Мой бескрылый ангел.

Сегодня был чудесный осенний день. Сквозь мои окна пробивались лучи света, проникали сквозь окно и падали на меня. От этого я и проснулась. Привстав с кровати я посмотрела на соседнюю кровать, где всё ещё спала моя соседка по комнате. Подтянувшись я встала с кровати и пошла собираться на пары. Сегодня 31 октября двухтысячи шестнадцатого года. День всех святых, как называют католики сегодняшний праздник. Христиане не воспринимают этот день, как праздник, а даже наоборот. Моя мама этот день полностью проводит в церкви. Традиция наряжаться в костюмы нечисти принадлежит западу, однако многие страны тоже устраивают разные мероприятия. Это же так весело нарядиться в кого-то и развеяться со всей толпой. Мне всегда нравилось, как мои ровесники наряжались в костюмы фей или ведьм и колядовали. У соседских детей к концу дня собиралась дюжина конфет. Я всегда хотела так же, как они стучатся в двери и говорить «кошелек, или жизнь». Однажды мы с папой даже колядовали в тайне от мамы. Сегодня, как бы глупо это ни было, но я решила нарядиться монахиней. Это самый легкий вариант для меня. У меня уже имелось платье для этого и вышло меньше заморочки. И к семи вечеру я уже буду в баре с парой однокурсников наслаждаться вечером. Амина, моя соседка по комнате собиралась пойти в бар вместе со мной. Она весьма милая девушка, со смуглой кожей и вечно пышными прическами. Она любит носить яркие вещи и всегда выглядит эффектно. Каждый может позавидовать её длинным ногам, она выше меня на пару сантиметров. Она из Литвы и произношение у неё грубее чем у американцев. На шкафу возле зеркала, на вешалке висело её платье и плащ. Образ вампира такой простой и в то же время всегда в тему. Я в предвкушении жду сегодняшнего вечера. В баре на Ловиес Стрит будет тематическая вечеринка, следовательно туда мы и пойдем. Не то чтобы, я любила шумные компании или же алкоголь. Но мне всегда хотелось вот этой вот обычной жизни подростка. Напиться у кого-то дома на вечеринке, а потом получить домашний арест за свою выходку. Хотелось чувствовать себя обычным подростком, а не дочью чокнутой вдовы помешанной на церкви. На нашей улице все соседи смотрели на меня с жалостью, ибо слышали, мои крики во время порки. Впрочем это уже не важно, сейчас опаздываю на пары. Накинув на себя плащ выхожу из кампуса и направляюсь в университет. На улице оказалось прохладно, и когда на меня подул ветер я невольно съежилась. Погода не шептала, но и намеков на дождь не было. В университете, я встретила пару знакомых, которые мне в знак приветствия улыбнулись. Ближе к вечеру же, я с подругой начали собираться на праздник. Амина стояла у зеркала и прихорашивалась, когда уже переодвалась в апостольник. Платье было приталенным и имело небольшое декольте. — Вау! — Восторженно воскликнула Амина. — Тебе очень идет этот костюм. — осматривая меня говорит она. — Спасибо, — Застенчиво ответила я, опустив взгляд в пол. — Макияж будешь делать страшный, или ты всё же развратная монашка? — Ухмыльнулась она. — Я ещё не решила. — Ответила, кружась возле зеркала. Мои размышления прервал назойливый стук в дверь. — Конфеты в корзинке лежат, возьмите сами! — Крикнула Амина и продолжила красить тушь. Но назойливый стук вновь повторился, и подруга отложила свои кисточки пошла открывать дверь. Неожиданно моя подруга изменилась в лице. От былого гнева и след простыл и появилось удивление. Она отошла в сторону пропуская незваного гостя в дом. Когда я увидела кто к нам пришел, меня бросило в жар. Сердце заколотилось в два раза быстрее. То насколько я оказалась напугана не сравнить ни с чем. Ведь моя мама собственной персоной стояла прямо посреди моей комнаты. Она прожигала меня укоризненным взглядом. — Здравствуйте, Надьежда — Еле выговорив имя моей мамы, поздоровалась Амина. Мама никогда не любила Амину. Она считала её «плохой компанией» для меня. Конечно же она бы не одобрила факт моего сожительства с ней, но я смогла убедить её. Приветствие подруги моя мама пропустила мимо ушей. Она вот-вот собиралась, накричать на меня, но я решилась заговорить первее. — Я могу всё обьяснить. — В панике начинаю я. Видимо придется выкручиваться. Я беру в руку головной убор от моего костюма, и надеваю на голову. Белый платок прикрыл моё декольте и вот уже длинное вечернее платье превратилось в самый настоящий апостольник. Суровый взгляд матери смягчился, но я то знаю, что весь огонь полыхает у неё внутри. Она может обмануть Бенджамина, папу, но от меня ей не скрыть свои эмоции. — Мы идем в церковь, оденься по человеческий. — Сурово приказала она. От её приказного тона меня начинает трясти