Любить тебя больно

– Приехали! Выгружайтесь! Сначала с борта грузового автомобиля наземь полетели ломы и лопаты. Потом высыпал люд. Кленцендорф, будучи самым мелким, замыкал сей “торжественную” процессию. От группы уже работающих к новобранцам сходу торопко направился главный, а ихний – также доложил о прибытии подкрепления. – Сколько вас? – отрывисто бросил старший. Знаки отличия на погонах униформы указывали, что звание носит капитан. – Сорок! – отрапортовали мгновенно. Сжав плотно губы, главный внимательно осмотрел помощь – наивных ребят с патриотическом блеском в светлых очах – и передернул плечами, словно желая сбросить с себя нечто дурное. Ну да, видок у них еще тот: многим на пункте впопыхах досталась слишком большая или слишком маленькая обмундировка, да так и осталась. Жалкие. Карикатурные. Они поминутно поправляли пилотки, рукава, штанины. А сам-то: китель расстегнут до самого пояса, брючины все заляпаны грязью и босой, без сапог. На дворе, кстати, поздняя осень. И пускай высокий красавец брюнет с золотым сечением лика, горделивый, импозантный, статный, – в классическом костюме тройке выглядел весьма уж великолепно. Он неожиданно залюбовался. – Британцы решительно наступают, господа. Прут танками. Пожелали Камбре.* Прорываться обязательно попытаются тут, сами понимаете, – разъясняя, старший широко развел ручища. – Мои люди вовсю оборудуют позиции для ПТО.** Ваши пусть ставят индивидуальные ячейки для стрельбы с колена. Окопаться до вечера. Тогда получите и орудие. Ну а там… Все ясно?! – Так точно! – выкрикнули нестройно солдаты. «Ага, делов-то…» – в насмешливых раздумьях Кленцендорф закатил глаза. На учениях они уже копали такие на раз-два. – Отсюда, по линии длиной в километр, разойтись! – последовал следующий приказ, махая на беспорядочность. Как и на устав. Ибо к концу битвы канут в лету все эти юнцы. Война не для вчерашних детей. Мальчики не должны здесь быть. Но генералы плевали. А офицеры остервенело рвали на голове волосы, стараясь не запоминать лица, имена… жизнь. – Будет исполнено! – прозвучало по-прежнему хаотично. – Эй ты! Марш! – внезапно яро гаркнули ему в лицо. – Кто?.. Я?.. – оторопело пробормотал он. И вправду большинство успело приступить к выполнению поставленной задачи. – Нет, блин, я! Была дана четкая команда! Выполняй! По нему мазнули изучающим, а вернее – голодным, темно-карим взором. В придачу хищно улыбнулись, продемонстрировав идеальные зубы. Кленцендорф коротко кивнул и, подхватив инструмент, заспешил от греха подальше прочь. В землю штык лопаты вошел с огромным трудом. Камни. – Еб твою… – ругательство почти слетело с его губ. Он выпрямился, и вмиг застыл. Ошарашенно. Пустая равнина с редким кустом терновника. В ясном голубом небе повисло лишь несколько белых пятен – облачка. Вроде конец ноября, а вокруг еще довольно-таки зелено. В бою – нескладной одежке да сапе – будут у противника, как на ладони. Ходячие мишени. Они живые трупы. «Да поможет всем нам Господь!» – мольба с тонким привкусом горькой безнадежности родилась на душе невольно. Дождь лил нещадно. Погода, подобно сердцу девушки, склонна к измене и перемене. А у них только яма – самолично вырытая могила, – в которой можно было лишь сидеть, скрючившись в три погибели на дне, где под окоченевшим задом необъятно раскинулась лужа. И новые строгие указания: не покидать боевую позицию; ждать очередной команды, наверняка, к атаке. – Ау-у, парень, – донеслось откуда-то по соседству. Кленцендорф осторожно высунулся и осмотрелся по сторонам. Но в темноте ночи тяжело было что-либо разглядеть. – Чего? – подал он голос наугад. – Мокро? Кленцендорф лениво поерзал на месте – уровень воды подходил к поясу, что крайне паршиво. – Нормально. – Ясно. Чаехлебы точно оценили б, – заключили иронично, затем не мешкая серьезно сказали: – Давай-ка лезь ко мне, у меня сухо. – Ты того? Сдурел, что ль? – возмутился он. Однако, дюже удивляя себя, добавил: – А если увидят? – Да кому мы сдались. До утра. Я, между прочим, справа. Кленцендорф колебался недолго. Собственно, а почему бы и нет. И рискнул. В окопе из-за обломков досок, аккуратно устилавших днище, действительно не было ни грамма воды. Правда, у капитана. В придачу – значительно шире. Вероятно, сказывались годы службы. – Вы давно воюете? – стыдливо выдавил он. – Призыв с первых дней. Добиться альтернативы в более безопасных родах войск не вышло. В штабе заправлял злостный должник нашего банка. Оказался очень злопамятным человеком, – в равнодушном тоне все ж таки промелькнула сложная эмоция. – Нашего банка, – повторил Кленцендорф. – Моя семья владеет Берлинским кредитным банком. В свои двадцать три года я стал самым «сопливым» вице-президентом за всю историю. Молодой мужчина воззрился на парня. – Гм, никогда не слышал. – А ты? Ты хоть школу успел окончить? – вопросили взаимно. – Договорился сдать экзамены после войны, как бравому добровольцу мне пошли навстречу, – поведал он. – На кой ляд вызвался? Дела та на Западном фронте дрянь дрянская, – с интересом хмыкнул капитан. – Отец трудился в мебельной мастерской. Вот только с недавних пор на ней производятся лишь гробы. Мастера стали не востребованы. С альтернативой тоже засада, кроме шляпок, ее попросту нема. Сам я подрабатывал на ферме. Папу взяли вместо меня. Так для семьи будет лучше… – Кленцендорф помедлил, но тем не менее откровенно договорил: – Минус один рот. И абсолютно никаких сантиментов. – Где же ты оставил свою семью? – В Ахерне. Земля Баден-Вюртемберг. Парень воззрился на молодого мужчину. – Гм, никогда не бывал. – Может, еще повезет, – он смачно шмыгнул носом. Опосля шумно чихнул. – Замерз? – Замерз. А капитан вдруг прижал его к себе со всей силы и уткнулся холодным носом в шею. Кленцендорф принялся дергаться, усердно пытаясь высвободиться из хвата сильных рук, но тщетно. Связали так крепко, так рьяно и отчаянно, будто, если отпустят, то все. То просто все. – Вы что?! – тревожно зашипел он фальцетом. Руки, ноги и вообще все тело с готовностью отдавалось приятному теплу. «Почему?» – удивленно смутился разум. – Нас с тобой судьба свела. Правильный бы греть не стал, – произнесли в ответ. – Я Мозель. Мозель Корр. – Эльзас, – глухо промолвил Кленцендорф. И покраснел легким румянцем, аки барышня. «Хорошо, что темно!.. Или плохо?..» – в груди отчего-то заныло от растерянности чувств. * – город и коммуна на севере Франции. ** – противотанковое орудие.