Глава 39
9 июня 2020 г. в 00:01
Наши органы чувств поставляют нам огромные, поражающие воображение массивы информации. И несмотря на всю мощь мозга, обработать этот поток целиком у нас не получается. Да это и не нужно. Мозг отфильтровывает самое важное, отсекая шумы. И, конечно, критерии важного у всех нас очень разные. Из одного и того же потока сенсорной информации один обратит внимание на очаровательную улыбку, другой — на злые глаза, а третья — на безвкусный галстук. И три дополнительных жителя головы Гарри тоже выцепляли что-то своё из данных, полученных от органов чувств мальчика. Кстати, нужно заметить, что всех троих достаточно сильно раздражало несовершенство этих самых органов. Так, светлейший Хорнеджитеф привык, что его прижизненное зрение изрядно дополнено картинкой магических потоков. У созерцательного Ван Юншена было отлично развито стихийное восприятие, и он чувствовал малейшие колебания воздуха на приличном расстоянии. У Чёрного медведя было развито вообще всё, его органы чувств поставляли информации больше, чем на один порядок. Да и самих органов чувств у него тоже было в два раза больше нормы.
Обычно жрец с монахом подключались к сенсорному потоку отнюдь не постоянно. Чаще всего они наблюдали за происходящим в мире «краем глаза», включаясь только тогда, когда происходит что-то интересное. Чёрный медведь же воспринял огненного духа очень спокойно. Да, бывает, что они заводят в трясину или зачаровывают, заставляя следовать за ними до изнеможения, но на такую толпу не хватит и самого сильного из них. К тому же эти духи бывают и хорошо расположенными к человеку. Заполучить такого в свою свиту сможет и самый слабый или начинающий шаман.
А вот когда они выбежали на поляну с обычным (точнее, необычно слабым) духом чащи, Чёрный медведь очень захотел вмешаться. Но не смог: медвежонок застыл, парализованный страхом. Индеец попытался его мягко подвинуть, но тоже не вышло: тот вцепился в тело, как малыш цепляется за бесполезную рукоятку уже выстрелившего лука перед надвигающимся койотом. Уговоры не были сильной стороной охотника, и он обратился за помощью. Жрец со своими короткими командными предложениями был более эффективен, но и он не успел. Близкие медвежонка стали падать, что усилило только начавшую успокаиваться панику. Сонное воздействие относилось к сфере разума, так что на мальчика, конечно, не подействовало. Хоть телом они сейчас управлять и не могли, но в разум мальчика влезть никому бы не дали. Даже, наверное, могли бы и ответить, но далековато, и ребёнок смотрел на друзей, а не на врага.
Второй тур переговоров наконец-то закончился успехом, но сама схватка к этому моменту уже вступила в свою финальную стадию. Возможность предпринять что-то у трёх волшебников появилась только за несколько мгновений до чудовищного посмертного проклятия. И это было плохо, очень-очень плохо. В первую очередь потому, что ни один из них не мог справиться с ситуацией в одиночку. Добрейший Ван Юншен проклятиями вообще не интересовался, он никогда не жил при дворе, а ни в каком другом месте Китая эти знания в его время были не нужны. Светлейший Хорнеджитеф был с порчами на «ты», но он был больше по части «наложить», чем «снять». Чёрный медведь являлся убеждённым сторонником превентивных мер, поэтому с ситуацией, когда надо снять уже наложенное проклятие, дел до этого не имел. К счастью, они застали момент наложения и что-то все-таки предприняли. Приходилось действовать быстро и всем втроём, посекундно передавая тело или и вовсе управляя разными его частями.
Проклятие начало действовать на каждого походника одновременно. Утробу стягивало и перекручивало, по телу разливалась страшная боль, было ощущение (очень точное, кстати), что все внутренние органы начали гнить, а кровь как будто вскипала. Всё это сопровождал одинокий жалкий то ли визг, то ли всхлип, то ли вой Денниса. У всех остальных голос так и не прорезался.
Гарри стремительно пролевитировал вперёд, чтобы заслонить собой всех остальных. В сторону древесной трухи полетел старый амулет индейского шамана (мощнейшая ловушка духов, исключающая любую возможность возвращения твари). У ног Гарри появились чётки и легли в сложную фигуру. В китайской магии было ровно две дисциплины, которыми не смог бы овладеть лишенный магического дара: внутренняя алхимия и ритуалистика (и то, некоторыми ритуалами вполне мог пользоваться и обычный человек). Нерадивый Ван Юншен был слабоват в ритуалах, посвятив всего себя алхимии. Но последняя сейчас была бесполезна, а в ритуалах он кое-что всё-таки умел. К тому же с поддержкой его замечательных четок, которые специально были сделаны, чтобы не тратить время на начертание ритуальных фигур. Сам мальчик неистово размахивал древнеегипетским посохом. Светлейший Хорнеджитеф позволял себе обоерукий хват только в самых критических ситуациях.
