за краем вечности

Что ты мне скажешь теперь посреди смородины То есть сырых опилок и прочих родных осин, Посреди животворящей родины Господин, ты себе и спичка, и воздух, и керосин.

Оккультизм, оккультизм, ерунда это всё, шельмоватому только в голову может прийти взаправду верить в старые пыльные книжки, которые даже на растопку не годятся. Был, значиться, у Хикеракли в хозяевах барон Копчевиг, увлекался тот барон магией, да только и выходило у него, что с видом загадочным талмуды свои в библиотеке расставлять да свечи почем зря жечь. Может и есть магия, это Хикеракли не отрицает, как можно, он сам вон — пихт, а те с магией на короткой ноге, но не может же сила какая-то в книгах прятаться, а если и прячется она там, то так, что и не вытащить наружу. Сандрия он, к примеру, очень даже понимал. Приблев в магии интерес имел чисто научный, ан-тро-по-ло-ги-чес-кий, так вот, книжки читал, это да, но свечей не жег и пасов руками не делал, говорил, что волшебство — дело народное, а Хикеракли и согласен. Не просто народное, а исключительно малых народов. Вон, у тавров свои штучки, на косе да на море завязанные, кто ж туда лезть будет? Народное это дело — магия, не в книгах, ой не в книгах. Алхимию за магию никто в здравом уме считать бы не стал, Хикеракли как познакомился с тем, к чему Приблев с Коленвалом и Драминым в Порт бегают, так сразу понял — наука, а поэтому никаких проблем, в алхимии и книжки толстые помогут, да только нет книжек, как и тех нет, кто их писал. Кто поумнее — сбежал, сменил, так сказать, сферу деятельности, а кто поглупее — ну тут уж ничего не поделаешь. Когда государство решает извести неугодных, справляется оно с этим на удивление быстро. Короче, магия была. В этом никто и не сомневался, а кто пытался, тот дурак, да и слепец к тому же, а Хикеракли не был ни тем, ни другим. Но не так же! И ладно, пусть бы книги, пусть бы свечи и пасы руками, но кто! Тима Ивин, друг префекта, серьезный мальчик, Хикеракли с ним пил, точнее, споить пытался, но мальчик Тима Ивин от выпивки отбрыкивался и всё слушал приблевские ан-тро-по-ло-ги-чес-кие выкладки. Дослушался, леший его дери. А леший как раз и того, надоумил, потому что другого объяснения у Хикеракли не было. В поисках объяснений они спешил в Порт, здраво оценив то, что, префект, которому всё это дело разгребать — прямая должностная обязанность, потащит Тиму туда, потому что в Порту алхимики Золотца прячутся, может быть они что-то и могут? Хикеракли не был так в этом уверен, магия магией, наука наукой, а подобное, оно, как известно, лечится исключительно подобным, но в Порт всё равно спешил. Во-первых, ему просто было интересно. Когда несколько дней назад разлетелся слух про мертвецов, что по городу как живые ходят, Хикеракли и не поверил сперва, да и кто в такую чушь поверил бы? Мёртвые они на то и мертвые, чтоб в могилах лежать, а не чтоб, бряцая оружием, по городу ходить. А эти именно что оружием, именно что бряцали, переполох, конечно, вопросы, что да как, да кто же их поднял, из могил-то? Не ясно. Ходил Хикеракли к Скопцову, но тот сам руками разводил, мол, не знаю, и хэр наш Ройш не знает. Хикеракли представил лицо хэра Ройша, когда тот чего-то не знает, и немного развеселился. Но от этого его внезапного веселья мертвых меньше не стало. Ходил Хикеракли по улицам, спрашивал у людей, а как услышал, что это Твирин какой-то мертвяками командует, то и призадумался. Мало ли, конечно, рыжих на свете, мало ли фамилий, да что-то не верилось ему в совпадения. А теперь вон и правда оказалось — Тимка это. Думал Хикеракли, зачем ему это, бегом перемещаясь по портовым