Плохое настроение и сплошное невезение

      Заснула Тистелла вовремя, не услышав звук шагов в коридоре, а после и голос двух Гончих.       — Дебил! Ты как так патрулировал, что случайно отцом стал?!       — Я не знаю! Один раз решил отправить бойца на фронт, как там ещё намёки на новых солдатиков!       — Ты на самом деле такой дегенерат или прикалываешься? Какие солдатики?! Из тебя командир сам мелких солдатиков сделает, если узнает!       — Знаю, зн…       Послышались посторонние шаги, звучащие для Гончих они похоронным маршем. Это точно сэр Заксен, чьи шаги все Гончие наизусть выучили.       — Вы совсем охренели?! — Командир угрожающе схватился за рукоять меча. — Вам работать через два часа, вы на что оставшееся время тратите, ублюдки?!       — К-командир… С-сэр Закс-с-с-сен, мы тут этого…       — Т-того, — подсказывает коллеге товарищ по несчастью. — Сейчас того уже с-сделали, пойдем делать этого…       Неожиданно оглушительно прозвучало тихое сонное сопение Кирс.       — Вы решили из Гончих в клоуны переквалифицироваться?! — Бранденбург достал меч из ножен. — Кто-то на вопрос мне ответит?!       — О, Закс, ты тоже здесь, — за спиной командира возник его заместитель. — Я их как раз отправлял проверить камеры.       — Что за глупости? Зачем? — Заксен продолжал угрожающе осматривать двух несчастных.       — Я иногда так делаю для поддержания порядка. Извини, что не поставил в известность.       — Понял. Забирай этот цирк и идите спать, если не хотите заснуть вечным сном сейчас, — командир убрал клинок обратно в ножны. — Быстрее.       Инес жестом приказал Гончим следовать за ним.       Заксен посчитал, что остался в гордом одиночестве, как услышал сопение заключенной. Кирс на удивление крепко спала. Внешние конфликты никак на её сне не отразились. Он подошёл поближе к камере, из которой и доносилось это спокойное сопение. Через прутья решётки он заметил безмятежное выражение лица. Наверное, если бы это было в его характере, он бы подумал, что она милая.       Бранденбург посмотрел по сторонам, словно ему было стыдно. Убедившись, что никого нет, командир позволил себе присмотреться к спящей более пристально. Сейчас она была действительно красивой — когда не несла всякую чушь о справедливости и чести, в которой зачастую быстро разочаровываешься. Он дотронулся до железной решетки. И почему она только до сих пор верит в подобный бред? Только глупец может видеть в этом месте малейшую надежду на спасение. И он никак не мог понять, откуда же всё это черпала она, оказавшаяся здесь за убийство собственных родителей. Заксен зажмурился, отгоняя от себя подобные мысли. В последний раз он задумывался над подобным, когда Тейя была жива. Сейчас он искренне считал, что больше не имеет права поднимать эту тему.       Здесь нет места справедливости, честности и обычной человечности. Так никого нельзя спасти, и у него больше не должно быть сомнений. Бранденбург кивнул самому себе, решив покинуть коридор, но в последний момент остановился.       Кто он такой, если позволит преступнику вот так спокойно спать? Она нагрубила ему, а значит должна пострадать именно от его руки.       Он вновь посмотрел на Кирс, но взглядом уже полным привычного гнева. Командир подошел к решётке, со скрипом открывая камеру. Тистелла заёрзала, словно её потревожили не внешние воздействия, а очередной кошмар. С шумом Заксен захлопнул решетку. Кирс испуганно вжалась в кровать, но глаз не открыла. Когда Бранденбург подошел ближе, послышались всхлипы и тихий, будто молящий о чём-то, голос.       — Папа, прости, — Тистелла шептала во сне, и командир Гончих удивлённо раскрыл глаза, прислушиваясь к словам заключенной. Ей снился сон. Кошмар.       — Я… я должна была вас защитить… Мне жаль, что я вас так подвела… Я узнаю, кто это сделал. Я найду его… Пожалуйста, прости меня…       Бранденбург, не осознавая почему, слушал слова Кирс, словно завороженный. В голосе, что обычно выражалась только сила и решительность, сейчас слышалось отчаянье.       — Я совсем не знаю, что мне делать… — Тистелла сильнее вжалась в жесткий матрац. — Что мне делать…       Заксен прислонился к ледяной стене, всё ещё не веря услышанному. Он осознал, что чувствует себя так же. Каждую секунду его поглощает отчаянье, и слышать, как кто-то облачает такое ужасное состояние в слова, было приятно. Он внезапно почувствовал то, от чего всё это время пытался убежать…       Почувствовал, но тут же начал отрицать. Навсегда похоронить свою человечность под трупом бывшего командира было верным решением — именно это стало его вечным убеждением.       