Белые области

- Так значит, она действительно пришла сюда сама? Ян и Тони сидели в шезлонгах на террасе виллы Харрикена. Близился вечер, с океанской глади тянуло солоноватой сыростью. Недавно прошел дождь, его отголоски еще блуждали в воздухе, оседали влагой на одежде, волосах. Конденсат был повсюду – на кристаллическом светлом песке, на гладких монолитных камнях террасы, на лежаках. Шторм набросал веток и листвы в бассейн, уборщик еще не приходил, и они плавали там, в темной теплой воде, двигались, то и дело образуя загадочные очертания глубоководных рыбин. Терияки лежала на коленях Яна, свернувшись в плотный клубок, такая же пушистая и пухлая, как в виаре, в точности такая же, как Ян ее помнил, как видел в отрывистых снах, наполненных тревогой, горем по несбывшемуся и тоской. Уже прошел тот момент, когда она мурлыкала взахлеб, счастливо хрюкала и фыркала, теперь ее звук стал мягче, ровнее, постепенно он затихал, Терияки спала. Она не просто пришла полежать, она боднула Яна много раз головой в подбородок, ласкательно и любя укусила, а затем собралась в комок на его коленях и отключилась, так же быстро и полностью, как те, кто чувствует себя наконец-то в безопасности впервые за долгое время. - Наверное, она ехала на рейсовом автобусе, а потом бежала вдоль берега, - как и в симуляции, ответил Тони. В руке у него был бокал холодного белого вина. Другой такой стоял перед Яном на маленьком столике, и это был уже четвертый, кажется. - Ты думаешь, она достаточно для этого умная? - Ты просто не в курсе, сколько стоит такая кошка, - улыбнулся Харрикен, - генетические манипуляции и особенная очень старая порода, она почти как Хатико. Может быть, даже умнее. - Хатико – это тот японский пес, который ждал умершего хозяина десять лет, пока и сам не умер? - Точно, - кивнул Тони. Повисла недолгая пауза. - Завтра я пойду в Хадаль на последний квест. Я просмотрел всю сюжетную линейку Ками, поучаствовал в тысяче битв и миллионе оргий, должно же быть хоть какое-то вознаграждение за этот нескончаемый пиздец. Так вот, есть всего один квест, который принц демонов не проходил ни разу. Он вообще не открывал его, если где-то и может быть что-то полезное, то только там. Ян только надеялся, что его ложь звучит достаточно убедительно. В полумраке, когда тени скрывают лицо и нет возможности отслеживать каждое изменение в мимике, это казалось не таким сложным делом. - Я ведь уже говорил тебе, что это плохая идея? - Но это единственный способ получить хоть какие-то ответы. Если бы я был сумасшедшим ученым, пропадающим в виаре столетиями, где бы я спрятал то, что хотел утаить от всех? - В своей чертовой игре. - Вот именно, - Мартингейл отсалютовал бокалом, затем пригубив его. Стоило трудов убедить Тони, что он действительно пытается что-то раскопать, а не просто вновь сбегает от него. Джек и Аманда больше не могли отвлечь Харрикена, поскольку их отвезли в город и там бросили к особой радости полиции и детектива Эдварда Доу лично. Ян не хотел знать подробностей. Достаточно было того, что, занявшись ими, копы на время оставили след. - Почему, глядя на тебя, меня не отпускает одна мысль? Крутится постоянно… - задумчиво протянул Харрикен, переводя глаза с закатной алой кромки горизонта на Яна, - как будто ты уже где-то в другом месте, там, куда переселяются старые пьяницы, героиновые торчки, усталые шлюхи, актеры вторых ролей, кассиры круглосуточных супермаркетов, выгоревшие школьные учителя, живущие в трейлере, сотрудники колл-центров… - Потому, что я и есть сотрудник колл-центра? Ну, практически… – усмешка Яна вышла кривоватой, - не понимаю, к чему ты клонишь. - Все эти люди как будто бы уже видели нечто такое, чего не видел никто, и от этого необратимо изменились. Смерть как будто теряет над ними власть и жизнь тоже. - Они достигают просветления? - Скорее, как будто в вечном поиске способа уйти окончательно и безболезненно. Рано или поздно они это находят. И ты такой же, поэтому я не хочу отпускать тебя ни на шаг. Ты суицидник с высокой степенью риска, ты не только продумал стратегию, где-то спрятал орудие самоубийства и отвел конкретные сроки на реализацию плана, но и пытался несколько раз вполне серьезно. - Это тебе психиатр сказала? – нервно поинтересовался Ян, мало осознанным жестом покручивая бокал в руке. - Да, - не стал отпираться Тони, - она. Хотя с тобой было понятно с самого начала, твою тягу ко всему смертоносному я и без мозгоправа бы заметил. - Потому что ты и сам переживал нечто подобное. - Я никогда не планировал убить с е б я, - возразил Харрикен, - но это верное утверждение, одних смерть как бы выбирает себе в партнеры, и им приходится делать усилие там, где другие просто радуются своей обыкновенной, незатейливой жизни. Платят по счетам, ходят на работу, покупают латте или капучино в любимой кофейне и не задумываются о Поле Андерсоне. У них нет никакого Пола Андерсона, которого они бы убили и бросили расчлененным в ванной комнате, они не делали из него пугало на тыквенном поле… - монотонный голос Харрикена точно был создан для того, чтобы вгонять в священный ужас где-нибудь очень давно, в темном, жестоком начале человеческой цивилизации. - Я его не убивал, - вздохнул Ян, - просто я ничего не сделал, чтобы это предотвратить. - Иногда это одно и тоже. - Я не настолько сведущ в убийствах, как ты, - парировал