Восемнадцатый аркан

      31 мая 2020, воскресенье       – Разряди.       Доён слышит недовольное хмыканье сбоку, смотрит вслед убегающему с присущей ему природной лёгкостью оленёнку и щурится, вылавливая отдельные мелкие тени, прячущиеся среди деревьев.       – Они всё равно его прикончат, это милосердие, – Сыльги фыркает и вскидывает арбалет, крепче перехватывая ложе. Доён оборачивается на неё и улыбается.       – Ты же знаешь, его не тронут, – он протягивает руку, опуская ладонь на оружие, слегка царапая дерево когтями. Сыльги вздыхает. – А нам он не поможет, – арбалет под его натиском мягко опускается, и Сыльги злобно шипит сквозь зубы.       – Ты словно сдаёшься, Доён-а, – она улыбается с насмешкой, но послушно вытягивает стрелу, тут же отбрасывая арбалет в сторону, и вскидывает голову, слегка подрагивая от ощущения предстоящего. Доён на мгновение засматривается, но берёт себя в руки, когда ловит периферическим зрением мелькнувшую среди деревьев крупную тень.       – Откуда ты только набралась таких мерзких слов, – Доён хитро улыбается и резко рычит, на ходу превращаясь и разрывая подлетевшего к нему мелкого демона пополам.       Сыльги закатывает глаза, тыльной стороной ладони растирая попавшие на лицо капли крови, и облизывается.       – У самого хоть когти есть, – она быстро шепчет про себя, тут же выхватывая из ножен серповидный меч, и извернувшись, вспарывает брюхо прыгнувшему на неё с дерева переродку. Тот взвывает и пролетает ещё немного вперёд, в конвульсиях приземляясь на промёрзлую землю. Сыльги оборачивается с презрением.       – Ублюдок, – переродок, давно созревший, но явно из помешанных, с проплешинами и уродливо торчащим хребтом, плюётся кровавыми хрипами и явно рычит что-то в ответ. Сыльги подходит вплотную, рассматривая всего мгновение перед тем, как резким ударом всадить клинок прямо в сердце. – Да спасёшься ты в Вальгалле.       Кун потягивается, со вздохом откидывая в сторону помятую брошюру. Трёт лицо, громко выдыхая себе в ладони, и застывает, глядя через щель между пальцами на мечущегося в бреду Доёна.       – Я принёс тебе поесть, – Тэён просовывается в двери словно слегка виновато, и Кун убирает руки от лица и приглашающе машет. – Как он?       Кун смеряет тело на диване оценивающим взглядом и пожимает плечами.       – Уже должен был прийти в себя, – Тэён как-то понимающе кивает и начинает копошиться за столом Чону, раскладывая разбросанные бумаги стопками и освобождая место. Кун чувствует запах чего-то мясного, наваристого, и слегка краснеет, когда живот отзывается громким урчанием.       – Дадим ему время, – Тэён водружает на стол высокую стопку контейнеров, перехваченных резинкой, и Кун подползает ближе, с благодарностью заглядывая в чужое лицо.       – Спасибо, что пришёл, – Доён за их спинами отзывается тихим скулежом, на что Кун огрызается. – Приходи в себя, тогда и будешь есть!       Тэён хихикает куда-то в ключицы и, быстро сооружая на столе пиршество, протягивает Куну палочки.       – Который час вообще? – Кун резко чувствует себя максимально уставшим и принимается безэмоционально гонять по контейнеру кусок мяса. Тэён оборачивается на Доёна и вздыхает.       – Уже четыре утра, – Кун хмыкает и отправляет в рот пару стручков фасоли. Тэён смотрит на то, как он откладывает палочки, и недовольно цокает. – Давай-ка без фокусов.       Кун откидывается на спинку и прикрывает глаза, громко втягивая воздух.       – Я не голоден, – он не видит чужого взгляда, поэтому от тычка в плечо раздражённо подрывается. – Что?       Тэён скрещивает руки на груди и смотрит так, что Кун сглатывает.       – Ты всех отпустил и всю ночь просидел с ним один, явно не раз заговаривая, – Кун порывается что-то сказать, но закрывает рот и обиженно надувается, когда Тэён мотает головой. – Можешь это детям впаривать, но я знаю, что ты не бессмертный, – Кун что-то шепчет сам себе, всё так же глядя в стол, и Тэён закатывает глаза. – Не заставляй меня впихивать еду прямо тебе в глотку.       Кун нехотя тянется за палочками и склоняется над контейнером, что-то угрюмо мямля.       – Я не расслышал, – Тэён расслабляется, когда видит, что Кун тянет в рот кусочек мяса, и облегчённо опускается на стоящий рядом стул.       – Мне правда тяжело есть, – Кун словно обижен, но отправляет в рот ещё несколько порций овощей. Тэён наблюдает за ним с лёгкой улыбкой.       – Я знаю, – Кун на чужие слова хмыкает, странно пожимая плечами. – Кое-кто считает себя Богом и забывает о границах дозволенного, – Тэён облокачивается на стол и укладывает голову на сложенные руки, продолжая бубнеть куда-то вниз. – Но давай сделаем вид, что я смертельно обижусь, если ты не поешь, потому что готовил всё это два часа, – он с улыбкой поднимает голову, и Кун окончательно сдаётся, коротко кивая.       Доён резко вздрагивает и коротко стонет.       – Они что, наслали на нас всех отречённых? – Сыльги дышит часто и поверхностно, с силой сжимая зубы. Кровь из рассеченной скулы горячей дорожкой стекает по щеке за воротник мантии, но она не обращает внимания, лишь с силой затягивая кусок ткани наподобие креста на обожжённой руке, сразу же после пытаясь перехватить меч удобнее. Пальцы не слушаются, отзываясь лишь острой, пронизывающей всё тело болью, и она дёргается и с оборота прошивает остриём горло мелкой твари, попытавшейся воспользоваться её замешательством и броситься со спины. – Я же просила меня прикрыть!       – Заткнись! – голову начинает разрывать вспышками боли, и Сыльги сплёвывает, хватаясь за виски.       – Чтобы у тебя кишки завернулись от твоей телепатии, придурок! – она злится больше от адреналина, застилающего глаза кровавой пеленой, и голос Владыки в её голове отзывается извиняющимся урчанием. Она, слегка пошатываясь, поднимается на ноги и оценивающе скользит взглядом вокруг.       Многовековые деревья в нескольких местах вырваны с корнем, и из-под их частей тут и там виднеются окровавленные ошмётки. Сыльги до боли сильно моргает несколько раз, пытаясь избавиться от накатывающих слёз, и коротким движением сбрасывает мантию, опускаясь на одно колено.       – Да простят нас духи этих мест, – она слышит одобряющий рокот Владыки и, закрыв глаза, шепчет, стараясь не отвлекаться на движение воздуха вокруг. За визгами и воплями нападающих со всех сторон тварей она слышит громкий вздох леса в ответ на прошение, и несколько полупрозрачных струек поднимаются от падших деревьев в насыщенный запахом крови воздух, тут же падая и растворяясь в земле.       Владыка ревёт за спиной, и перед лицом Сыльги на землю приземляется чья-то оторванная, но всё ещё дергающая конечность. Она сглатывает подступающую тошноту и разворачивается, пытаясь не вернуться взглядом на витиеватые рисунки рун на мёртвых пальцах.       – Это уже не смешно! – от вида обрывков чужой мантии на ветках дерева пелена ярости застилает глаза, и она резко поднимается, отбрасывая меч в сторону.       Переродок, с удовольствием грызущий хвост Владыки не обращая внимания на спадающие из пропоротого брюха до земли внутренности, оборачивается и как-то угрюмо рычит.       – Это третий раз! – глаза Сыльги загораются красным, и волк тут же вспыхивает, но не реагирует, лишь тупо глядит перед собой и переминается с лапы на лапу. Воздух наполняется запахом паленой шерсти и маленькими кусочками шкуры, разлетающимися во все стороны, и Сыльги падает на колени. – Если они воскресят их из пепла, то я уже и не знаю, что делать.       Над головой пролетает внушительный камень, кажется, голова гиганта, и приземляется ровно в центр пламени, оставляя от переродка лишь столб искр.       – Ты сдаёшься? – Доён в голове звучит далеко, словно из-под воды, и Сыльги пытается сопротивляться уносящему её сознание потоку.       – Нет, – она чувствует, как воздух покидает лёгкие, и широко распахивает глаза перед тем, как её накрывает тьма.       – Тебе надо поспать, – Кун дёргается от неожиданности, едва не падая со стула, и сонно моргает. – В кабинете Джено тоже есть диван, – Тэён протягивает плед, явно вытащенный откуда-то из запасов Юты, и смущённо улыбается. Кун быстро осматривает комнату и щурится, когда взглядом цепляется за поднимающееся рассветное солнце.       – А если он проснётся? – Тэён изгибает бровь в немом вопросе, и Кун громко вздыхает и поднимается. – Я не могу его оставить.       – Ты его не оставляешь, – Тэён впихивает плед в чужие руки и осуждающе прищуривается, и Кун мнётся под его взглядом, смущённо ероша волосы на затылке. – Ты был тут всю ночь, и я не думаю, что что-то случится, стоит тебе выйти за дверь.       Рассвет подкрадывается ближе, забирается в кабинет и мягко подсвечивает всё внутри, и Доён словно чувствует его – тихо вздыхает и расслабляется. Кун прикусывает нижнюю губу, раздумывая, а затем с громким вздохом опускается назад на стул.       – Я посплю так, – не обращая внимания на красноречиво протестующие взгляды Тэёна, он кое-как обворачивается пледом, подтыкая его под ручки, и с жутким скрипом откидывает спинку. Доён, словно услышав его, кривится.       – Видишь, он уже просто спит, – Тэён подтаскивает второй стул ближе, садится, съезжая вниз, и вскидывает руки на спинку. – Ты слишком волнуешься.       Кун высовывает нос из пледа.       – Интересно, а что тогда здесь делаешь ты? – он многозначительно поднимает брови и хмыкает куда-то в воротник, который сделал себе из пледа.       – Так, а смысл домой идти, если скоро и так на работу возвращаться? – Тэён на уже явные насмешливые звуки из-под пледа тянется ногой вперёд, толкая носком ботинка куда-то в область чужой коленки.       – В воскресенье? Признайся, ты тоже трусишка, – Кун прячет почти всё лицо в плед и надеется, что Тэён такой же уставший и не будет пытаться его придушить хотя бы потому, что лень. Тэён его мысли оправдывает, но резко мрачнеет и садится прямо, вглядываясь в мирно сопящего Доёна.       – Я, может, и трус, – он сцепляет руки в замок, трёт большим пальцем ладонь, глядя куда-то в сторону, и голос его становится глубже, – но ты только представь, что бы началось, если бы он умер?       Доён не чувствует себя. Ярость поглощает его, заставляя окончательно потерять контроль, и он из последних сил пытается удержаться за остаточные, слабыми отголосками пробивающиеся через Владыку собственные мысли. Он расшвыривает остатки тварей – особого смысла трогать поднятые в очередной раз оболочки нет, но Владыка пытается разорвать его разум в клочья, поэтому Доён решает слегка выпустить пар, украшая стволы деревьев кровавыми росчерками.       – Смотрю, ты разошёлся, – щелевидный зрачок вылавливает среди тел белое пятно, быстро формирующее фигуру старца. Тот, словно издеваясь, вскидывает руку в приветственном жесте. – Давай поговорим.       Доён давится чужим спокойствием, отчего Владыка резко останавливается, недоумённо урча.       – Поговорим? – Доён отвоёвывает способность говорить, и голос его раскатистыми волнами теряется в кронах деревьев.       – Ага, – старик явно издевается, хитрым прищуром окидывая огромное, сочащееся ненавистью тело. – У нас есть предложение.       Доён быстро осматривается по сторонам – старейшины редко ходят поодиночке, поэтому ожидать удар в спину можно в любой момент – но понимает, что это бессмысленно – в любом случае, пока захотел показать себя только один.       Старец, восторженно цокая и перебирая длинную жидкую бородку, наблюдает за тем, как Доён по крупицам теряет свою форму, возвращаясь к человекоподобию.       – Где она? – старик на вопрос всплёскивает руками в удивлении и вытягивает губы трубочкой.       – Так мы угадали? – он обмахивается ладонями, слегка пританцовывая, и его крупный живот начинает ходить ходуном под слоями одеяний. – Я так и знал, что это твоё слабое место!       Доён смотрит на него с презрением и чувствует холодок, пробегающий по спине, тут же оборачиваясь и щерясь.       – Полегче, – ещё один, кажется, старше и явно умнее, скрестив руки смотрит на него оценивающе. – Признаться, я тобой доволен, – он похож на хорошего наездника, выбирающего лошадь, когда подносит ладонь к подбородку и сжимает его, нахмуриваясь.       Доён делает несколько глубоких выдохов.       – И что теперь? Угостишь меня вином? Намоешь мне ноги? – Доён краем глаза замечает зарождающееся движение в стороне и мысленно приспускает Владыку. Тот радостно хмыкает, тут же прибавляя силы. – Или это не по твоей части? – Доён думает о том, как было бы приятно подскочить и вырвать с корнем чужую мерзкую бороду, как слышит всхлип, заставляющий его замереть на месте.       – Для Сосуда он очень импульсивный, не находите? – третий старец, высокий и поджарый, тут же придавливает своей силой насколько может, и Владыка оскорблённо урчит и пытается вырваться наружу. Доён сжимает кулаки.       Сыльги уже в сознании, только взгляд, когда старец впутывает длинные тонкие пальцы в её волосы и приподнимает голову, заставляя показать лицо, слегка затуманен, и Доён чувствует зарождающееся внутри него пламя.       – Знаешь, было умно привязать её источник к живой душе, – старец ворочает голову девушки, словно пытаясь рассмотреть все черты лица, а затем прикасается к ране на скуле. Сыльги стонет – Доён почти отдаёт разум Владыке – и рана начинает быстро затягиваться, оставляя после себя лишь засохшее пятно крови, – а саму душу упрятать в Богами забытом селении в древних землях, – старец снова касается чужого лица, резко кривится и отпускает хватку, отчего Сыльги заваливается на бок, сразу же пытаясь подняться на локоть. Лицо старца искажает брезгливая гримаса. – Мы не смогли точно узнать, кто нам нужен, – старец смотрит в сторону, и Доён повторяет за ним, но не видит ничего, кроме встрепенувшейся с ветки птицы, – так что мы вырезали всех, – Сыльги вскрикивает, и Доён бросается вперёд, но старец одним движением руки отбрасывает его назад, тут же приставляя к горлу девушки клинок с блестящим, зазубренным лезвием. – Будь умницей, иначе мне придётся проверить её на бессмертие, – старец прижимает клинок к самой коже, и Доён видит, как Сыльги прошивает крупной дрожью.       Кун дышит размеренно и спокойно, и Тэён осторожно цепляет пальцами его подбородок и слегка ворочает, пытаясь положить голову в более-менее естественное положение. Кун вздыхает и хмурит брови, и ворочается, на сколько позволяет кресло, сам, устраиваясь, хотя бы с виду, удобнее. Тэён улыбается и кончиками пальцев поправляет чужую чёлку – откидывает с трепещущих ресниц – и с облегчённым вздохом отходит.       – И как вас только всех вытерпеть, – он удручённо хмыкает и собирает контейнеры, изредка оборачиваясь на посапывающих Куна и Доёна.       Офис залит мягким светом плавно поднимающегося солнца, и Тэён недовольно цокает, когда замечает кружащиеся в отдельных лучиках пылинки. Он резко вдыхает несколько раз, громко чихает и с силой трёт нос.       – Ещё раз всё мыть, – запах недавнего посетителя всё ещё витает в воздухе, и Тэён тихо вздыхает и замирает, отмечая периферическим зрением слабое движение где-то сбоку.       Тень быстро пролетает, и подсознание достраивает картинку – что-то тёмное, страшное, разбивается о стену в попытке избежать взгляда – и Тэён ёжится и трёт предплечье.       – Там кто-то есть? – Тэён, может, и ведёт себя как герой самого тупого на свете фильма ужасов, но идей получше в его голову не приходит, поэтому он долго всматривается в место, где мозг увидел кого-то, и по шагу начинает приближаться. Его шаги в тишине звучат слишком громко, и он сглатывает. – Это не смешно! – он звучит достаточно грозно, как ему кажется, но замечает, как подрагивают руки, поэтому осторожно ставит контейнеры на первый попавшийся стол и цепляет ножницы – такое себе оружие, конечно, но хоть что-то. Теперь он слышит шум – что-то бьётся о стену за поворотом – и Тэён задерживает дыхание и выпрыгивает в проход в надежде, что это всё – игры не выспавшегося мозга.       Ворон, непонятным образом попавший внутрь, от появления наблюдателя словно пугается и громко каркает, заставляя парня с писком выронить из рук своё оружие. Чёрные бусинки глаз следят за ним несколько секунд, а затем ворон срывается с места, пролетая прямо над головой замешкавшегося Тэёна, и не тормозя вылетает через открытое настежь окно. Тэён стоит столбом несколько секунд, прежде чем засмеяться и слегка хлопнуть себя по лбу.       – Блин, я же окно не закрыл, – он смеётся, стирая выступившие в уголках глаз слезинки, быстро подбирает ножницы и возвращается к оставленным на столе контейнерам. –Хорошо ещё, этого никто не видел, – всё ещё посмеиваясь сам с себя он уходит на кухню и не замечает, как бусинки глаз следят за ним с подоконника.       