Называй меня как хочешь

      Тони сидел в кожаном кресле и вот уже минут двадцать, не отрываясь, смотрел на закат. Через высокие окна, которыми был усыпан фасад университета, было удобно наблюдать, как медленно темно-синяя краска заливает собой небосвод. Солнце, все ниже склоняясь к горизонту, постепенно скрывалось за серо-голубыми облаками, одаривая уставшее лицо мужчины последними яркими, по-осеннему жаркими лучами. В голове крутились разные мысли, но сводились они к одному – учебный год только начался, а он уже устал. Это чувство преследовало его последние шесть лет, своим появлением ознаменовывая, что начинаются беспокойные месяцы постоянной суеты и чрезмерного общения с не слишком приятными ему людьми. Самое отвратительное было то, что Тони знал, что он сам в этом виноват.       Университет стоял, окруженный раскинувшимся внизу городом, словно замок. Кампус, построенный в готическом стиле две сотни лет назад, возвышался, отбрасывая пугающие тени на коротко стриженую лужайку и паутину вымощенных камнем дорожек. Впервые увидев здания, люди восхищались их красотой и изысканностью, но Тони с каждым годом все больше замечал только разводы на сером камне. Он скучал по Нью-Йорку, где жизнь проходила совершенно по-другому. Она неслась от момента к моменту, не давая опомниться и заскучать. Местный же темп вызывал в нем скуку. Здесь он слишком много думал.       Первые две недели учебы пролетели очень быстро. Солнце палило нещадно, заставляя его постоянно оттягивать воротник рубашки, стянутый удавкой черного галстука. Он был из тех профессоров, что всегда старались выглядеть как профессора, со всеми этими клетчатыми пиджаками и кожаными портфелями с документами. Когда-то он смеялся над такими, но сейчас, когда ему минуло сорок пять лет, он больше не мог себя представить в джинсах и футболках, сидящего на столе и беседующего с молодыми пытливыми умами. Умы, как и футболки, к его новой реальности не прилагались.       Быстро и необдуманно он согласился на это место, совершенно забыв, почему изначально решил пойти преподавать. Теперь же он из года в год видел холеные, сладкие, довольные лица молодых девушек и парней, для которых учеба здесь была приятным периодом жизни, но не более. Единицы из них действительно хотели заниматься робототехникой, а тех, кто вопреки желанию отца-бизнесмена действительно связывал с этим жизнь, можно было пересчитать на пальцах. Поначалу он старался изо всех сил, но теперь же, поняв, что сгорает зря, стал относится к этому как к приятной, но совершенно обычной рутине. Тони отказался от всех продвинутых курсов, предпочитая преподавать основы медикам и культурологам, оставив для души лишь углублённые занятия по кибернетике.       Сейчас же он смотрел в окно, стараясь понять, как же ему справиться с бытом, что вот-вот готов был поглотить его целиком. Ответ крутился на языке, но Старк мешкал, надеясь, что ему в голову придет другое, более взрослое решение. Но нет. В таких вещах он все еще оставался глупым двадцатилетним парнем.       Поднявшись с кресла, он размял затекшие плечи и, проводив последний луч закатного солнца, подошел к двери и включил в кабинете свет. Высокие стены, скрытые за вертикальными деревянными панелями красного дерева, на полу – огромный персидский ковер, скрывающий конец и начало своего орнамента под массивными книжными шкафами, занимающими почти весь периметр. Даже спустя столько времени работы здесь он понятия не имел, чьи это книги. Все, что было нужно ему, хранилось на ноутбуке.       Его рабочий стол был завален бумагами и кружками с недопитым кофе, так что о цвете его столешницы оставалось только догадываться. Тони хмыкнул и, взмахнув руками словно дирижер, стал прибираться, стараясь привести все в подобие порядка. Организационные бумаги сюда, планы занятий сюда, списки первокурсников – в мусорное ведро. Мужчина спрятал ноутбук в коричневый кожаный портфель и перекинул потрескавшуюся лямку себе на плечо. Глянув на мгновение в зеркало, Старк торопливо направился к выходу, не забыв вновь щелкнуть выключателем. В коридоре он столкнулся с женщиной, что убирала помещения местных кабинетов и чье имя он за семь лет работы здесь так и не удосужился запомнить. Она же, напротив, знала его очень хорошо – запоминать тех, из-за кого ее постоянно отчитывали, было частью ее работы.       -Дорогая, - он ослепительно улыбнулся и коснулся ее плеча, - Прошу вас, загляните сегодня ко мне.       Женщина удивленно вскинула брови.       -Вы уверены, профессор? Я ведь снова «наведу там бардак».       Его невинное лицо могло растрогать сейчас кого угодно.       -Ну… было дело и прошло. Давно уже все забыли. Не забудьте про кружки, пожалуйста.       И, не дослушав ее ворчания, он поспешил вперед, надеясь, что в этих стенах ему больше никто не встретится.