Истинная некромантия

Инан вновь преклонил голову перед алтарем в своей келье, стоя на коленях и держа руки в очередной молитве. Он просил у своих богов сил, дабы выдержать все тяготы и лишения великого Похода, просил благословения на этом пути и защиты от проклятого колдовства, коим владели иномирцы. Старик повторял псалмы вновь и вновь, укрепляя веру в богов и себя. Инан боялся. Боялся, что подведет их, не выдержит схватки с колдунами, которые подчинят его разум и направят его клинок на братьев и сестер по вере. Это был страх неизвестности, с которой им предстоит столкнуться и уничтожить, страх оказаться слабым, неспособным сопротивляться магии, которая, по древним и уже почти забытым легендам, могла обращать в пепел целые города, а континенты погружать в синие пучины океанов. Все это навевало старые воспоминания, в которых он точно также молился, правда другим богам. Воспоминания перед первым боем. Сильный ветер трепал стены красного шатра, грозящегося упасть и улететь в небо каждую секунду. Перед древним старцем в зеленом одеянии стоял на коленях молодой, с короткими волосами цвета пшеницы юноша в короткой кольчуге, опиравшийся на стальной топор. Он шептал слова молитв и клятв, вдыхая запах зажженного в кадиле ладана. Его руки почти незаметно подрагивали в тот момент, когда боевой жрец озарял воздух перед ним знаками светлых богов, что направили их войско на борьбу с тварями тьмы — гоблинами. Это маленькие, серокожие порожденья зла, вероломно напавшие на Виджерскую конфедерацию, переплыли пролив Духов и подобрались своей грязной, многотысячной армией почти к самом столице человеческого государства. — Да направит твой оружие воля великого и могучего Аса, правящего на небесах и благословляющего на нас войну. Иди же, дитя богов, уничтожь нечестивцев, посмевших напасть на нас! Он встал и поклонился святому отцу, который в последний раз благословил его. Засунув топор в петлицу на поясе, Инан направился в сторону горевших недалеко костров, возле которых сидели и переговаривались солдаты. Высокое солнце ярко освещало лагерь войска, пестревшего различными знаменами и штандартами множества родов, объединившихся по приказу законотворца. Здесь были и дварфы, сверкавшие своей стальной броней и оружием, и эльфы в своих деревянных, выращенных доспехах, и даже дикие ящеролюды. Ну и конечно же, люди. Знатные рода и собранное ими ополчение составляли основную массу армии. Все это пестрое сборище с большим трудом уживалось между собой, не было ни одного дня, когда бы не произошло какого-нибудь неприятного инцидента. Дойдя, наконец, до костра, юноша присел на траву рядом с дварфийкой и ее отрядом, который не обратил на это никакого внимания, продолжив обсуждение. — Фикад, демон меня раздери, если я говорю неправду! — недовольно прикрикнул молодой карлик под смешливый взгляд своего соотечественника. — Брехня твои сказки про семерых героев, сразивших дракона, сжегшего их крепость. Там все не так было. — Так! Эти отважные воины уб… — Не так! Ту крепость вообще погубило то, что алкоголь закончился. Разодрались из-за последней бочки толстошлемного вина, раздавили одного случайно, а потом его брат устроил кровавую резню. А эти семеро были разбойниками, решившими помародерить в крепости, да случайно убившие забытую тварь во время бегства, — в глазах молодого вспыхнул огонь, а щеки раскраснелись. — Да как ты смее… — Тихо! Разорались, как эльфийские бабенки, увидевшие срубленный куст. Лучше оружие заточите, гномьи выкормыши! — зычный голос командирши заставил молодого убрать руку с рукояти клинка. — Но Лэр, ведь этот… — Тихо, я сказала! Не хватало мне еще, чтобы вы тут гемеш устроили и друг друга перерубили из-за байки. Спорщики злобно переглянулись, но замолкли, принявшись затачивать свое оружие. В тоже время Инан всматривался в даль с края холма, на котором расположился лагерь. Возле самого края леса, где-то