1
Последние дни месяца симоцуки. День уже давно и стремительно удлинялся, обещая, казалось бы, скорый приход весны, но то было обманчивое чувство. Наступала самая холодная пора, а в этом году еще и бесконечно валил снег. Старожилы говаривали, что таких снегопадов раньше не видели, и весь Хэйан, казалось, будто застыл, словно вмерзшая в лед рыба. Город встрясывали лишь слухи о странных напастях, обрушившихся на столичную молодежь всех рангов и характеров. Кого-то из них находили бездыханными, кто-то, бесследно пропадал, одна совершенно хорошенькая служанка упала в колодец, а любимый сын рода Имибэ, которому прочили блестящую карьеру, вдруг начал нести полную чушь, не признавая родных и все порываясь куда-то уйти, а как его заперли в собственной комнате вовсе замкнулся в себе, постоянно буравя взглядом стену. Будь Хиромаса более чуток к придворным слухам, он обязательно бы вспомнил таинственную болезнь юной госпожи Киёхара, но Хиромасе было совершенно не до того. Сэймэй все ещё дурил его двойниками. Припоминая Хиромасе его пылкие и простодушные замечания после случая с госпожой со спутанной душой, он то и дело подсылал к нему мороки в своем облике. Несколько раз Хиромаса, невероятно удивленный тому факту что друг его оказался в городе, заговаривал с ним, пытаясь выяснить какая мистическая история вынудила того покинуть свою обитель только для того, чтобы обнаружить, что беседы он ведёт с деревом, или светильником. Сэймэй же только посмеивался, находя жалобы Хиромасы забавными. То были не самые постыдные ситуации, к ним Хиромаса, уже привык и даже сам начал находить их развлечением, скрашивающим короткие зимние дни. Но в этот раз его невольным собеседником оказался молодой провинциальный аристократ, недавно представленный ко двору, от которого Хиромаса с час пытался добиться разъяснений, что за дела у Сэймэя могут быть в конюшенных дворца. Несчастный юноша был слишком робок и боялся ненароком обидеть вышестоящее лицо, тем самым загубив себе любые шансы на успешную карьеру, а потому лишь молча терпел пытку Хиромасы. Каким, должно быть, сумасшедшим он ему показался! Хиромаса краснел до самых корней волос, думая об этом. — Сколько это будет продолжаться, Сэймэй! — совершенно обескураженный этим случаем примчался выговаривать он другу. Ни капельки не пристыженный Сэймэй возлежал на подушках перед открытыми перегородками веранды, любуясь покрытым пушистым снегом садом. Рядом с ним стояла обогревающая жаровня, отгонявшая редкие мелкие снежинки. Хозяин дома источал ленивую негу, которая бывает только в самые холодные дни, когда кажется, что весь мир вокруг замер и спит, и только возле небольших людских очагов теплится хоть какая-то жизнь. Хиромаса примчался в этот сонный край как внезапный холодный ветер, принеся с собой свежий воздух, снег и искрящее недовольство. — Будет тебе, Хиромаса, иди лучше к огню, откуда в тебе столько энергии в такое время года. — Не заговаривай мне зубы, Сэймэй! Я привык уже к тому, как ты постоянно издеваешься надо мной, но в этот раз ты втянул в свою игру постороннего! Я стану абсолютным посмешищем при дворе! — Ничего страшного и не случилось, к чему такие недовольства. Тот мальчик наверняка посчитал этот день счастливейшим в его жизни и будет вспоминать о том, как сам Минамото-но Хиромаса заговорил с ним! А если он достаточно умён, то сумеет и пользу извлечь из этого случая, сказав в правильных местах что стал задушевным другом для бесед господину третьего ранга из императорского рода. Так и продвижение по службе получить можно! — Я уже представил его дамам императрицы, — буркнул Хиромаса. — Смотри-ка, его карьера уже пошла в гору! Я так помог юному дарованию, все только в выигрыше! — Кроме меня. — Ну, будет, Хиромаса, — Сэймэй наконец поднялся с подушек и умиротворяюще протянул ему свою чарку. Хиромаса принял ее и залпом осушил, немного успокаиваясь. — Так сколько ты намерен это продолжать? Сэймэй пожал плечами, снова уютно устраиваясь у жаровни. — Ну ведь это же так забавно… — Сэймэй. — Хорошо, если ты хочешь конкретный срок… Ммм… До тех пор, пока ты не научишься узнавать меня. — Тебя я и так узнаю. Это было совершеннейшей правдой. По какой-то причине каждый раз, когда именно Сэймэй представал перед ним, прикинувшись кем-то другим, Хиромаса безошибочно распознавал его, стоило Сэймэю открыть рот и произнести пару фраз. Сэймэй оказался этим весьма раздосадован, и, будто в отместку, стал посылать ему мороки со своим обликом в два раза чаще. Вспомнив об этом, Сэймэй поморщился. — Нет, полностью, узнавать и что под моей внешностью не я — тоже. Хиромаса застонал. — Я уже понял, что ляпнул тогда глупость, сжалься надо мной! Сэймэй удивлённо приподнял брови. — Нет-нет, я как раз считаю, что ты все сказал правильно, и раз уж мы так давно делим дружбу, мне бы хотелось, чтобы ты узнавал меня. — Тебе просто нравится надо мной издеваться! И это нечестно, я не могу устраивать таких фокусов, налепляя на других свою внешность! Как я могу проверить узнаешь ли меня ты? Сэймэй тонко улыбнулся. — Поверь мне, я узнаю тебя не только по тому, как ты выглядишь или что ты говоришь. У меня есть возможности отличать тебя от других и по прочим признакам. Хиромасе показалось, будто нос Сэймэя заострился, придавая лицу хищные черты. — Хорошо, хорошо, колдовские штучки, этот глупый Хиромаса все равно ничего не поймет, — быстро пошел на попятный Хиромаса. — Никогда не считал тебя глупым, — Сэймэй выглядел слегка недовольным, однако настаивать на дальнейшем разговоре не стал. — Но таковым я себя и чувствую! Особенно когда становлюсь посмешищем для всего двора. — Ах, людские порядки, даже такое обласканное властью существо, как ты, не может позволить себе немного побыть посмешищем. — Именно поэтому и не могу. — И на что тогда годится этот третий ранг… Хиромаса не нашелся, что ответить. Философские вопросы о целесообразности организации дворцовой жизни не слишком посещали его голову. Рождённый и выросший при дворе, он чувствовал себя во всех этих сложных переплетениях вполне комфортно и принимал все их условия как данность, наряду с тем, что небо голубое, а зимой бывает снег. Сэймэй подобрался ближе к жаровне, и снова свернулся рядом с ней, подложив под голову согнутый локоть. Хиромаса обреченно вздохнул, признавая за собой поражение. Злиться на такого Сэймэя было невозможно, а без должной злости все его аргументы казались неубедительными даже ему самому. — Твоя усадьба выглядит пустой. — Зима, Хиромаса. Мой сад спит. — И ты здесь совершенно один? Сэймэй флегматично посмотрел на гостя и снова прикрыл глаза. Хиромасе вдруг сделалось одиноко, хотя это и не он жил в пустом темном доме. Теперь ему казалось, что кроме этой жаровни в усадьбе нет ни единого очага тепла, и когда он представил что Сэймэй, тот