Его машина стояла не слишком близко, на отдельной парковке для преподавателей, ожидая хозяина. Как и полагалось в это время, практически в одиночестве. Тони шагал по вымощенным дорожкам через поле, огибая старинные здания и чувствуя, что тревога и недовольство, съедающие его последние несколько часов, начали постепенно отступать. Прохладный ветер теребил его волосы, а внутри загорался огонек предвкушения.       Подойдя к парковке, он невольно ухмыльнулся. Даже в отвратительном свете желтых фонарей, его старенький белый audi r8 выглядел просто прекрасно. Машина была одной из тех немногих вещей, на которые Тони спустил слишком большое количество денег. Хотя сейчас, спустя года, она была уже далеко не так хороша, он все равно чувствовал удовлетворение и предвкушение перед поездкой. Она могла бы привлекать много внимания в городе, если бы не количество богатеньких отпрысков, приехавших получать сюда образование. Их автомобили наводнили улицы, парковки у местных ресторанов и магазинов, создавая у проезжих впечатление, что они попали в какой-то очень дорогой пригород.       Другие профессора тоже умели себя показать. Старк знал, что на их фоне выглядел более чем посредственным человеком, но он был на это согласен. Его гордыня молчала, позволяя бабочкам лететь на свет, сгорая. Разочаровавшись в местных студентах, он полностью отказался от возможности их курировать, тратя все свое свободное время на собственные проекты и разработки. Но даже в этом он был куда большим фриком, чем можно было подумать, впервые взглянув на него. Импровизированная мастерская Тони, занимающая весь подвал и большую часть комнат в его доме, была местом затворничества, куда он пускал только самых близких и абсолютно не разбирающихся в технике людей. Чертежи, схемы, тестовые образцы – все это пребывало в творческом беспорядке и абсолютно ничего не стоило, пока их создатель не прикасался к панели управления. Большинство его разработок было не окончено или же нещадно сбоило, лишая электричества два соседних квартала. Количеством пыли, что лежала на некоторых проектах, можно было крайне жестоко убить группу аллергиков. Тони знал о своей небрежности, но порывы привести все в порядок умирали на стадии идей. Отчитываться ему было не перед кем.       Каждый год, он, однако, перемещался в университетские лаборатории. Это был небольшой период активности в феврале-марте, когда он практически не покидал стен кампуса, пил, ел и частенько спал в этих стенах. Первокурсники каждый год были крайне удивлены, встречая растрепанного и заросшего профессора, который к тому времени переставал для них ровным счетом что-либо значить. Его равнодушие ко всем идеям своих студентов и короткий послужной список рисовали в их сознании портрет человека, который крайне незаслуженно оказался на должности в столь престижном и известном университете. Но лишь раз увидев его за работой, они понимали, насколько сильно ошибались. Старшекурсники, знавшие о его манере работать, наоборот, очень любили эти короткие пять недель, стараясь как можно сильнее прилипнуть к профессору, наблюдать за его работой и спрашивать его мнение касаемо собственных проектов. Тони не отказывал. В этот период – нет. Он становился практически образцовым педагогом, подсказывая и направляя, не ругался и был милым, особенно если кто-то привозил ему горячий кофе и булочки из города. У его ораторского таланта открывалось второе дыхание, и он вещал на куда меньшую аудиторию, чем обычно, те вещи, которые больше нигде нельзя было услышать.       Большую же часть времени он проводил за собственным проектом, без перерыва что-то чертя и рассчитывая. Поэтому, когда к середине марта в университет наведывалась комиссия, собранная для оценки научных разработок местных профессоров, Старк всегда был на высоте. Ученики пели ему дифирамбы, а его проект, всегда чуть-чуть незаконченный, подавал большие надежды.       В день их отъезда Тони собирал все свои вещи, сворачивал чертежи, упаковывал модели и отвозил все в гараж. Там, по соседству с его машиной, им и предстояло провести следующие несколько лет, пока он, возможно, не вспомнит о них во время разработки чего-то другого. Коробки даже не были помечены: все, чем они отличались – это оттенком потемневшего картона.       Тони возвращался в свое обычное безразличное состояние, направляя всех студентов, которым хотелось бы продолжить или начать работу под его началом, к своим коллегам. Те, в свою очередь, проявляли куда больший интерес к молодым умам. Профессора не сразу приняли Тони, но вскоре его манера работы и общения стала им понятна и больше не вызывала злости и негодования. В их глазах он был нелюдимым, странным, но, бесспорно, умным и одаренным. Человеком, у которого был огонь, потухший когда-то. Теперь же на этом месте были угли.       В его глазах они все были напыщенными идиотами.       Старк ехал по дороге к городу, преодолевая резкие повороты, почти не сбавляя скорости. По радио играла знакомая мелодия, его сильные пальцы отбивали бит на руле, а глаза внимательно следили за дорогой. Вечер обещал быть если не хорошим, то хотя бы интересным, и именно этого ему сейчас хотелось.       