"Жить без тебя невозможно..."

      Сергей Муравьев-Апостол находился в военном поселении почти месяц. Вторую половину июля и первую неделю августа природа все еще изнывала от жары. Прохлада наступала лишь ночью, давая возможность отдохнуть от зноя перед наступлением нового дня.       Из поселка Сергей Иванович старался выехать еще до появления Архипа, который со временем стал напоминать Евсея. Ворчливый и заботливый, расторопный и внимательный, находился рядом, при этом оставаясь ненавязчивым. С утра потчевал подполковника теплой кашей, в обед досыта кормил мясными блюдами, а к ужину на столе обязательно появлялся пирог. Уходя домой, Архип напоминал о том, что в одном кувшине оставляет квас, а в другом молоко, проверял запас свечей. В избе все чаще пахло ароматными травами.       - Сестрица моя испереживалась! Трав насобирала! Говорит, чтобы с гостем столичным беды не случилось, чтобы духи злые да глаз темный силы не имели.       Сергей Иванович предполагал, что Архип использовал слишком много дегтя, начищая сапоги подполковника и как мог пытался вытравить стойкий запах, но в ответ подполковник лишь улыбался, приятно удивляясь заботе о нем незнакомых людей.       После утренней молитвы проводил время с солдатами, уделяя особое внимание обучению грамоте, математике, фортификации, а по окончании занятий восстанавливал силы послеобеденным отдыхом. Ночи неизменно проводил с крепким кофейным напитком за изучением документов и содержащихся в них упоминаниях об оскорблениях, распутстве, появлениях на церковной службе в нетрезвом виде, угрозах побоями. Трижды появившийся на молитве офицер уже был два раза арестован, и теперь ему грозило разжалование в рядовые или увольнение со службы. Муравьев узнал от Дудника, что за подобную провинность одного рядового заковали «в железы».       Сергей Иванович и сам однажды был свидетелем того, как один из офицеров обнажил во время церковной службы шпагу с намерением напасть на другого офицера. Этому предшествовали попытки примирить офицеров, но конфликт исчерпать не удалось. Дело завершилось расстрелом.       Отвлекаясь от бумгаг вспоминал про Мишеля, который в своей порывистости и излишней горячности не раз становился инициатором дуэлей, словно выискивая повод быть наказанным, порой ценой собственной жизни. Сергею Ивановичу приходилось искать правильное решение, вырывая задиру из лап смерти, и череда наставлений сыпалась на Мишеля, хотя подполковник испытывал желание схватить его за грудки и трясти так сильно, чтобы Бестужев начал задыхаться от тех необдуманных поступков, которыми была наполнена его жизнь. Сергей Иванович и не мог допустить даже мысли о бездыханном теле Мишеля.       Муравьев изо дня в день чувствовал ответственность за своего младшего товарища. Внимательный слушатель и добрый друг неожиданно становился неистовым, излишне несдержанным, совершенно незнакомым Сергею Ивановичу человеком. Из-за нежелания сдерживать Мишелем свои порывы, подполковник злился и на себя, и на Бестужева. Они проводили много времени вместе по долгу службы. Мишель не допускал в их узкий круг общения никого. Со стороны могло показаться, что Мишель и Сергей представляли собой одно целое.       Сергей Иванович уважал дружеские чувства Мишеля, но порой дурное поведение доводило его до крайней точки. Он прекращал общение с неугомонным сорванцом. Даже легкая отстрененность Сергея действовала на Мишеля словно ушат ледяной воды и молодого мужчину разрывало от глубоких чувств, которые он испытывал к Сергею Ивановичу. И это все меньше напоминало дружеское отношение.       Мишеля снова и снова мучили сны, в которых Сергей Иванович всегда был близко к нему, прислушивался к его дыханию и наблюдал как ритмично вздымается его грудная клетка. В своих снах Мишель не мог пошевелить и пальцем, замирая от прикосновений к своим волосам, мочке уха, а попытка произнести хоть слово пресекалась пальцами Сергея Ивановича. Мишель почему-то сдерживал постыдное желание целовать его пальцы.       Мужчина снова пытался уйти, но Сергей Иванович ловил на ходу его руку и преграждал ему путь. Мишель оказывался в спасительных объятиях и кожей чувствовал растущее между ними напряжение, но снова вырывался из его безжалостных рук, отходил на несколько шагов, наблюдая за тем, как Сергей Иванович просто стоял, смотрел на него, но не спешил снова прикоснуться. А Мишель, вдруг осмелев, уже не сдерживал себя, с диким безумством бросался к Муравьеву.       Прекрасный и мучительный сон оканчивался безотрадным пробуждением и легким чувством стыда.       Он принимался за очередное письмо, но уже с прошением отбыть в Могилевскую губернию, где в военном поселении подполковник Муравьев, изнывая от знойного лета, сидит в тёмной комнате, озаренной свечкой в подсвечнике, на массивном деревянном стуле, никогда не знавшем мягкого сиденья, разбирает нескончаемые случаи обыкновенного распутства солдат с девицами легкого поведения, уклонение от служебных обязанностей по причине недоплаты жалованья и прочие случаи конфликтов между военнослужащими.       Жизнь тихая, однообразная, дарила Сергею Ивановичу ощущение спокойствия и уединения, и лишь хриплый собачий лай, звон небольшой колокольни, пехотные марши и барабанные дроби, могли нарушить это душевное умиротворение. В особенности Сергей любил воскресенье. Этот день был единственным выходным днем, когда не нужно было "торопиться под знамена" и появлялась возможность для написания писем родным, чтобы в уединении излить на бумагу все вообразимые нежности для самых близих людей, взявшись за перо.       