От броска амулета никакого видимого эффекта не было. В стороны от рисунка из чёток очень быстро распространилась высокая призрачная стена. Она мгновенно отсекла ещё идущую волну проклятья и продолжала сдерживать её натиск. За стеной же все движения стали всё больше и больше замедляться, это продолжалось до тех пор, пока, казалось, сам воздух не застыл, а время полностью не остановилось. Только хрупкая фигурка мальчика оказалась не подвержена стазису.
— Старейшины, у нас проблема. Время на решение я нам обеспечил, но не представляю, как можно снять порчу такой силы. После окончания действия чар смерть наступит через полчаса максимум. Юнец за счет наших сил продержится, может быть, час, — первым прокаркал жрец. Остальные говорить не торопились.
— Мне в голову приходят только варианты со смертью и последующим воскрешением. Проклятье ведь спадёт после смерти? — включился изобретательный Ван Юншен.
— Мой опыт подсказывает, что должно. А если нет? И как мы сможем обеспечить воскрешающие ритуалы для тела юнца? Тем более, не выходя из зоны безвременья? — задумка была хорошей, но нереальной.
— Опытный охотник никогда не полезет в пещеру демонов первым, он сначала пустит зайца, чтобы тот собрал на себя все ловушки.
— Мастер предлагает перенести проклятье на кого-то менее ценного? — индеец в ответ на вопрос жреца кивнул.
— Это должно сработать. Осталось понять на кого. И где их взять?
— Дао подобно полноводной реке… И от смерти нескольких призванных демонов поток жизни не обмелеет.
— Да, смерть прихвостней Апопа или кого-то из свиты Сехмет была бы благосклонно воспринята Амоном Ра. К сожалению, переносить проклятия нужно на кого-то более материального.
— Если охотник слишком медлен, чтобы поймать ласку, он тренирует себе волка…
— Сложно… Какие-то духи могут за соответствующую плату принести нам жертвы, только чем мы будем с этими духами расплачиваться?
— Дао пронизывает всё в этом мире, а мы сейчас во внутреннем святилище зловредного духа. Соберём всё, что чудовище успело скопить за века, всё, что осталось от него самого, этим и расплатимся. Или придумаем ещё что-то. Чего хотят духи, способные дать нам желаемое?
— Магия, кровь, жертвы, знания, возможность овладеть человеческим телом. Поддержание прохода в их мир. Наверное, ещё что-то, но я так сразу не вспомню.
— Что будет, если умрёт тело, которое захватил дух?
— Зависит от конкретного демона и договора. Или тело дальше будет принадлежать демону, или излечит, или ничего, просто уберётся домой. Но вариант излечения нам не подходит: перед выселением любой демон вернёт всё обратно, как было, если в договоре не предусмотрено иного.
Задумались. Сделка предполагала разговор равного с равным. Что с личной силой Гарри было трудноосуществимо. К тому же очевидного товара для обмена тоже не было.
— Если шаман не может договориться с духом, ему приходится действовать силой. И он просто приказывает, — отрезал шелест голоса Чёрного медведя.
— А если у чиновника Сына Неба недостаточно власти, чтобы извести вышестоящего, он использует шантаж, — задумчиво продолжило журчание коварного Ван Юншена.
— И для любого существа лучший подарок, благословлённый богами, это сама жизнь, — прокаркал светлейший Хорнеджитеф.
Черновик плана был разработан. Нужно было прямо здесь подготовить ловушку для мощного демона, который смог бы принести им девять ещё живых тел, чтобы перетянуть проклятье на них. План был рискованный и требовал большой внимательности к нюансам. Призывать решили дэва Саурву. Светлейший Хорнеджитеф знал великое множество духов и способов их призыва. И очень приличная часть этих духов была совершенно не связана с египетскими богами. Как говорится, не плюй в кормящую руку. Для любых сомнительных мероприятий он предпочитал призывать демонов, чья судьба не будет интересовать ни одного из сорока трёх богов, которым он поклонялся. Саурва как раз подходил по этому критерию. Это был достаточно могущественный зороастрийский демон. То есть, с одной стороны, он мог выполнить задачу, даже если сильно ослаб со времён жреца от полного увядания веры в него. С другой стороны, жрец, обращавший пристальное внимание на любые упоминания религий, про зороастризм в этом времени пока не слышал, так что надеялся, что и сильнее демон не стал. Саурва входил в пятёрку главных дэвов, так что Хорнеджитеф не был уверен, что смог бы говорить с ним с позиции силы даже при жизни, в теле же юнца об этом не приходилось и мечтать. Неважно: за силовое решение вопроса отвечали монах с шаманом.
К преимуществам данного выбора относилось то, что этот демон сам любил сделки. То есть вызвать его было довольно просто и не затратно в магическом плане. Плюс, его силы были более чем универсальны, ведь дэв отвечал за подлость в любом её проявлении. Притащить нескольких людей, чтобы перекинуть на них смертельное проклятие — именно то желание, которое встретит его полнейшее одобрение. Вызвать отродье без словесной формулы будет сложно, но он что-нибудь придумает. Или просто заставит Чёрного медведя найти ещё какую-нибудь травку, чтобы вернуть голос юнцу обратно.
