Редко бывает так, чтобы жизнь, вернувшись к вам, тут же не обошлась с вами по-свински. Луи-Фердинанд Селин. Он так и не понял, что способность совершать ошибки не делает человека уродом. Джон Фаулз.
Чтобы лучше понять некоторые особенно тонкие моменты, рекомендую ознакомиться с флэшбеком "Душа под толщей льда" (http://ficbook.net/readfic/1592194). Автор.
— Подожди, у этого демона вроде осмысленный взгляд, я займусь им. — Данте, сидевший на останках Опустошителя, одной затяжкой докурил сигарету, позаимствованную у одного из вояк. В жизни своей он не курил ничего хуже: теперь к душку крови примешалось навязчивое послевкусие дерьма и дешёвого табака, причём неизвестно, что из перечисленного хуже. О предпочтениях не спорят, да и надо же было себя чем-то занять, пока люди добивают выкидышей Лимбо. — Это не имеет смысла, просто Лимбо прорвалось — такое уже было раньше, — угрюмо ответил парень в военной форме, но всё равно не осмелился ослушаться того, кто в одиночку разобрался с невероятным количеством демонов — сегодня их было явно больше, чем за всю его жизнь. — Я так не думаю, — Данте потушил огарок о расквашенную челюсть демона, на котором сидел, поднялся и подошёл к заинтересовавшему его объекту. — Запомни на будущее: по поводу демонов я сам решаю, что мне делать, — нефилим усмехнулся. — Я же не учу тебя как обращаться с автоматом, хотя надо бы. Иди дальше, сообщишь, если случится какая-нибудь необычная хрень. — Можете не сомневаться, — едва не заикаясь ответил паренёк и послушно отошёл на несколько метров. — Совсем зелёный ещё, — нефилим покачал головой и наконец-таки обратил внимание на демона, в упор смотрящего на него чёрными дырами вместо глаз. — Или в тёмном обличии я выгляжу слишком впечатляюще, как думаешь? — Демон молчал. — Прости, совсем забыл, думать — это слишком тяжело для тебя. К делу. Кто послал тебя и где он сейчас? — демон всё так же молчал, игнорируя нефилима, которого это начало уже порядком раздражать. Тот пнул его в раненый бок, обнажившийся до кости, на что существо вскрикнуло нечеловеческим голосом и дёрнулось в болевой конвульсии. — Отвечай, мразь! И не надейся на скорую смерть — ты сдохнешь тогда, когда я этого захочу. Я же вижу - ты что-то знаешь. Да и какой смысл тебе скрывать хозяина? Он просто бросил тебя подыхать здесь. В ответ на вдохновенную реплику нефилима демон только моргнул, словно бы издеваясь. Парень уже отчаялся получить какой-нибудь ответ, а потому вытянул из пачки новую тошнотворную сигарету, затянулся, выдохнул горький дым и уже подумывал о том, что делать дальше, как вдруг послышался сдавленный хрип: демон передумал. — Дисус... Его настоящее имя... Он здесь, среди людей, наблюдает, выжидает... — от неожиданности нефилим выронил сигарету и схватился за пистолеты — увиденное сильно удивило, если не шокировало его. Говорить в своём истинном обличии демон не мог или не хотел, а потому принял человеческое обличье, благодаря которому стал выглядеть как один из людей Ашерона. Униформа разодрана и щедро смешана с кровью и грязью, но не узнать её по силам было бы только слепому. Данте негромко выругался и решил продолжить допрос в том же ключе, в каком и начал. Нужно отдать существу должное — оно ясно дало понять, что среди людей в этом здании ошивается не один Дисус, имя которого Данте ровным счётом ни о чём не говорило. — Этот Дисус... Кто он? Какая у него цель? Демон, захлёбываясь собственной кровью, готов был вот-вот "отбросить коньки", но Данте не мог позволить этому случиться до того, как тот ответит хотя бы на эти вопросы. Ботинком нефилим повернул голову твари и поторопил с ответом: — Давай, парень. — Слуга Мундуса... — Этого говнюка я убил собственными руками, — нефилим