самый Сэймэй который ленится сделать самостоятельно хоть малую бытовую вещь, предпочитая переложить всю работу на волшебных духов, сам запаляет себе жаровню чтобы согреться в такой холодный день, его сердце сжалось. — Поедем ко мне, Сэймэй! — вырвалось у него раньше, чем он успел подумать, — Останешься, пока не потеплеет. В моем доме достаточно и слуг, и жаровен, так что тебе не придется мерзнуть! Сэймэй озадаченно моргнул. — Я не мерзну… Но Хиромасу было не остановить. — Я вижу, как ты жмешься к одной этой жаровне, не упрямься! — Ты хочешь, чтобы я перебрался к тебе на зиму? — Сэймэй сел, упираясь локтем в колено и устраивая на ладони подбородок. Взгляд его оживился. — Я знаю, что ты игнорируешь любые домашние дела, но даже тебе нельзя вот так в одиночестве мерзнуть зимой. Ты ведь можешь заболеть! Так что да, я зову тебя перезимовать ко мне. — Не волнуйся, эти холода не продлятся долго. Примерно через декаду я уже ожидаю госпожу Сливу. — Значит пойдем ко мне на эту декаду! — не сдавался Хиромаса. Идея увезти Сэймэя в свой дом уже полностью захватила его разум и отступать он был не намерен. Взгляд Сэймэя стал вдруг озорным, глаза сузились. — Я не могу так надолго покинуть дом. — Не так давно мы отправлялись в целое путешествие! — Вот именно, я не был здесь слишком долго. — Но весь твой сад спит! — Вдруг случится что-то жуткое и при дворе понадобиться моя помощь? — Весь двор просит твоей помощи через меня, так что так будет даже быстрее. Сэймэй одобрительно хмыкнул, признавая его правоту. Хиромаса уже готовился праздновать победу, как вдруг его друг певуче произнес: — Господин Хиромаса, я так благодарен за Ваше радушное приглашение, но я вынужден отказаться… — Почему? — Мне запрещено покидать усадьбу в ближайшие дни, иначе я пересекусь со странствующим божеством, и тогда уже заболею непременно. Хиромаса моргнул. Ему было нечего противопоставить этому доводу. Он насупился. — Ты говорил, что не гадаешь сам себе. — На важное — не гадаю, — согласился Сэймэй, — Однако пути бога болезней все же знать нелишне. — Отлично! — Хиромаса чувствовал себя раздраженным, — Значит я останусь здесь с тобой. — Останешься? — Да! Я распоряжусь привезти мои самые теплые вещи, и останусь здесь, пока не потеплеет. — О, — только и успел ответить Сэймэй, прежде чем Хиромаса умчался столь же стремительно, как и ворвался сюда часом ранее. Сэймэю оставалось лишь смотреть ему вслед. — Господин Хиромаса остановится здесь? Со спины к Сэймэю бесшумно приблизился юноша-сикигами, одетый в темно-синий охотничий костюм. Колдун ухмыльнулся и запрокинул голову, обращая на него взгляд. — Похоже на то. Придется нам прятать тебя получше. Как и тот факт, что все жаровни в доме могли зажечься по одному лишь щелчку Сэймэевых пальцев.***
Первое, что сделал Хиромаса, приехав обратно в имение Сэймэя, — укутал его в шерстяную накидку. Сэймэй пораженно хлопал глазами, но не спорил, отчего поселил в сердце Хиромасы ещё большую уверенность в том, что ему катастрофически не хватало тепла. Он водрузил рядом с жаровней кувшин крепкого сакэ, который был выдан ему на кухне с заверениями, что лучше этого сорта вина ничего не согреет. Кухарка ручалась за это своей головой, так как однажды бутыль подобного пойла спасла жизнь ее замерзающему в зимнем лесу мужу. Сэймэй высунул нос из покрывала и принюхался. — Что это, Хиромаса..? Хиромаса поморщился. Его нюх был не столь чувствителен, однако и до него донёсся специфический запах. — Я не знаю, — отмахнулся он, — Мне сказали, что это нас точно согреет. Сэймэй с сомнением свёл брови и посмотрел на друга снизу вверх. — Не хочу ничего слышать от человека, которому доводилось есть креветочные головы! Сэймэй вздохнул. — Кстати о еде… — Ты… Ты же не умеешь готовить..? — издалека осторожно начал Сэймэй. Хиромаса поджал губы. — Еду нам будут доставлять из моего поместья. Ее нужно будет только подогреть. Сэймэй испустил вдох такого искреннего облегчения, что Хиромаса почти обиделся. — Я пойду пока выгружу вещи. — Воспользуйся, пожалуйста… — Я знаю какую комнату занять, — буркнул в ответ Хиромаса и устремился к гостевой. Сэймэй укутался в покрывало до самых глаз, пряча улыбку. Следующие дни шли слишком быстро. Сославшись на необходимость затвора в горном храме Хиромаса выторговал себе отпуск от работы во дворце. Сэймэй с большой охотой выписал ему свидетельство, что храмовое очищение было жизненно необходимо, иначе не отмыться славному отпрыску Минамото от скверны аж до третьего перерождения. Хиромаса поначалу мучался совестью, но тихий уют безмолвного Сэймеева дома быстро заразил его ленью хозяина. Последние сомнение развеяло письмо от придворной дамы императрицы-матери, с которой Хиромаса был дружен с детских лет. Император, писала она, и весь двор занят приготовлениями к отправке в Исэ новоиспечённой жрицы сайгу, предшественнице которой пришло время вернутся назад по причине смерти ее кормилицы и необходимости соблюдения траура по ней. Все эти приготовления могли быть завершены и без участия Хиромасы, так что он с готовностью отдался блаженному ничегонеделанию в компании Сэймэя. Так прошло три дня, когда вместе с обедом доставили и послание от все той же любезной подруги детства. — Что пишут? — требовательно спросил Сэймэй, придирчиво разглядывая письмо. — Отправку в Исэ молодой принцессы снова отложили, — задумчиво сказал Хиромаса, — Все уже было готово, но приходится переносить. — По какой же причине? — Скверна. Умерла ее близкая служанка. Сэймэй многозначительно покачал головой. — Такое и правда игнорировать нельзя. — С ее отправкой тянут уже больше половины года, — протянул Хиромаса, разглядывая крупные хлопья снега, сыпавшиеся будто рис из мешка, — Тревожный знак. В этот раз думали, что уж точно следует отправить, но поди ж ты. — Почему так долго? — Все скверна. Едва доходит до ритуальных омовений в реке Кадоно кто-то умирает, и все сначала. — Умирает? — Если подумать, это началось довольно давно, — нахмурился Хиромаса, — В этом году молодежи пропало пожалуй что больше, чем в прошлые, но необычным это стало в последний месяц. С тех пор, как мы отправились в Нара пропало или умерло восемь человек, а еще шесть было до этого. Иной раз каждую ночь подряд, и большая из них связаны со жрицей. — Как интересно… — протянул Сэймэй, — Отчего ты не сказал мне ранее? — Я был… Занят, — покраснел Хиромаса. — Занят? — Разбирался с твоими мороками! — О, — только и ответил Сэймэй. — И разобрался? Хиромаса набрал в грудь воздуха, готовясь разразиться гневной тирадой, как вдруг заметил ехидный взгляд Сэймэя. Нет, — подумал он, — того тебе и нужно, значит так я делать не стану, — и так же медленно, как набрал, выпустил из лёгких воздух. — Укройся потеплее, поднялся ветер, — Хиромаса поправил шерстяное покрывало Сэймэя. — Последняя пропажа была за четыре дня до того, как я приехал к тебе, так что приготовления снова пошли, и вот вчера опять смерть. — Экая невезучая барышня. — Ее невезение грозит всему двору! Внутреннее святилище Исэ не должно оставаться без верховной жрицы надолго. — Насколько мне известно, службы идут и без нее. — Но в святилище она быть должна! Иначе это может обернуться катаклизмами. И угрожает здоровью императора! — Этого ты, конечно, вынести бы не смог, — иронично отметил Сэймэй, но даже этой очевидной язвительности не суждено было оказаться замеченной. Хиромаса думал.***