кривым улочкам, которые и улочками то называть — чести много, так проулки-горбатки, но зато мостовые, как и во всём городе — каменные. Широко живет Порт, наотмашь, думаешь, не по средствам, а нет, на всё у них денежки найдутся, недаром и таврская береговая община здесь, и алхимики Золотца, и другие люди не то, что сомнительные, но в остальном городе расположиться не пожелавшие. Нужную пристройку-склад нашел быстро, всё-таки не в первый раз, дернул дверь на себя — не заперто, вот же шельма, а ведь никогда о безопасности не забывают — и оказался под прицелом нескольких пар глаз. И десятка двух пустых глазниц с плещущимся в них зеленоватым огнем. Мигнули глазницы, бряцнули латы, шагнули солдатики мертвые навстречу, да и пропали, как их и не было. Не довели тебя пьянки до добра, друг Хикеракли, ой не довели. — Они скоро вернутся, — безрадостно пообещал Мальвин, стоявший к входу спиной и державший руку на гарде меча. Тревожное у господина префекта выдалось время, нервное, а главное, не ясно, когда время это закончится. Тимофей Ивин не то, чтобы прятался, но скорее просто сливался с пространством стены, которую подпирал плечом, да смотрел на вошедшего еще более усталым, чем у префекта взглядом. И так невеселый был, а тут совсем что-то сдал, стоит в плаще ободранном, бледный да тощий. Аж жалко человека, хоть и дурак. Ну разве будет умный кто с такими вещами играться, мертвых призывать. Серьезный мальчик, деятельный — нет бы любовное зелье сварить, или, если кажется, что то — женская забава, разрыв-траву найти, клады к рукам прибрать, а Тимофей взял, да и сделался вдруг повелителем мертвяков. И как он, интересно, ими повелевает? Слушают они его, что ли? — Я пришел на армию твою взглянуть, — подошел к Тимофею и заглянул в глаза. — А армия твоя от меня прячется. Нехорошо, Тимка, нехорошо. Можно сказать, пол города пробежал, подметки стер до колен, а нету мертвецов, как и не было. Тимофей дернул плечом и попытался отвернуться, прятал глаза. — Они есть, Хикеракли, — Мальвин тут что, за парламентера? Выступает, так сказать, от лица господина Твирина, пока тот смущается и ответить не может, так что ли? — Пусть бы и есть, но что-то их не видно. Может, совсем исчезли, а? — Если бы, — префект тяжело вздохнул, — они то появляются, то исчезают ненадолго, и не понятно, как их совсем убрать. — Я ими не, — голос у новоявленного господина Твирина оказался сиплым, глухим, то ли простуженным, то ли сорванным, — не управляю. Пытался, но они будто и не видят меня, смотрят куда-то сквозь. Мертвые. — Мёртвые, — согласился Хикеракли, — да только ты их разбудил. Твирин — Тимофей, Тимка — отвернулся. За спиной скрипнула дверь, впустив Золотце. Тот вошел быстро, как небольшой вихрь из кружев и кудрей, и замер, как вкопанный. Чего, спрашивается, замер? — Где эти? — Золотце обвел подбородком пустующее помещ ение, видимо подразумевая мертвяков. Мальвин только плечами пожал, в чем Хикеракли его охотно поддержал. Коль мертвецы свойство исчезать имеют, так кто ж знает, где они сейчас. Разве что шельмы, так ты их еще пойди да спроси. — Пропала ваша армия, а я бежал сломя голову на это чудо смотреть, да как-то не вовремя, видимо прибежал. Золотце с сумрачно-задумчивым видом возьми да на Хикеракли и воззрись. Думает что-то, брови хмурит, манжеты свои кружевные вертит, ну точно на экзамене. Сам Хикеракли экзаменов не держал, какие у конюха могут быть экзамены, да только тут и личного опыт не нужно, сразу понятно — размышляет Золотце над чем-то важным и серьезным. — Хикеракли, а не можешь ли ты выйти отсюда и отойти подальше? Мне нужно проверить одну теорию. — Отчего