После развода с Пеппер его жизнь, и так неторопливая и серая, остановилась совсем. Он еще больше погряз в своих незаконченных проектах, студенты стали еще более отвратительными, а всегда теплая постель теперь стала холодной, словно камень. Ее уход сильно ударил по Тони, который прекрасно знал, кто на самом деле виноват в разрыве.Жена была последним лучом света в его жизни, но он закрыл жалюзи, перестал ценить ее поддержку и окончательно потерял интерес к их отношениям. Очнулся, когда уже подписывал документы о разводе.       После разрыва, Старк, конечно же, не стал монахом. Мужчина начал ходить на свидания, но каждый раз это было так натянуто и уныло, а он так сильно скучал, что даже вероятность секса не могла заставить его быть хотя бы немного более галантным и вежливым. После очередного мучительного вечера он отправился в соседний клуб и выпил там, с удивлением обнаружив, что молодые девушки, флиртовавшие с ним на протяжении всей его карьеры профессора, могут намного больше, чем просто хлопать глазами и надевать короткие юбки.       Сейчас, сидя в машине, он ухмыльнулся своим мыслям. Боже, храни юных фетишисток.       Парни, как оказалось позже, тоже считали его притягательным.       И совершенно никого не смущала разница в возрасте. Наоборот, она приносила элемент игры, в которую согласны были играть оба.       Бурная молодость расставила все точки над i в ориентации Старка еще двадцать лет назад, а теперь, переживая кризис среднего возраста, он словно вновь вернулся в то время. Подобные свидания на одну ночь его более чем устраивали. Они давали какой-то толчок, заставляя беспокоиться о внешнем виде и прическе больше, чем обычно. Тони даже стал интересоваться чем сейчас живет молодежь, с удивлением для себя открыв хороших авторов и приятные слуху группы. Энергия забурлила вновь, а размышления потекли в куда более приятном русле. Правда, у его нового невинного хобби была и другая сторона.       После очередной ночи с прекрасным незнакомцем, чье имя он даже не попытался запомнить, Тони стоял на пороге своего дома, встречая розоватый рассвет с кружкой черного кофе. Ночь вымотала его, но через какие-то два часа у него начиналось первое занятие. Отдых в ближайшие двенадцать часов мог ему только сниться. Мужчина смотрел на просыпающийся город, но мысль, вдруг пронесшаяся в его голове, заставила его поспешно вернуться в дом. Поставив кружку с еще горячим напитком у раковины, Старк приблизил свое лицо к широкому окну, через которое свет проникал в комнату. При такой неудобной позе, в которой тут вряд ли кто-нибудь когда-нибудь стоял, со скошенными вправо глазами, здание кампуса было хорошо видно. Отступив назад, он присел на деревянный стул и задумался. Из окон его спальни университет точно не был виден, но вот из его импровизированной мастерской, расположенной на втором этаже – более чем.       Но не вид так смутил его. Городок, окружающий кампус, был построен здесь не просто так. На протяжении десятилетий в нем жили семьи местных профессоров, научные работники и все, чья жизнь так или иначе была связана с университетом.       «Так какова вероятность того, что на прошлой неделе ты не трахнул дочку своего коллеги, Тони?»       Эта мысль заставила его ухмыльнуться, хотя то, что крутилось у него в голове, скорее угнетало. Действительно, многие в городе так или иначе были связаны с университетом. И с той энергией, с какой он бросился в эту новую, полную знакомств на одну ночь, жизнь, вероятность встретить кого-то из студентов была невероятно высока. Неприятная статистика, давящая на глазные белки, пока он надевал костюм, садился в машину и выруливал на дорогу.       Решение, по факту, оказалось намного проще, чем могло показаться. Во-первых, он взял с себя слово, что перестанет так часто захаживать в бары. Сомнительная польза для здоровья, во всех смыслах этого слова, не ограничивалась только возможностью подцепить герпес. Каждый вечер, сидя в компании очаровательной красавицы или юного дерзкого мальчишки, он пил, и пил много. Мужчина начал чувствовать возрастающее желание откупорить бутылочку во время работы, перерыва в занятиях, во время проверки тестов. С каждым разом это желание все возрастало, и это беспокоило Тони. Он не был уверен, сколько еще так будет продолжаться. Теперь же, включив, впервые за много лет, внутреннего взрослого, Старк решил, что это отличный момент, чтобы сбавить обороты.       Во-вторых, в округе было несколько городов, куда можно было с легкостью добраться, запрыгнув на сиденье своей верной беленькой подруги. Каждый из них был больше, красивее и, что самое главное, там жили люди, совершенно не связанные с его местом работы. Там он сможет расслабиться, не думая о последствиях горячей ночи, не боясь слухов или выговора.       С тех пор Тони ни разу не нарушал эти правила, прекрасно совмещая жизнь университетского профессора и обольстительного любовника.