Приземлённый Ван Юншен никогда особо не интересовался духами. Хотя, конечно, как любой почтенный монах он знал истинные имена сорока демонов и умел изготавливать амулеты для их изгнания. И вот в изготовлении амулетов он был достаточно хорош. Ведь что такое амулет? Та же алхимия, только результат твёрдый, а не жидкий. В любом случае, человек, создавший пилюлю бессмертия, то есть выделивший абсолютную эссенцию жизни, сможет выделить и абсолютную эссенцию смерти. Тем более на месте упокоения потенциально бессмертного духа.
Жрец расширил территорию чар безвременья, чтобы она захватывала пятно праха от дерева. Индеец пробежался по всей поляне, собрав компоненты, в которых чувствовалась смерть хоть в каком-то виде. Заодно приготовили набор для возвращения голоса. Монах сел в позу лотоса и расположил перед собой травки, веточки и — главное — горстку пепла и четыре лезвия из хладного железа. Мастер закрыл глаза, сосредоточился, призвал все компоненты перед энергетическим центром тела Гарри и скрыл их в своих ладонях. Между пальцами проливался мертвенный бледно-голубой свет. Действие не требовало особых магических сил (хотя дар для него и был необходим), но нужна была такая глубина познания мира и себя, такая гибкость разума и такое понимание Дао, что великое плавление по праву считалось вершиной внутренней алхимии. Как и создание киноварной пилюли бессмертия. Казалось, что на долю мгновения замерло не просто время на поляне, остановленное чарами, а само течение Дао приостановилось. Сияние схлынуло, а в руках у мальчика лежала простая чёрная, ничем не примечательная пилюля. Антрацитовая пилюля окончательной смерти.
Любой счастливый обладатель котика знает, как нелегко порой объяснить любимцу, что таблетка действительно полезная. И скормить нужное средство архидемону ненамного легче. Совместными усилиями из воды была организована сфера, подвешенная в месте предполагаемого желудка существа (плюс-минус пара органов), из четок вышел замечательный заклинательный круг, а тонкий мальчишечий голос зазвучал в древнем кровавом капище, произнося давно забытые, но всё ещё страшные слова призыва бесконечно злого духа. Появившийся демон (всё как мы любим: пылающие рога, крылья из тьмы, кнутообразный хвост, впечатляющие клыки с очень функциональными когтями) был несколько удивлен личностью призывателя, но выразить это не успел, перебитый властными словами ребёнка:
— Дэв Саурва! Внимай моим словам! Только моя воля стоит между камнем окончательной смерти в твоем теле и твоими потрохами. Шевельнёшься или попробуешь применить магию — умрешь, — слова ребёнка были бы забавными, если бы не знакомое Саурве тяжелое красное золото в его глазах. Золото, которое последний раз он видел тысячи лет назад. И повторно видеть его совсем не хотел. И посох в руках мальчишки тоже выглядел плохо. И чётки, сделанные из воплощенных сущностей, которыми была выложена пентаграмма, тоже выглядели плохо. Всё в этой ситуации выглядело плохо. А особенно упомянутый камень.
— Сейчас ты своей властью доставишь в это место девять живых связанных бессознательных людей, чистых от духов, демонов, чар и проклятий. После этого ты исчезнешь из круга призыва, вернувшись в свой мир. А через секунду после того, как время на поляне возобновит свой бег, вернёшь обратно и призванных людей. Ты сейчас поклянёшься своей сутью, своим духом, своим разумом, своей властью, своей магией и своим господином, что в точности выполнишь приказ, после чего забудешь имя, вид и суть призвавшего, забудешь место призыва и страну, где произошел призыв, и сам факт призыва. И никогда не будешь злоумышлять ни делом, ни бездействием, ни словом, ни жестом против призывателя, не причинишь ему вред ни намеренно, ни случайно, ни сам, ни косвенно. Итак, клятву!
Саурва не был невинной девой. Никогда. Но сейчас почувствовал, что его как будто притащили в спальню, и там… Самое плохое, что камень, который он ощущал в своем теле, точно был каким-то умопомрачительно мощным ядом. Ядом, действительно способным его окончательно упокоить. Ядом, отделённым от его замечательного, такого дорогого и любимого тела только тонкой водной оболочкой. Как, Анхра-Майнью его побери, ребёнок в шесть лет стал таким опытным демонологом, что к приказу не подкопаешься?! Впрочем, это вопрос из серии «откуда у него глаза красного золота?». Саурва скрипнул клыками от бессильной злости. Он не видел другого пути, кроме как подчиниться. Естественно, он жаждал призвать самых неподходящих для целей этой древнеегипетской твари людей. К сожалению, понять её замысел было не так просто. Если людишек собирались принести в жертву — это одно, если одарить чем-то или украсть у них какие-то свойства — то совсем другое. Но вариант жертвы выглядел более вероятным. Поэтому Саурва подобрал максимально ослабленных, безвольных, мерзких и жалких. Такие практически не годились, чтобы кинуть их на алтарь. Посмотреть, как всё проходило, он не мог, так что не знал, насколько угадал. В любом случае, возвращал он смертельно больных людей. Проживут они от силы пару минут после переноса. Саурва поймал себя на том, что он просто в ярости, настроение — хуже некуда. А самое паскудное, что он даже не помнил почему!