На следующий день ко двору Сэймэя было послано официальное письмо. — Прошу прощения, достопочтимый господин Абэ-но Сэймэй, что пишу к Вам таким образом, однако асон Минамото-но Хиромаса вынужден был отлучится от двора в затворничество для отправления очистительных ритуалов и сейчас недоступен, потому писать Вам приходится мне, — вдохновенно зачитал вслух первые строки Сэймэй. Отлучившийся в затворничество асон Минамото-но Хиромаса отчаянно краснел щеками, чувствуя себя пятилетним ребенком, которого поймали за кражей яиц из птичьих гнезд. — Перестань, — буркнул он, — что конкретно они хотят от тебя? Сэймэй пробежался по листку бумаги глазами. — Приставленный к будущей сайгу охранник умер этой ночью. Император тревожится и просит расследовать это дело. Хиромаса, ожидавший чего-то подобного со вчерашнего дня, кивнул и поднялся. — Идём? — Идём — неохотно протянул в ответ Сэймэй, — Но только завтра! Мне нужно подготовится.2
Хиромаса, уже как-то подзабывший что за пределом Сэймего дома есть жизнь, оказался несколько обескуражен суетливой шумихой, царившей во временном дворце новоиспеченной жрицы. Встретить их был поставлен один из жрецов Ватанабэ. — Господин Сэймэй, — восхищенно воскликнул он, стоило Сэймэю выбраться из повозки, — Я так много слышал о Вас, я так надеялся…! Господин… Хиромаса? — столкнувшись с вылезшим следом Хиромасой, молодой человек выглядел шокированным. Не то, чтобы Хиромаса рассчитывал на какое-то особенное гостеприимство, однако такое отношение все же оказалось ему в новинку. Обычно подобные чувства вызывал Сэймэй. Хиромаса отвесил вежливый кивок головы, вспоминая что это все же он здесь носитель третьего ранга. — Ох, я просто не ожидал Вас встретить, — спохватился жрец, — весь двор гудит о том, что Вы непривычно надолго удалились от дворца в какой-то дальний горный храм так что видеть Вас никто и не рассчитывал… — Не распорядитесь ли распрячь быка из моей повозки? — вдруг поинтересовался Сэймэй. — Быка? — непонимающе отозвался жрец. — Верно. — Но, господин Сэймэй… В Вашей повозке быка… нет? — на молодого человека было жалко смотреть. Хиромаса подумал, что возможно это его первый раз за пределами Исэ. — Ох, верно. Господин Ватанабэ, послушайте, я могу заставить свою повозку ехать без быка, неужели Вы думаете, что я не смогу достать господина Хиромасу из горного храма? — Понимаю, понимаю, простите этому глупцу его оскорбительные сомнения, — низко поклонился жрец, кидая Хиромасе какой-то недовольный взгляд. Хиромаса смущённо почесал шею. Сэймэй же чванливо кивнул и направился в дом, маня друга за собой. — Спасибо. Лукавить тебе удаётся лучше, — шепнул Хиромаса. — Лукавить? — вскинул брови Сэймэй и обернул голову к Хиромасе, — Не хочешь ли ты сказать, что тоже думаешь, будто я не смогу? Хиромаса запнулся. — Нет-нет, я совсем не то имел в виду… Спасибо что прикрыл меня! Сэймэй смерил Хиромасу прищуренным взглядом и отвернулся, продолжая следовать вглубь усадьбы. Хиромаса выдохнул. Он неизменно восхищался собранным и сосредоточенным Сэймэем в «рабочее» время, но домашняя уютная версия ему, пожалуй, нравилась больше. Гостей проводили в покои будущей жрицы. Она приняла их за расписанной осенним пейзажем ширмой из тончайшей бумаги. Тусклый дневной свет очерчивал лишь ее неясный силуэт. — Мое имя Омико, — представилась она, — о Ваших талантах моему дядюшке рассказывало немало человек, так что он решил пригласить Вас сюда. Однако он не предупреждал, что Вы будете не один. Стало быть, Ваше затворничество уже окончилось, господин Хиромаса? — Не совсем, — буркнул в ответ тот. Он помнил Омико вздорным смешным ребенком, когда она прибегала на половину дворца императрицы, сейчас же звонкий нежный голос ее был едва им узнаваем. — Омико! — вдруг воскликнул Сэймэй, — Вам на роду написано было стать жрицей. Силуэт девушки за ширмой слегка склонил голову. Повисла тишина. — Мне дали это имя, — медленно произнесла она, когда Хиромасе затянувшееся молчание уже начало казаться неуютным, — потому что моя мать родила меня у берегов Бива. — Чудесное имя! — Благодарю, господин Хиромаса. Вы как всегда добры к этому ребенку. — Что же, госпожа, как Вы верно отметили, мы здесь по делу. Есть ли у Вас что добавить к тому, что сообщил нам Ваш дядюшка? — Я не знаю, что именно он сообщил Вам, господин Сэймэй, но боюсь я в любом случае не могу рассказать что-то кроме того, что люди рядом со мною постоянно умирают, отчего мне приходится раз за разом откладывать отправление к месту службы. — Да, именно поэтому нас и пригласили… Подобные несчастья случаются с будущей жрицей впервые, уж не признаки ли это разлада в стране. — Правда? — из-за ширмы раздался смешок, — А я думала, что дядюшка беспокоится как бы я не пострадала. — Все именно так, Омико-химэ! — воскликнул Хиромаса. Он предостерегающе сжал запястье Сэймэя, страшно округляя глаза, — Император в первую очередь обеспокоен Вашей безопасностью, именно поэтому мы здесь, — с нажимом продолжил он. Сэймэй в ответ лишь закатил глаза. — В Оммёрё поговаривают, что эти события могут быть знаком недовольства богов. В таком случае назначение жрицы придется пересмотреть. — Что же со мной тогда будет? — изумленно проговорила девушка. Сэймэй покачал головой. — Никто не знает, такой процедуры у нас ещё не бывало. Но думаю, переживать Вам не о чем, госпожа, наверняка Вас вернут к семье и затем выдадут замуж, как и престало девице императорского рода. — Замуж… — эхом откликнулась она. — Прошу нас на этом извинить, госпожа, — поклонился вдруг Сэймэй, — Хочу поскорее приступить к изучению вашей обители. Чем раньше начнем — тем скорее закончим! — Да, конечно, — рассеяно ответила девушка, будто пребывая мыслями в ином месте, — Я тем временем распоряжусь о Ваших покоях. — Благодарю Вас. — Император и правда планирует передать обязанности сайгу кому-то другому? — драматичным шепотом спросил Хиромаса как только они вышли от будущей жрицы, — О том было написано в письме из дворца? — Не имею ни малейшего понятия. — Но ты сказал… — Сказал, да. Если это продлится ещё с месяц думаю служители Палаты небесных и земных божеств действительно выступят с докладом и гаданием, не отказывается ли таким образом Аматерасу