в полукилометре, был виден дым другого лагеря. Гоблины уже третьи сутки ничего не предпринимали, что-то выжидая, как и армейский генерал. Это стояние уже порядком надоело воинам, жаждущим пролить кровь. — Чего всматриваешься, Инан? Увидел что ль чего? — подошла к нему Лэр Явндигхал, несильно толкнув по ноге. — Чего они ждут? И чего ждем мы? Наша конница втоптала бы гоблинов в пыль, если бы захотела. У нас почти двукратное преимущество, судя по словам разведчиков. Я уважаю генерала Узо, но то что он сейчас творит — какой-то бред, — проговорил юноша, повернувшись к дварфийке. — Инан, я, конечно, понимаю, что ты молодой, в командирах всего год, а жизнь видел только у себя в селе, в объятьях пышногрудой жинки да пары малых детей, но даже я отсюда вижу троллей, закованных с ног до головы в доспехи. Их тоже предлагаешь конницей задавить? — саркастично ответила воительница, уставившись в глаза покрасневшего парня. — Нет! Просто… — Ты устал ждать своего первого боя. И тебе страшно от того, что ты можешь опозориться перед своими мужиками. Инан, Аса ради, успокойся. Это у всех было, твои ребята тоже тряслись перед первым боем, а после него меняли портки, — Инан повернул голову в сторону гоблинского лагеря, из которого послышался стрекот, а вслед за ним звук сигнальных рогов. Да, он хорошо запомнил тот день. Его боевая подруга не ошиблась, подчиненные ему солдаты действительно не подняли его на смех, а скорее дружественно поздравили под хохот и шутки. Точнее те из них, кто пережил тот бой, чуть не ставший последним для всей армии.

***

Закончился час молитв и откровений, башня ожила, чтобы завершить последние приготовления перед ритуалом перемещения. Часть аколитов ходят между этажами, перенося сосуды со свежесбагренной кровью и остальными необходимым вещами, другие же заняты подготовкой пленных для жертвоприношений, под крики выжигая и вырезая символы на их коже, а после останавливая кровотечение под присмотром Лорбэм. Члены Дома в то же время продолжили вырисовку последней пентаграммы в ритуальном зале с помощью кистей. Сам зал представлял собой обширное помещение, в котором, единственном во всей башне, были деревянные полы, стены и потолок. Но в данный момент этого не было видно, ибо все скрывала прибитая сверху с помощью гвоздей кожа, частично начавшая уже гнить, на которой и была сначала вырезана, а позже нарисована группа символов, состоявшая из большого квадрата, с располагавшимися по краям девятью пентаграммами, а в центре идеальным кругом, в котором вязь рун была закручена в спираль. Но вот грянул набат, разразящийся настоящим громом по все башне. Ударили двенадцать ударов в тишине гранитных стен, заставляя пленных в ужасе завопить от смеха Четырех богов, вторящих звону колоколов. Земля вокруг башня начала покрываться трещинами, через которые принялся выползать и закручиваться в вихре, словно песок жарких пустынь, фиолетовый туман. Клубами он начал собираться вокруг гранитного столпа, полностью скрывая его от окружающего мира. Аколиты поднимались в ритуальный зал, под руки ведя будущих жертв, не пытающихся сопротивляться, а только безмолвно плачущих. Их слезы медленно стекали по грязным лицам, обжигая болью вырезанные на коже символы. Сами же конвоиры были одеты в черные мантии, под которыми скрывались простые кольчужные рубахи или стеганки. На лицах их играли улыбки, а в глазах сияла радость вперемешку с благоговением. Но вот наконец процессия достигла ритуального зала, где собрались все члены культа, упавшие на колени перед архонтом, в чьих глазах горело пламя торжества. Но несмотря на это он не терял свой разум в религиозном экстазе, сохраняя холодный ум и контролируя каждый момент ритуала. Он знал, что этот поход будет тяжел и полон трудностей, которых им придется преодолеть. Своей правой рукой держал он адамантиевый кинжал, лезвие которого переливалось льдисто-голубым светом