Глубоко вздохнув, Заксен вспомнил, какую роль должен играть.       — Вставай, — громко, но без привычной резкости и жесткости, с которой он изначально планировал это, сказал Бранденбург.       Тистелла только приоткрыла мокрые от слёз глаза, как тут же осознала ситуацию. Понимающий образ отца вытеснил человек, которого она меньше всего хотела бы увидеть сейчас, с заплаканными глазами и шатким душевным равновесием. Глубоко вздохнув, Кирс быстро села, стараясь незаметно протереть глаза от слез.       — Я сказал встать, а не сесть. Оглохла, пока спала?       У Кирс не было сил обдумывать ответ, и она выпалила первое, что пришло в голову:       — Лучше бы оглохла и никогда вас больше не слышала.       Тистелла тут же почувствовала боль в затылке. Бранденбург потянул её за волосы, вынуждая полностью обратить внимание на себя.       — Я научу тебя хорошим манерам, мелкая мошка, — рука почти поднялась, чтобы ударить заключенную по лицу, но тут же опустилась. — Ещё слишком рано. Тебе придётся ещё много страдать, чтобы заслужить удар от моей руки.       Причина была не в этом. После увиденного ему просто не хотелось её бить. Пока Заксен сам не осознал, почему, но поставил перед собой задачу вывести себя из этого состояния.       Кирс с сомнением опустила глаза, взглянув на левую руку Заксена, что чуть её не ударила. В чём дело? Что за бред он опять нёс? Прежде ему ничто не мешало делать это.       Из размышлений заключенную вывел удар коленом под ребра. Удар оказался не таким сильным, как ожидалось от Бранденбурга, но после жёсткой кровати этого было достаточно, чтобы застонать от боли. Заксен отпустил волосы Кирс, отчего она не сдержала облегченный вздох, но надежда проявила себя слишком рано.       Девушка почувствовала, как сильная рука обхватила её шею, придавливая к жёсткой кровати. Она пыталась сопротивляться, но от нехватки сил поддалась давлению и оказалась придавленной к своему спальному месту.       Командир сел рядом, продолжая прижимать её к кровати одной рукой. Кирс открыла рот от нехватки кислорода, но ноги держала под контролем. Ситуация позволила ей окончательно проснуться и осознать происходящее. Она пыталась не ударить Бранденбурга, потому что понимала — будет хуже.       Когда в глазах потемнело, а сознание чуть не оставило её, хватка ослабла, а место громких вздохов занял кашель.       — Причиной твоей смерти может стать удушение.       Кирс удивленно посмотрела на командира Гончих. В следующее мгновение девушка вскрикнула, почувствовав резкую боль в плече. Неглубоко Заксен вонзил нож, что он всегда прятал в одном из карманов.       — Ещё ты можешь умереть от потери крови.       Бранденбург положил руку на колено заключенной, тут же сильно придавливая его к кровати и вызывая крики боли.       — Могу переломать тебе все кости, а потом заживо закопать.       Кирс тихо сглотнула от ужаса. Страшно было не за себя. Одно лишь осознание того, сколько раз этот человек убивал людей такими ужасными способами, приводило её в ужас. Он говорил, словно это нечто нормальное, так сколько же людей пострадало от его рук, исчезло под натиском его идиотских принципов? Он не мог быть человеком. Никак.       — И многих ты так убил? — Она не сдержалась от вопроса.       — Странными ты вещами интересуешься, — на губах командира отразилась дикая ухмылка. — Сотню так точно. Зачем считать смерти бесполезных мух?       Тистелла раскрыла рот от удивления. Она могла поклясться, что ужасней человека, что сидит перед ней, не существует. Кирс всегда ставила превыше всего жизнь и безопасность других людей, но сейчас, она видит перед собой того, кто просто ни в грош не ставит человеческую жизнь. Это было не просто противостояние идеалов, а ненависть во всех её проявлениях.       Он убьёт её. И скорее всего сделает это прямо сейчас. Зачем она надеялась на спасение, если до неё были сотни? Она не станет исключением, но хотя бы выскажет всё, что думает о нём. Девушка хмыкнула.       Взглянув на Кирс, Заксен громко рассмеялся.       — Я ещё не видел у тебя такого взгляда. Это просто прекрасное начало.       — Мразь.       Заксен на мгновенье был поражен, но удивлённое выражение лица тут же сменилось гневным оскалом, и он взглянул на заключенную со всей злобой и ненавистью, на которую только был способен. Кирс это не напугало.       — Немедленно извинись передо мной на коленях, если хочешь остаться с конечностями.       — Только после того, как ты сходишь по делам в задницу! — Кирс резко отбросила формальности. — Кто тебе дал право распоряжаться людскими жизнями?! Даже от любого вора, предателя, бездельника, заключенного будет больше пользы, чем от тебя! Мухи действительно раздражают, но они хотя бы людей не убивают! У любого насекомого будет больше человечности, чем в тебе, Заксен Бранденбург! Мне стыдно за мою ненависть к тебе, потому что ты этого не заслуживаешь. И если кто-то и повысил тебя до командира, то наверняка только под угрозой смерти!       Заксен не реагировал. На лице отражалось удивление, в душе — ураган из гнева, отчаянья и ненависти к себе и к Кирс. Он мог просто убить её, но рука замерла на рукояти меча, словно его парализовало.       — Можешь убить меня, — Тистелла улыбалась немного сумасшедшей улыбкой, но глаза отражали прежнюю решимость. — Ты всё равно другого не умеешь.       Он не мог позволить себе пойти на поводу у заключенного, особенно после просьбы об убийстве. Кирс не стала исключением, но за это пришлось дорого заплатить. Для Заксена её слова были правдой. Истиной, что скрывалась за неясными намерениями.       Ему не нравились методы Тейи, ему не нравятся методы Верхнего и Нижнего мира — он видел, как они заставляют людей страдать. Поэтому он придумал собственный способ правления, от которого страдают ещё больше.       Сомнения, закопанные в самый надежный блок подсознания, стали всплывать наружу одно за другим. Череда ужасных мыслей вновь пронеслась в голове Заксена. Обычно он их игнорировал, но в этот раз у него не было сил это сделать.       У него всегда был план в отношении любого заключенного. Он был максимально краток — пришёл, увидел, убил. Перед этим он мог добавить издевательства. Но ещё никто и никогда не издевался над ним. И это был его промах. Зря он зашёл сюда, ничего не продумав. С ней всё каждый раз было по-другому, и ему следовало тысячу раз подумать, прежде чем открыть эту чёртову скрипящую решётку и зайти. Он глубоко вздохнул, разочаровываясь в себе ещё больше. Сейчас он должен действовать иначе. Убить — значило бы пойти у неё на поводу, чего он ни за что не мог позволить. Всегда готовый план в отношении любого заключенного не сработал, и Бранденбург принял решение импровизировать, наблюдая за состоянием жертвы.       Кирс уставилась на командира, удивленная его бездействием. В глазах Заксена отражался гнев, страх и замешательство. Он смотрел куда-то сквозь девушку. Ей показалось, что это её шанс и нужно срочно что-то предпринять. Девушка обернулась, дверь оказалась закрыта. Всё же он был предусмотрительным. Она раздражённо фыркнула и снова посмотрела на Бранденбурга с уверенностью, что в эту же минуту он точно сделает что-то далеко не самое приятное.       — В чём дело? — Его голос прозвучал на удивление спокойно.       Кирс сглотнула, минуту думая, что здесь можно ответить или сделать. Она уже успела мысленно подобрать себе гроб, на скорую руку черкануть завещание, поздороваться с родителями на небесах, но всё оказалось напрасным. Ни угроз, ни ударов не последовало. Выходит, она зря попрактиковалась в предсмертном красноречии? Окончательно растерявшись, Тистелла в замешательстве бегло осмотрела камеру, выпалив первое, что могло прийти на ум:       — А?       — Ты почему не попыталась сбежать? — Командир с хитрым прищуром посмотрел на заключенную. — Момент был подходящий, но ты просто посмотрела на дверь и сдалась.       — А, — Кирс утвердительно кивнула, не понимая, почему ей так хотелось разрядить обстановку. — Ну, дверь закрыта. У вас меч, нож, ключ от двери и тотальная ненависть ко всему живому и, кажется, ко мне в особенности. У меня не было и шанса.       Заксен засмеялся. Тистелла не поверила своим ушам. Запасы уверенности и решительности, что Кирс так старательно пополняла, стремились к нулю. Она не могла никак понять, что творится у этого в голове у этого сумасшедшего.       — А как же «моя жизнь принадлежит мне»? Не от тебя ли я постоянно слышу подобные глупости? — Заксен своим внезапным вопросом избавил Тистеллу от необходимости понимать ситуацию.       Она вообще не знала, что делать и как отвечать. Взяв себя в руки, заключенная решила давать честные ответы, пока не поймёт, для чего весь этот спектакль.       — Ну, я уже сказала, что готова к смерти, так что свои идеалы я не предаю, — Кирс приподнялась на локтях, намереваясь встать, но по строгому взгляду Бранденбурга, поняла, что пока не время. — К тому же я вам говорила это только раз, почему именно это сохранилось в вашей памяти?       — Я не обязан отвечать.       — Ладно.       