от своей новой жрицы. — Но ведь она ее выбрала сама? — Боги, Хиромаса, — пожал плечами Сэймэй, — Но, если ты спросишь мое мнение, я не думаю, что богиня сама отказывается от нее. Скорее вмешался кто-то другой. — Но кто? Сэймэй снова покачал головой. Они вышли к берегу реки Кадоно. Недавно отремонтированный мост Полной луны виднелся поодаль, поддернутый дымкой. Сэймэй вдумчиво проследил его взглядом от берега до берега. — Есть ли у тебя идеи, кто это может быть, — с надеждой спросил Хиромаса. — Пока что не могу ничего предположить… — покачал головой Сэймэй, — Допустим, основная причина всех этих смертей — оттянуть отправление жрицы в Исэ. Кому это может быть выгодно? — Врагам императора, конечно же! Чем дольше святилище стоит без хранительницы, тем в большей опасности государство! — Слишком сложно и долго, за это время его можно было если не убить, то отравить уж точно. Не таращь на меня глаза, Хиромаса! Это ты предположил, что тот парень основная цель. Возмущение Хиромасы будто искрилось в воздухе. — Успокойся, я не думаю, что дело в нем, — настойчиво повторил Сэймэ, — В письме говорилось, что умерших тщательно осматривали, и это точно не результат убийства. Но и естественным подобное количество смертей быть не может. — И ты точно уверен что виновна здесь какая-то нечисть? — деловито уточнил Хиромаса. — А тебе бы главное, что бы тут была замешана нечисть, а, Хиромаса, — засмеялся вдруг Сэймэй, — ведешь счет, в скольких бедах виновны демоны, а в скольких люди? — Нет! Ну, не совсем, — смутился Хиромаса, — Мне странным образом спокойнее, когда в чем-то страшном виноваты демоны. — Правда? И почему же? Считаешь, что только они и способны на ужасы? — Нет, просто… Просто вроде как для них так вести себя… естественно, что ли? Когда они делают что-то страшное это вроде как… неудивительно. Это ведь то, что они и должны делать. Сэймэй задумчиво промычал, рассматривая дымку над рекой. — А когда страшное творит человек… — Выходит, чудищу ты простишь больше, чем человеку? — резко прервал линию его рассуждений Сэймэй. Хиромаса растерялся. — Это из ненависти к чудищам, Хиромаса? Или может от особой к ним любви? — рассмеялся вдруг Сэймэй. Хиромаса в ответ нахмурился. Ответ на этот вопрос он найти не мог.***
Пока они изучали дом и окрестности, день подошел к концу. Управляющий дворцом сообщил им, что принцесса ожидает их в своей комнате. Утром их принимали в особом гостевом помещении, сейчас же друзья впервые оказались в личной комнате принцессы. Пока Хиромаса обменивался ворохом вежливых слов и воспоминаний о юности хозяйки при дворе, Сэймэй деловито изучал ее покои. — «Исэ моногатари», — вдруг тонко улыбнулся он, бесцеремонно разворачивая за уголок выглядывающий из-за ширмы свиток, — Какой неудивительный выбор развлекательного чтива. Принцесса молчала. — Если мне не изменяет память, стихотворения на ширме..? Она кивнула. — Опасность подобных моногатари в том, — вдруг вкрадчиво продолжил Сэймэй, — что юные барышни вдруг после их прочтения почитают за благо ввязаться в отношения, которые несут им одни лишь беды. — Человеческие судьбы всего лишь причудливое сплетение причинно-следственных связей, — равнодушно отметила девушка, — Я приму свою участь, будь она достойной или нет. — Надеюсь, Вы извлечете из этой повести нужный урок. Став на такой важный пост Вам недозволительно будет вести себя легкомысленно. По ширме, отделявшей гостей, пробежала тень. В раздражении девушка резко вскинула голову. — Я знаю о своем долге поболее Вашего, господин оммёдзи. — К чему такое недовольство, барышня — умиротворяюще промурлыкал Сэймэй, — разве Ваше избрание жрицей не такое же следствие переплетения причинно-следственных связей? Из-за ширмы донёсся раздраженный шумный вздох. — Разве не следует Вам принять его так же безропотно как минутой назад Вы готовы были принять грех запретной любви? — продолжал он. Ни звука в ответ. — О, понимаю… — Сэймэй заговорщически понизил голос ещё на тон, — грехи принимать всегда приятнее чем обязательства. — К чему Вы клоните, господин Сэймэй? — О, ну что Вы, ни к чему особенному. Просто веду приятные беседы. Видите ли, мой друг совсем не смыслит в литературе, так что я истосковался по обсуждениям моногатари. Весь прошлый день гадал на погоду по занудным атласам, сегодня тоже сплошные дела, захотелось на ночь развлечь себя. Хиромаса нахмурился. Он никак не мог вспомнить за Сэймэем страсть к придворному чтиву. И это он, Хиромаса не смыслит в повестях?! — И какова будет погода, — любезным тоном поддержала беседу девушка. — Ужасная, — вздохнул Сэймэй, — Сегодня последний день ясного света. С послезавтрашнего полудня придут большие холода и начнется беспрерывная метель, не меньше. чем на две декады. В последние дни нам везло, и хоть снегопады были сильные, но перемежались с днями ясными. Сейчас же… — Ах, вот как… — Запаситесь светильниками, госпожа! Если днём ещё света всем хватит, но ночью тьма будет кромешная, о звёздном свете можем позабыть до середины весны. — Но ведь остаётся лунный. — Ох, так о лунном тем более! Тьма, абсолютнейшая тьма, — сокрушенно покачал головой Сэймэй, — Что же, мы слишком задержали Вас, просим прощения! — Да, мне хотелось бы поскорее отойти ко сну… — Не думайте о дурном, принцесса, — ободряюще проговорил Хиромаса, — Мы обязательно поймём кто мешает Вам приступить к обязанностям и вскоре Вы уже отправитесь в страну Исэ. — Благодарю вас.***
Утро встретило их надломленным девичьим криком. Хиромаса выскочил из-за своей ширмы и наткнулся на проснувшегося спокойного Сэймэя. Кто-то кричал! Сэймэй кивнул и приглашающе указал ладонью на дверной проем. Кричала Омико-химэ. В суматохе позабыв о всяких приличиях, Хиромаса ворвался в комнату и встретился лицом к лицу с девушкой. Она была маленького роста, невероятно изящная и хрупкая, казалось, тонкие плечи ее должны надломиться от тяжести всех накинутых на нее шелков. Торчащая из ворота изящная головка в сравнении с одеждами казалась ещё меньше. Лицо ее обрамляли идеальной длины пряди, ровно как того требовали последние веяния при дворе. Но для своих пятнадцати лет она выглядела совершенным ребенком Вдруг девушка распахнула рот и истошно завизжала. Хиромаса дернулся и отвлекся от разглядывания ее лица. Крик был просто оглушительным. — Госпожа, Вы собрали у своих покоев добрую половину дома, нет нужды больше так кричать, — мягко заметил Сэймэй. Девушка надула идеально прокрашенные губки и указала пальцем вниз. Перед нею лежала служанка. Мертвая.3
