Белые области

Тони снял шлем, отключаясь. Голограмма, которой он управлял, находилась в одном из его домов, превращенном в ловушку для тех, кто вознамерится сунуться к нему. А таковые обязательно найдутся, всегда находились. Так вот кто ты такой, принц Мед, ублюдочный Медей, с которым у Тони было достаточно старых счетов в Хадаль. Только тогда он никак не мог узнать, кем Медей был в реале, чтобы сходить и открутить ему башку. А теперь он просто попал пальцем в небо, посмотрев детские фотографии Пирса. На некоторых из них он был запечатлен с нескладным белобрысым мальчишкой в брекетах. Если поднапрячь воображение - а с этим у создателя голограмм «Эго» было все в порядке - то можно было признать в пацане принца Медея. Старше на десяток лет, черты изменены так, чтобы стало демонически красиво, а затем намеренно добавлено чего-то такого, что пугает: слишком бледный оттенок кожи, уже затронутой тлением, как умирающие цветы. Зрачки, столь темные, что кажутся двумя колодцами в поистине лавкрафтовские бездны. И все остальное, то, что Тони так хорошо умел отрисовывать в графическом редакторе. Ему говорили, что у него талант создавать чудовищ. Теперь он знал еще нескольких людей, у кого был этот же самый дар. Вероятно, мир станет чуточку более скучным местом, если Мэт Сайлас умрет, но в жопу Мэта Сайласа. Харрикен отложил шлем. Нужно было вернуться к Яну, пока тот не выжрал всю бутылку. Если он в принципе на это способен, Тони сомневался. - Я думал, ты отправился по своим мафиозным делам, - Мартингейл уже выбрался из ванной и теперь сидел в кресле, закутанный в халат Тони, как в кокон. Впрочем, на этот раз он не особенно старательно замотался в ткань и она бессовестно сползла вниз с одного плеча. Ян казался слишком пьяным для серьезного разговора. Но говорил так отчетливо, что Харрикен ненадолго завис, раздумывая, какую стратегию поведения ему сейчас выбрать. Пирс был терра инкогнита, никогда не угадаешь, что сейчас взбредет в его голову и как с этим взаимодействовать. В руке он держал недопитый бурбон. - Мои мафиозные дела уже закончены, - Тони с легкой улыбкой опустился в соседнее кресло, - так, ничего серьезного. Нужно было убить кое-кого. - Когда ты так говоришь, ты ведь не шутишь. - Я вообще не умею шутить, серьезен с тех пор, как понял, что от людей будет гораздо меньше проблем, если в них периодически стрелять. - Ты буквально озвучиваешь мои мысли каждый рабочий день, - усмехнулся Ян, вспоминая о непрекращающемся кошмаре в «Белых областях», - даже не верится, что именно я создал сраную злую корпорацию. То, что в итоге едва меня не уничтожило. - Кто-то скажет, что ты это заслужил, - Тони пожал плечами, - вероятно, так оно и было. Рано или поздно это всегда происходит. - Я лучше умру, чем вернусь на эту работу. - Ты туда не вернешься, - Тони потянулся к бутылке, забирая ее из пальцев Яна и поднося к губам. Медленно сделал глоток, - в любом случае нет, ведь если ты создашь антидот для меня, то получишь половину моих денег. А не создашь, я тебя пристрелю. - Премия утешитель года твоя. Пристрелить, чтобы не мучился, вспоминая, как нужно ссать, например, - Ян хмыкнул, разглядывая лицо Тони. Когда он говорил «я тебя пристрелю», он не улыбался. И только что он сказал, что не умеет шутить. Однако не исключено, что весь этот разговор от начала и до конца просто игра в безжалостного неэтичного убийцу, чтобы ему понравиться. Как это чертовски мило! Вот только мисс Вайнштейн расписала Тони стратегии бесед с ним, исходя из характера Адама Пирса, а его другую личность они еще не успели всесторонне проанализировать. Или успели? И не плевать ли ему на это в конце концов. Он слишком много думает, даже