Избы все больше дряхлые и такие низенькие, что едва ли в них мог поместиться человек среднего роста. Стены слегка покосившейся бани по самому низу прихвачены мхом, а невысокая трава стелется ровным ковром по обе стороны от вытоптанной к бане дорожки, по которой неспешно и лениво плетется одноухий рыжий кот. Частокол теперь увешан связками груш, которые сушатся на солнце, готовясь попасть в узвар. Яркие бусины земляники сменились крупными толстобокими сочными сливами.       Подполковник мыслей о Петербурге не оставлял, надеясь в скором времени отбыть в северную столицу, полную неподдельных желаний, непритворных страстей, скрытых общественных возмущений, чтобы погрузиться в далекий, туманный, прекрасный по своему блеску сон.       Проснувшись по обыкновению рано, схватил из плетеной корзины самое большое румяное яблоко, подбросил его в воздух, снова поймал, и оно почти полностью скрылось в его крупной ладони, направился на конюшню, чтобы угостить Васятку.       На конюшне несколько кобыл мирно жевали овес, и Василия среди них не было.       Немое удивление от увиденной картины, постепенно растущее до размеров неприкрытого глубокого возмущения, охватило Сергея Ивановича. Неслыханная дерзость!       Он спешным шагом вернулся в избу, где привычно хозяйничал Архип, оторопевший от гневного вида Сергея Ивановича.       - Ваську украли! – сдержанно, сжав зубы, произнес подполковник. – Кто посмел?       - А если Прохор перековать увел? – почесывая морщинистый лоб, произнес Архип. – Я сейчас же к нему.       Сергей Иванович и помыслить не мог, что его Васька может вдруг пропасть. Буйный и дикий норов отпугивал от него будущих владельцев. Никому не было дела до того, что раненый конь, истекающий кровью, не дошедший совсем немного до поселения, в котором располагался военный штаб, но доставившего секретные документы, которые вёз убитый в дороге гонец. Он был найден и был выхожен полковым лекарем и заботливым конюхом, но еще долго тосковал по павшему в бою хозяину. Но Сергей Иванович увидел в этом благородном красавце его сильное сердце и понимал, что только время и честное отношение, любовь и терпение способны излечить израненное животное, который потерял хозяина в бою. Подполковник был искренне влюблен в это животное и теперь испытывал потаенную тревогу, отгоняя мысли о том, что Васьки уже не было в живых.       Василий доверял только Сергею Ивановичу, и подполковник никак не мог взять в голову, как кто-то чужой смог подойти к нему и позволить оседлать? Чужак остался бы лежать рядом совершенно бездыханным.       - Поймали конокрада! – воскликнул вбежавший в избу Архип.       - К черту этого вора! – разгневанно бросил Сергей Иванович, остановив своим взглядом Архипа, который замер на пороге. – Что с Васей?       - Стоит себе преспокойно. Воды испил почти с ведро.       - Где его нашли? – процедил сквозь зубы подполковник, упираясь кулаком в поверхность стола. – Кто его украл?       Архип, трижды перекрестившись, снова стоял как истукан. Сергей Иванович уже было направился к нему, как вдруг из-за спины денщика появилось улыбающееся веснушчатое лицо Мишеля Бестужева.       - Почему же сразу конокрад? – задорно проговорил Мишель и подкупающая мальчишеская улыбка появилась на его лице. – И почему украл? Взял с собой на утреннюю прогулку, чтобы по сочной травке побегал, да секреты поведал.       Молодой мужчина пропустил Архипа, который поспешил скрыться в сенях от разгневанного Сергея Ивановича.       Неописуемое возмущение, лихорадочное ликование, болезненная тоска овладели в этот момент Муравьевым. Неуместно теперь было выплескивать на гостя затаившуюся тревогу, хоть подполковник все еще негодовал и был рассержен этим странным поступком. Восторженное и искреннее желание заключить Мишеля в сердечные братские объятия одержало верх.       - Как ты здесь очутился? – затаённое возмущение понемногу отступало, и Сергей Иванович обнял Мишеля, испытав при этом скрытое, но очень трепетное дружеское чувство.       Сергей Иванович отступил на шаг назад, вглядываясь в улыбающееся лицо Мишеля, словно ища в его темных глазах ответы на свои вопросы, полагая, что запах его формы все еще хранит прохладный и отрезвляющий воздух северной столицы.       - Оказался полезным одному из офицеров, который был искренне удивлен моей просьбе отправиться к вам, Сергей Иванович! – нетерпеливо протараторил Бестужев.       - Ты для начала приведи себя в порядок, Бестужев, - с нескрываемой заботой произнес Муравьев. – Архип! Баню!       Бестужев прибыл в военное поселение под утро. Его встречал сам начальник поселения Дудник. Мишель вручил пакет документов начальнику и узнал, где поселился подполковник Муравьев. На предостережение Дудника не беспокоить Сергея Ивановича, отвечал, что у него для подполковника есть конфиденциальная информация, передача которой не терпит отлагательств.       Дудник лично проводил Бестужева.       - Сергей Иванович ждет меня, - не оглядываясь на начальника поселения, произнес Бестужев и перемахнул через крыльцо.       Мишель отлично знал, что Сергей Иванович ночами предпочитает уделять время работе, но в небольших расчетвертованных окошках был темно.       Рассвет мягкой поступью проникал в комнату, позволяя Мишелю, который старался двигаться неслышно, найти взглядом Сергея Ивановича.       Мишель остановился в нескольких шагах от кровати, прислушиваясь к дыханию крепко спящего мужчины, стараясь сдержать безотчётное томление влюбленного сердца и побороть мучительное ожидание долгожданной встречи.       Обжигающее «Нельзя!» больно ударило по рукам. Знать Сергею Ивановичу о том, что Мишель был здесь, не стоило. Мишель прибыл в военное поселение по долгу службы.