словно осиновый лист. — Мам не надо. — Надо. Мы с Беном оплачиваем твою учёбу, и ты не имеешь право отказывать мне! — Рыкнула она. Я понимаю, что она права. Это некий шантаж, против которого у меня нет защиты. Отказать ей равняется к моему уходу с университета, а это единственное, что держит меня на плаву. Если я не отучусь, то не найду работу мне по душе, и тогда я буду на коротком поводке, а мамы с Беном на всю жизнь. Я не могу отступить сейчас, когда прошла уже полпути. Надо быть хорошей еще чуть-чуть… Переодевшись в клетчатую юбку до колена и фиолетовый кардиган, который я ненавижу за то что он колется, мы с мамой вышли. Амина сопроводила меня сочувствующим взглядом понимая, что я не пойду с ней на вечеринку. По улицам ходили переодетые в нечисть люди радуясь вечеру. Ходили пляса на улицах, перегорождая дорогу для машин. Таксист, что везет меня с мамой сигналит им, но людей это не останавливает. Они заглядывала нам в окна и кривлялись. Каждый хотел показать свой якобы страшный костюм. Мама смотрела на них с нескрываемым презрением. Она за всю дорогу не выронила ни слова. Лишь назвала адрес церкви в которой служит Бенджамин. Сердцем чувствую, что-то плохое меня там ждёт. Когда мы подъехали к церкви, мама достала из сумки крестик, и протянула его мне. — Надень. — Промолвила она, и я безприкословно надела его крепко сжав челюсти. — Мало того, что соврала о том, что живешь с этой гадиной, так еще и собралась на этот богохольный праздник! У входа в церковь я надела платок в клетку. Мама прожигала меня взглядом пока я не перекрестилась перед входом. В её руках была свеча и когда мы зашли она подожгла её. В церкви никого не было. На улице уже стемнело и только свечи оставались источником света. В глубине послышались шаги. Звук каблука на ботинках эхом разносило по всей церкви. С каждой секундой мне становится всё не по себе. Страх боли зарождается внутри, и когда я вижу Бенджамина, то он бьет тревогу. Каждая мышца в моем теле напряглась. — Здравствуй Женевьева. — Совершенно спокойно сказал он. — Как проходит твоя учеба? — Интересуется он. Я как вкопанная стояла у входа не ступая и шагу дальше. Однако мама стоявшая позади меня подтолкнула меня, заставляя сделать шаг на встречу её мужу. Он же посмотрел на меня, с неким презрением. — Здравствуй Бен. — Тихо поздоровалась я. На большее меня не хватает. Я понимаю, что от прошлого не сбежать, что они меня достанут из-под земли, но каждый раз когда я нахожусь рядом с ними мне хочется бежать. Бежать так далеко, как только можно. Пока я от усталости не буду падать. Увы свободная жизнь без мамы и Бена, роскошь которую я себе не могу позволить. Не в моих силах вразумить их. — Слышал я, что ты оступилась. Мы же тебя предупреждали, что будет если ты ослушаешься. — Холодно отчитывает меня он. — Милая, мне самой не лучше от этого, но другого выхода нет. — Она положила свою руку мне на плечо и сказала, — Сними кардиган. Услышав это меня бросает в жар. Где же я могла проколоться? Где она меня увидела и поняла, что я ей лукавлю? И почему она решила придти именно сегодня?! В голове начали прокручиваться тысяча вопросов. Я просто не понимаю, что могло её так изменить со смерти отца, что она в край тронулась умом. Неужели отец Бенджамин приложил к этому руку. Я даже не уверенна в том, что они адекватны. В этом случае есть только две крайности. Либо не я должна была проходить три года назад реабилитацию в психбольнице, либо мои мучения доставляют им удовольствие. — Я не буду, — Тихо говорю я. Моих сил не хватит на ещё одну порцию боли. — Жень, ты должна. — Говорит Бен, доставая со своего портфеля плеть. Большую белую плеть, на рукоятки золотистым вышит крест. — Я ничего не должна! — В панике крикнула я, так громко, что по всей церкви раздалось громкое эхо. Мои ноги подкосились и я попыталась назад к выходу. — Ты господу должна. Покайся в грехах доченька моя. — Совершенно спокойно промолвила мама, и грубо толкает меня к Бену. Я не устояв на ногах падаю на твёрдый кафель и разбиваю колени. Пытаюсь встать, но мама уже успела вновь подойти и схватить меня за волосы. Я еле сдерживаю слёзы, которые застыли на глазах пеленой. — Пожалуйста, — Взмолилась я, но они это пропустили мимо ушей. Мама дергает за воротник кардигана и пуговицы на нем с треском нитей рвались и падали на пол. Я отчаянно пытаюсь удержать вещь на себе, что уже сползала с меня. Мама вновь дергает за кардиган, и тот летит в сторону. Стоя на коленях, скрутившись в клубочек, я прикрывала свою грудь. Спина была уже всецело открыта, и я понимаю, что вот-вот я почувствую удар. — Господи, помилуй эту грешную душу. — Сказал