Мартингейл, допивая вино, - мой опыт ограничивается ботами в ГТА. И даже там, играя, я чаще всего возил сельдь куда-нибудь в глушь. Харрикен усмехнулся: - Я и забыл, что эмоционально и кое-где психически ты еще совсем ребенок… - Вспоминай об этом почаще, - мрачно отрезал Ян, который не чувствовал себя ребенком. Скорее уж, ущербным стариком, вдруг очнувшимся от тяжелого сна посреди огромной пустыни сенильной деменции. - Подросток, - поправился Тони, - тебе примерно тринадцать или четырнадцать… и, как многие в этом возрасте, ты хочешь умереть. Слушай, не смотри волком, я не смеюсь над тобой, у меня самого нечто подобное. Забыл, сколько лет памяти мне снесли «белые области»? Почти, как тебе. Мне примерно семнадцать, говорит мисс Вайнштейн. Ненамного больше. Все эти механизмы слишком малоизучены, так что… - Мисс Вайнштейн напишет о нас серьезные труды, и наша жизнь послужит на благо науке, как Элджернон. Выпью за это, - Ян долил себе и Тони еще. Харрикен покосился на него, но не стал никак комментировать. То, что Мартингейл что-то делал сам, уже было огромным шагом вперед. Прошло несколько дней, а он даже вставал с постели по утрам буквально из-под палки и ближе к обеду. - Сколько ты ей платишь? - Достаточно, чтобы вся эта история была надежно похоронена. - Ты планируешь ее убить? - А ты как думаешь? – Тони взял свой бокал и пристально посмотрел на Яна, - я что, похож на доброго принца из Диснейленда? - Ты похож на убийцу, - фыркнул Ян, - и мисс Вайнштейн очень плохой бихевиорист, если до сих пор этого не поняла. - Она прекрасно все понимает. Просто из той же команды с червоточиной, что и мы. Кто-то всегда собирает подгнивающие яблоки в одну корзину. Ей нравится играть в опасную игру, и не моя вина, если однажды случится проиграть… Она как врач, пишущий трактат про холеру, только вместо холеры мисс Вайнштейн изучает психопатов. - М н е это вовсе не нравится, - снова возразил Ян. Он выпил примерно полбутылки и чувствовал, как на мягких лапах подкрадывается опьянение. Легкое и эфемерное, тонкое, как потусторонняя вуаль тумана на зубцах скал ранним утром. - И я – не психопат, - добавил он. Терияки сонно приподняла голову, зевнула, демонстрируя клыки и прижимая к голове уши. Ян погладил ее, вновь повисла пауза, в течении которой Харрикен отпил из своего бокала. Вино постепенно теплело от его рук и теряло свою виноградную хрупкую терпкость, выдыхаясь. Закат почти догорел, только несколько ярких полосок лежало вдалеке над морем, как слоеный торт из раскаленной лавы и темной шлаковой породы. - Что будем делать с Пирсом? Или он уже разлагается где-нибудь под клумбой с гиацинтами? - Нет еще, - усмехнулся в полумраке Тони. Ему шел закат, шла темнота и угольные отблески; белая пена штормовых волн, эта вилла, выстроенная из девонских монолитов; шел бассейн, глубокий и наполненный сломанными острыми ветками. Он весь был воплощенное неспокойствие, близкая тревожная развязка, смерчи, надвигающиеся на заполненное машинами скоростное шоссе; мезоциклон, разрушающий побережье за считанные часы в разгар курортного сезона. Нечто по-настоящему темное, темнее дегтя, ядовитое, как киноварь, бежало по его венам, пузырилось в его крови. Сейчас Тони был практически безопасен, насколько это вообще возможно: не ловил каждое движение Яна, словно помнил о своем пагубном влиянии и стремился ограничить его доступными способами. Он просто говорил, пусть и выбирая очень скользкую тему. - Он заперт в моем подвале, я должен быть уверен, что он согласен сотрудничать. Пирс не свихнулся, как те двое, только из-за нейроблокады, которую ему сделали после трансформации. Такая же есть и у тебя. Иначе Адам давно бы отправился путешествовать кукухой из-за своих игр. Но это не значит, что риска нет. - Помню, - отозвался Мартингейл. Он поставил свой опустевший бокал на столик и поднялся с шезлонга, держа Терияки в руках. Свет от фонаря упал на его лицо и Тони только сейчас заметил, что Ян выключил голограмму. Он снова был собой, таким, как Тони увидел его впервые, без тщательно прорисованной ретуши «эго». Очки в темной оправе, отросшая челка падает на глаза, завиваясь крупными кольцами. Обычно Ян стригся так коротко, что никто не подозревал о том, какие особенности имеют его локоны, как никогда похожие на прическу Ками Найтмара. Так вот оно что, подумал Тони. Эту деталь Пирс оставил, заказывая скин, а в реальности изменить ее не могла никакая пластическая хирургия, как и красивые линии запястий и пальцев пианиста или геймера, чьи руки касались клавиш миллиарды раз, в миллиардах различных сочетаний. Адам Пирс мог набирать текст с клавиатуры без символов, он помнил их все. Ян Мартингейл вскоре мог забыть даже те, которые составляют его предельно короткое имя. Ветер встрепал ему волосы, и Ян поправил их, убирая от лица. Тони невольно проследил за его рукой. - Пойду спать, - пояснил он, - завтра будет долгий день. Может быть, такой, который длится тысячу лет. - Спокойной ночи, Ян. Сладких снов, темный и падший принц. - Спокойной ночи, Тони, - донеслось совсем негромкое перед тем, как Ян скрылся в темноте за стеклянными дверями комнаты. Они звякнули, закрываясь, и Харрикен еще долго смотрел, как подрагивают на стеклах полотна желтоватого ночного света, пока дрожь окончательно не прекратилась и все не стало таким же неподвижным, как до прикосновения Яна.