Слишком прекрасны

POV США Утро начинается не с кружки кофе, а с боли в спине. Видимо, для этого отеля не закупили нормальных матрасов. Да такое помещение даже отелем назвать нельзя! Шалаш, и только. Да-м, лучше бы переночевал у родителей или друзей. Я хоть могу переворачиваться? Да, вроде получается. Стоп, а куда пропал котёнок, которого я вчера приютил?! «Смоки! Смоки, где ты?» — принялся звать я, после чего резко соскочил с кровати. «Миу! Мяу!» — донеслось из-под подушки, на которой я ранее ворочался, а затем оттуда выполз Смоки. Кажется, в жизни столько не волновался, как сегодня. Я вяловато и заспанно потянулся, вздохнул, а потом неожиданно схватился за спину. Правильно Россия говорила: «Старость — не радость». Ещё и шея болит, класс! Ах, точно, сколько времени? Стоит поторапливаться на работу, мне впервые как никогда нужна зарплата, всё-таки. Тут есть утюг? Рубашка срочно хочет погладиться! Да уж, и кто только заставлял такой низкопробный отель выбрать. В комнате обыкновенного утюга нет! Отстой. Bruh. Ладно, придётся заглянуть к Украине. Ей же не в тягость, что я приведу внешний вид в порядок? Думаю, нет, к тому же, для нас не в первый раз. Мы ведь друзья! Что же, я натянул на тело скомканную рубашку и накинул кожаную куртку. Надеюсь, остальные не заметят, как под ней всё измято. Лучше забрать свой мотоцикл из отцовского гаража, ибо та истеричка даже мою машину толкнула под запрет! Тьфу! Дура тупая! End POV США Американец покинул снятый номер с котёнком на руках. Смоки от сложившегося уюта ещё не подозревала об грядущем — её оставят совсем у другого человека. К жилищу украинки его пешим ходом добираться и в тягость, и далеко. Штатам ничего не оставалось, кроме как ожидать автобуса — так непривычно после вызова такси. Чёрт, видимо, он сразу же пропустил необходимый автобус. Протянув от силы пару минут, Америка плюнул на это бравое дело и продолжил пеший путь. Долго ли продержался — нам не узнать, парень в итоге всё равно покатил к Украине на подобравшей его маршрутке. Салон едва заполнен редкими незнакомцами — повсюду ещё стояла рань. Как только они доползли к его остановке, Саша выпрыгнул наружу, издалека высматривая многоэтажку. Стоп… А какой этаж у хохлушки? Вот ведь! Он и этого не знает! Застыв минут на пять, США хотел рукой махнуть на утреннюю неудачу, пока не вспомнил о дочери, Аляске. Она всегда обрадуется отцу, пусть не кровному. Повторив каждое из вышенаписанных действий, Сану (не, ну, а чё?) оказался около жилья Аляски. Её квартира обустроена на самом последнем этаже, слева от лестницы — настолько детально США запомнил место. Он поднялся по лифту и без промедлений позвонил в двери. Изнутри зацокали шаги; американцу открывает совершенно незнакомая женщина. — Да? — спросила она и вопросительно склонила голову вбок. — Оу. Я, походу, дверью ошибся. — сконфузился США и, пораздумав, добавил: — А где Аляска живёт? — Так вам Аляска нужна? Она хозяйка, квартиру сдаёт на временную аренду. Уехала ещё месяц назад, по её словам, к своему отцу. — Ага. Понятно. До свидания! — парень попрощался напоследок и вернулся на улицу. Где её черти носят? Он вытащил телефон и решительно набрал Алю*. После гудков зазвучала женская речь: — Ало. — голос показался ему немного безразличным, будто её не волновало, кто звонит и о чём заговорит. — Alaska, my dear, where are you? (Аляска, моя дорогая, где ты?) — обеспокоенно начал Америка. — I am? (Я?) — с каким-то сонным оттенком выдавила девушка, вздыхая. — Нет, я! Where the hell are you? (Где тебя черти носят?) — нервы США и прежде постепенно сдавали, а тут вдобавок Аляска… Непонятная. — I… I'm in Russia. — промямлила девушка и разошлась в кашле. — You. How did you end up there? Yes, of course, the devil brought you there! (Ты. Как ты там оказалась? Да, конечно, тебя и вправду черти туда принесли!)  Америка срывался на нервный крик, но заткнулся, услышав кашель, и с тревожностью спросил: — Are you sick? How many times have you been told to dress warmly, otherwise you will catch a cold! Like peas against the walls! (Ты что, заболела? Сколько раз тебе говорил — тепло одевайся, а то простудишься! Как горохом об стену!)  Аляска сбросила звонок. Американский, естественно, подумал бы, что окончательно поехал крышей, если бы не в темпе шагал к аэропорту. Конечно, у Смоки паспорта нет — с ним похожая ситуация. Но деньги решали проблему. Скажи кто Америке из прошлого, что он, выросший и обретший независимость, в семь утра, за час до совещания, полетит в Россию — искать собственную дочь, не желающую разговаривать с ним, то он не поверил бы. Пока Саша по воздуху мчится спасать блудную дочь, УПА разглядывает спящую украинку. Чёрт, в последнее время он привык следить за девушкой. Он что, сталкер? (Один сталкер уже плохо кончил в подвале, хочешь так же?) Кто знает. Армия ссутулился на стуле возле постели Украины. Она постоянно красива, сейчас — будучи спящей. УПА судорожно перебирает пальцами, новые вдохи даются тяжелее. Хоть бы не проснулась, хоть бы она не проснулась! От обстановки в комнате становилось не по себе. Армия нервно оглядывается, как вдруг осознает: он может задушить или поцеловать её, пока тело украинки полностью в чужой власти. Повстанец пугливо проводит ладонью от шеи к подбородку и обратно, отчего Украина слабо дернулась и прижмурилась, не покидая сна. Преданное сердце УПА забилось, как прежде, он наконец-то смог ровно задышать. Перед уходом парень наклонился к лицу хохлушки. «Как всегда — поцелуй в щёку?» — услышал он и распахнул веки. Укропинка, определённо не похожая на спящего человека, наблюдала за ним большими зелёными глазами. — А… Що? Ти не спиш? (А… Что? Ты не спишь?) — УПА задрожал. Подобный момент снился в кошмарах; каждый раз он просыпался в холодном поту и слезах. — А мала? (А должна?) — поинтересовалась Сальная Республика, приняла сидячую позу и потянулась. УПА не знал, что теперь делать. Ему убегать? Прятаться? — Україно, я давно хотів сказати… (Украина, я давно хотел сказать…) Завел тему повстанец и, обхватив руки девушки, продолжил: — Навіть коли ти була маленька, я завжди відчував до тебе якусь любов і прихильність, був зачарований твоєю красою. Я звик тримати все в собі, адже я — лише тінь, яка повинна оберігати тебе. Не любити, а оберігати. Але одного разу це почуття стало більше мене. Воно не містилося всередині, від чого тіло горіло і горить до сих пір. Прошу, Україно… Не дай мені згоріти, благаю! (Даже когда ты была маленькой, я всегда чувствовал к тебе некую любовь и привязанность, был очарован твоей красотой. Я привык держать всё внутри себя, ведь я — лишь тень, которая должна оберегать тебя. Не любить, а оберегать. Но однажды это чувство стало больше меня. Оно не помещалось внутри, отчего тело горело и горит до сих пор. Прошу, Украина… Не дай мне сгореть, умоляю!) — протараторил УПА и приподнял голову к украинке: есть ли чувства в её глазах, а не неприязнь? — Ти… Зараз серйозно?