В ширмах и прочих ухищрения больше не было нужды. В доме юной девушки, будущей жрицы, снова произошла смерть. Сэймэй опустился на колени перед телом служанки и внимательно всмотрелся в ее бледное лицо. Коснулся щек и вдруг прижался ухом к ее груди. Хиромаса пораженно ойкнул, девушка же внимательно наблюдала за всем этим с плохо скрываемым интересом. — Что Вы делаете, господин оммёдзи? — Пытаюсь понять причину ее смерти… — Как интересно, то есть Вы можете? Сэймэй вдруг поднял лицо и пристально посмотрел в глаза принцессе. — Могу. Она прямо встретила его взгляд, ни капли не смутившись. — И от чего же умерла? — От потери души. Принцесса вскинула брови. — Что Вы имеете в виду? — То, что и сказал. Она умерла, потому что у нее вынули душу. — И как же это могло произойти? — Некая сущность явилась сюда и забрала душу этой девушки. — Душу у умирающих забирают всегда, так что это выглядит очень сомнительным выводом, господин колдун, — тонко улыбнулась девушка. — Я гляжу принцесса исправно читает не только любовные романы! Посланник ада приходит вынимать душу и у тех, кто у умирает своей смертью, это верно, только он не оставляет следов. Когда душа вырвана насильно и не ко времени то тело может о том сообщить. — Каким же это образом? Сэймэй вдруг раздвинул губы в жутковатой улыбке и приложил длинный палец к губам. — А это, барышня, уже секреты моей профессии, и делиться ими я не намерен. — Ах, какая жалость… — закусила губу принцесса и потеряла всякий интерес к происходящему. — Унесите ее отсюда! Мне нужно затворится для очищения. Друзья откланялись, и как только они вышли из комнаты принцессы, Хиромаса накинулся с расспросами. — Сэймэй, а правда, как тебе тело сообщило что душу насильно вытянули? — Нет, Хиромаса, никак мне тело о том не сообщить не может. — Но, ты же… Сэймэй только нетерпеливо шикнул на него, утаскивая в отведённую им комнату. — Приведите ко мне кого-то, кто подённо помнит, когда случились все смерти! — на ходу бросил он одному из стражников. — Я могу помочь? — всполошился Хиромаса Сэймэй только отмахнулся. — Боюсь, остаток дня мне придется посвятить счетам. Хиромаса встрепенулся. Как бы не хотелось ему помочь Сэймэю и сколько бы своих сил он не готов был на это отдать, но счётные книги — это совсем не то, за что бы он взялся с охотой. Нет, конечно, если Сэймэй попросил бы он обязательно напряг бы все свои способности, но раз Сэймэй не просит… — Тогда я прогуляюсь? Сэймэй помахал ему в ответ, увлеченно чертя схемы в свитке. Сбежав от скучных свитков Хиромаса понял, что не может ничем себя занять. Он спустился снова по бамбуковой роще к реке, любуясь открывшимся видом невысоких гор. Несмотря на свое название Арасияма, гора бурь, в этот сезон была спокойна и тиха. Ветки деревьев были облеплены толстым слоем снега, так что не видно было и малейшего кусочка коры, и Хиромасе почудилось что он больше и не на земле. Белые деревья, белые горы, белый снег — и только незамерзшая Кадоно была светлого оттенка цвета цин, гораздо более нежного чем бывала летом. Все это создавало волшебное ощущение нездешноти. Хиромаса достал флейту, однако помузицировать ему в должной мере не удалось, кончики пальцев постоянно отмерзали и уже скоро потеряли нужную для музыки подвижность. Устав отогревать их дыханием, Хиромаса спрятал наконец флейту. Закат разукрасил снег оттенками фиолетового, в корнях деревьев уже начала клубиться сумеречная сизая дымка. Прощает ли он убийства монстрам потому что считает что они больше ни на что не годны? Кажется, что нет. Не простит ли он убийство людям потому что думает, что они лучше монстров? Кажется, что и здесь ответ нет. Тогда почему ему так отчаянно хочется, чтобы во всякой непотребщине причиной была именно нечисть? Ответа на этот вопрос он найти не мог. Промаявшись до самой темноты и окончательно замерзнув, он решил вернуться. Сэймэй был все еще занят, окруженный двумя залитыми слезами служанками и одним мертвенно бледным членом Правой гвардии, снаряженным сюда для защиты царственной особы, и не обратил на него никакого внимания. Решив, что может быть полезен в деле успокоения принцессы, он двинулся к ее покоям. Девушка стояла у открытой внешней стенки, любуясь светом вышедшей луны. Тоненькая фигурка ее выглядела невыносимо одинокой. Заслышав Хиромасу она ничуть не удивилась и лишь жестом пригласила его встать рядом. — Похоже мне снова предстоит отложить отправление. — Вам грустно, принцесса? Она выглядела задумчивой. — Когда все случилось в первый раз я очень испугалась… От обилия чувств я не смогла потом уснуть несколько ночей, все ходила и пыталась понять, что же произошло. Как мог случится рядом со мной такой ужас? Как я буду теперь без Камико? Я не могла даже есть, меня сразу тошнило… Хиромаса сочувственно смотрел на нее, силясь представить, что она чувствует. — Когда пропал Мороскэ мне тоже сделалось страшно. Но после третьего, пятого исчезновения я перестала даже переживать, — вдруг сказала она, — И даже чувство вины пропало. — За что же Вам чувствовать вину, принцесса? Она моргнула и недоуменно посмотрела на Хиромасу. — Ах, Вы же не знаете… Вокруг все начали судачить будто это я виновата в том, что близкие ко мне люди так умирают. Хиромаса яростно помотал головой. — Сэймэй точно определил, что причиной смерти стало что-то сверхъестественное, а потому никакой Вашей вины быть здесь не может. — Вы так считаете? — Считаю. — Вы такой хороший человек, господин Хиромаса… — вдруг глубоко вздохнула принцесса и подняла свое лицо к небу. Лунный свет красиво серебрил ее гладкую кожу, будто наделяя внутренним сиянием. Лёгкие отголоски его играли и на ее длинных черных ресницах. — Ваш друг хорош в предсказании погоды? — внезапно спросила она. — Сэймэй? — Хиромаса на мгновение растерялся, удивленный сменой темы, — У меня нет причин не доверять каким-либо его предсказаниям. Лучше него гадателя не сыскать. — Вот как… Стало быть, сегодня последняя ясная ночь в этой зиму. — Стало быть так. — Без света луны будет так одиноко… Хиромаса согласился и поднял свое лицо к убывающей луне. — Любите лунный свет? — Люблю! А Вы? — И я, — согласился Хиромаса, погружаясь в свои мысли, — Только я больше люблю полнолуния. В иное время любоваться и не принято… — Ох, это такое упущение! Любить что -то лишь в установленные дни все равно что не любить вообще, — с пылом произнесла девушка, — Если любишь то любуешься этим всегда, будь оно особенно красиво сегодня или, по мнению других, некрасиво совсем. Посмотрите внимательнее, господин Хиромаса, разве убывающая луна не прекрасна? — она внезапно прильнула к Хиромасе и схватила его за руку, пальчиком второй настойчиво указывая на полумесяц — Прошу Вас, посмотрите! — Хиромаса, — внезапно раздался голос Сэймэя, — отойди пожалуйста, от веранды и закрой перегородку. Хиромаса и принцесса испуганно дернулись и замерли, уставившись на невесть откуда взявшегося оммёдзи. — С-сэймэй. — Свидания под лунным светом — это совершенно не то, что тебе нужно, друг мой, — мягко заметил Сэймэй, проходя к ним и плотно задвигая скользящую перегородку. — И