не мочь? Могу кончено, — так и сделал, да дверь собой поплотнее прикрыл. Не мешать же человеку теоретизировать, может дотеоретизируется до чего-нибудь дельного. Ушел в дальний конец переулка да там и встал, подпер собой, как давеча Тимофей, стену, а через несколько минут показался Мальвин с лицом, выражающим неопределенную эмоцию. — Так. Теперь заходи обратно, — попросил он. — Что, — Хикеракли хотел хмыкнуть, но одернул себя, уж очень странное было у Мальвина лицо, — совсем дотеоретизировались? — Вроде того, — ответил Мальвин, распахивая дверь. Мертвецы Тимофея Ивина снова мигнули зелеными высверками в глазницах, да и пропали. Золотце сидел на каком-то то ли столе, то ли верстаке и с задумчивым интересом рассматривал противоположную стену, с которой всё так же пытался слиться Тима. — А ведь, Хикеракли, это ты их прогнал. Здрасте приехали, это как же, спрашивается, он их прогнал, волшбой какой-то, а? Нет, ничего Хикеракли не делал, префект ведь и сам говорил, что мертвяки исчезают иногда. — Ты, ты, — Золотце перевел взгляд на Хикеракли, — помнишь, как тебя с Веней знакомили? Вот об этом я и говорю. Хикеракли знакомство с Веней помнил хорошо, потому что знакомства и не вышло. Друзья говорили: «Пошли, Хикеракли, с нами, мы тебе, Хикеракли, шельму лесную покажем, а шельма — зубы свои да глазища». Ну пришел. Интересно ведь, на шельму глянуть, правда ли, что граф нечисть у себя приютил? Да только не вышло знакомства-то. Зашел Хикеракли в комнату, а шельма щелкнула зубами — и правда много, своими глазами видел — да возьми и исчезни в тени. — Это что же, выходит, и мне мертвяки подвластны? — Нет, — Тимофей от стены отлепился и, качнувшись, выпрямился — они тебя тоже не услышат, но и не появятся при тебе. Ты ведь сам говорил что-то про народную пихтскую магию, так это она и есть, видимо. — Мало ли, что я там говорил. Не значит же это, что всему верить надо, всё слушать, — Хикеракли задумался. И что же им теперь с этим делать? Было бы славно выпить чего-нибудь, да только вряд ли господа алхимики у себя на складах твировую настойку хранят, хотя, конечно, леший их знает. Выпить и подумать. Ведь не дело это, что Тимофей своих мертвецов призвал, а исчезают они по пихтскому велению, по Хикераклиевскому хотению, да и как же это теперь — везде за ним ходить? Почетный караул, личная гвардия, состав — полупихт (одна штука).  — Если вам с господином Твириным нужно поговорить, то мы выйдем, — Мальвин подошел к двери и махнул головой Жоржу. Нашел тут господина Твирина, тоже мне. Какой он, к черту, Твирин, откуда имечко еще это вытащил? А Мальвин тоже хорош, забыл, что ли, что Тимка ему — вроде как приятель детства, одними солдатиками играли, вместе мечами деревянными махались. А ведь и вправду, забыл. Нет теперь для Мальвина Тимки, потому как Мальвин в первую очередь — перфект городской, не забалуешь, бдит, однако, чтоб не нарушали, а уж потом Андрей — купеческий сын. А для префекта и нет Тимки, зато есть армия мёртвых господина Твирина, с которой что-то надо делать. У него, Хикеракли, нет такой ясности. И что ему, спрашивается, остается? — Делать-то что будем? — он обернулся к Тимофею. Тот вздрогнул, как будто его вырвали из сна. А может и вправду спал? Заснешь тут, когда рядом эти в латах истлевших и с оружием, ходят, светятся, бряцают. Знал еще Хикеракли, что любая магия силы отнимает, а уж если такое заклятие, что мертвых из земли подняло, то Тимофей совсем должен с ног валиться. — Я должен научиться ими управлять, — напирает на слово должен, ишь ты. Хотел было спросить, кому же он так задолжать успел, но осекся, понял, что самому