усмехнулся. — Цель? — Вернуть... — прохрипел темноволосый мужчина, сотрясаясь в предсмертной агонии, — к жизни... Повелителя демонов. — Ебать. Вот это поворот, — произнёс на выдохе сбитый с толка Данте. — Ты уверен? — Да… Считай это благодарностью за жизнь… человеком, — неожиданно заявил демон. Данте, думая, что ему послышалось, вкрадчиво переспросил, что тот вообще несёт, но в ответ на это демон с неожиданной силой вцепился в руку нефилима, закатил глаза, так что стали видны только белки, и заговорил не своим голосом: — Грядёт расплата, чёртовы выблядки предателя и ангелочка! Передай это брату - мы уничтожим вас. Скоро... совсем скоро вся ваша семейка воссоединится в аду, и никто больше не сможет помешать нам, — демон говорил на пределе физиологических возможностей: кровь изо рта текла беспрерывным потоком, смешиваясь с мелко пузырящейся пеной, да и само тело уже стало кровавым месивом. Что-то, взявшее его под контроль, стремительно выкачивало остатки сил и разума, заставляло играть по своим правилам, заботясь о том, чтобы слуга не сказал что-нибудь действительно полезное врагу. — Да-да, где-то я уже это слышал. Но всё ещё жив, представляешь? — саркастически усмехнулся нефилим и не глядя прострелил кроваво-грязной куче что-то, предположительно бывшее головой. — Сладких снов, сука. Покончив с демоном, парень поднял голову, встретившись разом с десятками пар глаз, обладатели которых без стеснения уставились на происходящее. Тем лучше. — Будьте осторожны: демоны есть и среди вас. Этот тип, — нефилим указал на кучу тряпья — единственное, что осталось от несчастного человека с демоническим сердцем, — тому подтверждение. Благодаря ему я знаю, кто заправляет всей их весёлой шайкой, и вычислить тварей, — Данте обвёл пронизывающим взглядом всех присутствующих, со стороны даже могло показаться, что он знает всё о тех, кого видит впервые в жизни, — просто дело времени. Вы хотите войны — вы её получите, — усмехнувшись, парень перевёл взгляд на камеру, в упор смотрящую на него. — А для тебя, мешок с дерьмом, у меня отдельное сообщение. Улаживай все свои земные дела и собирай манатки: к своему "папочке" - Мундусу ты отправишься раньше, чем сумеешь осуществить задуманное. До скорой встречи, — нефилим выстрелил в камеру из обоих пистолетов разом — те буквально выпрыгивали из рук, насколько им хотелось это сделать. Девочки явно не в восторге от новоявленного врага, как и он сам. Данте повернулся к выходу — здесь ему делать больше нечего, — и размашистым шагом, провожаемый задумчивыми взглядами, вышел. Он плохо представлял, куда идти и что делать дальше, а потому просто дал ногам волю: как правило, они знали лучше хозяина, где ему нужно быть в тот или иной момент времени.***
Данте, целиком и полностью сконцентрировавшийся на невесёлых мыслях, не обращал никакого внимания на дорогу и её изменчивость. Мороз, конечно, стоял жуткий, но молодому нефилиму было, как обычно, насрать. Оно и немудрено: за всю относительно недолгую жизнь парень побывал в переделках и пострашнее, не считая нужным уделять подобным "мелочам жизни" мало-мальскую толику внимания. Ему бы закрыться, стать мрачной личностью, для которого жизнь - тлен, безысходность и боль, вот только и через это он, в своё время, тоже прошёл. Не понравилось. Он не осознавал того, что самая первая встреча с Кэт послужила началом нового этапа его жизни; этапа, в котором он учится доверять кому-то кроме себя самого, дружить и заведомо верить в успех задуманного; этапа, открывающего положительные стороны жизни, что до этого, откровенно говоря, поворачивалась самыми неприглядными сторонами, сваливая какие-то вшивые помои, огрызки чужого счастья, которые Данте ненавидел и презирал