совсем не то, что получите сегодня Вы, дорогая принцесса. Она непонимающе смотрела на Сэймэя, стараясь оказаться ближе к Хиромасе. От Сэймэя веяло опасностью, так что Хиромаса неосознанно выступил между ним и принцессой. Колдун удивленно поднял брови и пояснил: — Я выяснил что убийство совершается в определенные дни лунного цикла, и сейчас как раз разгар этих дней. Подозреваю, что наш таинственный убийца связан с луной. Не стоит пускать ее свет в дом. — Видите, принцесса, — обрадовался Хиромаса, — никакой связи с Вами нет! — он обратился к Сэймэю, — Но если убийства происходят по определенным дням, почему их так много в последние полгода? Сэймэй тонко улыбнулся и перевел взгляд на девушку. — Почему, Омико-химэ? — Отчего Вы смотрите на меня? Этот вопрос терзает и меня тоже, — недоуменно ответила она. — Какая красивая у Вас ширма, Омико-химэ, — вдруг сказал колдун, легко кивая в сторону расписной ширмы, которая обычно отделяла принцессу. Хиромаса непонимающе моргнул. Принцесса так же недоуменно молчала. Сэймэй усмехнулся, разглядывая рисунки на бумаге. — Когда человек охвачен чувством ему всегда хочется иметь при себе хоть какую вещицу, напоминающую о предмете своих чувств… Даже если это грозит разоблачением. Такие уж странные создания, эти влюбленные. Принцесса заинтересовано склонила голову на бок. — К чему Вы ведёте? — Осенний сюжет на вашей ширме весьма изящен, — настойчиво продолжал Сэймэй, — Багрянник поистине восхитителен в месяц опадания листвы. С лица принцессы пропало приветливо-недоуменное выражение, будто его смахнули веером. Ни взгляд, ни черты ее лица не больше ничего не выражали. — Я расписала ее своей рукой. — Какое мастерство! Надеюсь, он оценил ее по достоинству? Она молчала. Ее нежное лицо, сиявшее красотой в холодном лунном свете при свете огней вдруг сделалось неприятным. Сэймэй нетерпеливо похлопал веером по своему бедру. — Барышня, я начинаю терять терпение. Хиромаса выступил вперёд, протягивая перед девушкой свою руку, желая разделить ее и Сэймэя. В красноватых пятнах света жаровен ему показалось что зрачки Сэймэя были вертикальными. Заметив движения Хиромасы Сэймэй язвительно прищурился. — Господин Хиромаса, Вам стоит перестать кидаться на защиту каждой девицы, что случайно соприкоснется с Вами рукавом в ночи. — Сэймэй! Заслышав это, принцесса издевательски рассмеялась. — Раз Вы столь мудрый оммёдзи, и обо всём так ловко догадались, что за глупые намеки? — Догадался? — Хиромаса перевел непонимающий взгляд на принцессу. — Ну же, мы ждём, госпожа Омико. — Убийства совершало существо с Луны, это правда. И зачастило оно по причине известной лишь мне. Она приблизилась к ширме и осторожно коснулась самыми кончиками пальцев изображенного на нем дерева. Хиромаса растерянно нахмурился, опуская руку.4
— В первый раз я увидела его в день ритуального омовения в реке Кадоно, — голос ее стал нежным и мечтательным, — Это был последний. На следующее утро мне оставалось лишь отправиться в далекое путешествие в край Исэ. — После всех ритуалов, ночью, одна, я снова вернулась к реке, снова вошла в нее и… — голос ее дрогнул, — И поняла, что я не хочу отправляться туда. Быть заключенной в святилище, не видеть своих милых сестриц и подруг, лишится всего, что я имею. Мне даже запретили брать с собою мячик! И так всю мою жизнь, до тех пор, пока не умрет дядюшка, или другой близкий мне человек. Моя судьба… так несчастна! Упав на колени в реку, я плакала, так долго, что не могла уже больше дышать. — И вдруг мне показалось, что на отраженной в реке луне я вижу силуэт… Мужскую руку, которая будто звала меня за собой. И тут я вспомнила, оно будто само собой произнеслось: Глазами я вижу Руками достать не могу, Ты как багрянник, Что на Луне растет.** — А потом… А потом он спустился, — по ее щекам катились слезы, — Я заметила его отражение, и так он был прекрасен, что я не могла оторвать взгляд, но до того мне было страшно нарушить запреты, что решиться поднять глаза я не смогла. Он только коснулся моих волос, когда с криками прибежала фрейлина. Она решила, что у меня тайное свидание и всячески была намерена остановить мое грехопадение, — она успехнулась, — Он закрыл ладонью мои глаза, а когда отпустил их то его больше не было. Рядом со мной лежала Камико. Я помню её длинные-длинные волосы, они всегда были ее гордостью, тогда они покачивались на волнах, длиннее чем два ее роста... Будто воды самой реки. Это было очень красиво, — вдруг сказала она. — Как Вы поняли? — спросил Сэймэй. Хиромаса перевел к нему взгляд, не понимая, о чем он. — Он больше не приходил, — Химэ обхватила себя руками, будто ей стало холодно, — Я выходила к реке каждую ночь, но он не приходил. О том, что он не… Не из здешних краев я догадалась быстро, таких волос у молодого человека быть не может. Тогда я села за тайные книги, которые отныне должны были стать моей жизнью. О, как радовались эти проклятые жрецы Имибэ, что я «наконец-то взялась за ум»! И там я нашла его. — Багрянника. — Багрянника? — Кацура отоко, Мужчина под багрянником, — отозвался Сэймэй, — Есть давняя легенда о том, что на Луне под огромным деревом багрянника живет мужчина, сосланный туда за преступление вечно это дерево рубить. Когда он выбьется из сил и уйдет на покой, дерево вырастает снова, и по пробуждении ему нужно начинать всю работу заново. И так ему там одиноко, и до того дурен его нрав, что отнимает жизнь у каждого, кто распознает его приглашение в тенях на лунном диске. — Но принцесса… Жива… — Чего не скажешь о ее приближенных, — усмехнулся Сэймэй. Взгляд принцессы был равнодушен. — Что же Вы, побоялись встретиться с любезным другом лицом к лицу? — Я не была до конца уверена, что это он, — в ровном холодном голосе ее не было больше и оттенка чувства, с которым она рассказывала о своих страданиях, — А вдруг бы то оказался не он, и я бы так глупо распрощалась со своей жизнью? Я подговорила полюбоваться луной самую надоедливую из служанок. Сэймэй хмыкнул. — Она слишком часто говорила мне, что отдать свою молодость служению богине мой долг, — пояснила принцесса. — Итак, Вы призвали Багрянника? — Да, он пришел и это был Он, — голос ее снова смягчился, — Он велел не смотреть на него напрямую. Если бы я посмотрела, ему бы не оставалась ничего другого, кроме как забрать мою душу… Один лишь он понимал и жалел меня, один лишь он заботился, всем остальным до меня не было дела! — И тогда Вы начали вынуждать своих приближенных смотреть в урочное время на луну, тем самым лишая их души. — Иначе он не мог сойти на землю, — слегка улыбнулась принцесса. Хиромаса не выдержал. — Вы погубили пятнадцать человек! И всё ради того, чтобы не отправляться в Исэ! — Шестнадцать, — мягко поправила она, — Вы забыли о Сёси. К тому же, отправление в Исэ было не главной