Бенджамин и по спине прошелся первый удар. Обжигающая спину боль тотчас пронзила меня. Прикусив губу я не издала и звука. Я не покажу им свою боль. Бенджамин начал читать свои молитвы и словно мантру повторять, что бы я покаялась. Я ненавижу их. Почему нет на такую жестокость уголовного дела? а ответ прост. Всем плевать. Второй удар, оказался ещё более болезненным. Но я вновь сдержала крик и терпела обжигающую тело боль. Мои руки сжались в кулаки так крепко, что собственные ногти проткнули ладони. Третий, плеть рассекла кожу, и я чувствую струю крови что скатилась по спине падая на пол. Чуть ли откусываю собственный язык что бы не кричать во весь голос. Слёзы прыснули из глаз тяжелыми каплями ударяясь об деревянный пол. Четвертый, Бенджамин набирается сил и бьет еще сильнее. Такое чувство, словно плеть разорвала кожу до кости. Пятый… Двенадцатый. Теперь у меня полностью нет сил. Двенадцать ударов. На этот раз они с Беном постарались. В два раза больше чем обычно. Сил сдерживать крики в конце совсем не было. Боль настолько невыносима, что я даже встать с колен не могу. Я едва ли слышу голос матери, но и то, слова распознать не могу. Единственное, что я ощущаю, так это пульсирующую боль в области спины, что отдает в голове. Под ногами весь пол залит кровью, что стекала с рванных ран на моей спине. От боли в моих глаза постепенно начинало темнеть, но я стараюсь не упасть во тьму. Только не в этом мерзком для меня месте. Внутри меня начало переполнять чувство сильнее чем боль. Меня охватывает черное пламя ненависти к этим людям. Это последняя капля. Проронив последнюю слезу я тянусь к кардигану. Мама подхватив его хочет помочь натянуть вещь обратно. Но от её прикосновения я шарахаюсь, словно от тока. — Надь, я думаю её сейчас лучше не трогать, — Послышался мне голос Бена. — Лучше оставить её, подумать над своим поведением. — стук его ботинок начал отдалятся. Мама пару минут стояла смотря на то, как я опираяюсь о стенку, пытаясь устоять на ногах. Глаза на неё я не поднимала. Я не могу смотреть на неё. Только не сейчас. Церковная дверь со скрипом открывается, и я так надеюсь, что это зашли другие люди, и помогут. Но обернувшись я увидела, как дверь приоткрыла мама, а Бенджамин присев на корточки прошептал. — Не надейся, на чужую помощь. Только бог в силах тебе помочь. Он медленной походкой начал отходить в сторону выхода, где ждала его мама. По всей церкви раздавалось эхо от его шагов. Дверь вновь скрипнула, и церковь окутала тишина. Я тяжело дыша пытаюсь встать, но боль в спине так велика, что попытка увенчалась неудачей. Я мычу от этой боли и ухватившись за спинку стула пытаюсь вновь. Пальцы немеют, а темнота всё сильнее зазывала меня. Неужели так много крови потеряла? Я не знаю, сколько ещё просиедла на полу не двигаясь. Руки настолько ослабли, что я не могу сжать их в кулак. Я не могу больше сдерживать столь сильную боль внутри, и она вырывается наружу в крике. Я кричу в истерике срывая голос. Слёзы вновь подступили к глазам закрывая мне всю видимость. Трясущейся рукой вытираю слезы, и собираюсь с силами дабы встать. Боль всё так же сковывала мои движения, но с сотой попытки встать, мне удаётся. Подобрав с пола свой кардиган я надеваю его, и тот неприятно липнет к спине пачкаясь в крови. Вновь мычу от боли. Сколько бы раз я не переносила эти муки, никогда не смогу привыкнуть к этой боли. Каждый раз как первый. На ватных ногах я выхожу за пределы этой церкви. Смотрю на это творение архитектуры и злоба вновь переполняет меня. Та самая церковь в которую привела меня мама совсем ребёнком. Ненавижу. Я ненавижу эту женщину. Меня всю трясет от злости и обиды на свою мать, которой так легко манипулирует Бенджамин. Немного отдалённо позади себя я услышала чьи-то шаги. Повернувшись спиной к церкви, я увидела несколько человеческих силуэтов. В полумраке мне не удаётся разглядеть их. Но те уверенно шагали в мою сторону, и внутри меня начала зарождаться паника. Чем ближе эти силуэты были, тем больше я убеждалась в их подозрительности. — Вам чего? — Решаюсь я задать вопрос им. Голос хрипел, от тех криков, что я издавала от боли. Эти люди были одеты в чёрные плащи. Капюшоны скрывали их лица. Они промолчали, и я поняла, что нужно бежать. Только вот сил бежать совсем нет. Я не могу ступить и шагу, как в глазах начинает рябить. Всё начало плыть, и вот мои ноги уже немеют. Я больше не могу удержаться и падаю на газон. Силы стремительно покидают меня, и я словно проваливаюсь во тьму, и вновь выныриваю. Меня кто-то подхватил на руки. Пару людей прошли вперёд и в очередной раз вынырнув из-под тьмы увидела пентаграмму на всю спину.