только потому, что был лишён собственного. Иногда нужно потерять всё, чтобы по-настоящему обрести самого себя. Жизнь большинства — череда взлётов и падений, жизнь же Данте — одно сплошное падение. Красивое, яркое, иногда напоминающее полёт... Вот только рано или поздно приходиться встретиться с землёй, валяться в грязи, дерьме и собственной крови, не в силах пошевелиться, ведь невозможно, чёрт возьми, в одиночку противостоять тяжести минувших дней, что титановым пластом прижимает к земле, сдавливая грудь и лишая способности дышать. Кэт с Вергом помогли ему подняться, подхватив под обе руки, и волокли его за собой до тех пор, пока он не почувствовал, что в состоянии идти сам. И он шёл вперёд, что бы ни случилось, всегда твёрдо зная одно: обернувшись, он увидит не пустоту или дуновение надвигающейся бури, а их — девушку, чьи внутренние силы с волей порой превосходили его собственные и… брата, как бы дико для него ни звучало это слово. Ведь с ним приходит и другое, то, чего он большую часть жизни был лишён. Семья. Он не знал, как нужно себя вести, всё время подсознательно напрягаясь, думая, что это не по-настоящему — просто один из снов, который прервёт очередной тупорылый демон. Если раньше Данте ничего не боялся, то теперь всё изменилось: он действительно опасается потерять всё это, вот только чёрта с два когда-нибудь признается. Но факт того, что его жизнь, как и он сам, изменилась, никуда не денется. В тёмных, без единого проблеска света, коридорах, уже поселились первые наледи, залегая, в основном, в углах, как если бы прятались от случайного взгляда; стены, прежде идеально ровные и гладкие, отражающая поверхность которых запросто могла бы заменить одно сплошное зеркало, — ныне покрылось трещинами, обнажающими жаждущую черноту, будто оттуда, из непроглядного мрака, за тобой неотрывно следит нечто, голодавшее очень давно… Данте мгновенно оценил сложившуюся обстановку — что-то резко изменилось, даже едва слышимое потрескивание материи, лопавшейся от холода, прекратилось. Идеальная тишина. Впору сесть прямо посередине и начать медитировать в поисках нирваны. Такое, вроде бы, незначительное изменение, наверняка осталось бы незамеченным, на что и рассчитывалось, вот только с жертвой ошибочка вышла: всё-таки застать врасплох кого-то, чьё внимание, несмотря на кажущуюся отвлечённость, полностью сосредоточено, — задача не из лёгких, можно даже сказать невыполнимых, если этот кто-то — Данте. — Лимбо, ты опять за своё? Сколько ещё демонов замочить, чтобы ты угомонился? — Данте закатил глаза и нарочито медленно обернулся, ожидая новой волны взбесившихся демонов. Но Лимбо всё так же хранил безмолвие, испытывая терпение нефилима, издеваясь над ним. Данте даже казалось, что там, во мраке, кто-то ухмыляется, приводит в движение ниточки, отвечающие за те или иные процессы, происходящие в слишком разумном демоническом городе. — Чего ты ждёшь? Давай новую партию тварей, я уже соскучился, — нефилим усмехнулся, подбросив и поймав чёрный пистолет. Ждать — это не по его грешную душу, уж точно. Не найдя ничего лучше, парень осмотрелся, ища какие-либо визуальные изменения — Лимбо просто обожает дешёвые трюки. И в этот раз он не изменил своим привычкам, хотя, честное слово, мог бы придумать что-то и пооригинальнее. Стены, рассечённые чёрной сверкающей жидкостью, бугрились, словно бы что-то закипало или безуспешно искало выход наружу… однако, тишину происходящее не нарушало, расхреначивая все известные законы. Данте не без интереса смотрел на раскинувшуюся картину, гадая, какие сюрпризы преподнесёт ему Лимбо на этот раз. Наверняка пару-тройку заблудших душ, слонявшихся чёрт знает сколько по его недрам, или нескольких голодных, алчущих