причиной. Если бы Вы подождали немного я со спокойной душой отправилась бы к Внутреннему святилищу. Там метелей не будет, верно? — обратилась она к Сэймэю. — И продолжили бы убивать там? В святилище самой Аматэрасу? — Господин Хиромаса, Вы ведь сами говорили, что раз их жизни отнимает сверхъестественное существо моей вины в том нет, — удивлённо моргнула принцесса прекрасными наивно распахнутыми глазами. Хиромаса смотрел на нее во все глаза. Он пытался найти в ней хоть отблеск чувства, сожаления о тех, кто умер по ее вине, он был согласен увидеть там хотя бы безумие или жажду убийства, но и их не было. Единственное, что ее волновало сможет ли она провести свое чудовище на землю. — Не будь Вы любимой племянницей… Принцесса резко дернула головой. — Не будь я его любимой племянницей мне не пришлось бы вообще оказываться в этом святилище! Как будто я выбирала рождаться в славном роду Аматэрасу! — Но убивать приближенных ради встречи с любовником выбрали все-таки Вы, — мягко ответил Сэймэй, успокаивающе кладя ладонь на предплечье Хиромасы, — Пойдем, тебе нужно остыть. Хиромаса поджал губы и хотел было поспорить, но Сэймэй заглянул ему в глаза и, мягко наступая на него, подтолкнул к выходу из комнаты. — Побудьте здесь, принцесса, — сказал он, обернувшись к девушке, — Мы подумаем о том, что делать завтра. Она величественно кивнула маленькой изящной головкой и отвернулась от гостей.***
— Император будет разбит… Сэймэй вытянул Хиромасу на веранду в задней части дома и теперь они сидели перед зарослями бамбука, простиравшимися, казалось, на многие ли. — Почему? — Омико-химэ его любимая племянница. Его сердце не выдержит, узнав какое злодейство она совершила. Сэймэй задумчиво поднял взгляд на припорошенные снегом ветви. Через них понемногу пробивались бледные лучи, с каждой секундой становясь ярче. Весь бамбуковый лес будто искрился радужными искорками преломленного на снегу лунного света. Так мог бы выглядеть легендарный лунный дворец. — Но ведь мы не можем скрыть все то, что она совершила, — продолжал Хиромаса разговор будто сам с собой. — И ведь ей предстоит стать священной жрицей Исэ… Такого допускать нельзя. Сэймэй скептично поднял брови, но продолжил молчать. — Такое допускать нельзя… — эхом повторил Хиромаса. — Думаю, жрицей ей не быть, — подал наконец голос Сэймэй, отводя взгляд от неба. — Верно! Я не могу этого так оставить! Пусть она и родственница… — Ты здесь не причем, Хиромаса — мягко остановил его Сэймэй и поднялся с пола, — Идем. Хиромаса нахмурился, но последовал за ним в покои принцессы. Вдруг ему показалось, что он услышал низкий мужской голос. — Сэймэй… — настороженно начал он, но тот в ответ только прижал к губам палец. На расписанную рукой принцессы ширму, отделявшую спальное место, отбрасывали тень две человеческие фигуры. Хиромаса дернулся, но Сэймэй снова остановил его, предупреждающе схватив за руку. Резкий порыв ветра сорвал бумагу с каркаса и перед глазами друзей показать сидящая на полу заплаканная девушка. Внешняя перегородка ее комнаты, плотно затворенная Сэймэем, теперь была распахнута. Принцессу нежно держал за руки необыкновенной красоты молодой человек. Он был одет в одно лишь белоснежное нижнее одеяние, нетуго стянутое поясом на талии, едва державшееся на плечах. Распущенные серебристые волосы покрывали всю его фигуру, лицо оттеняли черные брови вразлет. Он бросил скользящий взгляд тяжелых черных глаз на вошедших поверх головы девушки, но быстро переключил внимание обратно. Принцессе же и вовсе не было дела до вошедших. Широко распахнутыми глазами она смотрела в лицо мужчины перед собой. Не смотря на припухшие красные глаза лице ее сияло выражением восторженного счастья. Неведомо откуда взявшийся гость аккуратно положил ладонь на ее голову и приподнял лицо к своему. При движении по фигуре его скользнули огоньки светильников и Хиромаса отметил его неестественную кожу, гладкую, будто поверхность камня с затаенными всполохами радужных цветов. — Сэймэй… — упрямо заговорил Хиромаса снова, но тот лишь покачал головой в ответ. Тем временем мужчина прикоснулся губами ко лбу притихшей принцессы, запуская длинные белые пальцы в ее волосы, притягивая все ближе к себе. Будто околдованная, она подчинилась и тогда губы неизвестного коснулись уже ее губ. Через мгновение она обмякла. Мужчина аккуратно опустил ее на пол и отступил в пятно лунного света, подрагивающее на заметаемых снегом циновках. Контуры тела его становились все более зыбкими, и Хиромаса уже не смог бы сказать, где серебрится чудная кожа пришельца, а где — лунный свет. Он обернулся к другу. — Это… Сэймэй кивнул. — Что же, — Хиромаса невидяще уставился на груду прекрасных дорогих тканей, еще недавно бывших дражайшей родственницей императора, — По крайней мере мне не придется сообщать императору что его племянница поубивала кучу народа… Сэймэй удивленно вскинул брови. — Ненавижу расстраивать императора, — беспомощно вздохнул Хиромаса, прикрывая глаза ладонью.5
Отдав распоряжения относительно принцессы, друзья водрузились в повозку и направились медленным ходом из бамбуковой рощи. — Я не очень понимаю, Сэймэй… Хиромаса подал голос почти сразу, как они двинулись. — Что именно тебе не ясно, Хиромаса? — Если на луне живет такое чудище, и смотреть на нее так опасно, почему мы любуемся ею? — А что, опасное не достойно любования? — улыбнулся Сэймэй, — Неужто тебя не вдохновил облик Багрянника? Хиромаса неопределенно пожал плечами. — И все же, — с нажимом продолжил он, — если луна опасна, почему мы смотрим на нее? — Обряд любования всегда проводится в полную луну, и в эти дни смотреть на нее безвредно. Если мы посмотрим на даты пропажи молодых людей, то все они придутся на время растущей или убывающей луны, но никогда на полнолуние и новолуние. В новолуние и ненастные дни Багрянника приманить невозможно, земля сокрыта от его взора, а в полнолуние, несмотря на то, что силуэт его вполне отчетлив, спускаться ему запрещено. — Но почему на луне вообще поселилась подобная жуть? — Слыхал ли ты о Цукуёми? — Брате светлой госпожи Аматерасу? Имя слышал, но… — Хиромаса покачал головой. — О нем знают немного, это правда. Таково его наказание за страшное убийство безвинной земной богини. — Убийство! — Цукуёми, как младший, но все еще блистательно сияющий брат Аматэрасу, говорят, имел весьма заносчивый характер и отличался определенными… требованиями. Однажды ему было поручено спустится с инспекцией к земным богам, и встретила его тогда богиня земной пищи Укэмоти. Цукуёми не оценил специфического… гостеприимства***, которое оказала ему Укэмоти. Разозлившись за неподобающее, по его мнению, отношение к себе, он убил ее, разрубив на куски ее тело. — Бедная богиня! — Да, никаких дурных намерений она не несла, и искренне предоставила ему все