в непроглядном мраке, освещая нагрудник чешуйчатой брони, поверх которой было надето черное сюрко с символом культа. На его поясе висели ножны из эльфийской кожи со вставленным внутрь длинным мечом. Перед ним в первом ряду верующих стоял на коленях весь Дом, опиравшийся на свое оружие и одетый в кольчужный доспех, закрывавший все тело. Взгляд блестевших глаз Момуза был устремлен на лицо архонта, в них читалось восхищение и полная, почти собачья преданность. Улыбка разлилась на его морщинистом лице, подобно буйной реке вышедшей из берегов. Это был чуть ли не пик счастья, вверх блаженства видеть Пророка, самозабвенно исполняющего роль, что выдали ему Боги. Инан смотрел чуть выше головы Эну, будто его взор видел, куда больше, чем позволено земным существам. Пред его закрытыми глазами стоял образ Четырех, взиравших на них с небес. Он потерял связь с реальностью, утонул в океане святости и веры. И ничто в мире не смогло бы в этот момент заставить его очнутся, развеять вставшую перед ним картину. Эфба был спокоен и умиротворен. Его руки твердо держали топорище, рукоять стояла без единого движения. Голова наклонена к полу, а глаза полуприкрыты, он весь обратился в слух и осязание, слыша каждый вздох и чувствуя всякое движение ног по кожаному полу. Он думал о будущем, он думал о той священной миссии, что возложили на них Четыре. Лицо Лорбэм, словно пустое полотно художника, не выражало ничего. Она вся застыла, как статуя в подземных гробницах дварфов. Серые глаза внимательно следили за Пророком, а уши ожидали того момента, когда он заговорит. Холодный разум ее также замер. Все необходимые расчеты произведены, приоритеты расставлены. Лица остальных членов Дома, хоть и по разному, выражали одно — покорность и обожание. Их господин, их Пророк, великий и непогрешимый, поведет их на священную войну, дабы исполнить волю Четырех. Страх исчез в их сердцах, сменившись непоколебимом верой в успех похода на земли иномирцев. Пленников прибили к пентаграммам под их визги и стоны, а сами культисты присоединились к коленопреклоненным братьями и сестрам. И тут заговорил Пророк: — Сегодня, в этот священный для каждого из нас час, мы прорвем ткань между мирами и придем в чуждым для нас мир, дабы он увидел гнев Их! Мы сделаем его священным по зову Их! Мы исполним Их волю! Ни капли жалости к чужемирцам! Ни капли сомнений! Нам не страшен злой рок, ибо мы верные слуги Божьи! Во славу Их, да начнется ритуал, да начнется священная война! — и громогласный хор вторил ему. — Мы не знаем сомнений, нам не страшен злой рок! Ведь нас направляет великий Пророк! Слава Богам! Слава Четырем! И в этот момент Эну сделал короткий, почти молниеносный жест. Комната зашевелилась, кожа ожила, начав выгибаться, не способная вырвать державшие ее стальные гвозди. Жертвы завопили пуще прежнего, чувствуя холодные касания немертвого пола, желавшего задушить их. Архонт подошел к первой из них, вьющейся, словно червь в грязной земле, не в силах оторвать свою плоть, приколоченную гвоздями. В ее глазах читался страх, ужас и безумие. — Первая жертва Вам, о Боги, дабы открыть миры для вас, — адамантиевый кинжал разрезал кожу пола по контуру пентаграммы. И она змеей обвилась вокруг тела, полностью затягивая его в кокон из плоти, в котором жертва превращалась в мясную кашу. — Вторая жертва Вам, о Боги, дабы прорубить границу между мирами, — проговорил Эну, как только затихла первая жертва. А как только ее судьбу повторила и вторая, то воздух начал дрожать, становясь маревом, как над огнем пожара. — Третья жертва Вам, о Боги, дабы два стали одним, — реальность пронзил рубец, появившись над кругом. — Четвертая жертва Вам, о Боги, дабы дать вам сил. С каждой жертвой рубец расширялся, становясь, наконец, с девятой жертвой настоящими вратами, внутри которых плескался космос. И Пророк вошел в них, достав меч из ножен. И как один, за ним пошли другие.