крови и убийства, демонов. Так случалось постоянно, будучи, своего рода, визитной карточкой демонического города, без которой жизнь юного нефилима была бы на порядок скучнее. Мог ли он предугадать, что Лимбо подкинет ему видения прошлого? Это случалось довольно редко, но каждая такая «картинка» что-то изменяла в нём. Не в лучшую и не в худшую сторону — просто после подобных приключений он выходил уже другим, новым Данте, смотрящим на мир под иным углом. Наружу ломилась память… воспоминания этих стен. От Лимбо невозможно как спрятаться самому, так и сохранить что-то в тайне. Он знает всё. И может действительно использовать это против тебя, причём проделать это с таким изяществом, что ты об этом и не догадаешься. К ногам темноволосого нефилима упала чёрная слизь, подобная той, что заполняла собой всё пространство взбешённых стен. Данте, не зная, чем эта хрень может обернуться, отступил на шаг, смотря на преображение бесформенной вязкой массы в широкий чёрный указатель, недвусмысленно указывающий на самое пекло. — И что? Думаешь, я просто так туда пойду? Теряешь форму, приятель. Давай, загони меня в угол, сделай так, чтобы у меня не было другого выхода, а то эта штуковина, знаешь ли, выглядит не слишком приятно, — пользуясь собственным могуществом, граничащим с бессмертием, Данте откровенно забавлялся, дразнил сущность старше его на многие-многие тысячи лет… Казалось, всё Лимбо разом устало вздохнуло. Люди — вечно с ними так. Ты в кои-то веки решил повести себя по-хорошему, а они выводят тебя на «по-плохому». Делать нечего: город в точности исполнил просьбу Данте, перекрыв все доступные пути отступления и заполонив всё пространство вокруг нефилима бездонной пустотой, отовсюду взирающей на него окровавленными глазницами… Нетронутым остался только небольшой клочок земли, на котором стоял парень, да обломанная по краям дорожка, ведущая к единственно возможному выходу. — Неплохо, — усмехнулся нефилим. — Но как-то слишком просто, не находишь? Мне нужно больше огня, детка. Довыёбывался парень, что тут скажешь. Кусок земли, не захваченный чернотой, вспыхнул кроваво-красными всполохами огня, стремительно приближаясь и к Данте, но обходя стороной указатель, расширившийся до такой степени, что по нему вполне можно пройти. Не дожидаясь, пока плотоядное пламя, — в том, что оно его сожрёт и не подавится сомневаться не приходилось, — доберётся до него, нефилим выбрал из двух зол меньшее — стеночку, что по сравнению с жаждущими волнами огня выглядела вполне себе дружелюбно. Лимбо всегда сговорчив, когда просьбы жертвы стыкуются с его планами. Данте, разумеется, в последний момент, прыгнул на указатель, по совместительству оказавшийся порталом, приведшим его к брату и Эшу в относительно недалёкое прошлое. В том, что это именно прошлое, не может быть никаких сомнений: в отличие от него, Данте, ставшего тусклым, бесцветным и прозрачным, всё вокруг приобрело какую-то неестественную чёткость, будто пройдя через фильтры видео-редактора. — Что ты хочешь показать мне? — медленно протянул Данте, без опаски подходя ближе. Эш и Верг стояли за стеклом в какой-то небольшой комнате с многочисленной аппаратурой о значении которой темноволосый нефилим мог только догадываться. Они пристально смотрели на разворачивающееся за толщей стекла действо, не двигаясь и практически не дыша. Данте, не долго думая, последовал их примеру, с каждой секундой всё больше охреневая. Небольшая лаборатория, заполненная людьми и демонами, причём вторые, практически не скрывая собственной сущности, проводят опыты над первыми. Восемь демонов и два человека — по четыре твари на каждого несчастного. Конечности людей плотно зафиксированы ремнями, сами они