Было ли это проявлением какого-то психического расстройства? Сейчас бы ей как никогда пригодились навыки работы с непредсказуемыми людьми, которых она, к сожалению, не имела. Кирс не теряла надежды и стремилась всеми силами понять происходящее, однако место долгожданных ответов занимали однотипные вопросы. Наступило неловкое молчание. Тистелла даже хотела отвернуться к стене, но подумала, что из всех возможных способов бунта это самый глупый и детский.       — Я слышал, как ты во сне разговаривала с отцом, — как только Заксен заговорил, Кирс напряглась. — Неужели ты их не убивала?       — Я не обязана отвечать, — Кирс решила отплатить той же монетой, да и раскрываться перед таким человеком ей не хотелось. Ей показалось дело уж слишком тёмным.       — Сомневаюсь. Это приказ.       Кирс тяжело вздохнула, но в конце концов пришла к выводу, что ей ничего не стоит ответить парой слов.       — Я не убивала своих родителей, — её голос чуть дрогнул, бывшей полицейской пришлось заставить себя не проявлять эмоции.       — Тогда почему ты здесь?       — Не знаю.       — Кто настоящий убийца?       — Не знаю.       Послышалось сразу два тяжелых вздоха.       — Расскажи, что знаешь. Меня не устраивает неполная информация об одном из заключенных, — Бранденбург не до конца понимал, правда ли его не устраивало именно это.       Кирс кивнула, закрывая глаза и сжимая ладонь в кулак, чтобы не сорваться на слёзы. Лишь воспоминания о произошедшем приносили ей ужасную боль. Она мысленно помолилась святому Юне, чтобы не заплакать. Болезненные воспоминания заставляли её забывать о том, что она пытается понять причину странного поведения командира Гончих.       — Я услышала странный шум, решила проверить и получила тяжелым предметом по голове, — в непривычно ледяном тоне слышались нотки горя. — Очнулась — и передо мной лежали родительские трупы.       Девушке пришлось заставить себя замолчать, чтобы не заплакать и не закричать от переполняющего ее гнева и чувства обиды на саму себя. Она должна была взять с собой меч. Должна была больше любить их. Слушаться их. Она столько должна была сделать… От потока сожалений Кирс хотелось заплакать. Она попыталась прикрыть лицо рукой, но Заксен перехватил руку, прижимая её к жесткой поверхности кровати. Он наклонился над телом заключенной, ловя взглядом любую эмоцию на её лице.       Тистелла почувствовала себя связанной — Бранденбург был так близко, что, казалось, она находится в куполе, запертая со всех сторон. Такой иллюзии он и добивался.       — И о чём ты сейчас думаешь? — Голос командира звучал мягче обычного, но также не терпел возражений.       — Это уж точно не входит в информацию о заключенном, сэр Заксен. — Лицо Бранденбурга прямо напротив очень смущало Тистеллу, она пыталась заново построить уже разрушенную часть невидимой стены между ними. Разум отчаянно кричал Кирс о том, что это всё тот же Закс, но слух дал явный сбой.       — Это всё ещё приказ. Отвечай, — командир наклонился чуть ниже, и во мраке ему стали заметны пунцовые щёки заключенной.       Обдумывать ответ стало почти невозможным, и девушка не смогла найти другого выхода, кроме как выдать всё с потрохами.       — Я… Мне нужно было спасти их. Взять меч или хотя бы больше показывать свою любовь до их смерти. — Глаза покраснели от накативших слез. Прикусив губу, Кирс решила прерваться. — Это всё.       Заксен внимательно посмотрел на Кирс, пытаясь запомнить этот момент во всех деталях. Он ещё не видел её такой беззащитной. Прежняя решительность во взгляде заменила скорбь. Бранденбург невольно вспомнил себя после смерти Тейи.       — Ты знала, что они погибнут?       Только немного успокоившись, Тистелла снова напряглась. Заксен действительно её мучает. Только делает это более изощрённо, заставляя вспоминать худшие события в её жизни. Под изучающим взглядом командира Гончих было сложнее думать, но Кирс справлялась, сдерживая и плач.       — Нет, не знала.       — Почему тогда решила, что ты что-то им должна? — Спокойный тон Заксена не лучшим образом действовал на нервы Кирс. Из-за нахлынувших воспоминаний она даже не задумалась о причинах такого внезапного любопытства со стороны её вроде как врага.       — За всю жизнь я не сделала ничего хорошего для них, — Тистелла изо всех сил пыталась заменить скорбь злобой. — Ничего. Абсолютно.       Заксен удивленно раскрыл глаза, узнав в этих словах состояние своей души, и отголоски его вечного горя снова дали о себе знать. Командир твердо решил, что в истории Тистеллы есть деталь, способная его спасти. Во льдах, сковавших его сердце, появилась трещина. Бранденбург решил идти до конца, а после, узнав все подробности, уничтожить девчонку. Идеальный план.       Во взгляде Заксена вновь отразилась привычная злоба, заставляя Кирс вспомнить, кто же он на самом деле такой.