И пустота. Долгая, мучительная пустота.
Писк, долгий и противный, прерывает отсутствие чего либо. Вэй слышит чьи-то голоса, шаги, чувствует, как что-то неприятно сдавливает руку. Холодно. Трудно пошевелиться. Кто там все время причитает? Парень открывает глаза и тут же щурится от яркого света. Белые стены, потолок, пол и халаты режут глаз. Медленно разжав веки, он осматривает всех присутствующих и улыбается женщине, светящей ему в глаза фанариком. — Уважаемая, уберите это, пожалуйста. Неприятно мне. Рядом слышится восторженный писк и радостный всхлип. «Это мама радуется…» — мелькнула где-то в голове, и Вэй поворачивается в сторону звука. — Я дома? — В больнице, золото, в больнице, — в перемешку со слезами отвечает мать и закрывает рот платком. — Но скоро будете дома, — равнодушно сообщает женщина-доктор, записывая что-то в блокнот. Вэй Ин вздыхает, ложится ровно и закрывает глаза. Ему хочется спать. А ещё хочется написать Ванцзы. Как он там? Смотрит, как догорают последние уголки? — А где мой телефон? — Вот молодёжь пошла! Мать его месяц вытащить из комы пытается, заботиться о нем, а ему — телефон! — женщина-доктор усмехается и звонко цокает. — Никаких сегодня телефонов. Пастельный режим и отдых. Вэй Ин снова вздыхает, но уже недовольно, про себя решая, что как только его выпустят отсюда, то он сразу же напишет Лань Чжаню, извиниться за все и признается во всем. Признаться хочется очень. Почему же где-то в душе что-то щемит плохим предчувствием? Ведь он снова школьник, которому, кроме дальнейшего поступления, теперь ничего не нужно решать самому.***
Уже через пару недель Вэй Ин, довольный випиской, продолжает ходить в школу и начинает писать Ванцзы. Он специально отвлекает я от урока, чтобы нацарапать чувственное сообщение о том, как он волнуется за друга, как хочет с ним поскорее все обсудить. Вот только ответ не приходит. Ни через час, ни через день, и даже ни через неделю. Как это возможно? Лань Чжань отвечал всегда, почти сразу, либо с небольшой задержкой, но отвечал. А тут… А тут вот так нагло игнорирует лучшего друга. Это, в меньшей мере, неприлично! Ришив, что ответ он точно найдёт там, где все по-настоящему началось, Вэй Ин мчится в библиотеку. Там, в книгах, или хотя бы в Синчэне, должен быть ответ. Не найдя библиотекоря на месте, парень перебирает страницы небольшого томика истории десятилетия, скучающе бегая глазами по строчками, где описаны гонения последних из Вэней. Лишь одно единственное предложение заставляет его ошарашено уставиться в книгу и едва ли не выронить её из рук. «Лань Ванцзы, выдающийся заклинатель, некоторое время скрывавший представителей клана Вэнь, оборвал свою жизнь через несколько дней после инквизиции.» Стоп. Подождите. Нет. Этого не может быть. В глазах собираются слезы, немедленно срывающиеся с ресниц. Вэй Ин закрывает книгу, бросая её на стол, и буквально убегает из библиотеки. Сердце сжимается, слезы бегут ещё быстрее, когда парень садится в автобус. Этого просто не должно быть. Неужели он зря старался и спасал Ванцзы, оберегая его в боях? Неужели Ванцзы сам убил себя? У него же точно было то, ради чего стоит жить. Зачем же он так? Дома, в своей комнате, Вэя накрывает окончательно. Долгая, мучительная истерика, вперемешку со смазанными мыслями, утихает только ночью, когда окончательно вымотанный организм притупляет любые чувства и желания. Вэй Ин просто лежит на кровати, сверля взглядом потолок. Ну и черт с ним. Они бы все равно больше никогда не встретятся. Какая разница: умер Лань Чжань через несколько дней или через несколько месяцев? Тогда все равно долго не жили. Да и чувства Вэя он не принял бы. Кому вообще Вэй нужен? Как жил до, так и будет жить после. Все друзья когда-то уходят. Пусть. Ну и черт с ним.