извиваются от боли под демоническими ножами, нещадно разрезающими плоть, вздрагивают, когда во вскрытые полости, обнажающие мясо, беспощадно и беспрепятственно входят иглы шприцов с мутноватой жидкостью, кричат, зовут на помощь... тщетно. Как стекло, за которым стоят главные мучители, так и стены, окружающие лабораторию, звуконепроницаемы. — Остановите это, — сквозь зубы сказал Данте, дрожа от ярости. — Немедленно. Но его, конечно же, никто не слышал. Демоны, лица которым заменили жуткие маски, ухмылялись человеческими ртами, то зашивая, то распарывая истерзанную людскую плоть. После очередного укола одна из жертв неожиданно затихла, дёрнулась последний раз и грудой мяса с надломанными костями осела на операционном столе. — Хозяин, образец шестьсот семьдесят первый пришёл в негодность, — послышался демонический хрип из динамиков. Вергилий, без тени каких-либо эмоций на лице, склонился над микрофоном, намереваясь ответить что-то, но говоривший продолжил, — и шестьсот семьдесят второй тоже. Действительно: второе существо, когда-то бывшее человеком, а ставшее наглядным пособием по изучению анатомии, последовало примеру первого. Вергилий выдержал паузу, застывшим взглядом осматривая комнату за стеклом. Демоны, у которых вместо рук торчали окровавленные хирургические инструменты, оторвались от мёртвых, но ещё тёплых органических масс, в упор уставившись на светловолосого нефилима. Данте, решительно отказываясь понимать, что происходит, тоже перевёл взгляд на брата, едва узнавая его. Ашерон, стоящий справа от Вергилия, скрестил руки на груди, спокойно наблюдая за происходящим и только ухмыляясь. — Тот, кто ещё раз назовёт меня «хозяин», присоединится к ним. Это понятно? — Да, — хором ответили демоны, не слишком спешившие умирать. — Какие будут дальнейшие распоряжения? — Можете поесть, — холодно бросил нефилим. — Что? Какого хрена? — бешенству Данте не было предела. Он недоумённо смотрел на прошлую версию брата, которому только-только начал верить и отказывался понимать, что, чёрт побери, происходит. Может быть, это не то, что он подумал, может быть… Нет. Именно то. Демоны не заставили просить себя дважды, набросившись на ещё тёпленькие тельца жертв. Они отрывали руки и ноги, делили их между собой — в сумме получилось ровно восемь; откусывали пальцы, смакуя каждый кусочек и забрызгивая слюной всё вокруг… Данте отвернулся и со слепой ненавистью посмотрел на брата, едва ли не принимая демоническую форму. Но здесь и сейчас он бессилен. И это бесило его ещё больше. — А тебе не кажется, что это слишком? Уничтожать тех, кого обещал освободить, да ещё таким мерзким способом? — привычная ухмылка сошла с лица Эша, сделав того необычайно серьёзным. Как и Данте, демон предпочёл отвернуться, но, в отличие от него же, не хотел размазать Верга по стенке. Или просто не подавал вида. — Предать тела земле, где их тут же сожрёт Лимбо, или скормить их демонам — какая разница? Вергилий, в отличие ото всех, не отвёл взгляд, отрешённо смотря на исполнение очередной команды. Ни на его лице, ни в голосе не было никаких эмоций. — Разница в восприятии. Ты только что уподобился тому, кого ненавидишь, на кого меньше всего хочешь походить. Только и всего, — Эш пожал плечами. — Нет, это просто… — Ты позволяешь демонической части себя взять верх. — Нет, — Вергилий, всё так же не отрываясь от кровавой демонской пирушки, сжал руки, ещё без перчаток, в кулаки. — Чем ты отличаешься от дяди? — не унимался Эш. — Время, когда чьи-либо слова могли повлиять на меня, давно прошло. Ты впустую сотрясаешь воздух. — Ха? Я даже и не думал менять твоё мнение. Ты — сын своего отца, так что я оставил попытки уже на второй день знакомства. Мне просто интересно, что ты