себе. А хуже долга перед собой и не сыскать. Серьезный мальчик, деятельный, но делать-то что? Хикеракли куда деваться? Уйдет он — вернутся мертвецы, свалится наш господин Твирин с ног и всё. Lafin, как сказал бы Гныщевич. Опять же, было бы славно выпить чего-нибудь. Хикеракли покрутил эту мысль так и сяк, примерился, присмотрелся и понял, что глупость. Тимофею не выпить, Тимофею спать нужно, вон, уже с выбеленным деревом стены сливается, не ровен час — стоя отключится. Хикеракли подошел к Тимофею и мотнул головой в сторону двери. — Пойдем-пойдем, успеешь еще науправляться. Ты где обретался эти дни? Тимофей нахмурился, как будто не поняв вопроса, а потом мотнул головой, ну точно жеребчик, уж Хикеракли-то знает. — Нигде. Куда бы я пошел с ними? — он обвел руками не присутствующую здесь толпу мертвяков. И верно, куда бы он пошел? А хоть бы и в «Пёсий двор». Хикеракли там хорошо знают, даже в кредит наливают, а уж он старается любезность возвращать и по кредитам платить, когда деньги имеются. Отведет Тимофея туда, пусть отсыпается, а сам он думать будет, что да как, раз уж так вышло. Ну и отвел. Пока шли, оба молчали, Тимофей устало подволакивал ноги и пачкал и так грязные сапоги в лужах, оставшихся после утреннего дождя. Город кривился во все стороны горбами не только крыш, но и стен, выступал гнилыми резцами сараев и складов. Хикеракли всё думал, что пасть у города пусть и зубаста, да не так страшна, как кажется. Тот же Веня вон зубастее будет, но ему по природе оно положено — головы людям отгрызать да на площадь перед дворцом подбрасывать. Знаем, знаем, куда граф Тепловодищевделся, и в каком виде он потом объявился. В виде, надо сказать, не слишком обремененным целостностью. А город жрать никого не жрал, так, скалился помаленьку. Хикеракли глянул на Тимофея, на лице которого застыло выражение тупой усталости, и ничего не стал говорить, ни про город, ни про шельм, ни про что. Наслушался уже мальчик, про шельм-то. В «Пёсьем дворе» было как обычно шумно, людно и полутемно, в углу чадила керосиновая лампа, но посетители были так заняты беседой да возлияниями, что никто и внимания не обращал, как не обратили и на их появление. Хикеракли брякнул на стойку монеты и попросил комнату на ночь, чтоб кровать была да относительная тишина, а остальное неважно. Хозяин комнату им выдал, улыбнулся понимающе, хотя чего тут было понимать? Вот же люди. Тимка тут же уселся на кровать, стал стягивать сапоги и завис, сонно щурясь. — Я ведь не спал с тех пор, как, — он поглядел на Хикеракли очень устало. А глаза! Хикеракли в них не очень вглядывался, но цвет у них был красивый, зеленый, как иголки еловые, а сейчас — ну точно огоньки в глазницах у мертвяков его. Жуткий мальчик. Был бы, если бы не щурился так сонно и не пытался заснуть сидя, завернувшись в свой плащ. — Да уж вижу, что не спал. Ты бы хоть плащ снял. Тимка покачал головой и снова поглядел на Хикеркали, завернулся в плащ плотнее и, уже совсем засыпая, пробормотал. — Не спал. Ты когда-нибудь чувствовал, как во сне у тебя в голове чьи-то чужие мысли ворочаются, толкутся? Злые, мёртвые. А твои собственные. Они куда-то исчезают. Рассеиваются. Вот я и не спал. И заснул. Хикеракли уселся рядом с кроватью на пыльный коврик, сложил руки на подтянутые к груди колени и задумался. А ведь он ничего не мог сделать, Хикеракли даже пихт и то — не настоящий, какая уж тут магия, какая уж тут помощь, разве что посидит пока здесь, что Тимофей выспался. Тоже мне, господин Твирин, укрылся поверх плаща своего еще и одеялом, сопит во сне, а волосы рыжие на подушке еще ярче горят. Как бы и не сгорел совсем.