— Ты готова ебаться с отбросом?

Когда начались занятия в консерватории, все стало только хуже: единственное, что Лидия успевала заметить, это недосып Глэма и его запястье, которое успело полностью покрыться шрамами. Хотела ли она помочь брату? Хотела. Но не знала, как. Если честно, девушка все чаще ловила себя на том, что многое не знала: ее постоянно держали взаперти, не давая возможности узнать мир получше. Глэм выбирался на свободу почти каждую ночь. Лидия — только иногда, когда на это давался малый шанс: когда ее брат и Чес начали репетировать в настоящей музыкальной группе, времени у них стало гораздо меньше. «Сегодня я опять осталась дома. На самом деле, это жутко утомляет и раздражает: с каждым днем, мне все больше кажется, что про меня забыли. Как будто меня забыл весь мир и я вернулась, откуда начинала.» Лидия оставляла пометки у себя в дневнике и откладывала его в сторону — все записи слились в одну и почти не отличались от того, что было написано ранее. Скрипка, отец, брат, спонтанные мысли о гитаре и Чесе, которые девушка уже не пыталась скрыть от самой себя и попытки продвинуться куда то вперед, не потеряв авторитет перед отцом (хотя, авторитетом это назвать трудно). Довольно часто она пыталась подойти к брату и поговорить с ним о другой стороне музыки, но все-же… Она боялась. Лидия боялась, что он не сможет ее простить и, пожелав продолжать жить в своем идеальном мире, полном богатства и совершенства, уйдет прочь и никогда не вернется. Она могла потерять брата навсегда, хотя, на самом деле, в глубине души, уже его потеряла, став сестрой, которую постоянно ставят в пример. Поэтому ей приходилось поддерживать свой статус и она продолжала делать вид, что ненавидит брата всей душой. От этого становилось мерзко. Девушка будто смотрела фильм, в котором она — тот самый персонаж, которого все осуждают, не вглядываясь и не вдаваясь в подробности. Воодушевленный взгляд Глэма — именно это иногда помогало Лидии все еще верить в то, что когда нибудь, такой взгляд будет и у нее. Что она сможет сбежать и брат примет и простит ее. Что она забудет дом отца, как страшный сон и будет играть по ночам на гитаре вместе с Чесом. — Лидия… Девушка удивленно оглянулась и увидела перед собой Себастьяна: честно говоря, она так и не поняла, какое имя принадлежит ее брату. В разных образах, он выглядел совершенно по разному. Хотя, имя Глэм, безусловно подходило ему намного больше. — Чего тебе? Лидия скучающим взглядом посмотрела на него и встряхнула своими светлыми волосами, прищурив глаза. Ее образ в доме отца был именно таким — пока что, она не собиралась изменять его, как бы сильно ей этого не хотелось. С отцом шутки плохи. Глэм явно не имел никакого желания говорить то, что он хотел сказать, но у него просто не было выбора. По крайней мере, так показалось Лидии, поэтому она внимательно посмотрела на брата, ожидая просьбы или вопроса. — Лидия, вообщем, у меня тут такое дело… И он рассказал ей всю историю. От начала до конца. Точнее, не совсем, но почти. Девушка знала про ночные репетиции, музыкальную группу и гитару и, когда брат объяснил ей, почему она должна сообщить отцу о срочном занятии в академии, она смогла самостоятельно выстроить полную историю. — А почему это я должна тебе помогать? Так ответила бы Лидия раньше. И, к сожалению, так пришлось ответить Лидии и сейчас. Ведь, по сути, она даже и не знает, что это за концерт и ей нет дела до планов никчемного брата. А вот когда ей протянули деньги, интерес сразу появился. Интерес должен был появиться по изначальному сценарию. 