ответишь. — Иди к чёрту. Мы на войне, и в действиях, ведущих к победе над врагом, нет места морали. Мундус — зло. Тварь, убившая моих родителей и миллиарды людей ради собственной забавы и благополучия кучки демонов. Мне же приходится жертвовать единицами, чтобы спасти оставшиеся миллиарды, дать человечеству развитие, которого оно лишено… Я уничтожу Мундуса. Не важно, какой ценой. — Какая речь, браво, я восхищён, — Эш даже похлопал в ладоши, саркастически ухмыляясь. — Неудивительно, что за тобой идёт столько людей. Но вот, что я тебе скажу: то, что побеждает зло, совсем не обязательно является добром. Зачастую, это ещё большее зло. О'кей, этика, опустим её, посмотрим на факты: каждое убийство человека ты пропускаешь через себя. Не отрицай, я знаю это, проходил. Хочешь дружеский совет? Попробуй подумать о себе. — Ты шутишь? Если я внезапно начну думать о себе, то всё это, — светловолосый нефилим обвёл руками вокруг, — разрушится к чертям собачьим. Хватит и тебя. Ты с таким рвением печёшься о собственной шкуре, что мне бесполезно с тобой в этом конкурировать. — Ха-хах, отлично сказано. Как видишь, я полон сил и энергии, а ты едва стоишь. Сколько ты там уже не спал? Неделю? Месяц? — Это тебя не касается. Я знаю, что делаю, и больше не намерен разговаривать на эту тему, — отрезал Вергилий, ясно давая понять, что разговор окончен. — Ладно, как хочешь, — Эш наклонился к микрофону. — Приятного аппетита, ребята! Ответом ему было довольное мычание. Парень в чёрной одежде с белыми вставками черепов и сатанинских надписей ухмыльнулся и прошествовал к выходу, очень скоро скрывшись за стальной дверью, тут же захлопнувшейся. Вергилий остался один. По крайней мере, на тот момент, потому что сейчас здесь находится его брат-близнец, которого обуревают очень смешанные чувства. Мир для него всегда, сколько он себя помнил, делился на белое и чёрное. На однозначно плохое и однозначно хорошее. В его жизни не было места промежуточным состояниям — он сразу относил вещи и события либо к одной крайности, либо к другой, и они никогда не пересекались. Здесь же… Он не знал, что думать. Не знал, чему верить, и как относиться к новообритённому брату, поскольку ни один из его поступков не относился как к числу безукоризненно хороших, так и непростительно плохих. Впрочем, как и сам Вергилий. Данте встрепенулся, сгоняя наваждение, и, решив, что видел достаточно, отправился в портал, приветливо переливающийся алым. Он не оборачивался, руководствуясь тем же принципом: решил уйти — уходи, не нужно сантиментов вроде прощальных взглядов. И правильно сделал, иначе бы узнал ещё кое-что, к «делу» мало относящееся. Вергилий опустил глаза и едва заметно вздрогнул от увиденного: его руки, секунду назад бывшие идеально чистыми, в крови. Он разжал пальцы, и, медленно поворачивая кисти, смотрел на них. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но серебристо-голубые глаза выдавали всё: боль многочисленных утрат, усталость и практически осязаемую муку. Парень закрыл глаза и наощупь надел перчатки, заранее прихваченные им с собой на случай повторного наваждения. Руки в чужой крови — такое уже было с ним прежде. Он думал, что это просто иллюзия, игра света или ещё что-нибудь, но в последнее время он даже ощущал этот металлический, чуть солоноватый привкус на губах, боясь встречаться взглядом с собственным отражением. Но перчатки, как ни странно, спасали его. И он решил больше никогда не снимать их, дабы сохранить собственный разум в относительном здравии. Вергилий открыл глаза, снова посмотрел на руки и, оставшись довольным увиденным, ухмыльнулся, уничтожая остатки жалкого «я» и водружая на их место непроницаемые и практически неуязвимые глыбки льда.