сейчас, когда это довольно сложно, он выпил так много, что мысли превратились в кисель. - Только не драматизируй это, - Тони вернул Яну бутылку и ему показалось, коснулся пальцев своими совершенно намеренно. Намеренно задержал руку, пересекаясь взглядом. - Чем мне еще по-твоему заняться, если не драматизировать это? Бледное, осунувшееся лицо. Тени под глазами. Острые скулы. Нервные тонкие пальцы, холодные даже сейчас, после ванной. Спутанная челка падает на глаза, не позволяя прочесть их выражение. Может быть, и не стоит этого делать, если Тони хочет сохранить остатки иллюзии, что все идет как должно. Может быть, не стоит в них смотреть, если он хочет, чтобы у него встал. Или все совсем наоборот? Ян Мартингейл выглядел как проблема. Он был бедой. В его взгляде Тони всегда видел нечто такое, что отзывалось болью и восторгом где-то внутри, за ребрами. Так отзывается ночная гроза, которую еще ребенком видишь в чердачное окно; или морская гладь, которая расстилается перед тобой в чуть розоватых лучах раннего рассвета; или бескрайний простор долин, заполненных густым лесом, когда ты смотришь на него сквозь дымку тумана с вершины горы, к которой шел весь день и всю ночь. Лучше было не смотреть ему в глаза, если не хочешь окунуться в фантомные воспоминания о том, чего никогда не происходило. Тони перевел взгляд на голое плечо Яна. Тощее и острое, если обнять, есть риск поранить руку. Халат скрывал остальные подробности: но Тони знал, что Мартингейл предпочитал не поднимать ничего тяжелее виар-шлема и едва прикасался к еде. Ян выглядел совсем не так, как люди, которых обычно выбирал Тони: он предпочитал трахать сытых и холеных, чтобы не задумываться о том, что у кого-то может быть слишком много проблем. Ему нравились красивые той красотой, в которую вложено безумное количество денег. Это гарантировало Тони безопасность, ведь они так заняты собой, что не обратят никакого внимания на него. Никто не догадается, с чем имеет дело, если не будет знать некоторых деталей биографии. Все видели в нем умного красавчика, сколотившего состояние на цифровых кодах. Любовники Харрикена не задавались вопросом, что же скрывается за фасадом, который он предпочитает им демонстрировать. Он даже завел себе психиатра, чтобы она говорила ему, в каких именно моментах он рискует спалиться. Но Ян... ему следовало показывать как раз свою темную сторону, если Тони хочет добиться чего-то. Ян был как человек, который жалуется, что суп слишком острый, но все равно подчищает тарелку, но между тем к пресному даже не притронется. - Может, чем-то вроде этого? - с полуулыбкой спросил его Тони прежде, чем поцеловать в губы. Поцелуй вышел долгим, сладким, хотя и очень странным: Харрикен сам не понимал, отчего так остро реагирует, ведь Пирс ему практически не отвечал. Не сопротивлялся, поддался сразу, как только все началось, как будто именно того и ждал. Вероятно с самого начала, когда решил так нагрузиться, чтобы не было слишком страшно. Зря, ему особенно нечего бояться сейчас: у Харрикена достаточно опыта. Тони не сильно любил секс по пьяни, он предпочитал мескалин или что-то еще. В очень редких случаях в последнее время потому, что ему уже нельзя трахаться под наркотой. И сейчас он испытывал почти позабытое ощущение того, что принял что-то очень забористое и каждое прикосновение отзывается болезненными импульсами. Да ведь он реализует то, чего давно хотел. В этом дело. Ему было нужно поцеловать именно этого парня, и неважно, что несколько лет назад это был совсем другой парень. Ян и Адам были как стороны одной монеты, похожи до боли и не похожи одновременно. Тони сдернул халат с плеча Яна окончательно, проводя ладонью по прохладной коже