лучшее, что у нее было. И даже после смерти своей не смогла оставить людей — тело ее стало злаками, которые сейчас мы едим по всей стране. — Кажется Аматэрасу не везло с братьями… Сэймэй рассмеялся. — Ну, и у их родителя характер был весьма непростой. Да и сама весьма... Горяча на расправу. В этот раз она разгневалась куда сильнее, чем после пригрешений Сусаноо. В ярости она не стала даже слушать прежде любимого брата и велела никогда не показываться ей на глаза. Цукуёми был сослан, и дальнейшее произошедшее с ним никому не известно. — Так Кацура отоко это…? — Того я не знаю, Хиромаса, — поднял ладони Сэймэй, будто показывая, что сдается, — И знать не слишком стремлюсь, если быть откровенным. Я лишь рассказал тебе одно старое предание. Хиромаса в задумчивости поднял взгляд на убывающую луну, дернулся, и вжался спиной в стенку повозки, для надежности зашторив окошко. Сэймэй снова рассмеялся. — Думаю, ты можешь посмотреть, Хиромаса. — Разве Кацура отоко не явится по душу тех, кто посмотрит на луну? — Тогда бы каждый, кто бросит взгляд на нее в неурочный час умирал, — улыбался Сэймэй, — Думаю, это было бы весьма досадно. — Тогда кого он забирает? — И этого я не знаю, Хиромаса, — беспечно отозвался колдун, — Одному Багряннику известно, как он выбирает себе жертв. — Как ты вообще обо всем этом догадался? Сэймэй насмешливо фыркнул. — Книга и ширма. Влюбленные дети вечно считают, что они всех умнее и никто не догадается об их «тайных знаках». Если уж заводишь что-то в память о возлюбленных, то прятать надо лучше. Она же все сделала настолько очевидно, что даже стыдно называть это «тайной». — Я бы ни за что не догадался… Сэймэй вздохнул и странно улыбнулся: — Я знаю, Хиромаса. В общем, мне нужно было только проверить даты смертей, и если бы хоть одна попала на полнолуние, то я бы сразу отмел мысли о Багряннике. Вот если бы она убила хоть кого-то в дни полной луны… Хиромаса нахмурился. Улыбка Сэймэя сделалась кривой. — Что, хочешь сказать, что она бы, конечно, никого бы не убила. Хиромаса помолчал и тихо ответил. — Нет. Я думаю, убила бы. И от этого мне не по себе.***
Хиромасу от усталости едва держали ноги, когда он пробирался по наново выпавшим сугробам на месте привычных Сэймэевых дорожек. Если бы не проклятый бог болезней, он обязательно смог бы устроить друга на зимовку в своей усадьбе, вместо того чтобы возвращаться в это холодное одинокое место. Вдруг он встал как вкопанный. Шедший по его следам Сэймэй от неожиданности стукнулся лбом о его спину. — Хиромаса! — У тебя ведь запрет на покидание усадьбы. — Что? — Из-за бога болезней тебе было запрещено покидать свой дом. Поэтому ты не поехал ко мне, и мы пережидали стужу здесь. — Ах, да… — задумчиво отозвался Сэймэй, — Но как же мы могли оставить в беде племянницу императора! Разве не щадить живота своего ради великодушного нашего господина не долг каждого жителя Поднебесной? Этому меня ты научил, Хиромаса! Хиромаса прищурился, рассматривая дом друга. Сэмэй нетерпеливо похлопал его по спине. — Пойдем в дом! Я промок уже до самого пояса! Добравшись до дома Хиромаса плюхнулся к жаровне, протягивая к ней замёрзшие ноги. — Ну и денёк, а, Сэймэй. Тот одобрительно промычал что-то в ответ. — Чарочку? Хиромаса помотал головой. Пробираться по сугробам оказалось утомительнее, чем он думал, так что теперь он хотел только одного — спать. Чувствовал он себя, однако, вполне довольным — благодаря его стараниям Сэймэю не пришлось утопать в снегу, и теперь друг выглядел не в пример бодрее его самого. — Я, пожалуй, спать. Сэймэй одобрительно кивнул. — День и правда был тяжёлым. Помочь тебе дойти? — вдруг заботливо спросил он. Хиромаса яростно замотал головой и вспорхнул с досок пола, будто не он сейчас был готов уснуть прямо здесь. — Я вполне могу сам! Спокойной ночи, Сэймэй! — Хорошего отдыха, Хиромаса, — смеясь ответил тот и переключил внимание на свое каригину. Потратив последние силы на финальный рывок, Хиромаса был готов рухнуть у дверного проема своей комнаты, не заботясь ни об одежде, ни о постели. К счастью, в его комнате оказалось весьма тепло. Хиромаса мужественно стянул с себя верхние одеяния и рухнул на мягкий теплый футон, с тихим стоном удовольствия зарываясь в бесчисленное количество покрывал. Затуманенный взор его ласкал огонек светильника, погружая в приятную усталую дремоту. Сон все, однако, не шел, а в мозгу будто бренчал серебряный колокольчик. Постель. Светильник. Хиромаса резко сел, шаря взглядом по комнате. Его одежда лежала у ширмы. Сложенная. — Проклятье, Сэймэй! Сэймэй стоял перед раскрытой верандой, наблюдая за рассветным садом. Волосы его были едва стянуты мягкой лентой. Заслышав шаги, он обернулся. — О, Хиромаса? Разве ты не направился спать? — В твоем доме… были сикигами… — низким напряженным голосом произнес Хиромаса, с каждой секундой все отчетливее осознавая каким глупцом он выставлял себя последние несколько дней. Сэймэй склонил голову на бок. — Когда мы пришли, жаровня уже горела. И постель в моей комнате уже готова, хотя я точно помню, как убирал ее утром. — Я действительно предпочитаю духов растений, но ведь это не значит, что я не могу попросить животных, — Лицо Сэймэя сияло невинностью, — К тому же, некоторые из цветов можно растить в кадках… — Ты снова меня дурил… — Совсем нет, Хиромаса, — вкрадчиво, с мягкой улыбкой ответил Сэймэй, — Твое присутствие действительно согревало меня в эти ужасные стылые дни. У Хиромасы перехватило дыхание, он не знал, злиться ему или восхищаться. Сэймэй стоял перед ним в одном тонком хитоэ, выглядывающая из-под ткани кожа его почти сравнялась по цвету с розовеющим от восходящего солнца снегом в саду за его спиной. Несмотря на настежь распахнутую перегородку веранды и легкое одеяние, Сэймэй не показывал ни единого признака, что ему холодно. — По мне так ты бы больше подошёл на роль Кацура отоко — внезапно буркнул Хиромаса, плюхаясь на пол. — Оо, — сверкнули интересом глаза Сэймэя, — Думаешь, я тоже мог бы тянуть души красавиц? — Я совсем не это имел в виду! — взвился Хиромаса, — Я лишь хотел сказать, что ты больше подходишь под определение «прекрасный»! Выманив комплименты, Сэймэй расплылся в сытой улыбке, усаживаясь к жаровне. Хиромаса внезапно почувствовал будто его опять обдурили, покраснел и поджал губы. — Но теперь я думаю, что и по первому признаку ты тоже весьма подойдешь! — Хмм… — Задумчиво протянул Сэймэй, переводя взгляд на тающую в рассветном небе луну, — Может быть, что и так, только никакого интереса мне в том нет. — Отрадно слышать, — все ещё бурчал Хиромаса. — Неужто боишься за свою душу? — рассмеялся Сэймэй, склонив на бок свою изящную шею и протянул ему источавшую пар чашечку. Хиромаса покачал головой, принял сакэ и молча отпил. Иногда ему казалось, что душу у него уже забрали.