ему нужна. В этот момент ей вдруг показалось, что она создана именно для того, чтобы отдаваться. Это был единственный способ утолить нестерпимый голод своего тела и своей души. Его настойчивые пальцы требовательно сжали ее бедра и притянул ее к себе ближе . Выйдя из джакузи , Мари ,положив руки ему на плечи и закрыв глаза, запрокинула голову, и сверкающая волна волос упала ей на спину. Агрест положил ее на кровать . От влажного и жаркого прикосновения его языка, кружившего вокруг пупка, у нее перехватило дыхание. По мышцам ее плоского живота пробежал огонь наслаждения. Адриан приник к темному треугольнику тонких вьющихся волос, и ее ноги задрожали. Она почувствовала его дыхание, и весь мир вдруг перевернулся с ног на голову. И ее понесло куда то далеко далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства. Очень тщательно, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, он исследовал подвижные складки ее кожи, ощупывал языком гладкие лепестки, впитывая в себя ее эссенцию. Он требовал ее ответа, побуждал ее, умоляя ответить. Пальцы Мари забрались в его волосы, стали перебирать их, а он в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью ласкать. Из ее груди вырвался тихий, протяжный стон. Длинными ногтями она непроизвольно впилась в его кожу и, только через несколько секунд осознав это, разжала пальцы. В ответ на это невольное движение Адриан еще сильнее сдавил ее бедра, словно хотел, чтобы эти пружинистые округлости влились в его ладони. Потом его рука двинулась туда, где темнел заветный треугольник. Он продолжал свои изощренные ласки. Нахлынувшее на нее наслаждение было таким острым и неистовым, что ее дыхание, ее голос и вся эта ночь слились воедино и стали уплывать куда то. Тело ее изогнулось, руки ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам пробежали иголочки тока. Он притянул ее ближе, и в его глазах загорелся сумасшедший синий огонь. Его ненасытные губы требовательно приникли к ее рту. Она сдалась, она уступила, с упоенным удовлетворением шепча что то неразборчивое. Его жадный язык протолкнулся между ее зубов, вернулся назад, снова погрузился в теплую глубину. Не отрываясь от ее сладкого рта, Адриан вновь пробрался рукой к жаркому источнику. Ее тело с радостью приняло это прикосновение, задрожав от волнения и удовольствия. Ее тело звало его, и он, ощутив призывное биение ее сердца, ответил на этот зов. Мари вдруг почувствовала, что сходит с ума от этого приступа возбужденной страсти, сжигавшей все ее тело. Разве можно было удержать это буйствование внутри себя и сохранить рассудок? Этому неистовству чувств нужен был выход, и если Адриан не поймет это и не соединится с ней, она взорвется. Адриан не стал останавливать ее трепетавшую руку, отыскавшую жаркую, возбужденную плоть. Его дыхание стало прерывистым, когда Мари ласкала разбухавший под ее пальцами этот предмет вожделений. Он приподнял на ладонях ее грудь и, затаив дыхание, стал смотреть, как вытягиваются и морщинятся темно розовые соски, окруженные яркими ореолами. Его пальцы сами собой потянулись к этим бутонам сладострастия и принялись осторожно массировать их. — Как ты красива, — с тихим изумлением сказал он, скорее всего, себе самому. — Ты тоже. Ее шепот был почти не слышен, словно легкий шелест ночного ветерка. Адриан еще крепче сжал ее грудь. Мари сильнее сдавила его плоть. Внезапно его руки оказались у нее на талии. Распрямив ноги, Адриан сначала сел, а потом лег на пол, увлекая Мари за собой. Ее бедра оказались зажаты его коленями, и он подтянул ее повыше, так, чтобы она легла ему на грудь. Какое то время Мари лежала, прижимаясь к нему и ощущая прикосновение его грудь, и прислушиваясь к глухим ударам его сердца. — Как только ты захочешь, — прошептал Адриан , подтягивая ее еще выше. Мари уперлась ладонями ему в плечи и приподнялась, затем, не сводя глаз с его лица, стала осторожно и медленно опускаться. Адриан застонал от мучительного наслаждения. Отрывистое дыхание и безумные удары сердца — все говорило о буре, бушевавшей в нем, которую он уже едва сдерживал. Потребность вернуть ему хотя бы капельку того исступленного восторга, которым он наполнил все ее существо, каждую ее клеточку, болезненно отзывалась в судорожно сжимавшихся мышцах. Эта потребность становилась все острее, и ее глаза затуманились слезами. Адриан вздрогнул. — Боже, — проговорил он хриплым от возбуждения голосом. Упершись руками в пол, он рывком поднял свой корпус и одним мощным движением бедер глубоко проник в нее, полностью овладев. Мари вскрикнула от наслаждения. Ухватившись за его мускулистые плечи, она приняла его в себя, призывая взять ее всю. Она хотела его, хотела безумно. В момент наивысшего блаженства они слились в едином движении, едином порыве. Их единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, глубже, чем жаркие вдохи, тихие, страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки несказанного наслаждения.