100 долларов для семьи Лидии и Глэма — жутко мало, но никому из детей почти не давали карманных денег. Точнее, не давали их совсем. Отец считал, что они недостаточно взрослые, чтобы самими распоряжаться деньгами семьи — особенно Себастьян. Конечно, Лидия знала, откуда у брата, столько своих доходов — он прекрасно играл на гитаре, а добрые прохожие очень часто оказываются не только добрыми, но и щедрыми. Но по сценарию, она должна была горделиво задрать нос, взять бумажку в руки и согласиться на это небольшое вранье. Репетиция в академии, о которой не поставили в известность родителей. Как глупо. Но Лидия, на вопрос отца, лишь кивнула головой, а после удалилась в свою комнату и заглянула в окно. Безусловно, отсутствие обоих детей жутко подозрительно, но ей все же очень хотелось попасть на концерт — посмотреть и послушать другую музыку, которую она так успела полюбить. Музыка, концерты… Лидия сама не заметила, как немного задремала, а проснулась только от возмущенных криков отца. Именно тогда в душу девушки закрались подозрения: крики шли именно из-за стены, за которой находилась комната Глэма. А Глэм, судя по всему, еще не пришел и придет совсем не скоро. Чьи-то шаги в сторону комнаты Лидии, окончательно заставили ее убедиться в своих предположениях: с самого детства, она неплохо анализировала ситуации и могла выстраивать максимально точные логические цепочки и сейчас, это умение пришлось совсем не кстати. Было бы глупо, если бы ее брат тоже не вел личный дневник: очевидно, его записи были намного разнообразнее, чем заметки Лидии. И было бы еще глупей, если бы он прятал их также неумело, как и она. Каждый вечер комнаты обоих проверяли, но, если комнату Лидии, просто слегка осматривали, не думая, что она спрячет что-то у себя, то комнату Глэма переворачивали вверх дном и ни разу не находили ничего, похожего на личный дневник. Лидия только успела слезть с подоконника и выйти в центр комнаты, как в комнату ворвался разъяренный отец: таким она видела его лишь пару раз и то, эти воспоминания давно стерлись из головы девушки и она думала о них, как о кошмарах, которые портят аппетит и вырабатывают бессонницу. — Репетиция… Репетиция…- Видимо, весь гнев отец уже успел высказать в комнате Глэма и теперь только злобно махал руками, оглядываясь по сторонам. Но как только он заметил Лидию, гнев тут-же вернулся к нему и, не задумываясь, он влепил девушке сильную пощечину. Отец очень редко накладывал руки на свою дочь: вероятно, считал ее таким ничтожеством, что даже ленился тратить на это силы, но сегодня его ярость определенно взяла верх: — Ты позволила ему уйти… за 100 долларов…- Голос отца был полон злобы и решительности, но сил кричать у него уже не было. Лидия увидела у него в руках небольшую, потрепанную книжечку — она была открыта в самом конце. Каким то образом, Густав нашел тайник сына, и записи в его личном дневнике, были, наверняка, не самого лучшего характера. Наверное, именно сейчас Лидия должна была встать на защиту брата, бросить отпор и вызов отцу и убежать в здание, где проводился концерт, но она продолжала стоять, держась за горящую щеку и бессильно наблюдать за тем, как отец глядел на улицу, высматривая там Глэма. Время от времени, он выплескивал гнев на Лидию, начиная жутко кричать на нее, но девушке было уже все равно. Глэм появился совсем скоро, прямо с началом дождя. Лидия могла остаться в своей комнате, но, вместо этого, она пошла вслед за своим отцом и вышла с ним на крыльцо. Дождь превратился в жуткий ливень. Сестра знала, что сейчас будет. Знала, но ничего не могла с этим сделать. Слезы начали застилать ее глаза, когда Глэм стоял под проливным ливнем и решительно смотрел на собственного отца. Эти слезы не были частью сценария. Глэм развернулся и начал уходить — уходить от этого жуткого дома, от отца тирана и скрипки, которая так сильно жгла ему руки. Отец что-то кричал ему вслед и Лидия могла бы броситься за братом, но она опять осталась стоять, делая вид, что слезы — это капли дождя, который все также сильно бушевал на улице.