и чувствуя, как она покрывается мурашками. Мартингейл зажмурился и прерывисто дышал: Харрикен оценил шансы на то, что в самый интересный момент ему захочется блевать, и решил, что у Пирса был достаточный опыт в пьянстве, чтобы этого не произошло. Вдобавок, он неплохо закусывал поначалу. Наслаждаясь моментом, Тони поймал подбородок Яна пальцами и развернул его голову к себе, легко прикусывая нижнюю губу. Перегибаться со своего кресла становилось неудобно, Тони и так уже пришлось перебраться на подлокотник. - Иди сюда, - из кресла Яна пришлось практически вытаскивать. Тони поднял его на руки: это было совсем не сложно, не тяжелее его штанги, даже, наверное, наоборот. Но намного приятнее. Наверное, примерно это испытывал Ян, поднимая на руки и прижимая к груди свою жирную кошку: чувство того, что наконец-то все делаешь правильно. Пальцы Мартингейла осторожно перебирали ему волосы, расплетя хвостик, Тони чувствовал, как пряди касаются щеки. Длинные, теперь они будут мешать. Но с другой стороны, Ян был так увлечен, гладя его. Остановись, мгновение. Тони даже постоял так пару минут прежде, чем уронить Мартингейла на постель. Пояс халата развязался, теперь черная ткань мало что прикрывала: точно, совсем не такой, как те, кто обычно оказывался в его кровати. Но все же удивительно красивый, намного красивее, чем когда это скрывала одежда. Пирс был потрясающе сложен, изящно и аристократично, и если бы он иногда утруждал себя тем, что посещал зал, пожалуй эта красота могла превратиться в нечто совсем другое. Харрикен оценил острые выступающие тазовые косточки, и то, как западает живот, когда Ян тяжело дышит. Под худыми ключицами длинная глубокая тень. Его надо посадить за стол и не выпускать неделю, а потом столько же гонять в зале, быть может, тогда исчезнет эта вызывающая и хрупкая фейская красота. Но сейчас Тони не желал, чтобы она исчезла. Он провел рукой по бедру Яна, накрыл ладонью член - уже стоит, как и у него самого. В ответ донесся невнятный стон. Тони расчетливо сжал руку. Следующие стоны были уже чуть громче, особенно, когда он коснулся губами ключицы, провел языком по напряженному горлу. Харрикен спустился ниже: мазнул поцелуем по острому соску, не позволяя опомниться, обхватил губами член и практически сразу же почувствовал, как лихорадочно сжались пальцы Яна у него в волосах. Не то, чтобы Тони это когда-то нравилось... но придется потерпеть, он остановит мальчишку, только если станет совсем критично. - Тони... Тони, - непристойно-сладко шептал Ян. Лучше бы ему заткнуться и не подстегивать. Харрикен и сам был как человек, который всю жизнь ел пресный суп, а теперь, наконец, ему всыпали достаточно соли и перца: все то, что он не любил, заводило его до крайности. Ему хотелось, чтобы Ян посмотрел на него сейчас и запомнил хорошенько то, что он видит: как Тони скользит губами вверх-вниз по его члену, прикрывая глаза темными ресницами, и то, как западают его щеки. Но Ян все еще пугливо жмурился: придется отложить визуальное совращение до другого раза. А ведь именно такое восприятие у конченого виар-задрота наверняка развито сильнее всего. Или нет? Ну что ж, если ты не хочешь смотреть... тебе все равно придется это почувствовать. Тони раздвинул Яну ноги, уперся рукой возле его головы. Он намеревался пойти до конца: прекрасно знал, что первые болезненные ощущения вскоре будут стерты и Ян не станет ему всерьез сопротивляться. Только первые пару минут, когда ему легко закрыть рот поцелуем, прижать к постели и продолжить. Случайная мысль о том, что он занимается сексом с чем-то непостижимым и патогенным, с чем-то, что у ж е убило его, была именно той вещью, в которой Тони так отчаянно нуждался.