Доён чувствует, как пульсирует где-то в глубине виска и болезненно стонет. Сыльги смотрит без отчаяния, скорее злится, что не может контролировать трясущееся тело – Доёну почему-то кажется, что, будь возможность, она бы фыркнула и сказала что-нибудь по этому поводу – только вот лезвие плавно скользит вниз по напряжённой связке, и она поджимает губы.       Старец смотрит внимательно, словно выжидая, а затем немного отводит лезвие, улыбаясь.       – Думаю, ты понял, что не стоит быть безрассудным, – он хмыкает и кивает в сторону, словно разрешая другим старейшинам сказать что-нибудь. Их становится всё больше – не являются, мерцают тенями, изредка пропадая и появляясь снова, и молчат, и Доёну на секунду кажется, что они не договорились между собой.       – Я и не собирался, – он расслабляется, насколько позволяет ситуация, и внимательно смотрит в глаза Сыльги, словно пытаясь разговаривать без слов. Владыка, как ни странно, позволяет Доёну самому контролировать ситуацию.       Старец смеётся, и смех его разлетается в резко затихшем пространстве.       – Это хорошо, – он поправляет пояс рясы, и усаживается на удачно оказавшийся за спиной пень. – Садись.       Доён оборачивается, но ничего даже отдалённо напоминающего стул не находит, поэтому остаётся стоять столбом.       – Знаешь, зачем мы здесь? – Доён замечает, что другие старцы также присаживаются – кто на валяющиеся вокруг части деревьев, кто просто зависает в воздухе – и неоднозначно ведёт плечами.       – Мне сказали, у вас предложение, – старцы на это отзываются смешками и переглядываются, и Владыка начинает легко рычать. Доён просит его успокоиться и с силой выдыхает.       – Предложение… – из уст старца это звучит как насмешка, и, когда он встряхивает головой, его борода колышется. Доён почему-то думает о том, что говорит лишь он один, и находит это занятным – все остальные лишь одобряюще трясут головами и улыбаются.       Старец обводит поляну внимательным взглядом, и в глазах его загорается что-то, отдалённо напоминающее ярость.       – Великая честь хранить равновесие, знаешь ли, – он пропускает бороду через пальцы и дёргается. – И тут мы узнаём, что безродная дворняга влезла туда, куда не следовало бы, – на дне его зрачков плещется огонь, когда он не моргая смотрит на Доёна. Тот взгляд выдерживает, и старец фыркает. – Как только Сила Хаоса позволила тебе стать своим проводником в наш мир? – он всё ещё смотрит, словно пытаясь рассмотреть что-то внутри Доёна, что-то скрытое и загадочное, и Владыка отзывается.       За секунду рядом с ним оказываются те двое, что из всего собрания явились в физической сущности, и Доён дёргается и выставляет руки в стороны, словно пытаясь показать, что ничего делать не собирался. Старцы остаются рядом, и Доён чувствует, как они всеми силами давят его, пытаясь сломить.       – Может, я ей понравился? – Доён чувствует, как давление нарастает, и пару раз неглубоко вдыхает, пытаясь удержаться на ногах. Владыка внутри мечется в попытках вырваться, и Доён из последних сил сдерживает его.       Главный старец хмыкает и обращает взгляд на Сыльги.       – Когда нелепость, вроде тебя, пытается вершить судьбы, это всегда заканчивается трагично, – он тянет руку к лицу Сыльги, кончиками пальцев проводя под подбородком, и цокает. – Неужели ты думал, что мы так просто спустим тебе то, что ты получил Силу, став Сосудом, да ещё и натворил всякого?       Доён понимает, что внутренняя борьба исчерпывает его последние силы. Два старца по бокам приосаниваются – напускают дымку, что заползает в лёгкие, не давая вдохнуть, и Доён чувствует, как начинает кружиться голова, и медленно опускается на колени.       – Равновесие всегда побеждает, – голос старца, звучащий словно из-под толщи воды, укачивает, и Доён ощущает подступающую тошноту и сгибается, упираясь руками в землю. – Мы не можем убить тебя, к сожалению, – сил Доёна хватает на то, чтобы поднять глаза, пока кривая ухмылка разрезает его бледное лицо, но старец лишь усмехается, – потому что так мы выпустим Хаос. Нельзя разбить Сосуд, не освободив содержимое. Но это не значит, что мы не можем, например, убить её, – Сыльги вскидывается, и Доён чувствует металлический привкус на языке.       – Что вы хотите? – он едва разговаривает, но держится из последних сил. Если он отключится, Владыка вырвется наружу и разнесёт всё в ближайшей и не очень округе – почему-то Доёну хочется, чтобы так и случилось, но мелкие всполохи страха в глазах Сыльги заставляют его мыслить максимально трезво.       Старец показательно долго трёт подбородок и вздыхает, и Доён тут же чувствует, как давление спадает, и хватает воздух на сколько позволяют лёгкие.       – Вернуть Силу ты не можешь, – Доён чувствует, как по вискам стекают крупные капли пота, и фыркает. – Но безумного пса всегда можно приручить, – старец разводит руками, и лицо Сыльги искажает гнев.       – Не смей! – она кидается вперёд, тут же натыкаясь на выставленный в предостережении клинок. – Не дай им повязать себя!       Доён дышит рваными полувдохами и пытается собрать воедино мечущиеся мысли.       – И что будет дальше? – он не видит, чувствует, как старцы преисполняются одобрением, и сплёвывает.       Он поднимает взгляд – глаза Сыльги полны разочарования, и это бьёт сильнее, чем снова разрастающееся давление старейшин.       – У нас появится неплохой сторожевой пёс, – наконец, голос подаёт один из старцев, не участвовавших в беседе. Он довольно отходит к поваленному стволу дерева и грузно падает на него, словно расслабляясь. – Может, немного блохастый, но, как говорится, дарёному коню... – он гортанно смеётся, хлопая себя по коленям, и скрещивает руки на груди. Доён снова сплёвывает.       – Так уж и быть, мы оставим её в живых, – главный старец, наконец, убирает клинок и отходит на пару шагов. – Только, знаешь… – тон его голоса не нравится Доёну, но он не успевает ничего сделать, как к Сыльги подскакивает демон – старый облезлый прихвостень, Доён чертыхается про себя – истерично хихикая. Глаза его горят синим пламенем, и Сыльги не успевает даже вскрикнуть, как он обхватывает её голову руками, и взвизгивает словно от восторга. Светящиеся пятна не явившихся старейшин пропадают одно за другим.       – Моя идея, – третий старец хлопает в ладоши, снова тряся пузом, и Доён чувствует, что начинает проваливаться в небытие. – Раз – и всё забыла, удобно же? Эй, ты что?       Утро, наконец, разгорается в полную силу. Тэён молча следит за движениями чужой грудной клетки – вдох, выдох – и откидывается на пол спиной. Кун всё так же мерно сопит на стуле – у Тэёна уже зад болит сидеть, поэтому валяться на полу кажется спасением – как вдруг Доён всхлипывает и с болезненным вскриком садится на диване.       Тэён недоверчиво трёт глаза и толкает локтем Куна – тот проснулся, поэтому на толчок шипит и пихается в ответ, так же не веря глядя на растрёпанного Доёна.       – Как себя чувствуешь? – Доён пару раз моргает словно неразумное дитя, а затем взгляд его приобретает ясность.       – Мне срочно нужно идти, – он подрывается с кровати, отчего Кун с Тэёном тут же подхватываются, пытаясь уложить его обратно. – Что случилось? – Доён отбивается, но обеспокоенность в чужих глазах заставляет его замереть.       Кун несколько раз открывает и закрывает рот, и просто вздыхает. Доён смотрит внимательно то на него, то на сжавшегося Тэёна, а затем осторожно приподнимается.       – Мне нужен Юта, – он не выглядит так, словно умирал несколько часов подряд – скорее пылает жаждой сорваться с места, и Кун, глядя на него снизу вверх, лохматит волосы.       – Присядь, – Тэён под взглядом Куна отползает в сторону, тут же поднимаясь и скрываясь за дверями. Доён недоверчиво косится, но садится. – Это будет долгая история…       Душный зал встречает полутьмой и разноцветными клубами дыма. Доён игнорирует томные взгляды расположившихся на диванчиках существ, пробираясь сквозь снующих во все стороны многоруких официантов, и коротко кивает бармену. Бармен – здоровенный детина, по совместительству выбрасывающий из заведения неугодных посетителей прямо за загривки – одними глазами указывает нужное направление, не отрываясь от натирания стакана. Забулдыга, осевший на барную стойку и едва ли не пускающий слюни, отрывается от своего занятия и салютует с насмешкой – Доён даже не пытается вспомнить, где они могли пересекаться. Он лавирует среди посетителей – в этой части зала их куда больше, и выглядят они куда опаснее девиц и их ночных кавалеров с диванчиков – и, наконец, выходит к нужному ему столику. Юта встречает его достаточно доброжелательной для него ухмылкой и, опрокинув стакан, жмурится и приглашает сесть.       – Смотрю, ты неплохо выглядишь, – он сверлит взглядом, круговыми движениями болтая остатки на дне стакана. – Извиняться пришёл?       Официант бесшумно оказывается рядом, заменяя стакан Юты на новый и ставя ещё один перед Доёном, получая в ответ благодарный кивок. Доён следит за официантом до тех пор, пока тот, быстро откланявшись, не растворяется в толпе, а затем лёгким движением обрубает все звуки, долетающие со стороны оживлённого бара.       – Извиняться? – Доён щурится, и Юта в ответ смотрит в упор, словно борясь, а затем громко хмыкает и отпивает добрую часть жидкости в стакане.       – А разве не должен? – он слегка пьян, и пусть, как кажется, мыслит трезво, но Доён чувствует исходящую от него обиду, поэтому подтягивает ближе свой стакан и задумчиво упирается взглядом в содержимое.       Они проводят в молчании какое-то время, за которое Юта успевает добить свой напиток и развалиться на стуле, прикрыв глаза.       – Так чего тогда пришёл? – Доён отрывается от созерцания и осторожно отпивает. Юта начинает мурлыкать какую-то песню, всё так же не открывая глаз.       – Расскажи мне о Мононоке, – мурлыкание прекращается, и Доён поднимает глаза, встречаясь с абсолютно трезвым взглядом Юты.       – С чего бы это? – Юта машет проходящему мимо официанту и закатывает глаза, когда тот не обращает на него никакого внимания. – Ты что, боишься кого-то здесь?       Доён думает, что была бы у него возможность – давно бы придушил этого придурка, но сдаётся и снимает защиту. Юта расплывается в радостной улыбке и сигналит официанту, пуча глаза и активно жестикулируя. Тот кивает, и Юта расползается по столу, с улыбкой глядя на Доёна.       – Что ты хочешь знать? – во взгляде скользит заинтересованность. – Я думал, такие как ты знают всё.       Официант снова оказывается рядом, и Доён лишь громко выдыхает и откидывается на стуле, пока перед Ютой вырастает стена из принесённых напитков. Он проводит пальцем по кромке своего стакана и задумчиво пьёт, пока официант застенчиво хихикает на пьяные шутейки Юты.       – А теперь по-серьёзному, – Юта меняется в лице, стоит официанту испариться, и садится прямо, давая понять, что ждёт. – Что происходит?       Доён понимает, что всё же не был готов к этому разговору.       – Грядёт Кровавая Луна.       – Так это в следующем году, – Доён смотрит грозно, и Юта улыбается, мол, и что ты мне сделаешь, и утыкается в стакан.       – Вот поэтому с тобой невозможно разговаривать, – Доён забирает один из стаканов перед Ютой под его недовольный взгляд и отпивает. – Если бы всё было так просто, я бы оставил тебя спиваться тут в одиночестве.       – Просто меньше пафоса, – Юта поднимает руки, словно сдаётся, и Доён закатывает глаза.       – В эту Кровавую Луну должны были выбрать новый Сосуд, – Юта удивлённо смотрит поверх стакана, и Доён кивает. – Джено смотрел, так что я был готов, в принципе.       – Новый Сосуд точно не ты?       Доён вздыхает и пожимает плечами.       – Слишком много вариантов, да и время ещё было.       – Было, – Юта смотрит с вопросом и отставляет стакан, складывая руки на груди.       – Появился Джэхён, – брови Юты стремительно взлетают вверх, и Доён даже хочет засмеяться – слишком уморительно всё это сейчас выглядит.       – То есть, поэтому я ковырялся в его памяти?       – Ой, только не оскорбляйся, что я тебя использовал, – Доён вскидывает руки и цокает языком. – Да, поэтому. Но это не он, – Доён снова поднимает стакан и цедит сквозь зубы. – Я не знаю, кого они выбрали.       Юта молчит какое-то время, пристально разглядывая Доёна, а затем с выдохом наклоняется к столу.       – И причём тут Мононоке?       – Это ты мне скажи, – Доён допивает напиток и взмахивает рукой, позволяя звукам бара вернуться в их разговор. – Ты думал, я действительно разрешу всем это слушать?       Юта тихо смеётся и опускает голову.       – И с чего ты взял, что я буду тебе помогать? – когда он поднимает взгляд, в его глазах плещется нездоровый блеск. – С чего ты взял, что я буду помогать тебе после всего, что случилось?       Доён хмыкает и поднимается, вытаскивая из кармана купюры.       – Потому что я знаю, что ты на моей стороне, Юта, – он цедит сквозь зубы, и Юта вскидывается в ответ, но молчит, провожая Доёна тяжёлым взглядом.       Когда тот скрывается в толпе, Юта рукой подзывает официанта и заказывает очередную порцию.       – Мононоке, значит…       Вместе с темнотой приходит тревога. Ренджун отсчитывает время по секундам, постоянно кидая взгляд на слишком громко тикающие в пустоте квартиры часы. Не выдерживая, он начинает обуваться – пятка кроссовок не выгибается с первого раза, поэтому он сбрасывает их с ног и обессиленно стонет, оседая на пол. Он с силой трёт лицо, тратит шестнадцать секунд на попытку успокоить себя, ещё десять – на попытку передумать, три – на то, чтобы выругаться на китайском, и поднимается. Он пинает кроссовки, словно они в чём-то виноваты, почти решает идти в сланцах – просто плевать – и всё же собирается с духом. Он перевязывает шнурки дважды – руки трясутся – и выходит из дома на тридцать четыре секунды позже, чем планировал.       Возле подъезда фигура, скрытая полутенью – слишком знакомая, чтобы не понять, кто.       – Ты меня не остановишь.       Джено молчит, смотрит так, что даже в темноте чувствуется, и запрокидывает голову в ночное небо.       – Я знаю, – он смотрит вверх, словно никого нет рядом, с наслаждением и лёгким отголоском грусти, как в подростковой драме. Ренджун засматривается на пару мгновений, а затем поднимает взгляд в небо – там ничего, что можно было бы рассматривать вот так, как это делает Джено, и от этого ему становится до одури тоскливо.       Они сталкиваются взглядами через долгие секунды, и Ренджун коротко втягивает воздух как загнанное в угол животное. В глазах Джено ничего о том, что Ренджун, вообще-то, предатель, ни одного колкого невысказанного слова, ни одного камня, приготовленного для броска вслед – только блики одинокого фонаря и бесконечная забота.       – Тогда зачем ты здесь? – Ренджун и не надеется, что Джено поймёт, но тот лишь кротко улыбается, выбивая весь воздух из лёгких.       – Попрощаться? – он осторожно подходит, и Ренджун чувствует, как его ноги слабеют. Джено почему-то пахнет чем-то горьким, вязко оседающим на языке, и Ренджун перед тем, как упасть в чужие раскрытые руки, думает, что это разочарование.       Джено обнимает его трепетно, и Ренджун надеется, что стук его собственного сердца, отдающий где-то в висках, слышит только он.       – Знаешь, – Джено подаёт голос неожиданно и тут же сильнее сжимает вздрогнувшего Ренджуна, – я могу увидеть все возможные вселенные.       Голос, и так тихий, переходит на шёпот, и Ренджун даже перестаёт дышать, чтобы услышать.       – Но это не значит, что среди них есть финал, который я сам буду считать счастливым, – он резко отстраняется, и Ренджун надеется, что в темноте не видно предательского блеска влаги в глазах. Джено смотрит всё так же – взглядом сворачивая все внутренности в противный тяжёлый ком, и, словно выныривая из своих мыслей, улыбается и поправляет чужой воротник. – Будет дождь. Не промокни.       Он отходит, и Ренджун, наконец, вдыхает полной грудью и на автомате тянется в карман. Первые капли дождя попадают ровно на тлеющий огонёк – сигарета отзывается шипением и тухнет, пока Ренджун с улыбкой наблюдает за тем, как фигура Джено окончательно растворяется в темноте.       Доён спроваживает крепким словцом Они, приставленного к нему Куном, и долго ждёт гремящий где-то на верхних этажах лифт. Так и не дождавшись ответной реакции на вызов, он тащится на свой этаж пешком, на ходу стягивая с себя пиджак.       Он застаёт Джено сидящим на ступеньках возле его квартиры и устало выдыхает, облокачиваясь на стену, когда замечает мольбу в его взгляде.       – Только не говори, что ты всё испортил.